Искусство Дональда Макгилла
Кто не знает привычных "комиксов", которые представляют собой витрины дешевых магазинов канцелярских принадлежностей: цветные открытки ценой в пенс или два с бесконечными изображениями толстых женщин в тесных купальных костюмах, с грубым рисунком и невыносимыми красками – главным образом в тонах воробьиных яиц и алого колера почтового ведомства?
Вопрос, казалось бы, риторический, но вот что странно: многие, похоже, либо не замечают существования этих открыток, либо имеют смутное представление, будто их можно встретить только где-нибудь на морском курорте – как музыкантов-негров или мятные леденцы. На самом же деле они продаются повсюду – например их можно купить в любом "Вулворте" – и производят их, судя по всему, в немереных количествах, причем постоянно появляются новые серии. Не следует путать их с другими типами юмористических открыток, например с сентиментальными изображениями собачек и котиков, или кукольных с намеком на порнографию, в которых эксплуатируется тема любовных игр между детьми. То, о чем мы говорим, – отдельный жанр, специализирующийся на "низком" юморе, шуточках про мачеху, про детские пеленки и полицейские башмаки и отличающийся от всех прочих отсутствием каких бы то ни было художественных претензий. Их выпускают с полдюжины издательств, хотя людей, рисующих их, видимо, не много в каждый определенный период времени.
Для меня они прежде всего ассоциируются с именем Дональда Макгилла, поскольку он не только наиболее плодовитый и, безусловно, лучший из сегодняшних художников, работающих в этом жанре, но также и самый репрезентативный, идеально представляющий традицию. Кто такой Дональд Макгилл, я понятия не имею. Скорее всего это имя – "торговая марка", поскольку минимум одна серия открыток выпускается под названием "Комиксы "Дональд Макгилл"", но в то же время он – безусловно, реальное лицо со своим "почерком", узнаваемым с первого взгляда. Любой, кто просмотрит большое количество его открыток, заметит, что многие из них с точки зрения рисунка даже нельзя назвать бездарными, но было бы чистым дилетантством делать вид, будто они имеют хоть какую-то эстетическую ценность. Юмористическая открытка – это просто иллюстрация к шутке, причем всегда низкого пошиба, и ее успех или неуспех зависят от способности вызывать смех. За этими пределами она представляет лишь "идеологический" интерес. Макгилл – умелый рисовальщик, не лишенный таланта карикатуриста в изображении лиц, но главная особенность его открыток в том, что они в высшей степени типичны. Они воплощают давно существующий стандарт юмористической открытки. Ничуть не будучи подражательными, они демонстрируют квинтэссенцию того, что являет собой юмористическая открытка на протяжении последних сорока лет, и по ним можно судить о смысле и задачах всего жанра. Возьмите дюжину таких открыток, желательно Макгилла – если вы из целой колоды отберете те, что покажутся вам наиболее смешными, то скорее всего обнаружите, что большинство из них нарисованы Макгиллом, – и разложите перед собой на столе. Что вы видите?
Первое впечатление – это ошеломляющая вульгарность, неминуемую скабрезность и ужасные краски оставим в стороне. Их "интеллектуальный посыл" – ниже не придумаешь, и проистекает он не только из характера шуток, но даже в большей степени из гротескного, кричащего, вульгарного качества рисунка. Композиция, как у ребенка, изобилует неуклюжими линиями и пустотами, все фигуры, каждый жест и поза намеренно уродливы, лица – ухмыляющиеся и бессмысленные, а женские фигуры чудовищно пародийны, с ягодицами как у готтентоток. Однако следующее впечатление – это ощущение чего-то смутно знакомого. О чем все это вам напоминает? На что похоже? Прежде всего, разумеется, это напоминает другие открытки, которые вы, возможно, рассматривали в детстве. Но также это нечто столь же традиционное, как греческая трагедия, нечто вроде "субкультуры" шлепков по заду и тощих мачех, являющейся частью западноевропейского сознания. Не то чтобы шутки были обязательно затасканными. Не ограниченные запретом на пошлость, юмористические открытки повторяются реже, чем шутки в колонках уважаемых журналов, но их базовый предмет и сам характер шуток всегда остаются неизменными. Иногда встречаются среди них действительно остроумные, в духе Макса Миллера. Например:
– Мне нужна дома опытная девушка.
