- Да я тебя арестую, вот посидишь в тюрьме, так узнаешь, что значит клеветать на человека!
- Так чего ж не посылаете за полицией? Я-то не боюсь, я хорошо видел, что делается!
Мясник незаметно придвинулся к весам и попытался столкнуть гирю.
- Не трогать! Не трогать, пока полиция не придет!
Теперь, наконец, мужики сообразили, в чем дело.
- Так они и мою свинью так взвешивали!
- Воры!
- Жулики!
- На наш кровавый пот, на наши деньги он себе вон какой дом в городе построил!
- На фальшивых весах зарабатывает! А кооператив, тьфу, вместе с ним обкрадывает мужиков!
- Правильно говорили, что этого кооператора выгнали откуда-то в Польше, так он к нам приехал кооператив налаживать.
- Наладил!
- Эй, ребята! Что тут разговаривать, дайте им по шее, одному и другому!
- Расхочется им на нашем горе животы отращивать!
- Да что вы разговариваете! Айда на них!
Первые, как всегда, с визгом кинулись бабы. Мясник поспешно отскочил за весы, кооператор сунул руку в карман, словно хотел вытащить револьвер.
- Го-го-го! - зашумела толпа. - А ну-ка, вынимай, вынимай пушку, ужо мы тебе покажем!
- Стой, стой!
Рябой сержант полиции с двумя постовыми бегом бежал по площади. Мужики заколебались.
- Что здесь происходит?
- Господин комендант! Господин комендант! - отчаянно кричал из вагона осажденный бабами мясник.
- Обкрадывают, живьем грабят мужика!
- Фальшивый вес!
Голоса слились в невероятный, дикий шум и гомон. Полицейские вошли в расступающуюся толпу. Кое-кто из мужиков неуверенно оглядывался, стараясь незаметно выскользнуть из плотного круга. Еще неизвестно было, как повернется дело.
- Молчать! Что случилось?
Крестьянин в сером пиджаке выступил вперед.
- Обвешивают. Всякий раз кладут на новую тару, на каютку, а каютка ведь та же самая!
- Лжешь! - крикнул сверху, с весов, представитель кооператива, но странно тонким голосом.
Комендант сурово всмотрелся в него.
- Тише! Вы потом ответите!
Кашовский съежился и побледнел.
- Ты откуда? Как твоя фамилия?
- Из Берез. Тымонюк Васыль.
- Ну, так в чем же дело?
- Да вот взвесил я сегодня утром свинью, у нас в лавке есть весы. Семь с половиной пудов потянула. Взял я свинью на воз, а я уж давно, еще когда в Синицы гоняли свиней, думал, что тут что-то неладно. Так что сегодня я к весам не торопился. А стою и гляжу. Сперва они взвесили каютку, положили на весы гири, чтоб уравновесить, а потом свинью в каютку и взвешивают. И как новую свинью подведут, он прибавит гирьку, на каютку, говорит. Как же на каютку, когда каютку они взвесили в самом начале, еще раньше, чем начали взвешивать свиней? Я думаю, подожду немного, когда дело до моей свиньи дойдет, все обозначится. Может, он и правильно взвешивает, а только так кладет. Ну, только моя свинья семь с половиной пудов весила, а он говорит семь, да еще без двух кило. Ну, скажем, два кило она могла и за дорогу потерять, а полпуда куда девались?
- Господин Кашовский, что это за история?
Но Кашовского уже не было. Он соскочил с весов на другую сторону и украдкой пробирался под вагоны узкоколейки.
- Лови его, ребята!
- И мясника и мясника!
- А ну, за ним!
Мужики толпой кинулись в погоню, полицейские за ними. Запыхавшийся сержант подбежал, когда мужики догнали преследуемых за валом песка и камней.
- Вот вы где!
- Подождите, сукины дети, мы вам теперь покажем!
- Дай ему, Степан!
- По башке, по башке!
- Ткни его в толстое брюхо, он его нашими свиньями откормил!
Воздух прорезал пронзительный полицейский свисток.
- Не бить! Смирно!
