Гибель Киева - Валерий Грузин 2 стр.


Вот так под барабанную дробь механического зайца завершилась спортивная карьера Александра. Позже было подводное плаванье и довольно серьёзное увлечение карате. Но об этом в другой раз, поскольку, выбежав из аллейки, Александр проследовал мимо погорелого здания педагогического колледжа, спустился по лестнице к "Дому семи повешенных" и, проскочив мимо знаменитой книжной раскладки, устремился к Дому торговли. Перед светофором у перехода скопилась группка прохожих. Александр огляделся и обнаружил, что стоит рядом с Цок-Цок.

Он никогда ранее не видел её лица, да и не нужно было его видеть. Он распознал бы её в любой толпе. Уж, поверьте, бывает. И такие случаи не упускают. Александр наклонился к её ушку, а оно у неё было маленьким, аккуратненьким, с миниатюрной мочкой и, конечно же, плотно прижатым к головке. Съесть бы такое ушко.

– У меня к вам неслыханное предложение. Выслушайте спокойно, – Александр понимал, что говорить нужно кратко, убедительно и главное – уверенно и не спеша. И такое, чего она никогда не слышала.

Как известно, женщины любят ушами. Поэтому больших успехов добивается голос, подшитый бархатом. Это очень важно. Но главное даже не в этом. Глаза первые вступают в любовную схватку.

Любая женщина, независимо от ситуации, при первой встрече с любым мужчиной, неосознанно для неё самой, рассматривает его в качестве потенциального сексуального партнёра. Секунд пятнадцать. Памятуя об этом, Александр сконцентрировался в стремлении излучать дружелюбие и спокойную силу целых пятнадцать секунд.

Цок-Цок не смутилась и не возмутилась. В чём он и не сомневался, ибо распознал в ней киевлянку, предки которой до третьего колена никогда не жили не то что в пригороде, на Куренёвке.

– Для начала перейдём улицу. – В её взгляде вспыхнула искорка интереса.

Александр взял её под локоток, что тоже не вызвало у неё удивления. Парочка чётко последовала их курсом, сократив дистанцию до нескольких метров. Скосив глаз, он отметил, что "Нолик" тяжело дышит, и на всякий случай отложил в памяти: эге, парень! В случае чего, тебе за мной не угнаться.

Они отошли к аптеке, что на углу Смирнова-Ласточкина и Артёма. Её витрины выложили на тротуар огромные квадраты света. На балкончике второго этажа какая-та турфирма в стремлении привлечь внимание клиентов к карибским круизам развесила карнавальные гирлянды из электрических лампочек.

Чтобы рассмотреть морщинки, света хватало. Но морщинок не было. Её кожа была гладкой, как и прямо зачёсанные назад и собранные аккуратным узелком на макушке волосы. Такие причёски издавна носили балерины, потом гимнастки и пловчихи синхронного плавания. Она медленно подняла чёрные глаза и тихо спросила:

– И что же заставило вас поступить подобным образом?

Александру было не до эмпиреев. Требовалась сбивающая с ног фраза. И он её выдал:

– Предлагаю вам сыграть роль. Вы справитесь.

– И что же это за роль? Вы что, режиссёр?

– В некотором роде. То есть да. Сейчас да. А роль, вы только не взрывайтесь… это роль подарка.

– Подарка кому?

– Мужчине. Весьма достойному.

– И вы уверены, что меня это заинтересует?

– Надеюсь и верю. Увлекательный вечер в изысканном обществе, и никаких обязательств. Слово киевлянина: вам будет хорошо. Я по вашей походке понял, что вы – человек без ингибиций и мещанских манер.

Её тонкая, очаровательной дугой уходящая высоко к виску левая бровка поползла ещё выше.

– А вы не переоцениваете свою уверенность?

– Откровенно говоря, когда смотришь в ваши глаза, она вообще улетучивается, – он искренне улыбнулся. – Хотите правду? Я обожаю изречение: Найкраща брехня – це правда.