– Но я не опытна!
– Так вы еще и не дома!
– Я много лет боролась за то, чтобы иметь меховую шубу. Как вам удалось заполучить свою?
– Я прекратила бороться.
Судья: Вы увиливаете, сэр. Спали вы с этой женщиной или нет?
Ответчик: Глаз не сомкнул, Ваша честь!
В целом, однако, они не столько остроумные, сколько смешные, и к чести Макгилла нужно сказать, что рисунок на его открытках часто бывает намного смешнее, чем шутливая подпись к нему. Очевидно, что главная характеристика этих юмористических открыток – их фривольность, и об этом я подробнее поговорю позднее. А сначала в общих чертах проанализирую их основные темы, предварив отдельные из них по мере необходимости объяснительными заметками.
Секс. Более половины, может быть, даже две трети шуток касаются секса и располагаются в диапазоне от невинных до почти непечатных. Самая, вероятно, излюбленная тема – незаконнорожденный ребенок. Типичные подписи: "Не могли бы вы поменять этот счастливый амулет на бутылочку для детского питания?"; "Она не просила меня о крестинах, поэтому я не собираюсь просить ее о свадьбе". Также популярны темы молодоженов, старых дев, обнаженных статуй и женщин в купальниках. Они смешны уже ipso facto, само их упоминание вызывает смех. Шутки на тему обманутого мужа встречаются редко, и никогда не упоминается гомосексуализм.
Непреложные правила для шуток на тему секса:
А) Брак приносит выгоду только женщине. Каждый мужчина замышляет соблазнение, а каждая женщина – замужество. Ни одна женщина никогда не остается незамужней добровольно.
Б) Сексуальная привлекательность исчезает где-то в возрасте двадцати пяти лет. Хорошо сохранившиеся и обладающие приятной наружностью люди, миновавшие свою первую молодость, никогда на открытках не изображаются. Влюбленная пара в период медового месяца появляется снова лишь в образе жены с мрачным лицом и несчастного мужа с усами и красным носом – никаких промежуточных стадий.
Домашняя жизнь. Сразу за сексом идет тема мужа-подкаблучника. Типичная подпись: "– Вашей жене в больнице сделали рентген челюсти?" "– Нет, вместо этого они сняли ее на кинопленку".
Принятые условности:
А) Счастливых браков не бывает.
Б) Ни один мужчина никогда не переспорит женщину.
Пьянство. Как пьянство, так и фанатичная трезвость смешны ipso facto.
Условности:
А) У всех пьяных мужчин бывают оптические галлюцинации.
Б) Пьянство – прерогатива мужчин среднего возраста.
Никогда не изображаются пьяными молодые люди и женщины.
Сортирные шутки. Таких немного. Ночные горшки смешны ipso facto, так же, как общественные туалеты. На типичной открытке с подписью "Друг в беде" изображен мужчина, с которого ветром сдуло шляпу и понесло ее вниз по ступенькам, ведущим в дамский туалет.
Внутренние шутки для рабочего класса. В этих открытках многое свидетельствует о том, что они предназначены для наиболее обеспеченной верхушки рабочего и беднейшей прослойки среднего классов. Немало шуток построено на комическом эффекте, вызванном неправильным употреблением слов, на неграмотности, характерном произношении и грубых манерах жителей трущоб. На бесчисленном количестве открыток изображены неопрятные злые уродины, похожие на сценических поденщиц, обменивающиеся не подобающими "истинной леди" оскорблениями. Типичный образец подобного остроумия: "Чтоб тебе быть статуей, а мне – голубем!" Определенное количество послевоенных открыток трактуют тему беженцев с негативной точки зрения. Они изобилуют обычными шутками насчет бродяг, попрошаек и преступников, весьма часто появляется фигура комической служанки наряду с каким-нибудь смешным военным моряком или матросом с баржи и т. д.; а вот шуток по поводу профсоюзного движения не встретишь. В широком смысле любой человек с недельным доходом, сильно превышающим или сильно не дотягивающим до пяти фунтов, рассматривается как комический персонаж. Какая-нибудь "шишка" почти так же автоматически, как житель трущоб, становится мишенью для насмешек.