Полицейские помогали перепачканным беглецам подняться. У Кашовского лилась из носу кровь, оставляя красные пятна на светлом пиджаке. Мясник сопел, словно его вот-вот хватит апоплексический удар.
- К весам! Сейчас все проверим. Если кто потерпел убытки, кассир выплатит разницу.
- А как с ними? - вызывающе спросил кто-то и быстро нырнул в толпу под взглядом коменданта.
- Их в полицию доставят. Если были злоупотребления, я напишу рапорт.
- Убежать хотели, сукины дети…
- А как же, поехали бы в город, подмазали, где следует, а потом что бы мы им сделали?
- Да им и так ничего не сделают… Ворон ворону глаз не выклюет…
- За этим мы присмотрим…
- Ну да, уж мы присмотрим!
- Где только какой мерзавец ни заведется, так сейчас прямо к нам едет, шкуру с нас драть.
Они толпой шли обратно и плотно сбились вокруг весов, у которых уже суетился вызванный комендантом весовщик железной дороги.
- Тымонюк, твоя свинья на весах?
- Моя.
- Взвесьте, пожалуйста. Сперва каютку, потом свинью.
Свинья пронзительно верещала, когда ее вытаскивали, а затем снова запихивали в тесную ощетинившуюся занозами клетку. Пристальные крестьянские глаза впились в гири, наблюдали за руками весовщика, подозрительно ощупывали весы. Комендант стоял рядом и тоже внимательно наблюдал за весами.
- Семь пудов… с половиной! - громко объявил весовщик, и толпа заколыхалась.
- Правильно говорил Тымонюк, весы были фальшивые.
- Обманули нас!
- Воры!
Толпа снова двинулась к арестованным. Комендант преградил им путь, положив руку на кобуру револьвера.
- Ни с места! Скочень, Видзяк! Отвести арестованных в комендатуру! А вы идите к весам! Кто сегодня продал здесь свиней?
Торопливо поднялся лес рук.
- Квитанции есть?
- Есть.
- А у нас нет, мы уже получили деньги!
- Тише! Сперва те, у кого есть квитанции. Узнаете своих свиней?
- Конечно! Как свою свинью не узнать!
- Всякий свою узнает, а соседи засвидетельствуют.
- Ну, так к вагону, и давайте свиней на весы!
Быстро вывели первую свинью. Весовщик поставил гири, тщательно взвесил и официальным тоном объявил:
- Восемь пудов и три кило.
Комендант протянул руку.
- Сколько в квитанции?
- Семь с половиной пудов!
- Смотрите! На полпуда и три кило обманул!
- Стойте-ка, сколько это будет?
- Сколько будет? Пять с половиной злотых.
- Такие деньги!
Комендант собственноручно исправил квитанцию.
- Восемь пудов и три кило - заплатите! - обратился он к кассиру, испуганное, посеревшее лицо которого выглядывало из оконца поставленной у вагона деревянной будки.
- Господин комендант, как же так? - пытался он возражать, но умолк под холодным, пронизывающим взглядом темных глаз.
- Прошу немедленно уплатить!
Тот пожал плечами. Мужики тащили свиней из вагонов, запихивали их в каютку, весовщик объявлял вес, комендант вслух повторял цифру и исправлял квитанцию. Кассир выплачивал. Это тянулось бесконечно долго. Дело пошло еще медленнее, когда очередь дошла до крестьян, у которых уже не было на руках квитанций. Приходилось искать квитанции у кассира, сравнивать, доискиваться. Впрочем, таких оказалось немного. Всякий, получив деньги, быстро покупал, что нужно, и торопился обратно в деревню.
- А как же будет с теми, которые уже уехали домой?
- А мало ли их уехало!
- Из Ошита были… Из Прикладник были…
- Из Заруча…
- Из всех деревень народ съехался, и с этой стороны и с той.
- Уехали, даже и не знают, что тут было…
- Все будут оповещены, - сухо заявил комендант. - Я уведомлю через старост, и все получат, что им следует.
- А за прошлые ярмарки? Ведь когда еще этот мясник сюда приехал! Лет пять уже будет, а то и больше!
