Финн приподнялся, оперся на локти. Мокрая тряпица соскользнула с его лба, шлепнулась на пол. Гюда подняла ее двумя пальцами, отбросила прочь.
Лицо старого колдуна вытянулось, омертвело. Голубые глаза застыли двумя неподвижными бусинами.
- На китовом пути в страшной буре запоет зверь снасти , призывая домой потерянную хвити. Тьма обретет жизнь в капище четырехликого бога, чтоб испытать ту, которая захотела жить ради любви. Хвити не живут, она пойдет на зов. Тьма коснется всех, Скульд спутает пряжу… Будет много смертей. Проклятие погубит племя могучих воинов, а та, что трижды была женой, умрет от врага без имени возле земель Дорсука . Отложи свой поход домой, дочь конунга. Отложи поход, и птицы Нифльхейма не найдут вас…
Айша попробовала уложить старика. В последние дни он совсем высох, стал легким, беззащитным, и обычно с ним удавалось легко справиться. Но теперь он вырвался из рук болотной девки.
- По земле потекут кровавые реки, корабли лягут на дно, город на берегу большой реки обратится в кучку пепла. Люди будут есть людей, вороны пресытятся кровью. Безумие поглотит тебя, а маленькая хвити не…
Гюда расхохоталась.
- Ты бредишь, старый болтун! - сквозь смех произнесла она. - Я не понимаю, о чем ты говоришь!
- Песня вепрей волн, - шелестел Финн. - Страшная последняя песня… Не буди тьму, дочь конунга! Отложи поход, не буди тьму. Может, потом… потом… когда хвити научится жить, а ярл - любить…
Но Гюда уже не слушала. Хохотала, шлепала унизанными перстнями пальцами по лавке, на которой умирал старик. Сигурду хотелось отвернуться, чтобы не видеть ее ровных белых зубов и не слышать ее смех. Впервые в жизни ему была противна красивая женщина.
Рано утром Финн умер. Когда-то он был безродным рабом, колдуном, в память о таких не ставили памятных камней, однако Тортлав, скальд, пришедший с Бьерном, выбил на небольшом валуне короткую вису:
Позвала Хель
Финна на ужин.
Разве мог отказаться безродный?
В память о нем народ Каупанга и Айша из Гарды камень воздвигли.
Это и был тот самый дар, который перед уходом в царство Хель решил принять от каупангцев старый колдун.
Хоронили Финна тихо, без пышных торжеств и погребального костра. Труп старика завернули в промасленную холстину и отнесли в лесок на холме. Утро выдалось дождливым, ноги рабов, несших старого колдуна, скользили по размокшей глине. За ними серая лошадка тянула возок с памятным камнем, тоже обернутым в холстину. Тележка подпрыгивала на ухабах и расплескивала мелкие лужи. Не доходя до леса, Айша остановила рабов у молоденькой осинки.
- Здесь, - сказала она.
Рабы послушно опустили легкое тело на землю. Почуяв мертвечину, лошадь задергала ушами, попятилась.
- Тпр-р-р. - Сигурд подхватил ее под уздцы, привязал к осинке, потом приподнял камень, вывалил его из повозки. Холстина развернулась, под дождем заблестела свежевыбитая надпись.
Рабы споро выкопали яму в мягкой земле, уже оттаявшей от зимних холодов. В длину она была в рост старого колдуна, а в глубину - чуть больше чем по колено. Рабы бережно уложили в яму труп, воззрились на колдунью, ожидая ее приказов.
- Ступайте в усадьбу, - отослала их Айша.
Сигурд предпочитал не смотреть на нее, - она была бледна и грустна, а по ее щекам стекала то ли дождевая влага, то ли слезы. Хотя голос у нее был спокойный, и Сигурд предпочитал верить, что ее щеки мокры только от дождя.
Негромко переговариваясь, рабы побрели вниз с холма. Оставшись наедине с болотной девкой, Сигурд присел на корточки в паре шагов от ямы. Он полагал, что Айше захочется попрощаться со стариком, и не ошибся, - она подступила к трупу, что-то прошептала. Потом вытащила из складок юбки загнутый ритуальный нож и крепкий осиновый колышек, примерно такой, каким метят межи.