Но не слова решили дело. Что слова? Дым и утренний туман. Дыхание бизона на морозном ветру. Радуга в грозовом небе. Мерный прибой и дрожащее мерцание лунной дорожки. Нет, не слова. Александр был знаком с той силой, которая решает. Она возникала в мгновения перелома. Она приходила на финишной прямой, когда впереди маячили мощные спины соперников, а в лёгких не оставалось и клочка воздуха; когда перед множеством глаз предстояло пробить ударом голой руки толстую доску и надлежало вынуть из сознания осколок сомнений; когда ломал представления гаишника о том, что с выпившего водителя можно содрать всё, что у него есть в кошельке; когда скручивал навеки заржавевшую гайку, выбивал кулаком из бутылки навеки засевшую в горлышке пробку, брал взаймы большие деньги и последний рубеж защиты у сопротивляющейся с фанатичным упорством женщины.

Что это за сила Александр не знал, как и то, где она живёт и как называется. Небесный дух "шень"? Усмешка дьявола? Шелест ангельских крыл? Она приходила, когда хотела, и не приходила, когда не хотела. Сколько не зови. А вот пришла. И укрепила сердце.

Оставалось избавиться от слежки. Судя по тому, что наружное наблюдение для неуклюжей парочки не было основной профессией, особой сложности это не представило.

Он увлёк за собой Цок-Цок в Дом торговли, где толпы посетителей вынудили "десятку" подтянуться к ним вплотную. Купив на четвёртом этаже плоскую флягу и бутылку виски, Александр рывком увлёк Цок-Цок к грузовому лифту и, не обращая внимания на протесты персонала, нажал кнопку первого этажа.

Расчёт оказался точным: пока парочка, потея и расталкивая поднимающихся по лестнице граждан, скатывалась вниз, они с Цок-Цок уселись в такси и укатили, оставив "хвост" на том месте, где ему и полагалось быть.

"У капуцинов" оказалось уютно. В хорошо обустроенных подвалах порой возникает ощущение особой защищённости. Дескать, опасности задержались где-то там, наверху. Интерьер дышал простотой средневековья. Белые, отштукатуренные стены, пролегающий через весь потолок массивный, покрытый чёрной мастикой деревянный брус. Столы и стулья дубовые, грубоватые, неподъёмные. Монашеский аскетизм и пивное веселье. Оно и понятно, в Европе до сих пор самое лучшее пиво варят в монастырях.

Компания собралась разношёрстная: сотрудники посольств, депутаты, бизнесмены и прочие нужные люди. Изысканные тосты чередовались с грубоватыми притчами, тонкими шутками и сальными подначками. Народ раскраснелся, подобрел, расковался.

За столом восседало немало холёных, дорого причёсанных и дорого одетых женщин, с пальцев и ушей которых временами срывался дьявольски синий пламень, излучённый крупным бриллиантом. Да только мужчины украдкой посматривали не на них. Сидевшую рядом с Александром Цок-Цок эти взгляды не смущали. Чёрная в обтяжку юбочка, чёрный в обтяжку свитерок.

Говорят, женщины одеваются вовсе не для мужчин, а для того, чтобы поражать друг друга. И ещё говорят: наряд – предисловие к женщине, а иногда и вся книга. Похоже, на сей раз они состязались в том, насколько ловко им удавалось скрывать талию, ведь большинству уже стукнуло за сорок. Можно лишь предполагать, как глубоко задевала их наглость Цок-Цок, осмелившейся открывать постороннему взору линию перехода от верхней части тела к бёдрам.

О ногах же речи и быть не могло. Ровненькие, длинные, с плавной линией у икриц и над коленками, узенькой щиколоткой, маленькими ступнями в лодочке на высоченной шпильке. Считается, что высокие каблуки придуманы женщиной, которую целовали исключительно в лоб. Но мы-то знаем, что будоражащий шик исходит только от женщин, носящих высокий каблук.

В общем, это было состязание без шансов. Ну скажите, о каких шансах могла идти речь, если талию Цок-Цок можно было обхватить полукружьями, образованными большими и указательными пальцами, и, представьте себе, пальцы рук на обеих кистях могли сомкнуться. Прямо, Людмила Гурченко времён "Карнавальной ночи".