- В дырявых штанах приехал, а теперь что твой барин!
- На наших обидах разжирел!
- На нашей обиде каменный дом себе поставил!
- Отберут у него этот дом, отберут…
- Э, кто там станет у него отбирать! Сойдет с рук, голову прозакладываю!
- А может, и не сойдет.
- Коли мы присмотрим, не сойдет.
- Это кто - мы? Что мужик барину сделает? Ничего!
- Вот забрали же его в комендатуру, в тюрьму отвезут.
- Ну да, теперь, потому что нас здесь куча. Вот они и говорят так, а дальше кто их знает, что сделают?
- Только и нашего, что свои деньги получили.
- Один раз за сколько лет.
- Ладно, хоть раз.
С разговорами, пересудами они расходились, разъезжались, переправлялись на пароме на ту сторону. Комендант зашел в будку кассира.
- Как же так, господин комендант, я же не имел права выплачивать! Квитанции без подписи господина Кашовского недействительны.
Комендант наклонил к серому человечку искаженное злобой лицо.
- Квитанции недействительны? Да? А если бы пролилась кровь, это было бы действительно, а? Что бы я тут со своими двумя людьми сделал? Вы видели, что площадь была забита народом? Не беспокойтесь, они бы и с вами расправились, и с вами! Я полагаю, что и вы тут ручку приложили, не без того!
Кассир снова съежился.
- Я-то при чем?.. Кашовский был у весов, Кашовский писал квитанции…
- Так, так… А Цеслинский? А вы, будто ничего не знали? Кассир… Кооператив в мошенническом сообщничестве с мясником… И знаете, что из этого получается? Агитация за союзы получается, там не воруют! Не хватало только, чтобы мужики и здесь начали союзы заводить! А что бы вы сделали, если бы я не подоспел?.. Квитанции недействительны, но если бы убили несколько человек, это уж было бы действительно! Только помните, что первыми были бы вы трое!
Кассир скрючился, невидящими глазами глядя на облако пыли на липовой аллее, поднятое последней подводой, уже сворачивающей к парому.
Глава XI
Еще не успели в деревне толком обсудить ярмарку во Влуках, после нее прошло всего два дня, как произошло новое событие. С утра грянула весть, что приезжает комиссар. Крестьяне толпились перед избами и оживленно судачили.
- Что это опять затевается?
- Наверняка ничего хорошего.
- Говорят, что новые налоги установят.
- Э?
- Уж не знаю, а только так говорят.
- Вроде и правильно говорят, а то зачем бы комиссару приезжать?
- Так разве комиссар налогами занимается?
- А чем ему заниматься?
- Что же, еще налогами обложат?
- Кто их знает?
- Вечно только плати и плати, а какая польза?
- Ведь только что платили.
- Да и не один раз!
- Этот самый, знаете, маленький такой, опять заходил, говорил, что, мол, не уплачено. Уплачено, говорю. А где квитанции? - спрашивает. А разве я знаю, где квитанции? Ребятишки куда-то затащили, что ли… На что прятать квитанции? Раз правильно заплачено, значит, точка.
- И я на этой неделе заплатил.
- За что?
- Да разве я знаю, за что? Он мне показывает бумажку, там, мол, все написано. А я неграмотный, откуда мне знать? Да и по-польски же написано, и не разберешь…
- Все плати, плати, плати, будто есть из чего…
- Да хоть бы у тебя фабрика денег была, и то не хватило бы.
- Ох, нет, не хватило бы.
- А теперь опять приезжает какой-то!
- Новая беда народу…
Мультынючиха, подав знак мужу, выскользнула из толпы. Он неохотно пошел с ней за угол избы.
- Ну, что?
- Слушай, раз так, может, лучше мне вывести поросенка из хлева?
- Куда ж ты его денешь?
- Да хоть бы в яму за конюшней… Не пойдет же он туда искать!
- Ну что ж… может, так и лучше.