- Помоги мне. - Не глядя на Сигурда, колдунья протянула ему колышек. - Финн сам просил об этом. Мертвые колдуны редко находят покой в своих могильных курганах, а Финн хотел отдохнуть.
Сигурд хорошо понимал, о чем она говорит. Склонился над мертвецом, приложил кол к его груди, пошатал, укрепляя в ткани, выпрямился и с размаха ударил по колу пяткой. Тот с хрустом вошел в мертвую плоть, лишь слегка накренился вправо. Сигурд подумал, что так вышло даже удачнее, - примеряясь, он слегка закосил влево, а теперь кол пронзил точно сердце колдуна.
- Дальше я сама.
Женская рука коснулась плеча Сигурда. Бонд отступил, позволив Айше нагнуться над телом. В воздухе сверкнуло острое лезвие, вновь захрустело…
Айша вытерла нож о край могилы, кивнула.
- Все. Давай засыпать.
Пока они сваливали в яму заранее приготовленные камни, Сигурд успел оценить точность, с которой болотница отрезала голову трупа. Конечно, перерубить позвонки она не сумела, однако надрез отчетливо располосовал мешковину вокруг шеи колдуна, опоясывая ее заговорной петлей .
- Откуда ты знаешь Финна? - скатывая в яму очередной камень, поинтересовался Сигурд. Он не ждал ответа, однако болотница пожала плечами:
- Однажды мне было очень плохо. У меня не осталось никого и ничего на этом свете - ни родины, ни дома, ни любимых, ни любящих. Даже веры не осталось. Только маленькая хижина, где умирал мой друг, старый колдун, который его лечил, и мой дар, который был моим проклятием…
- И что случилось потом?
- Потом берсерк умер, и я отказалась от своих Богов. А когда и я почти умерла, пришел Бьерн…
Она замолчала, оглядела невысокую кучку камней, прикрывших могилу, вскинула помутневшие глаза на Сигурда.
- Ты сможешь установить памятный камень?
- Смогу.
Камень оказался тяжелым. Пыхтя и отдуваясь, Сигурд водрузил его на прочие, протер рукавом влажную надпись. Виса ему нравилась, она была звучной и емкой. Он вдруг понял, что, пожалуй, лишь такой дар он бы и сам принял, отправляясь в последний путь. "Зачем ему нынче корова?" - вспомнил бонд слова Айши и улыбнулся. На самом деле глупо было предлагать старику корову.
- Следи за ним, когда мы уйдем, - раздался сбоку голос Айши.
Болотная колдунья сидела на небольшом валуне у осинки, поджав под себя ноги и наблюдая за стараниями Сигурда.
- Куда уйдете? - не понял бонд.
- За море, в Альдогу, - пояснила она. - Бьерн обещал отвезти Гюду и Рюрика к их отцу, князю Альдоги.
- Рюрика? - удивился Сигурд. Он знал, что мальчишка-воин со светлыми глазами - воспитанник конунга Олава. Но както не задумывался, из какого паренек рода.
- Он - брат Гюды . Просто она была тут с Ормом Белоголовым, а ее брат гостил у конунга Олава. Конунг дал ему имя Рюрик и взял в свой род. Ладно, пошли, надо прибраться в доме старика.
Сигурд не стал спорить.
Шагая с холма к усадьбе, он думал о странностях судьбы. Меж Гюдой и ее братом не было никакого сходства, они даже не замечали друг друга, и никто никогда не подумал бы, что они брат с сестрой. Хотя, может, в Альдоге так принято, что родичи не держатся друг за друга.
Подле дома Финна Сигурд расстался с болотницей. Прежде чем войти, она провела ладонью по плечу бонда, устало улыбнулась.
- Я очень благодарна тебе, бонд.
Лучших слов Сигурд не слышал ни от кого. Даже заботливые жены, ублажавшие его ночами и лопочущие о любви, не были столь искренни.
