Роальд Даль - мастер рассказа, и в сборнике "Ах, эта сладкая загадка жизни!" его талант проявился в полной мере. Сочные, колоритные, парадоксальные истории буквально завораживают. Даль создает на страницах этой книги особый мир - настолько притягательный и ни на что не похожий, что отложить книгу, не дочитав до последней страницы, вам вряд ли удастся.
Содержание:
Предисловие 1
Тайна мироздания 1
Четвертый комод Чиппендейла 2
Крысолов 8
Рамминс 10
Мистер Ходди 12
Мистер Физи 14
Чемпион мира 20
Примечания 25
Роальд Даль
Ах, эта сладкая загадка жизни!
Предисловие
В 1946 году с войной было покончено и мне было тридцать лет от роду. Я вернулся в Англию и несколько лет жил со своей матерью. Сперва мы жили в Большом Миссэндине, а затем отъехали на несколько миль в сторону, на Хай-стрит в Старом Амершеме. Это была прелестная местность с невысокими холмами, березовыми рощами и зелеными лужайками. Я писал тогда исключительно рассказы, и писал их медленно, внимательно, никуда не торопясь. Таким образом, у меня набиралось три, иногда четыре рассказа в год. Ни над чем другим я не работал. Я был полностью поглощен рассказами и, как только заканчивал очередной, продавал право первого издания либо "Нью-Йоркеру", либо какому-нибудь другому американскому журналу вроде "Колльерса" или "Сатердей ивнинг пост". Затем издательские права переходили к журналам других стран, а когда у меня набиралось достаточно рассказов для книги, выходила книга.
Это была приятная неспешная жизнь, связанная примерно с четырьмя часами ежедневной работы. Мне она нравилась, и теперь я хорошо понимаю, какое это счастье - находить новый сюжет сразу, как только возникнет в нем потребность. Этот твердо установленный распорядок с четырьмя часами работы в день, и ни в коем случае не больше, оставлял мне уйму времени для занятий другими вещами. Эти занятия скоро приобрели весьма своеобразную форму, потому что я встретил (не помню уж в точности где и как) парня примерно моего же возраста по имени Клод. Клод был женат, имел двух малолетних детей и жил здесь же, в Старом Амершеме, в полутемной запущенной квартире. Работал он мясником и совсем не интересовался всякой писаниной. Правду говоря, он с трудом мог составить предложение из более чем четырех слов. Но нас с Клодом объединяли другие вещи.
Мы оба пылали страстью к игре по мелочам на скачках и собачьих бегах. Кроме того, оба мы любили раздобыть что-нибудь потихоньку, не заплатив. Я совсем не имею в виду тривиальное воровство. Мы никогда не смогли бы обчистить дом или украсть велосипед. Наше воровство было чем-то вроде спорта: ловить фазанов на чужой земле, ловить руками форель, рвать чужие сливы. Занятия этого рода хотя и строго осуждались добропорядочными селянами, но они, в особенности браконьерство, давали восхитительное чувство риска и к тому же требовали значительной ловкости.
Клод был признанным специалистом по таким делам и очень этим гордился. Он научил меня практически всему, что я умею. Его познания о привычках диких животных, будь то крысы или фазаны, горностаи, кролики или зайцы, были весьма обширны, и самой большой для него радостью было оказаться в лесу в самый глухой час ночи. Браконьерствовать по фазанам, ловить форель и ходить на незаконные собачьи бега - эти три занятия увлекали нас больше всего.
