Журнал "Енисей" 1971 г., № 5, стр. 4-30
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 2
Глава 3 3
Глава 4 5
Глава 5 7
Глава 6 8
Глава 7 9
Глава 8 11
Примечания 14
Глава 1
Приятный голос:
- Нет, я не спал. Томит меня предчувствие беды… Оседланы ли кони?
Настороженное фырканье коней, звон сбруи. Менее приятный голос:
- Все сделано, как приказать изволили вы, сударь.
- Тогда в дорогу! Пусть звезды нам осветят ранний путь.
Крик совы и легкий ветерок с ночными запахами трав. Приближающийся конский топот. И вдруг, как выстрел:
- Не торопитесь, шевалье!
Голос нехороший, резкий. Перестук копыт и храп осажденного на скаку коня.
- Граф де Ботрю?!
- Он самый! К вашим я услугам. Продолжим давешний приятный разговор.
- Мы будем продолжать на звонком языке клинков!
- Луна взошла - вот славно!..
- Я готов!
- Я тоже полон нетерпенья. - Граф, защищайтесь.
Зазвенела сталь: Глеб с трудом приоткрыл тяжелые веки, перевернулся на живот и выглянул поверх подушки. Светила красноватая луна. Граф, сбросивший камзол и шляпу, теснил шевалье. Глеб посмотрел на часы - была половина третьего ночи условного времени околосолнечных станций. Шпага, выбитая из рук шевалье, звеня, откатилась к журнальному столику. Глеб запустил подушкой в дуэлянтов, промахнулся - подушка пролетела сквозь конский круп и повисла на рожках виофонора. Звук и запах исчезли. Глеб уронил голову на упругое изголовье, отвернулся к стене.
- Вставайте, сэр, - пробормотал, закрывая глаза, - вас ждут великие дела на чердаке вселенной…
Это была чепуха, которая, впрочем, когда-то имела большое значение. Но сейчас она уже никакого значения не имела. Он знал почему, но сразу припомнить не мог. И не старался. Он опять засыпал, а во сне меняется соразмерность вещей и понятий…
Он будто бы брел по гулкому лабиринту туннелей. И были это, казалось, не туннельные переходы станции "Зенит", прямые и светлые, а пыльные извилистые туннели из черного альфа-стекла, очень странные, с арочными сводами… И все-таки это "Зенит"…
Он брел в поисках выхода, сворачивая в боковые проходы направо, налево, - сумрачно вокруг и пусто. Выхода не было. Туннельные переходы уводили в глубь астероида дальше и дальше, кончилась гладкая черная облицовка, потянулись грубо обработанные стены в толще ожелезненных недр. Он помнил, что идет куда-то совсем не туда, что пора подниматься в диспетчерскую, однако выйти из бесконечного лабиринта туннелей не мог.
Наконец, он входит в зарешеченный зал - какой-то очень знакомый зал, но безлюдный и темный - и узнает виварий. Не слышно обычных шороха, визга, возни, а в дальнем конце прохода между решетками ограждений смутно виднеются две мешковатые фигуры с большими круглыми головами. Кто здесь?.. И почему в вакуумных скафандрах?
Прозрачные забрала откинуты вверх, из гермошлемов блестят настороженные глаза. Это Клаус и Поль - двое подопытных шимпанзе, те самые Клаус и Поль, которых вчера должны были транспозитировать на станцию "Дипстар", к орбите Сатурна… В поднятой лапе Клаус держит странный квадратный предмет, и под этим предметом что-то раскачивается, щелкает, а на тонкой цепочке - фигурная гиря. И вдруг открывается маленький люк, и забавная птичка шипит и жалобно стонет: "Ку-ку, ку-ку…" Великий космос, это часы!
Стрелки анахронического механизма показывают время начала эксперимента. Пора… Ну-ка, ребята, марш в лифтовый тамбур, да поживее!
Клаус и Поль ковыляют, пыхтя от усердия. Часы Клаус тащит под мышкой, и гиря на длинной цепочке волочится следом. Зачем тебе это, старик? Брось их!..