Александр ощутил наметившуюся линию противостояния – все женщины против Цок-Цок, и поспешил к ней на помощь. Он высыпал на стол россыпь анекдотов вперемешку с возбуждающими шутками, попутно одарив комплиментами достоинства присутствующих. Женщины подтаяли, вложив сабли в ножны, но руки с эфеса не убрали.

Цок-Цок жест оценила. Ещё тогда, когда её догнал Александр и посмел обратиться к ней на улице, она подметила, что этот невысокий, наутюженный, светловолосый человек незауряден. И его имя ему идёт. Что-то в нём было такое, чего в других нет. Другое дело: захочет ли она в этом разбираться. Ведь не её он герой. Не её. Она знала это твёрдо. С первого его слова. Но ему повезло: так карта легла, что подвернулся вовремя. Настроение было препаскудное, и маленькое приключение оказалось кстати.

Конечно, у Цок-Цок было имя. Довольно редкое – Снежана. Мужчины любили называть её Снежок, или Снежка.

Давно известно, что имя для человека – метка судьбы. Особенно для женщины. Светланы, например, почти поголовно податливы, бесформенны, как пластилин. Может, тем и милы. Ирины – оголённый нерв. Галины – брюнетки. Марии – вечная война. А вот Снежаны…

Что самое трудное? – спрашивали эллины. И отвечали: познать себя. Цок-Цок себя знала и не знала. Вчера она рассталась с мужчиной, который её любил. С ним было хорошо, как бывает хорошо только с теми, кто тебя любит. Но женат был, стервец. И хотел уйти от жены, да не решался. Целый год не решался. Тогда, не ожидая этого от себя, решилась она.

Женатого мужчину видно по походке, по тому, как он стоит и что говорит. У женатого может быть тысяча преимуществ, но все они меркнут перед одним-единственным достоинством неженатого – свободой мужчины. У женщин на это особый нюх. Безошибочный. И он говорил: Александр чист. И пусть он не её герой, но всё же…

Но всё же она приехала сюда в роли подарка. Понятно – имениннику. А он был действительно хорош: высок, строен, красив, остроумен, смел и нагл. С быстрой реакцией. Правда, немного староват. А у мужчин перед увяданием, как правило, крыша едет – они стремятся наверстать упущенное за прежние годы. Он явно опытен и времени терять не привык.

Когда Александр её представил: "Вот тебе подарок. Извини, что не перевязан ленточкой", именинник мгновенно сблизил дистанцию: "Красивая. Но почему попа маленькая?" Да, в нём был спрятан магнит. У неё даже подлая мыслишка проскочила: "Переспать с ним? Пожалуй. Но только без фамильярности". Жаль, что подпил не в меру. А глаза у него красивые, то серые, то голубые. Помни: Шопенгауэр предупреждал: бойся людей со светлыми глазами.

Именинник подсел к Александру и что-то увлечённо ему рассказывал. Вначале она наблюдала за ним, отключив звук. Чего там, любовалась его профилем. Редкий, очень редкий как для Киева нос: ровненький, римский, породистый, с легко намеченной горбинкой. Губы чуть тонковаты, но это не портит картинки, потому что нервное лицо, опять же, большая редкость. По облику и темпераменту – чистый итальянец. Она включила слух. И недаром. История оказалась близка её нынешним заботам.

– Ты представляешь, наш "Фуко" разбомбили! – положив одну руку на плечо Александра, именинник другой рукой ловко подцепил вилкой маринованный грибочек. – К хозяевам явилось двое ментов, майоры. Донецкие, конечно. Ты же знаешь, их сейчас тьма в среднем звене руководства. В налоговой, в милиции, на таможне. Там, где быстрые деньги. Так вот, говорят, что им приглянулось кафе. Мол, продайте. Но ты же знаешь, как оно им досталось, сколько они туда вложили. Да нет, говорят хозяева, не можем. Это – наша душа, а душу не продают. Ну, смотрите, – говорят менты. И ушли. Через пару дней вваливается банда горилл и громит всё на мелкие щепки. Даже кухню и плиту. Снова заявляются менты. Ну что? – спрашивают: Надумали? Хозяева, естественно, отвечают: Мы всё поняли, продаём. Сколько? – спрашивают менты. Сто тысяч, – отвечают. И в ответ слышат: Не-а, теперь двадцать. Так что, нет больше нашего "Фуко". Теперь будем встречаться у монахов. Вот так! – рассказчик налил рюмку водки, выпил её залпом и смачно заел грибочком. Как восклицательный знак поставил. Он, видимо, всё в жизни делал с аппетитом.