Незаконные собачьи бега организуются в поле какого-нибудь фермера; шесть борзых собак гонятся за чучелом белого кролика, которое тянет за проволоку человек, бешено крутящий руками педали перевернутого велосипеда, установленного в конце участка. Эти сборища как медом притягивают цыган, полный спектр подозрительных личностей и разных малоприятных типов, приводящих на бега своих собак. Сомнительные букмекеры расставляют свои лотки и принимают ставки. Для такого человека, как Клод, здесь буквально дом родной. Для меня это тоже стало родным домом; прошло немного времени, и я уже сам разводил собак для бегов. Мы с Клодом сами их тренировали; в какой-то момент на окраине Амершема у меня жило свыше двадцати собак, каждая в своей конуре, и мы вместе за ними приглядывали. Как ни весело было ловить фазанов, самое, пожалуй, большое удовольствие нам доставляло планирование того, как одна из наших собак выиграет бега.
Собранные в этой книге рассказы выросли из моего общения с Клодом. Они писались в те времена, когда мы были вместе, в конце сороковых; перечитывая их, я испытываю острую ностальгию и вновь погружаюсь в воспоминания об этих старых добрых днях.
Р. Д. 1989
Тайна мироздания
На рассвете моей корове понадобился бык. От этого мычания можно с ума сойти, особенно если коровник под окном. Поэтому я встал пораньше, позвонил Клоду на заправочную станцию и спросил, не поможет ли он мне свести ее вниз по склону крутого холма и перевести через дорогу на ферму Рамминса, чтобы там ее обслужил его знаменитый бык.
Клод явился через пять минут. Мы затянули веревку на шее коровы и пошли по тропинке. Было прохладное сентябрьское утро. По обеим сторонам тропинки тянулись высокие живые изгороди, а орешники были усыпаны большими зрелыми плодами.
- Ты когда-нибудь видел, как Рамминс спаривает? - спросил у меня Клод.
Я ответил, что никогда не видел, чтобы кто-то по правилам спаривал быка и корову.
- Рамминс делает это особенно, - сказал Клод. - Так, как Рамминс, не спаривает никто на свете.
- И что он делает особенного?
- Тебя ждет приятный сюрприз, - сказал Клод.
- Корову тоже, - сказал я.
- Если бы в мире знали, как Рамминс спаривает, - сказал Клод, - то он бы прославился на весь белый свет. В науке о молочном скотоводстве произошел бы вселенский переворот.
- Почему же он тогда никому об этом не расскажет?
- Мне кажется, этого он хочет меньше всего, - ответил Клод. - Рамминс не тот человек, чтобы забивать себе голову подобными вещами. У него лучшее стадо коров на мили вокруг, и только это его и интересует. Он не желает, чтобы сюда налетели газетчики с вопросами, - а именно это и случится, если о нем станет известно.
- А почему ты мне об этом не расскажешь? - спросил я.
Какое-то время мы шли молча следом за коровой.
- Меня удивляет, что Рамминс согласился одолжить тебе своего быка, - сказал Клод. - Раньше за ним такого не водилось.
В конце тропинки мы перешли через дорогу на Эйлсбери, поднялись на холм на другом конце долины и направились к ферме. Корова поняла, что где-то там есть бык, и потянула за веревку сильнее. Нам пришлось прибавить шагу.
У входа на ферму ворот не было - просто неогороженный кусок земли с замощенным булыжником двором. Через двор шел Рамминс с ведром молока. Увидев нас, он медленно поставил ведро и направился в нашу сторону.
- Значит, готова? - спросил он.
- Вся на крик изошла, - ответил я.
Рамминс обошел вокруг коровы и внимательно ее осмотрел. Он был невысок, приземист и широк в плечах, как лягушка. У него был широкий, как у лягушки, рот, сломанные зубы и быстро бегающие глазки, но за годы знакомства я научился уважать его за мудрость и остроту ума.
- Ладно, - сказал он. - Кого ты хочешь - телку или быка?
- А что, у меня есть выбор?
- Конечно, есть.
- Тогда лучше телку, - сказал я, стараясь не рассмеяться. - Нам нужно молоко, а не говядина.
- Эй, Берт! - крикнул Рамминс. - Ну-ка, помоги нам!