- Пустяки, - краснея, как мальчишка, сказал Сигурд, но Айша уже не слышала его, исчезнув за дверью.
Бонд немного постоял у входа, представляя, каково ей там, в пустой и холодной хижине, где все напоминает об ушедшем друге. Решившись, он толкнул дверь плечом и остановился. На лавке, где испустил последний вздох старый колдун, сидела дочь конунга Альдоги. Даже не переступая порог, Сигурд услышал ее ровный голос:
- Бьерн говорил, что ты не знаешь своих отца и матери и родилась в Затони в Гиблом болоте. Это так?
- Да.
Отступив, Сигурд видел в щель, как Айша прошла к очагу, сняла мокрую накидку и принялась ковыряться в угольях, будто отыскивая что-то.
- Смотри на меня, когда я говорю с тобой! - крикнула Гюда.
Колдунья обернулась. Ее глаза были огромными и страшными, как два зеленых болотных огня. Но Гюда не испугалась. Она встала с лавки и двинулась к маленькой колдунье так плавно и бесшумно, будто вовсе не касалась земли. Подойдя, остановилась, зашевелила красными губами:
- Я не боюсь тебя, хвити. Я хочу, чтобы ты оставила Бьерна в покое. Он - сын князя Горма, а ты - безродная тварь. В земле вендов ты была приткой, для урман ты - хвити. Даже старый Финн так тебя называл.
- Перестань, Гюда! Лучше подумай о его пророчестве. Раньше слова старика часто сбывались…
- Сбывались? - Гюда язвительно хмыкнула. - А может, он говорил по твоему наущению? Ярлы не женятся на безродных болотных тварях, они женятся на достойных по роду. Когда мы придем в Альдогу, Бьерн наречет своей женой не тебя - меня! Вряд ли ты спешишь погулять на нашем свадебном пиру. Признайся, что это ты подучила Финна выдумать глупости о тьме, смертях и моем безумии?
- Финн умел видеть будущее без моей помощи.
- Ах, так… Почему же ты сама не попросила Бьерна отложить поход? Ведь Финн бормотал именно об этом.
- Я просила.
- А Бьерн сказал, что не тебе это решать? Он прав - не тебе. Но если ты боишься пророчеств старого безумца, то оставайся здесь и отпусти Бьерна с той, которая заслуживает его!
Лицо колдуньи потемнело.
- Ты ведь не любишь его, княжна. Он - щит, за которым ты хочешь спрятать свой позор. Теперь я понимаю, почему Орм не женился на тебе, а просто взял тебя в свою постель, как обычную рабыню. Он любил сильных женщин, а ты слаба. Слабость делает тебя глухой к моим словам. Но если не ради всех нас, то хотя бы ради ребенка, которого ты носишь в себе, откажись от похода! Даже если этот ребенок не был зачат в любви, он - все, что у тебя здесь есть.
- Молчи! Я приказываю тебе!
Казалось, она сейчас ударит болотницу. Но та не шевельнулась, не уклонилась, лишь равнодушно произнесла:
- Я не служу тебе, дочь князя.
Гюда помрачнела. Колдовство исчезло, оставив пред ней не зеленоглазую хвити, а обычную хрупкую женщину с рысьими глазами и большим мягким ртом.
- Ты получишь хорошую плату, если оставишь Бьерна и не пойдешь с нами в Альдогу, - сказала Гюда.
Внезапно Сигурд почувствовал усталость в ее голосе. Сердце княжны вовсе не было жестоким, как ему казалось, оно было усталым и заброшенным, будто чисто выскобленная бочка, в которой не заводят гнезд даже мыши.
- Мне не нужна плата, - откликнулась болотница.
Сигурд неловко пошевелился, княжна озабоченно покосилась на дверь, за которой прятался бонд, понизила голос:
- Ты не жаждешь наград, это хорошо. Значит, ты чиста в своих чувствах. Поэтому я и прошу тебя оставить Бьерна. Ты ведь знаешь, что не принесешь ему счастья. Все, кто любил тебя, - мертвы. А вдруг ты убьешь Бьерна, как тех, других? Я не отложу поход, но ты можешь остаться здесь, и кто знает, может, тогда пророчество не сбудется.