Снежана снова выключила звук. Донецкие и её достали. Неважно, сколько их в Киев понаехало, двадцать или сорок тысяч, и все с деньгами, и все наглые, и у всех крыша. Важно то, что её дом хотят продать донецким вместе с жильцами, и теперь ей грозит переезд на выселки. Смена соседства с оперным театром – на соседство с песочными муравьями на Харьковском массиве. Она знала, нужно что-то предпринимать, искать выход. Ну не ломать же себе жизнь и выходить из-за этого замуж за богатея?! Впереди определённо чёрная полоса.

Поднявшееся было настроение снова под-упало. Она ещё раз взглянула на ребят. Симпатичные, приятные. Но сейчас это не её тема.

Все видели, как Снежана зашла в женскую комнату, а то, как она оттуда вышла, не видел никто.

Под злорадные усмешки оставшихся дам друзья искали её повсюду. Именинник даже осмотрел женский туалет. Он было опечалился, а потом вознамерился отправиться к всегда ждущей его женщине. И ключ от машины у него пытались отобрать, и увещевали, и услуги шофёра предлагали – тщетно. Таков он был, и все это знали.

Началось

По дороге домой Александр ел себя поедом, хотя по астрологическому знаку отношения к скорпионам не имел. Вязать его надо было, ключи силой отнимать, колесо, в конце концов, спустить. Да мало ли вариантов остановить друга в шаге от беды? Но по непонятным ему самому причинам Александр этого не сделал. А почему, понять не мог. То ли унижать его перед этими индюками не захотел, то ли верил, что его друг не из таких выбирался передряг, то ли сам находился в состоянии подпития, то ли бегство Цок-Цок его подкосило.

Въезд во двор закрывался шлагбаумом. Александр поленился открывать и закрывать замок и отпустил такси. Он вошёл в длинный узкий проход и по старой каратистской привычке, которая незаметно стала рефлексом, завернул за угол дома на достаточном от него расстоянии, чтобы не получить внезапный удар из возможной засады.

Нащупывая в кармане ключи от квартиры, он направился было к двери своего подъезда и в этот момент увидел, как от стены отклеились две фигуры. Он даже не пытался их рассмотреть, что при тусклом свете лампочки, прикреплённой стараниями бдительного пенсионера под карнизом четвёртого этажа, было бессмысленно и не нужно.

Как это всегда случалось с Александром в минуты опасности, сознание заработало чётко. Бежать? Нет. Нельзя показывать, что боишься. Память услужливо подбросила латинскую максиму: "Тому, кто взял в руки оружие, не подобает искать помощи у безоружных ног". Да и куда бежать, если ты у своего дома? Нападать первым? Пожалуй. Нужно вырубить одного из них наверняка, а потом возиться с другим. Лучше лидера. Главное убедиться, что у них в руках, дабы не получить нож в почки по самую рукоятку. Кто из них способен на такое? Конечно, "Нолик". Значит, его валить первым. Закон каратэ гласит: если не знаешь, что делать, делай шаг вперёд. И в этот миг…

Тех, кто сомневается в существовании ангелов-хранителей, надо выселять из Киева в Хацапетовку или Енакиево, лишать в жару права на холодное пиво, а в морозы заставлять ходить в кроссовках без носков. Есть ангелы-хранители. Есть! И в подтверждение тому в окне на втором этаже, прямо над головами парочки зажёгся свет, а затем на балконе возник мужик с сигаретой. "Десятка", подняв головы, замерла.

Воспользовавшись их замешательством, Александр подошёл к двери и, набрав код, открыл. А вот закрыть не удалось – в проёме двери торчала чья-то нога. Вступать в переговоры было некогда. Конечно, это была крайняя мера, но выбора в средствах ему не оставили.