Типажи. Иностранцы изображаются на открытках редко, чтобы не сказать никогда. Главным "местным" объектом практически неисчерпаемых шуток является шотландец. Адвокат – всегда мошенник, священник – всегда нервный идиот, говорящий невпопад. Молодой "щеголь" или "фат" появляется по-прежнему, почти как в эдвардианскую эпоху, в старомодном вечернем костюме и цилиндре, а то и в гетрах и при трости с набалдашником. Еще один пережиток – суфражистка, одна из любимых мишеней для насмешек накануне 1914 года, слишком, впрочем, занимательная, чтобы от нее отказаться и теперь. Она появилась вновь, ничуть не изменив своего внешнего облика лекторши-феминистки или фанатичной проповедницы воздержания. Особенностью нескольких последних лет является полное отсутствие антиеврейских открыток. "Еврейские шуточки", бывшие всегда куда менее безобидными, чем шотландские, вмиг исчезли после восхождения Гитлера.
Политика. Любое современное явление, культ или род деятельности, подразумевающие наличие в них комических свойств (например, "свободная любовь", феминизм, гражданская противовоздушная защита (ГПВЗ), нудизм), быстро прокладывают себе путь к этим открыткам, но стиль их чрезвычайно старомоден, а содержание косвенно определяется взглядами, которые были актуальны году эдак в 1900-м. В нормальные времена они не только непатриотичны, но даже позволяют себе слегка подтрунивать над патриотизмом, отпускать шуточки насчет "Боже, храни короля", Юнион Джека и т. п. Европейская ситуация где-то году в 1939-м только начала находить в них свое отражение, и первым объектом насмешек стали некоторые аспекты ГПВЗ. Если не считать открыток, в которых обыгрывается тема ГПВЗ (толстые женщины, застрявшие в отверстии андерсоновского бомбоубежища; уполномоченные по гражданской обороне, забывшие о своих обязанностях при виде раздетой женщины в окне, которое она забыла закрыть, и т. п.), то война по сей день упоминается в очень немногих из них. В некоторых отражаются антигитлеровские настроения, но довольно беззлобно. На одной, например, не макгилловской, открытке изображен Гитлер, который, выставив по обыкновению гипертрофированный зад, наклоняется, чтобы сорвать цветок. Подпись: "Что бы вы сделали, друзья?" И это, похоже, высшая степень патриотизма, до какой поднимаются авторы подобных открыток. В отличие от двухпенсовых еженедельников юмористические открытки не являются продукцией крупных издательских компаний, и они совершенно очевидно не рассматриваются как нечто важное для формирования общественного мнения. В них отсутствует даже намек на использование для стимулирования взглядов, приемлемых для господствующего класса.
И здесь мы возвращаемся к самой знаменательной, имеющей первостепенное значение особенности юмористических открыток – к их фривольности. Именно из-за нее все их и запоминают, и именно она является их главной целью, хотя это становится очевидным не сразу.
Бесконечно повторяющийся, почти доминирующий мотив юмористических открыток – женщина с выдающимся "антифасадом". В половине таких открыток, а может, и более чем в половине, даже если сама шутка не имеет никакого отношения к сексу, появляется эта женская фигура: пухлая, "сладострастная", в платье, облегающем ее тесно, как собственная кожа, с непомерно пышной грудью и такими же ягодицами. Нет сомнений, что такие картинки призваны приподнять крышку над котлом, в котором долго скапливались пары подавленной чувственности, что вполне естественно для страны, где женщины в молодости настолько стремятся выглядеть стройными, что готовы сурово ограничивать себя во всем. Но в то же время открытки Макгилла – что справедливо и по отношению к другим открыткам этого жанра – не являются преднамеренной порнографией, а тонко пародируют ее. Готтентотские фигуры женщин представляют собой окарикатуренный тайный идеал английского мужчины, но не портрет этого идеала. Более внимательно присмотревшись к открыткам Макгилла, замечаешь, что фирменное свойство его юмора обретает смысл только в сопоставлении со строгими нравственными нормами. Если в таких журналах как "Эсквайр", например, или "Парижская жизнь" предполагаемая подоплека шуток – всегда промискуитет, подрыв всех условностей, то подоплека макгилловских открыток – брак. Четыре главные темы шуток – нагота, незаконнорожденные дети, старые девы и молодожены. Ни одна из этих тем не показалась бы смешной в обществе, по-настоящему распущенном или даже просто "искушенном". Открытки про молодоженов во время медового месяца всегда несут печать той жизнерадостной непристойности деревенских свадеб, где до сих пор считается смешным до слез привязывать колокольчики к кровати новоиспеченных супругов. На одной из таких открыток, например, молодой супруг вылезает из кровати наутро после брачной ночи. "Первое утро в нашем собственном маленьком домике, дорогая! – говорит он. – Пойду заберу с крыльца молоко и газету и принесу тебе чашечку кофе". На вставной картинке мы видим крыльцо, на котором стоят четыре бутылки молока и лежат четыре газеты. Это, если хотите, неприлично, но не аморально. Подразумевается – "Эсквайр" или "Нью-Йоркер" постарались бы любой ценой избежать подобного скрытого смысла, – что брак это нечто глубоко волнующее и важное, величайшее событие в жизни любого нормального человеческого существа. То же с шутками про ворчливых жен и деспотичных свекровей. Эти шутки как минимум предполагают стабильность общества, в котором брак нерушим и преданность семье сама собой разумеется. С этим связано нечто, уже отмеченное мной ранее: тот факт, что нет или почти нет открыток, на которых были бы изображены красивые люди не первой молодости. Вы можете увидеть молодую влюбленную пару, тесно прижавшуюся друг к другу, или чету средних лет, ссорящуюся как кошка с собакой, но в промежутке между ними – ничего и никогда. Незаконная любовная связь, тайный, но более-менее благопристойный роман, которые были главной темой шуток во французских юмористических журналах, не являются сюжетом ни одной открытки. И это отражает – в юмористическом ключе – мировоззрение рабочего класса, с точки зрения которого непреложным считается факт: молодость и приключения – если не вообще личная жизнь как таковая – заканчиваются со свадьбой. Одним из немногих исконных классовых различий, сохранившихся в Англии до настоящего времени, является то, что представители рабочего класса стареют гораздо раньше. Это не значит, что они меньше живут (при условии, что удалось выжить в детстве) или раньше утрачивают способность к физической активности, но внешнюю моложавость они теряют раньше. Это можно наблюдать повсюду, однако наиболее очевидно данный факт находит подтверждение, когда в пунктах регистрации наблюдаешь за мужчинами старшей возрастной категории, записывающимися на военную службу; представители среднего и высшего классов выглядят в среднем лет на десять моложе других своих сверстников. Обычно это объясняют тем, что жизнь рабочих людей более тяжела, но сомнительно, что такое различие существует и теперь, как это принято считать. Более вероятная причина заключается в том, что рабочий человек достигает среднего возраста раньше, так как раньше смиряется с ним. Потому что выглядеть молодым, скажем, после тридцати можно, только если этого захотеть. Подобное обобщение меньше относится к хорошо оплачиваемым рабочим, особенно тем, кто живет в муниципальных домах, в квартирах, оборудованных бытовой техникой, но до определенной степени справедливо и в отношении их, что свидетельствует о различии жизненных установок. Женщины-работницы обычно придерживаются более традиционных взглядов, больше привержены христианскому прошлому, чем состоятельные женщины, которые стараются и в сорок выглядеть молодыми благодаря физическим упражнениям, косметике и предохранению от беременности. Стремление любой ценой сохранить молодость, сексуальную привлекательность, даже в среднем возрасте видеть будущее для себя, а не только для своих детей – веяние последних лет, которое пока еще только утверждается в обществе. Вероятно, оно опять исчезнет, когда уровень жизни упадет, а уровень рождаемости повысится. "Юность не вечна" – эта максима выражает нормальное, традиционное отношение к жизни.