Мультынюк вернулся к толпе разговаривающих, но она уже быстро таяла. То и дело кто-нибудь отделялся и исчезал в своих хозяйственных постройках. Зато усиливалось движение на задах изб и конюшен. Прятали поросят, выводили мелких, тощих овец. Паручиха вынесла в ветлы обвязанную лозой охапку нечесаного льна. Павел с тревогой думал о коровах.
- Ольга, может, послать кого сказать, чтобы не гнали коров в деревню?
- Я сбегаю, - с охотой предложил Владек.
- Что ж, сбегай. Скажи там Семке и остальным, пусть сидят на выгоне, пока мы не дадим знать.
- А лошадей?
- И лошади пусть остаются на выгоне. Только ты не успеешь и туда и сюда слетать.
- Васылько пойдет.
- Вот и ладно. Пусть сидят хоть всю ночь. Теперь еще тепло, не замерзнут.
Около полудня на дороге появилась бричка и остановилась перед домом старосты. Там уже ожидали, как было велено, деревенские власти и делегаты.
Комиссар, светлый блондин, высокий и представительный, быстро вошел в избу, едва не стукнувшись головой о притолоку. За ним семенил еще какой-то чиновник, видимо его помощник.
Староста вежливо кланялся, но глаза у него тревожно бегали, особенно когда на столе очутился коричневый туго набитый бумагами портфель. Мужики озабоченно переглянулись. Комиссар вытащил бумаги, разложил их на столе. Помощник вынул из кармана самопишущую ручку.
- Гляди, гляди, - зашептали в толпе, - без чернил пишет!
- Э, без чернил! Чернила, видать, в середке…
- Как это может быть, в середке? Пустяки говорите!
- И вправду пишет!
- Во, господские штучки!
Они умолкли, так как комиссар поднял голову.
- Деревня пользуется сервитутами, да?
Мужики тревожно переглянулись.
Староста искоса заглянул в бумаги, но ничего не понял.
- Ишь, с сервитутов начинает, - шепнул кто-то у дверей.
- Хитрая бестия!
Комиссар выждал с минуту.
- Так как же с этими сервитутами?
Староста открыл было рот, но Пильнюк предупредил его:
- Сервитуты, конечно, есть, как же без сервитутов? Есть…
- Есть, есть, как же, - подтвердили остальные.
- Сколько земли у вас по сервитутам?
В избе воцарилось гробовое молчание.
- Это земли-то? - удивился Семенюк.
- Земли-то нисколько нет, - разъяснил староста.
Комиссар нетерпеливо пожал плечами.
- Как же так, вы же сами говорите, что сервитуты есть?
- Да сервитуты-то есть, как же без них?
- Ну так, значит, как же?
- Ну, на землю, на нее сервитутов нет. А только на выгон.
- И на луга.
- Ну вот, именно! Так сколько же у вас всего по сервитутам?
Мужики снова переглянулись. Вот где зарыта собака. Налоги за сервитуты, наверно, будут насчитывать с гектара.
- Говори, Павел!
- Говори ты, Кузьма!
- Староста пусть говорит…
- Э, что староста знает! Говори, Саша!
Подталкиваемый несколькими руками, Пильнюк выступил вперед.
- Как сказать? За рекой вроде пастбище… Ну, там немного… Опять же конского выгона клочок…
- Ну ладно, у меня здесь есть карты, только неразмеченные. Сколько всего?
Пильнюк лихорадочно производил про себя деление. Подсчитывал и делил. Мгновение колебался.
- А всего… Всего по сервитуту будет… двести гектаров.
Застывшая в напряжении толпа облегченно вздохнула.
- Двести, двести, - торопливо подтвердил староста, а за ним и остальные.
- Пишите, пожалуйста, - обратился комиссар к помощнику.
И все глаза снова обратились на странный предмет, на самопишущую ручку, которая быстро забегала по бумаге, оставляя на ней ровные ряды букв.
- Так, стало быть, двести гектаров…
Помощник торопливо писал, покусывая нижнюю губу.
- Ну, так я вам теперь прочту, а потом вы подпишете.
Он читал медленно, ясно, но мужики и не думали слушать. Вот хитрец этот Пильнюк! Ишь ведь что вывез - двести!
- Я полагаю, вы довольны, что этот вопрос, наконец, будет разрешен, - благожелательно сказал комиссар.
Мужики опустили глаза, чтобы скрыть хитрый блеск радости. Еще бы недовольны! Ох, и хитрый же этот Пильнюк! Умен, ничего не скажешь, умен! А комиссар-то! Вроде и ученый, а сразу поверил!
Первым подписался староста, вслед за ним и остальные. Как кто умел. Были такие, что могли подписаться даже и польскими буквами, другие по-украински, а некоторые и крестиками. Как кто умел.
Комиссар складывал бумаги и спрашивал, как проехать в усадьбу.
- Я всегда предпочитаю сперва договориться с крестьянами, - говорил он старосте. - А в усадьбу потом. Тогда уж знаешь, чего держаться.
Староста внимательно поглядел на него.
- Да, да… Я ведь сам родом из деревни, - сказал комиссар и погладил всклокоченную головку Старостиной внучки, вертевшейся около брички.
- Из деревни, - насмешливо пробормотал Семенюк, когда лошади тронулись по направлению к усадьбе.
- Смотри-ка, вроде и ученый, а сразу поверил…
- Хо-хо! Пильнюк - он всякого проведет!
- Мужики! А ведь о налогах-то он ничего не говорил?
- Не такой он дурак, чтобы сразу говорить. А вот поедет в город, запишут в книжки, да и пришлют бумажку - плати!
- Ну и Пильнюк, вот голова-то!
- У меня аж дух захватило, как услышал!
- Я сразу сказал: пусть, мол, Пильнюк говорит!
- Ловко придумал! А вылез бы какой дурак, и что бы было?
- Ну ладно, удалось…
Они расходились, довольные. Женщины тащили обратно в избы поросят и овец. Владек вторично понесся на выгон, предупредить, что можно возвращаться в обычное время. А солнце уже клонилось к закату, и пастухи стали загонять коров к реке. Голодный скот, который едва мог ущипнуть что-нибудь на вытоптанном, тощем лугу, пестрым стадом теснился у брода. С плеском и хлюпаньем входил в реку. Пастухи подгоняли его резкими окриками, тогда он вдруг бросался бегом, из-под копыт разбрызгивая фонтаны. Вся скотина не помещалась на узкой песчаной отмели, выступавшей почти на поверхность воды; коровы, теряя почву под ногами, пускались вплавь, погружаясь по шеи в воду. С шумом и плеском они выбирались на берег, шли всем стадом вверх, к деревне, и там уже разъединялись, сворачивая поодиночке на свои дворы.
- Ольга! Скотина идет! - заорал маленький Петрик, и девушка кинулась открывать ворота. Вбежали четыре худые коровы и сразу стали оглядываться в поисках еды. Одна схватила вязанку соломы, брошенную возле хлева.
Ольга вынесла из избы оцинкованное ведро и подошла к коровам.
- Ну, Пеструшка, Пеструшка, стой, стой…
Она присела, поставила между коленями ведро и потянула за соски. Тоненькая струйка молока зазвенела по жести. Но Пеструшке надоела солома, и она двинулась дальше. Ольга, едва успев схватить ведро, побежала за ней. Корова остановилась у забора.
- Пеструшка, да стой же…
Кустики сорной травы, торчащие по ту сторону забора, задержали корову на несколько минут. Но закончить доение все же не удалось - она опять отправилась на поиски.
- Вот упрямая! Хоть бы минуту постояла! Сколько набегаешься, пока ее выдоишь!
Ольга ходила с ведром за коровами, а они бродили по всему двору в поисках чего-нибудь съедобного. Наконец, ей удалось выдоить последнюю. На дне ведра белело кварты полторы молока.
"Могла бы и мать подоить хоть одну. И спина и ноги заболят, пока их всех выдоишь", - сердито подумала девушка, внося ведро в сени.
В сенях возился Петрик. Он связывал лыком деревянные крылья маленькой ветряной мельницы.
- А где же отец?
- Опять пошел к старосте.
- К старосте? А зачем?
- Не знаю…
С улицы прибежал Семка.