Из коровника вышел Берт. Это был младший сын Рамминса - высокий вялый мальчишка с сопливым носом. С одним его глазом было что-то не то. Он был бледно-серый, весь затуманенный, точно глаз вареной рыбы, и вращался совершенно независимо от другого глаза.
- Принеси-ка еще одну веревку, - сказал Рамминс.
Берт принес веревку и обвязал ею шею коровы так, что теперь на ней были две веревки, моя и Берта.
- Ему нужна телка, - сказал Рамминс. - Разворачивай ее мордой к солнцу.
- К солнцу? - спросил я. - Но солнца-то нет.
- Солнце всегда есть, - сказал Рамминс. - Ты на облака-то не обращай внимания. Начали. Давай, Берт, тяни. Разворачивай ее. Солнце вон там.
Берт тянул за одну веревку, а мы с Клодом за другую, и таким образом мы поворачивали корову до тех пор, пока ее голова не оказалась прямо перед той частью неба, где солнце было спрятано за облаками.
- Говорил тебе - тут свои приемы, - прошептал Клод. - Скоро ты увидишь нечто такое, чего в жизни не видывал.
- Ну-ка, попридержи! - велел Рамминс. - Прыгать ей не давай!
И с этими словами он поспешил в коровник, откуда привел быка. Это было огромное животное, черно-белый фризский бык с короткими ногами и туловищем, как у десятитонного грузовика. Рамминс вел его на цепи, которая была прикреплена к кольцу, продетому быку в ноздри.
- Ты посмотри на его яйца, - сказал Клод. - Бьюсь об заклад, ты никогда таких яиц не видывал.
- Нечто, - сказал я.
Яйца были похожи на две дыни в мешке. Бык волочил их по земле.
- Отойди-ка лучше в сторонку и отдай веревку мне, - сказал Клод. - Тут тебе не место.
Я с радостью согласился.
Бык медленно приблизился к моей корове, не спуская с нее побелевших, предвещавших недоброе глаз. Потом зафыркал и стал бить передней ногой о землю.
- Держите крепче! - прокричал Рамминс Берту и Клоду.
Они натянули свои веревки и отклонились назад под нужным углом.
- Ну, давай, приятель, - мягко прошептал Рамминс, обращаясь к быку. - Давай, дружок.
Бык с удивительным проворством вскинул передние копыта на спину коровы, и я мельком увидел длинный розовый пенис, тонкий, как рапира, и такой же прочный. В ту же секунду пенис оказался в корове. Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и через полминуты все кончилось. Он медленно сполз с коровы. Казалось, он доволен собой.
- Некоторые быки не знают, куда его вставлять, - сказал Рамминс. - А вот мой знает. Мой может в иголку попасть.
- Замечательно, - сказал я. - Прямо в яблочко.
- Именно так, - согласился Рамминс. - В самое яблочко. Пошли, дружок, - сказал он, обращаясь к быку. - На сегодня тебе хватит.
И он повел быка обратно в коровник, где и запер его, а когда вернулся, я поблагодарил его, а потом спросил, действительно ли он верит в то, что если развернуть корову во время спаривания в сторону солнца, то родится телка.
- Да не будь же ты таким дураком, - сказал он. - Конечно, верю. От фактов не уйдешь.
- От каких еще фактов?
- Я знаю, что говорю, мистер. Точно знаю. Я прав, Берт?
Затуманенный глаз Берта заворочался в глазнице.
- Еще как прав, - сказал он.
- А если повернуть ее в сторону от солнца, значит, родится бычок?
- Обязательно, - ответил Рамминс.
Я улыбнулся. От него это не ускользнуло.
- Ты что, не веришь мне?
- Не очень, - сказал я.
- Иди за мной, - произнес он. - А когда увидишь, что я собираюсь тебе показать, то тут уж, черт побери, тебе придется мне поверить. Оставайтесь здесь оба и следите за коровой, - сказал он Клоду и Берту, а меня повел в дом.