Каратэ учит: уклоняйся от боя сколько можешь; если можешь, беги; беги быстро как можешь; но если догнали – убей. И Александр подчинился закону: каблуком он ударил сверху по стопе "Нолика". Там много мелких косточек. Благо в туфлях венгерской фирмы Adilyia основа каблука сделана из дерева.

Хрясь! И маленькие косточки переломались одна за другой. А это больно. Об этом, собственно, возвестил миру рёв "Нолика". Даже не рёв, а извержение ужаса.

В квартире Александр свет не включил: ещё неизвестно, "вели" ли его к дому, или адрес им известен. Так что номер квартиры раскрывать ни к чему. Всё же шанс. Он наощупь нашарил в баре бутылку Чивас ригал, которую берёг для особых случаев, налил в стакан виски по звуку, где-то пальца на два, и по-варварски, несмотря на то, что это sipping whisky, опрокинул божественную влагу в горло.

Отпустило. Хорошо, он пока отбился, а как там друг? Он набрал по мобилке его номер, благо циферблат был с подсветкой, и услышал хоть и пьяный, но бодрый голос:

– Да я в порядке! Ну влетел. В яму. На Ботанической. И подвернул колесо. Короче, разбил машину. Значит, заслужил. Нет, приезжать не надо. Уже едут. Я Бурке позвонил. У него спецы, охрана. Всё! До скорого!

Александр услышал, как у шлагбаума резко затормозила машина. Не отодвигая занавески, рассмотрел очертания крутого джипа и троих квадратных личностей, несущих на руках "Нолика". Тот изрыгал проклятия, которые отчётливо разносились в ночи, достигая ушей закутавшихся в одеяла соседей. М-да… среди них попадались и перлы в виде обещаний засунуть ноги обидчика в его же задницу. Александр попытался представить себе сюжет такого маневра: поскольку с пластичностью у него всегда были проблемы, придётся ломать колени.

Похоже, подумалось Александру, появился клиент, кровно заинтересованный в его здоровье, и жильцов его дома об этом внятно проинформировали.

Из сна Александр вываливался с трудом. Там попадались сплошь приятные люди с безымянными лицами. Протирая глаза, он как бы стирал ощущение нежности, исходившей от игривой белокурой женщины. Дотянулся до магнитофона – он давно обзавёлся привычкой начинать день с любимой мелодии. Потягиваясь, добрёл до кухни, разогрел сковороду, высыпал на неё остатки "арабики". Взбрызнул подсоленной водой. Зёрна, потрескивая, источали возбуждающий аромат.

Смакуя чёрную маслянистую жидкость, Александр рассматривал в зеркальце своё лицо. Оно ему не понравилось. А напрасно. Первая мысль – это впрыск энергии, положительной либо негативной.

Он любил сбивать на лету заносчивых девиц каверзным вопросом: "А какое у вас самое первое движение, когда вы просыпаетесь?" Они, естественно, несли всякую чушь, а он их добивал: "Э, нет! Первым движением нужно похлопать себя по макушке. Зачем? А чтобы убедиться – на месте ли золотая корона".

Выбривая щёки "золингеном" (военный трофей отца), время от времени бросал взгляд в окно, где напротив возводились стены очередной высотки. Там копошились рабочие. Они истошно орали крановщику "майнай!", для убедительности приправляя команды смачными матюгами.

Высотка нагло наваливалась на его четырёхэтажку, заграбастав себе всё утреннее солнце. Поговаривали, что новодел сооружали на донецкие деньги. Недавно приезжал "хозяин", и всемогущий начальник ЖЕКа, словно играющий в прятки школьник, непонятно каким образом умудряясь складывать пополам свой огромный живот, пригибался за дверцами машин, воровато выглядывая через стёкла.

Порывы ветра несли со стройки клубы пыли. Прежде Александр держал окна открытыми, теперь же их закупоривал. Ранее на склоне холма росли клёны, вязы, осины и даже дубы. Когда их спилили, в поисках нового крова и пищи через двор побежали стаи белок.

Назад Дальше