Она быстро менялась, превращаясь из властной дочери князя в беззащитную вдову безземельного ярла.
- Уходи, Гюда. - Айша вытянула руку, указывая на дверь. - Ты плохо слушала Финна и не слышишь меня. Уходи и не докучай мне. У меня слишком много дел.
- Ты еще пожалеешь об этом! - Гюда резко развернулась, шелестя по полу юбкой, метнулась к выходу. Сигурд отскочил, присел за углом дома. Однако он мог и не прятаться - не замечая его, княжна пересекла двор и скрылась в большом доме.
- Испугался женщины, бонд? - насмешливо произнес кто-то над головой Сигурда. Он поднял взгляд. Над ним, ухмыляясь, возвышался желтоглазый Харек, поигрывал рукоятью ножа.
- Я только их и боюсь, - сказал Сигурд.
Волк рассмеялся, протянул бонду руку, помог встать. Его ладонь была крепкой и теплой, совсем не похожей на ладонь безжалостного берсерка.
- Тогда ты очень смелый человек, - признал Харек. - Будь ты воином, я бы взял тебя в свой хирд.
Ночью Сигурд вновь не мог заснуть. Лежал, уставившись в потолок, слушал привычное сопение домочадцев, стук дождя по крыше и думал. Он думал не о женщине с рысьими глазами, танцующей под дождем, и не о красивой княжне, полюбившей морского ярла, и не о мертвом колдуне, над которым нынче возвышался памятный камень, - Сигурд размышлял о себе.
Когда-то давно, когда он был молод, а его отец еще ходил в походы за море, Сигурд мечтал о великой воинской славе. Тихо выскальзывая из дома лунными ночами, он ходил на берег моря и слушал, как шепчутся меж собой непоседливые дочери Ньерда. А потом снимал одежду и бросался в их ласковые объятия, чувствуя прохладные пальцы на своей коже. Он мечтал, что когда-нибудь в жаркой битве, после удара чужого меча, он очутится в их чертогах, и представлял, как впервые увидит морских великанш, расскажет о дальних странах и громких битвах, которые ему довелось повидать. Он хотел стать ближе к дочерям моря, понять, о чем они поют, о чем перекликаются, на что сердятся. Он грезил о далеких берегах, ни разу не виденных, но, несомненно, прекрасных, о драккарах, летящих по спине моря, о подвигах, свершаемых ради славы и богатства.
Но мечты и надежды, царствуя ночью, с рассветом таяли, а днем его ждали обычные для усадебной жизни дела - рассуживание ссор меж родней, заготовка сена, охота, сбор урожая. И песни дочерей Ньерда исчезали за хлопотами. Отцу не на кого было оставить усадьбу - мать Сигурда умерла, а другая женщина так и не вошла в их дом, поэтому за делами приглядывал сам Сигурд. Он еще на что-то надеялся, когда однажды осенью в положенный срок отец не вернулся из похода. Корабли, пришедшие в Каупанг, привезли лишь обломок его меча. Хирдманны отца, те, кто еще не обзавелся семьей в усадьбе, нашли нового хозяина. Следующей весной они отправились в поход с другим хевдингом, а остальные осели на берегу, как и сам Сигурд.
Время плескалось неспешными волнами, все реже он выходил к морю, все реже разговаривал с дочерьми Ньерда, а потом и вовсе перестал мечтать о великих походах и далеких землях. Кажется, это случилось, когда он впервые женился. Юхта была хорошей женой, домовитой, хозяйственной, доброй. Она не нравилась Сигурду, однако породниться с дочкой херсира Кнута было полезно, ведь Кнут был самым ближним соседом. Потом усадьба разрослась, и у Сигурда появилась вторая жена - Гунна. Она оказалась мила и беззащитна, совсем как маленький ребенок. А на Снефрид бонд женился из-за глупой хмельной блажи. Однажды во время пира белолицая девушка, прислуживающая ему за столом, приглянулась Сигурду, и, не раздумывая, он разделил с ней ложе. Потом оказалось, что Снефрид - из хорошего рода, вот и пришлось назвать ее женой.