Мы вошли в темную грязную комнатку. Он достал пачку тетрадей из ящика шкафа. С такими тетрадями дети ходят в школу.
- Это записи об отелах, - заявил он. - Сюда я заношу сведения обо всех спариваниях, которые имели место на этой ферме с того времени, как я начал, а было это тридцать два года назад.
Он раскрыл наудачу одну из тетрадей и позволил мне заглянуть в нее. На каждой странице было четыре колонки: "Кличка коровы", "Дата спаривания", "Дата рождения", "Пол новорожденного". Я пробежал глазами последнюю колонку. Там были одни телки.
- Бычки нам не нужны, - сказал Рамминс. - Бычки на ферме - сущий урон.
Я перевернул страницу. Опять одни телки.
- Смотри-ка, - сказал я. - А вот и бычок.
- Верно, - сказал Рамминс. - А ты посмотри, что я написал напротив него во время спаривания.
Я заглянул во вторую колонку. Там было написано: "Корова развернулась".
- Некоторые так раскапризничаются, что и не удержишь, - сказал Рамминс. - И кончается все тем, что они разворачиваются. Это единственный раз, когда у меня родился бычок.
- Удивительно, - сказал я, листая тетрадь.
- Еще как удивительно, - согласился Рамминс. - Одна из самых удивительных на свете вещей. Знаешь, сколько у меня получается в среднем на этой ферме? В среднем - девяносто восемь процентов телок в год! Можешь сам проверить. Я тебе мешать не буду.
- Очень бы хотел проверить, - сказал я. - Можно, я присяду?
- Давай, садись, - сказал Рамминс. - У меня другие дела.
Я нашел карандаш и листок бумаги и самым внимательным образом стал просматривать все тридцать две тетради. Тетради были за каждый год, с 1915-го по 1946-й. На ферме рождалось приблизительно восемьдесят телят в год, и за тридцатидвухлетний период мои подсчеты вылились в следующие цифры:
Телок - 2516.
Бычков - 56.
Всего телят, включая мертворожденных, - 2572.
Я вышел из дома и стал искать Рамминса. Клод куда-то пропал. Наверное, повел домой мою корову. Рамминса я нашел в том месте фермы, где молоко наливают в сепаратор.
- Ты когда-нибудь рассказывал об этом? - спросил я у него.
- Никогда, - ответил он.
- Почему?
- Да ни к чему это.
- Но, дорогой ты мой, это ведь может произвести переворот в молочной промышленности во всем мире.
- Может, - согласился он. - Запросто может. И производству говядины не повредит, если каждый раз будут рождаться бычки.
- А когда ты впервые узнал об этом?
- Отец рассказал, - ответил Рамминс, - когда мне было лет восемнадцать. "Открою тебе один секрет, - сказал он тогда, - который сделает тебя богатым". И все рассказал мне.
- И ты стал богатым?
- Да, в общем-то, я неплохо живу, разве не так? - сказал он.
- А твой отец не объяснил тебе, почему так происходит?
Кончиком большого пальца Рамминс обследовал внутреннюю кромку своей ноздри, придерживая ее большим и указательным пальцами.
- Мой отец был очень умным человеком, - сказал он. - Очень. Конечно же, он рассказал мне, в чем дело.
- Так в чем же?
- Он объяснил, что, когда речь идет о том, какого пола будет потомство, корова ни при чем, - сказал Рамминс. - Все дело в яйце. Какого пола будет теленок, решает бык. Вернее, сперма быка.
- Продолжай, - сказал я.
- Как говорил мой отец, у быка два разных вида спермы - женская и мужская. До сих пор все понятно?
- Да, - сказал я. - Продолжай.
- Поэтому когда бык выбрасывает свою сперму в корову, между мужской и женской спермой начинается что-то вроде состязания по плаванию, и главное, кто первым доберется до яйца. Если победит женская сперма, значит, родится телка.
- А при чем тут солнце? - спросил я.
- Я как раз к этому подхожу, - сказал он, - так что слушай внимательно. Когда животное стоит на всех четырех, как корова, и голова повернута в сторону солнца, сперме тоже нужно держать путь прямо к солнцу, чтобы добраться до яйца. Поверни корову в другую сторону, и сперма побежит от солнца.
- По-твоему, выходит, - сказал я, - что солнце оказывает какое-то влияние на женскую сперму и заставляет ее плыть быстрее мужской?
- Точно! - воскликнул Рамминс. - Именно так! Оказывает Влияние! Да оно подталкивает ее! Поэтому она всегда и выигрывает! А разверни корову в другую сторону, то и сперма побежит назад, а выиграет вместо этого мужская.
- Интересная теория, - сказал я. - Однако кажется маловероятным, чтобы солнце, которое находится на расстоянии миллионов миль, было способно оказывать влияние на стаю сперматозоидов в корове.
- Что за чушь ты несешь! - вскричал Рамминс. - Совершенно несусветную чушь! А разве луна не оказывает влияния на океанские приливы, черт их побери, да еще и на отливы? Еще как оказывает! Так почему же солнце не может оказывать влияния на женскую сперму?
- Я тебя понимаю.
Мне показалось, что Рамминсу вдруг все это надоело.
- У тебя-то точно будет телка, - сказал он, отворачиваясь. - На этот счет можешь не беспокоиться.
- Мистер Рамминс, - сказал я.
- Что там еще?
- А почему к людям это неприменимо? Есть на то причины?
- Люди тоже могут это использовать, - ответил он. - Главное, помнить, что все должно быть направлено в нужную сторону. Между прочим, корова не лежит, а стоит на всех четырех.
- Понимаю.
- Да и ночью лучше этого не делать, - продолжал он, - потому что солнце находится за горизонтом и не может ни на что влиять.
- Это так, - сказал я, - но есть ли у тебя какие-нибудь доказательства, что это применимо и к людям?
Рамминс склонил голову набок и улыбнулся мне своей продолжительной плутоватой улыбкой, обнажив сломанные зубы.
- У меня ведь четверо мальчиков, так? - спросил он.
- Так.
- Краснощекие девчонки мне тут ни к чему, - сказал он. - На ферме нужны парни, а у меня их четверо. Выходит, я прав?
- Прав, - сказал я, - ты абсолютно прав.
Четвертый комод Чиппендейла
Мистер Боггис медленно вел машину, удобно откинувшись на сиденье и выставив локоть в открытое окно. Какие красивые места, думал он, как приятно снова видеть первые приметы лета. Особенно примулы. И боярышник. Боярышник расцветал вдоль изгородей белыми, розовыми и красными цветами, а примулы росли то там то сям под ними, и это было прекрасно.
Он убрал руку с руля и закурил. Самое лучшее сейчас, сказал он про себя, это попасть на вершину Брилл-Хилла. Он видел его в полумиле впереди. А это, должно быть, деревня Брилл - вон то скопление домов среди деревьев на самой вершине. Замечательно. Нечасто в ходе воскресных вылазок ему доставалась столь отличная точка обзора.
Мистер Боггис остановил автомобиль, чуть не доехав до вершины холма, на окраине деревни. Выйдя из машины, он огляделся. Внизу на несколько миль расстилалась огромным зеленым ковром сельская местность. Великолепное зрелище! Он достал из кармана блокнот и карандаш, прислонился к задней дверце машины и натренированным взглядом неторопливо осмотрел пейзаж.
Внизу справа он увидел фермерский дом средних размеров, стоявший в дальнем конце поля. С дороги к нему тянулась колея. За ним - дом побольше. Был еще один дом, окруженный высокими вязами, на вид - времен королевы Анны, а слева стояли два фермерских дома, похожих друг на друга. Итого пять объектов в этом направлении.