Клаусу жаль расставаться с часами, но ничего не поделаешь, надо оставить - приказано.
Втроем заходят в кабину лифта и долго падают вниз. Поль беспокойно ухает, вертится, строит гримасы. Клаус угрюм, но спокоен. Он стар, и у него необычайные для шимпанзе глаза - редко можно увидеть у обезьян светлые глазные белки. Смотрит вопрошающе, в упор, почесывая затянутой в перчатку лапой затылок шлема. Ну что здесь непонятного, старик? Вы отстали от графика ровно на двадцать четыре часа. На "Дипстаре", должно быть, сходят с ума от великого беспокойства, потеряны целые сутки, а ты и Поль даже еще не на старте.
Лифт тормозит. Свертывается гибкая дверь, обнажая стену из черного альфа-стекла. Участок стены уходит вниз, и открывается ход в святая святых "Зенита" - камеру гиперпространственной транспозитации. Клаус, обеспокоенно вытянув губы, смотрит в этот квадрат, подсвеченный изнутри голубоватым сиянием, Поль пятится и ворчит. Что же вы, ребята, оробели? Давайте я закрою вам гермошлемы. Вот так… Марш в камеру!
Ворчливый Поль неохотно взбирается на стартовый когертон - небольшое слабо вогнутое альфа-зеркало на тубусной подставке. Клаус медлит. Смелее, старик! Тебя нервирует Поль, понимаю: ты привык стартовать в одиночку. Но ничего не поделаешь, надо вдвоем, таковы условия эксперимента. Ты у нас ветеран, и кому же как не тебе… Ну вот и отлично. Будь умницей и будь здоров. Передавай привет ребятам с "Дипстара"!
Предупредительный гудок, броневая плита идет на подъем. Последний взгляд на перепуганных ТР-перелетчиков: каждый из них на своем когертоне. Порядок.
Ход перекрыт. За спиной метровая толща альфа-брони, а впереди, на расстоянии полушага, опустевший ствол лифтовой шахты. Трудно поверить, но факт: кабина лифта исчезла.
Очень мило, но что же делать в такой ситуации?
Где-то там, далеко в вышине, прозвучал вой сирены, и вдруг стало тихо. Ну-ну, не надо паники! Главное, устоять на ногах в момент ТР-запуска, иначе все закончится очень эффектно: вверх тормашками в шахтный колодец. Спиной плотнее к стене, вот так… И думать о чем-нибудь постороннем.
Отзвенели стартовые сигналы. Мягкий толчок - и мгновенная дурнота. Это цветочки - первый цикл транспозитации, малая тяга. Ягодки впереди…
Толчок - искры из глаз! Окружающий мир, уродливо вытянутый по вертикалям, медленно поворачивается на тонкой оси… Со скрипом и гулом… Ужасно медленно и тяжело…
Вверху опять завыла сирена. Кажется, все обошлось и можно поздравить себя: устоял! Мышцы тела свинцово наполнены нервной усталостью, но это уже не страшно - главное, устоял. Черная плита сдвигается с места и с мягким шорохом ускользает вниз, открывая квадратный зев прохода, и видно, как в голубоватом объеме этой патерны сгущается туманное облачко пара… И сразу - нехорошее предчувствие.
В камере тумана не было. Он успел осесть на стенах белыми искрами инея. А на полу, обрызганном заледеневшей кровью, лежит продолговатый сверток.
Поль? Или Клаус?.. Да, это Клаус. Поль прошел в гиперпространство - когертон номер два благополучно исчез. Это старик не прошел. Его когертон возвышается одиноким зонтиком. А Клаус… лежит на полу. Вернее, то, что несколько минут назад было Клаусом. Сейчас это просто вывернутый наизнанку скафандр (облепленный тоже вывернутой наизнанку плотью). Монополярный выверт… Результат почему-то незавершенной транспозитации.
А тишина… Будто после оглушительного взрыва. И тишину неожиданно нарушают знакомые звуки: что-то шипит и щелкает. Птичка деревянная щелкает. Скачет, носится туда-сюда по краю когертона, жалобно стонет: "Ку-ку, ку-ку…"
Вот тебе и "ку-ку"!..
Высоко над головой - глянцево-черные арки эр-умножителей, конечная ступень огромного технического комплекса. От верха до низа - шестнадцать этажей математически организованной материи. От купола диспетчерской до когертонов. До свертка, лежащего на полу… Глеб отчаянно закричал.
От крика проснулся.
Приходя в себя после пережитого кошмара, Глеб лежал с открытыми глазами неподвижно. Потом потянулся, сел, зевая и потирая голые плечи. "Опять не выспался", - с тоской подумал он. Настроение катастрофически падало. Состояние духа, более созвучное ночному кошмару, чем это, просто трудно было себе представить. И виноват в этом не Клаус, который жив и здоров, и не вчерашний эксперимент, который прошел без сучка и задоринки, если не брать во внимание знаменитый, но никому не нужный эффект перерасхода энергии на малой тяге…
Покончив с утренними процедурами в душевой, Глеб оделся и вышел в туннель.
Ревнители технической эстетики перемудрили, решив использовать для облицовки круглого туннеля люминесцентный пластик, и с тех пор туннель не туннель, а светящийся призрак - дыра в ослепительно белом тумане. Очень тихо, очень светло, прохладно и не очень уютно.
Глеб постоял у дверей спортивного зала. "А ведь отпрыгались…" - подумал. И все великолепно понимают, что отпрыгались, но делают вид, будто бы еще не все потеряно. Смотрят в рот Калантарову, ожидая новых пророчеств. А Калантаров смотрит в Пространство и понимает, что оно оказалось позабористей наших сверхгениальных идей. Или не понимает?..
Наверху зашелестел вентилятор. Глеб зябко поежился и побрел вдоль туннеля. Начало каждого дня вот так - вдоль туннеля. Условное начало условного дня, который, строго говоря, не день, а сплошной круглосуточный полдень… Надо решаться. Кричать с этой жизнью астероидального троглодита, по примеру Захарова и Халифмана, возвращаться на Землю, менять профессию, пока не поздно. Как бы это поделикатнее объяснить Калантарову?..
Незаметно для себя Глеб ускорил шаги - почти бежал, прыгая через овальные люки. Голова полна вариантов воображаемого спора с Калантаровым. Шеф повержен, разбит, припечатан к стене. Но оппонент великодушен: протягивает руки и говорит на прощание что-то трогательно-благородное, от чего глаза у шефа становятся влажными…
Глеб с ходу перепрыгнул открытый люк гравитронного зала, но вспомнив о чем-то, вернулся. Он вспомнил, что сегодня ему нужен клайпер.
Глава 2
Колю Сытина разбудила муха. Огромная, нахальная, она жужжала над самым ухом, и Коля уже приготовился спрятать голову под простыню, но вовремя сообразил, что это зуммер.
Он почмокал губами, приоткрыл один глаз. Все правильно: на часовом табло светилась четверка с точкой и двумя нулями. Четыре ноль-ноль условного времени.
Зуммер не унимался. Коля перевел руку за спину, прошелся пальцами по стене в поисках контактной кнопки. Кнопку он не нашел, потому что кнопка была у изголовья, а изголовье теперь было там, где ноги, - значит нужно поискать ее голой пяткой. Зуммер умолк. Раздался щелчок, и тонфоны спросили голосом Фишера:
- Вы еще спать, мой молодой друг?
- Нет, я уже не спать, - бодро откликнулся Коля. - Я вставать и одна минута бежать вам на помощь.
- Я рад. Не забудьте завтракать, Коля, и обязательно пить молоко.
- Я понимаю, питание прежде всего. Ульрих Иоганович, вы где находитесь? Уже в скафандровом отсеке?
- Сейчас - виварий. Потом - скафандровый отсек.
- Ясно. Буду через полчасика.
Неспортивно взбрыкнув ногами, Коля скатился на пол и несколько раз отжался на руках. Постоял на голове, раздумывая, не пойти ли в спортзал попрыгать на батуте. Времени, жаль, маловато… Стоп! Надо же, чуть не забыл!..
Коля медленно перевернулся, подошел к дивану, склонился над изголовьем. Снежно-белая простыня точно так же, как и вчера утром, была припорошена тонкой угольно-черной пылью.
- Елки-финики… - пробормотал он, удрученный открытием.
Беспокоил Колю однако вовсе не силикоз, И даже не сама черная пыль - он уже знал, что она собой представляет. Беспокоила полнейшая необъяснимость ее ночного появления на простынях…
Впервые он обнаружил ее вчера утром. Недоуменно моргая, он смотрел на подушку, ос-новательно припорошенную каким-то темным веществом. Центр подушки - там, где ночью покоилась Колина голова, - был заметно светлее. Значит, пыль сыпалась сверху. Коля уставился в потолок. Ничего подозрительного - гладкая светло-кремовая облицовка, ни единого темного пятнышка. Коля вскочил и помчался к зеркалу в душевой. Левая щека была темнее правой, в уголках рта и глаз скопились сажистые отложения. Он сразу вспомнил, как однажды, месяца два назад, проснувшись после ночного дежурства, он с величайшим изумлением обнаружил, что подушка и простыни пропитаны кровью. Никаких сомнений относительно того, что это была настоящая кровь, у него, студента института экспериментальной биологии, не возникло ни на секунду. Помнится, он также оторопело разглядывал в зеркале свою окровавленную физиономию - страшноватое зрелище! - и терялся в догадках. Наконец решив, что во время сна лопнул в носо-глоточной полости какой-нибудь кровеносный сосудик, он старательно уничтожил все следы этого неприятного происшествия, чтобы не давать повода буквоедам из медицинского сектора станции поговорить о "хлипком здоровье современной студенческой молодежи, которую тем не менее Земля почему-то считает возможным посылать в космос на стажировку". Однако личные неприятности сразу забылись, как только Коля узнал от Ульриха Иогановича, что в этот день с их любимцем шимпанзе Эльцебаром случилось непоправимое несчастье. У ТР-физиков что-то там не сработало, и в результате беднягу Эльцебара вывернуло наизнанку… На языке ТР-физиков это называется "монополярным вывертом".
Они оправдывались тем, что Эльцебар-де "в момент транспозитации спрыгнул вдруг с когертона". Иоганыч был безутешен, и Коля, сам опечаленный до предела, очень ему сочувствовал.
И вот теперь эта проклятая пыль…
Коля вчера догадался осторожно собрать и отнести черную пыль на анализ. Оказалось, что ничего особенного она собой не представляет - просто микроосколочки альфа-стекла. Но объяснить появление альфа-стеклянной пыли на подушке никто не отважился или не пожелал. На этой станции всем всегда некогда. Только у дядюшки Ульриха случалось время подолгу беседовать с молодым помощником о вещах и очень серьезных и не очень. Но Ульрих Иоганович был специалист по приматам, и "пыльные" вопросы, к сожалению, находились за пределами его компетенции. Коля проявил упрямство, и, засев в кафетерии, пил молоко до тех пор, пока не выследил одного из здешних ТР-физиков - Глеба Константиновича Неделина. Глеб Константинович с видимым отвращением цедил черный кофе чашку за чашкой, и было непонятно, слушает он Колю или нет. Потом он пристально посмотрел куда-то мимо Колиных любознательных глаз и посоветовал ему брать с собой в постель пылесос. Под конец разговора он растроганно назвал собеседника "букварем" и, страшно вращая зеленоватыми глазами, сказал, что гиперпространство - это дерьмо, станция для дураков, эрпозитация к звездам - дохлый номер, и что дальнейшее здесь своё пребывание считает стопроцентным кретинизмом. Коля ушел от него на нетвердых ногах, ощущая легкое потрясение.
Брать с собой в постель пылесос Коля, конечно, не стал, но с альфа-пылью надо было что-то делать.
Что именно, он придумал не сразу. Первым его побуждением было: выпросить у механика электродрель и с ее помощью перемонтировать крепления для дивана подальше от неприятного места. Однако он тут же вспомнил о добром десятке дистанционных переключателей, вмонтированных в изголовье, которые связаны кабелем с общей линией электрокоммуникаций… Короче говоря, это был дохлый номер. Тогда он просто-напросто решил ложиться спать наоборот - к изголовью ногами. И вот сегодня он проснулся "альфа-запыленным" только от щиколоток до колен. Для него начиналась пора невольного экспериментирования по принципу "хочешь не хочешь". Все было бы ничего и даже интересно, если бы не тревожное беспокойство от смутной догадки, что он случайно обнаружил нечто такое, чего пока никто на "Зените" не знает и знать не желает…
Чтобы отделаться наконец от собственных размышлений, возымевших над ним странную власть, Коля издал жизнерадостный крик гиббона, попрыгал на одной ноге и бросился в душевую.
Он вернулся в каюту мокроволосый, продрогший, мельком взглянул на часы, прыгнул в брюки и пулей вылетел в туннель, натягивая куртку на ходу.
В такой ранний час в кафетерии было безлюдно. Коля быстренько проглотил бутерброд, запил его яблочным соком, компотом с молоком, смахнул посуду в приемный лючок автомойки, выскользнул в дверь. Стремительно вернулся, подбежал к автоматическому бару, настучал при помощи клавиш кучку орехов, сахарных кубиков, фруктовых конфет, рассовал все это по карманам и теперь уже уверенно помчался в лифтовый тамбур.
Виварий находился в левом крыле третьего яруса станции. Шеф рассказывал, что раньше специального помещения для подопытных животных на "Зените" не было вообще. Да и сама станция, пока проводились начальные эксперименты над объектами неживой материи, мало походила на теперешнюю. Но позже, когда физикам удалось проникнуть в самую суть транспозитации предметов через гиперпространство, "Зенит" основательно модернизировали. Но и тогда вивария еще не было: несколько десятков белых мышей и морских свинок прекрасно обходились четырьмя стеклянными ящиками в одном из пустовавших помещений медицинского сектора, а остальные четвероногие ТР-перелетчики - преимущественно собаки - обитали в каютах уже довольно многочисленного экипажа станции, широко пользуясь человеческим гостеприимством. Когда же дело дошло до транспозитации высших приматов, выяснилось, что напряженности естественного поля не хватает. Пришлось в срочном порядке строить установку для генерации искусственного поля тяготения. Размах строительства был столь грандиозен, что заодно уж решили максимально удовлетворить все настоящие и будущие - насколько это можно было предугадать - потребности работающих здесь ученых. Внутри астероида (наряду с машинными залами, лабораториями, сложным шахтным хозяйством для размещения специальных устройств) появились спортзалы, салоны, межэтажные эскалаторы, лифты, просторные склады, оранжерея и даже плавательный бассейн. Виварий поместили в огромном зале, забракованном специалистами-гравитронниками в период строительства. С одной стороны, это было удобно, потому что виварий располагался в зоне относительной тишины - далеко от машинных отсеков. С другой стороны, "бракованный" зал очень мешал гравитронникам. Дело в том, что эта огромная полость каким-то образом нарушала стабильность взаимодействий полей тяготения. И во время работы ТР-установки бывало, что стены, пол, потолок неожиданно менялись местами. После этого животных приходилось долго успокаивать. Во всем остальном виварий - в его теперешнем виде - вполне оправдывал свое назначение. Это была просторная, светлая, хорошо оборудованная подсобной автоматикой гостиница для человекообразных ТР-перелетчиков, которым время от времени предоставлялось почетное право пройти по неизведанным тропинкам гиперпространства впереди человека. Или погибнуть, если теория нового эксперимента окажется вдруг недостаточно отработанной…