Три жены, большая усадьба, полная родичей и слуг, стада скота, крепкие торговые связи, - все было слишком хорошо, чтобы тосковать по ночным купаниям и детским мечтам. Но нынче на душе у бонда было тоскливо. Он ворочался с боку на бок, стараясь не разбудить спящую рядом Снефрид, вздыхал, подсовывал ладонь то под одну, то под другую щеку, но сон не шел. От множества людей в доме стоял тяжелый запах, открытая дверь не впускала достаточно воздуха. Перевалившись через сонно причмокнувшую жену, Сигурд спустил ноги с лавки, сел, опершись локтями о колени, уронил лоб в ладони. Веки были тяжелыми, голова побаливала, зато пол приятно холодил ступни. Тяжело вздохнув, бонд на ощупь отыскал в изголовье постели смятый плащ, накинул его на плечи и пошел к дверям.
На дворе было свежо, дождь забарабанил по голове и спине Сигурда крупными холодными каплями. Встряхнувшись, Сигурд двинулся к морю. Ему вдруг захотелось коснуться прежней, беззаботной детской жизни, услышать голос моря, поглядеть на корабли, посидеть на берегу, мечтая о чем-то несбыточном.
На сей раз бонд пошел прямо по дороге, переступая через лужи и стараясь выбирать места посуше. Дорога вильнула перед каменной грядой, окружившей торговую площадь и пристань Каупанга, поползла вдоль нее. Сигурд провел ладонью по влажным камням, улыбнулся. Этот жест вновь напомнил ему детство. Тогда он часто гладил мокрые спины валунов, представляя, что каменная гряда вовсе и не гряда, а спящий дракон, а он сам - бесстрашный воин, ничуть не хуже Тора , не боящийся разбудить чудище и вступить с ним в неравную схватку. Теперь-то он знал, что драконов не бывает, а если они и есть, то живут где-нибудь далеко, в подземных пещерах или на краю мира, где в яме сидит на цепи громадный Фернир - пожиратель солнца.
Возможно, кто-то из воинов Бьерна или сам Бьерн видел драконов, во всяком случае, многие торговцы, приходящие в Каупанг из далеких земель, уверяли, что встречали их, но Сигурд им не верил. Лишь однажды он поверил подобным словам, когда о драконах рассказывал синекожий раб, привезенный издалека, с жаркого юга, где вместо снега и земли - горячий песок. У него были розовые ладони и пятки, очень плоский нос и большие губы. В носу у раба висело кольцо из железа, будто у быка, ведомого на случку. "Драконы огромны, у них длинный хвост с шипами, узкие глаза и пасть, усеянная двумя рядами зубов. У них короткая шея и ноги, но они очень быстро бегают. Они не умеют летать, зато умеют плавать, живут в реках и притворяются бревнами, поэтому люди и звери часто их не замечают. Нападение дракона невозможно отразить", - на плохом северном языке рассказывал раб. Над ним многие смеялись, говорили, что таких драконов не бывает, а Сигурд ему верил. Если где-то на земле и жили драконы, то как раз такие - похожие на огромные плавучие бревна, с короткими лапами и огромной пастью…
Дорога вывела Сигурда на площадь. Далеко, у кромки берега, горел костер, разведенный людьми Бьерна, - ярл оставил у драккаров надежных сторожей. Над костром, оберегая его от дождя, на четырех кольях был натянут кусок полотнища, вокруг огня горбились маленькие черные людские фигурки, до Сигурда доносились невнятные голоса, смех.
Стараясь оставаться незамеченным, бонд двинулся вдоль внутренней стороны ограды к уходящему в море мысу, надеясь, затерявшись меж камней, спокойно посидеть в одиночестве. Он уже почти скрылся за мысом, когда от костра окликнули: