* * *
Нет, братцы мои, выслеживать кого-то в нашем сумасшедшем мире – та ещё песня. Прежде всего, нет никакой гарантии, что в тот момент, когда ты, пыхтя клапаном противогаза и поминутно протирая запотевшие стёкла, кустуришься в густой акации, наблюдая за клиентом, с тылу к тебе не подкрадывается юный мёртвый друг. То есть фактически мёртвый, во-о-от с таким оскалом и во-о-от с такими граблями, волочащимися пока по земле. Поэтому в засаде сидеть приходится по двое. Один наблюдает за домом, где засела компашка людоедов, а другой – за спиной первого, не приключись чего. Есть ещё и третий, но он обеспечивает отход с прорывом, эвакуацию, так сказать. Этакая вот диспозиция.
Кустуримся мы уже неделю. Нужно же убедиться, что это натуральные людоеды со стойким иммунитетом, а не доживающие последние минуты инфицированные бедняги. "Кустуримся" – это Семён придумал. Производное от имени известного режиссёра. Хорошо звучит, веско. То, что клиентов двое, мы поняли через час наблюдений. Двое на ногах и в форме, я имею в виду, а так и третий должен где-то быть. Тот, кого я дверцей шваркнул. Отлёживается, поди. Можно было брать хоть сейчас, но опять же – а где уверенность, что это людоеды? Зачем омрачать добрым людям последние часы скорбного существования? Представляете – врываемся мы этак через окна-двери, готовые вязать супостатов, а супостаты перекидываются в зомбяк – это же какой конфуз может получиться! Засмеют ведь добрые люди, и правильно сделают. Мало покойничков по улицам шляется, засады на них устраивать. Тьфу.
Конечно, это я сейчас так, на понтах, после дела сделанного, а тогда всё было гораздо серьёзнее. Попробуй полезь в логово, живо схлопочешь пулю. Все мы тут супермены, до сих пор выжившие, Шварц на Брюсе сидит и Жан-Клодом погоняет. Так что нужно было всё хорошо учесть и всё хорошо просчитать, чем мы всё это время и занимались.
Сигналка у них была простенькая, периметр, рассчитанный на безмозглых зомбяк, Андрюха её вмиг раскусил и фактически нейтрализовал. Окна первого этажа закрыты ставнями, а на втором – открыты, и даже занавесок нет, впрочем, там ребятушки-людоедушки показывались нечасто. И по одному, так что пулей из снайперки бить – не резон, разве что в преддверии штурма. И то опять-таки нужно трижды подумать.
Мы и подумали.
Ещё нужно было хорошо прикинуть по поводу костюмов наших. С одной стороны, какая-никакая защита, а с другой стороны – с такой защитой можно легко словить пулю. И опять-таки, если правде в лицо смотреть, какая защита? Только психологическая.
Мы долго спорили по этому поводу и решили наконец: паримся в ОЗК до последнего, а перед штурмом снимаем их к собакам. Ватно-марлевой повязкой вполне можно обойтись. Как паллиатив.
– Я так считаю, – сказал Семён. – Лучше быть живым и здоровым, чем здоровым и мёртвым.
Мы не возражали.
Всю неделю людоедики наши, каннибалы доморощенные, просидели в хате. Может быть, раны зализывали, может быть, больного отхаживали – не бросили ведь они своего товарища, мы точно знали. А на шестой день началось у них нездоровое шевеление, по всему видать, на вылазку собрались. А это нам было только и нужно – ничего удобнее не придумать, как брать клиентов на выходе.
Всё прошло гладко, как по маслу. Первого клиента Семён приголубил в гараже, тихо, без пыли, без шуму, как опять-таки любил говаривать известный советский киногерой. А второго мы взяли с Андрюхой, взяли на крыльце, едва он шагнул за дверь. Связали аккуратненько и положили на землю, теперь можно было осмотреться и при желании даже напялить ОЗК с противогазом. Но мы этого делать не стали – потому что должен был быть ещё третий клиент, покалеченный, и мы, дураки, пошли его в дом искать.
Дураки – потому что ОЗК и противогазы нужно было надеть. Ибо такой вонищи, какую мы почувствовали с Андрюхой, откинув крышку погреба, в жизни никто не нюхал. Таиландский плод дуриан, скажу я вам, пахнет не в пример слаще и изысканней.
А когда в подвал мы всё-таки спустились, нам очень живо захотелось обратно, на свет божий, потолковать с этими двумя, связанными и ещё живыми. Я бы сказал – живыми временно и по недоразумению.
У них там целая комната была, заваленная трупами, засыпанными кое-как известью. И не зомбями какими – что, я нормальный человеческий труп от зомбяка не отличу?
Людоеды.
* * *
Семён приволок из сарая урода и бросил его на землю рядом с первым. Людоед что-то хрюкнул через кляп и попытался перевернуться на бок. Гарик разбежался и, как на футболе, с хрустом вломил ему ногой в живот. Людоед попытался подтянуть к животу ноги. Гарик ударил вторично – теперь в лицо.
– Тихо, тихо, – сказал Андрей. – Не убей. Рано еще.
Он подошёл к первому людоеду и, стараясь не испачкаться, перевернул его на спину. Развязал кляп. Распрямился.
– Я буду говорить, ты – отвечать, – сказал он.
Людоед пошамкал пересохшим ртом. Пришлось вторично нагибаться, дать ему попить из бутылки.
– Тебя как зовут?
– Олег.
– Как давно ты пьёшь кровь?
Людоед закашлялся и не ответил. Гарик выжидательно посмотрел на Андрея и ударил лежащего ногой. И ещё раз. И ещё.
– Ты будешь отвечать?
– Да…
– Как давно ты пьёшь кровь?
– С самого начала…
– Откуда ты узнал об этом?
– Люди говорили.
– Конкретнее.
– Не знаю. Не помню.
Удар ногой.
– Не помню я!..
Удар ногой.
– Был у нас один… Жил в соседнем подъезде, гаражный бокс через один от моего… То ли врач, то ли биолог. Он сказал. Хотел вакцину…
– Что с ним стало?
– Заразился.
– Как?
– Думал, что вакцина действует постоянно. Перестал пить кровь.
– Сколько человек вы убили?
– А вам-то что?
Удар ногой.
– Сколько человек ты убил?
– Не знаю, я их не считал.
– Хорошо, – сказал Андрей. – У меня всё. Держите его, парни. Он будет первым.
Андрей отошел и вскоре вернулся, держа в руках небольшой серебристый чемоданчик. Расстегнул никелированные застежки. Показал содержимое людоеду.
– Знаешь, что это? Знакомо?..
Не дожидаясь ответа, стал разворачивать прозрачный шланг, достал иглу. Достал одноразовые пакеты. Достал жгут. Семён нагнулся, высвобождая руку Олегу, стягивая её жгутом.
– Надеюсь, у тебя нет СПИДа и сифилиса.
– Думаю, ты должен знать, – сказал Андрей, всаживая иглу и наблюдая, как чёрная кровь заструилась по шлангу. – Зомби едят людей и переносят заразу. Есть люди, которые скрываются от зомби и пытаются оградить себя от заразы. Это мы. Есть люди, которые ловят нас, заражают и пьют нашу кровь. Это вы. В результате возникает иммунитет, но его нужно систематически поддерживать. Каждый день пить человеческую кровь. Так становятся людоедами… Нужно было сделать ещё один шажок, ещё одно небольшое умственное напряжение, и вы догнали бы главное, очень простую истину. Кровь человека, регулярно иммунизировавшегося, сама становится вакциной, теперь уже – настоящей. Это так же верно, как то, что ты лежишь передо мной. Немного, всего сто-сто пятьдесят граммов твоей крови – и у того, кто её выпьет, появится абсолютный иммунитет к зомби-вирусу… Три литра твоей крови спасут тридцать жизней. Еще тридцать жизней – кровь твоего приятеля… Что, страшно?
Они одержали победу. Конечно, то, что им предстояло сделать, было мерзко и отвратительно и нечувствительно размывало границы между ними и теми, что лежали сейчас на земле, но победа была одержана, победителей не судят, и можно немного расслабиться. И они расслабились. Расслабились совсем немного – ровно настолько, чтобы не услышать характерную шаркающую походку трёх десятков зомби, выруливших с шоссе к усадьбе. Был ещё шанс – кинуться в машину, был шанс запереться в доме, но они упустили его. Периметр безопасности был отключен, и сигнализация не сработала.
Начинания, вознёсшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия.
Хрум!
ka3a4ok
Лаба (Почти по Лукьяненко)
Дз-з-зинь…
– Алиса, это Саушкин. Привет, не отвлекаю?
– Отвлекаешь, ну да ладно. Чего тебе?
– У меня лаба по трансмутации. Философский камень. Фигня какая-то с ингредиентами, не понимаю.
– Ну и? Я-то тебе чем…
– Советом.
– Хорошо. Отдежуришь за меня в пятницу, с часу до шести, по рукам?
– Гм… В пятницу… Ладно, по рукам.
– В чём проблема?
– У меня философский камень в реторту не помещается…
– В смысле?
– Ну вот, в учебнике: в разогретую на живом огне стеклянную реторту объёмом двести миллилитров с десятью граммами Венеры необходимо добавить… так… и ещё пятьдесят граммов вездесущего духа жизни… и аква фортис… ага, вот: и пепел чёрной кошки!
– Подожди, я пока реторту сотворю…
(Слышатся постукивание, позвякивание, невнятная ругань и противное шипение.)
– Саушкин?
– Да, Алиса. Получилось?
– Не влазит. Эта долбаная кошка – не влазит!
– Вот и я о том же.
– Может быть, опечатка? А если взять реторту побольше?
– Не получается, я пробовал. Реакция не идет. Дерьмо какое-то получается, а не золото.
– Хм.
– Идеи есть?
– Нет.
– Жаль. В пятницу дежуришь сама.
– Костя!
– Нет ножек – нет мультиков. Привет.
Бряк.
Пи-пи-пи…
Дз-з-зинь.
– Антон?
– Костя?
– Антон, когда ты учился, у тебя был зачет по трансмутации?
– С какой целью интересуешься?
– Да мне завтра сдавать, а я лабораторку сделать не могу.
– А-а-а-а… Тогда ладно. А в чём проблема?
– Трансформация кубика меди в кубик золота.
– Классическая алхимия?
– Она, родимая. Споткнулся на пепле чёрной кошки.
– На чём?
– Пепел кошки. Чёрной. В реторту не влазит.
– А… Так у вас же алхимический ряд другой. Вы же живодеры. У нас всё больше на светлых стихиях построено – никаких кошек. Так что извини…
– Чёрт… Ладно, пойду экспериментировать…
– Пока.
Бряк.
Пи-пи-пи.
Дз-з-зинь.
– Костя? Это Донникова. Ну как, сделал лабу?
– Нет.
– Предложение о пятнице в силе?
– Если поможешь.
– Записывай или запоминай: кошка должна быть молодая, ни разу не рожавшая – вообще котёнок.
– И что?
– Пепла меньше. Должно влезть.
– Сейчас попробую.
Пи-пи-пи…
Дз-з-зинь!
– Донникова? Это Костя. Не влазит.
– Слушай, а ты пепел как получаешь?
– Как-как… Печь муфельная, 2,6 кВт, температура 1100 градусов.
– Воняет, поди?
– Не то слово.
– М-да.
– Есть ещё идеи?
– Нет.
Бряк.
Пи-пи-пи.
Дз-з-зинь!
– Это Городецкий.
– Да, Антон.
– Костя, ты классику читаешь?
– В смысле?
– Ну, Стругацких. Помнишь, как Витька с лещом возился?
– Ну?
– Дисперсия свойств. Возьми другую кошку.
– Спасибо, Антон. Я уже. Мне невинно убиенные кошки ночами сниться будут.
– Я всегда говорил, что ты порядочный человек, хотя и вампир. Хочешь курс интенсивной антивампирной реабилитации?
– Антон, ей-богу…
– Молчу-молчу.
Бряк.
Пи-пи-пи…
Дз-з-зинь!
– Костя, это Антон. Я о твоей задачке у Ольги поспрашивал. Всё-таки старая школа.
– Надеюсь, она не слышит…
– Так я же со всем уважением и без намёков! Так вот, она говорит, что кошка должна быть сиамской…
– Антон, у меня пепел в реторту не влезет! Хоть это будет сибирец, хоть сиамец – какая разница? А берёшь щепотку – не получается, доза мала!
– Хм.
Бряк.
Пи-пи-пи.
– Дз-з-зинь…
– Привет, вампиреныш.
– Ольга?
– Только из уважения к твоему другу… В чём проблема?
– Проблема соотнесения объёмов. Большой объём пепла не влазит в маленький объём реторты…
– А лабораторную работу у тебя кто принимает?
– Луллий.
– Раймунд? О как! Ладно, подожди…
Бряк.
Пи-пи-пи.
Дз-з-зинь!
– Саушкин?
– Мэтр Луллий?
– Откуда ты знаешь Светлую? Впрочем, это неважно. Во исполнение давно данного обещания… впрочем, это тебя не касается… готов проконсультировать.
– У меня пепел кошки не помещается…
– Чёрной?
– Чёрной.
– В реторту?
– В реторту.
– На последнем этапе возгонки?
– Да.
– Подожди.
(Слышны кряхтение, матерок заклинания, стук-бряк.)
– М-да, действительно. Не помещается. Совсем старик стал, всё забываю. Перезвоню.
Бряк.
Пи-пи-пи.
Дз-з-зинь!
– Саушкин?
– Это кто?
– Ты что, мой голос не узнал?
– Завулон?
– Обоев рулон! Что у тебя там с кошкой?
– Откуда вы…
– Мне твой долбаный Луллий только что заявление об увольнении подал. По собственному желанию. Говорит, впал в маразм, простенькое превращение совершить не может. Что там у тебя?
– Кошка…
– Не влазит?
– Не влазит.
– Ладно, позвоню Гэсеру. Пусть у ночников голова болит.
Бряк.
Пи-пи-пи.
Дз-з-зинь!
– Константин Саушкин?
– С кем имею честь?
– Это Великий Инквизитор. Ваши действия, Константин Саушкин, привели к системному кризису баланса сил. Дозоры Москвы потеряли несколько заслуженных работников. Четыре сотрудника Ночного Дозора не смогли решить поставленную вами задачу и ушли на пенсию. Три сотрудника Дневного Дозора по этой же причине развоплотились. Из-за того, что утеряны цепочки, мы не можем выяснить суть задачи. Изложите.
– Методами классической алхимии необходимо провести трансформацию кубика меди в кубик золота. Не могу решить: в заданный объем реторты не входит необходимый объём пепла чёрной кошки.
– Ясно.
Бряк.
Пи-пи-пи.
Дз-з-зинь!
– Костя?
– Да, Антон.
– Костя, ты дебил.
– Хм.
– И я дебил. И алхимик твой – тоже дебил. И шеф твой дебил. И эта девица… как её… тоже дебилка.
– Ближе к делу.
– Вот скажи мне, Костя, как ты себе представляешь сжигание кошки в Средневековье?
– Нормально представляю. У них там у всех печи были, камины…
– И вытяжные шкафы… И кошек чёрных тоже было немерено…. Мы достучались до Бернардо, Добряка из Тревизо. Подняли мужика со смертного ложа, еле упросили проконсультировать… Сам Гэсер просил…
– Ну и?
– Что и? Шерсть! Шерсть нужно было жечь! Шариковы недоделанные…
Бряк.
Пи-пи-пи.
ka3a4ok
Год дракона
Настя всегда была слегка повёрнута на драконах. Её рабочий стол был завален плюшевыми крылатыми уродцами, дракончики давно поселились за лобовым стеклом жёлтенького "матизки", а стена за монитором был заляпана глянцевыми репродукциями дрянных картинок. Ну, вы знаете: масса крылатых рептилий, поблёскивающих зеленью чешуи, дымчатые замки, мускулистые герои и полуобнажённые красотки с мечами. Саня, помнится, на одном из корпоративов, – кажется, встречали Новый год или провожали старый, – уже будучи изрядно вполсвиста, занялся толкованием Настиного увлечения в рамках учения Фрейда.
– Дракон – это воплощение фал-л-лоса, – говорил он, вращая пальцем перед носом слушателей, большей частью воображаемых. – Зелёного крылатого фал-л-лоса. Всё это – бегство от действительности. Эс…капизм. Собирая дракончиков, ты занимаешься суб… лимацией…
Так как все познания Сани в области психоанализа сводились к вышеозвученному тезису, эффекта его речь не возымела. Он даже не огреб от Насти как следует: на дураков не обижаются, а уж на пьяных дураков и подавно. Впрочем, прозвище "Крылатый Фаллос" ненадолго закрепилось за оратором.
Настина коллекция росла. Отправляясь в отпуск или командировку, в преддверии 8 Марта или иного подобного социально значимого праздника, мы всегда знали, что нужно искать, везти, дарить Насте.
Самого большого – ростом почти с саму Настю – дракона мы подарили ей на день рождения. Самого маленького, искусно вырезанного то ли из кости, то ли из дерева, привез Дениска откуда-то из Азии. У Настёны были пластмассовые, резиновые, деревянные и глиняные экземпляры, были свечи в виде драконов, шариковые ручки с драконьими навершиями, а брелоки с растопырившими крылья чудовищами исчислялись, наверное, сотнями. Она развешивала эти брелоки замысловатыми пучками по всему офису.
Настя жила в однокомнатной хрущовке со своей бабкой. Квартира была бабкина, отношения у них были не очень – такое заключение мы сделали на основании некоторых косвенных признаков. Всё её крылато-чешуйчатое богатство обитало в офисе. Ну, разве что за исключением той малой части, что разместилась в машине. Настя была человеком не вредным, поэтому никто не сопротивлялся резиново-плюшевому засилью. Даже гигантский дракон без особых проблем прижился в старом сломанном кресле, между шкафом с подшивками и общественным принтером.
Поэтому, когда в офисе появился Дракоша, мы знали, кому его сдать на поруки.
Дракошу принёс Денис. Принёс в большой плетёной корзине, из тех, с которыми ходят по грибы. Было это в феврале, в тот самый гадкий период, когда зима, пытаясь вырваться из окружения, бросает в ход свои последние резервы. Город оказался завален снегом, снегоуборщики не справлялись, машины стояли в километровых пробках. Мы постоянно опаздывали на работу, а начальство в лице Нашего Непосредственного Шефа (подпольная кличка Ваша Непосредственность) смотрело на это сквозь пальцы. Что поделать, раз такое буйство стихий.
Так вот, Дениска ввалился в контору уже ближе к одиннадцати, весь в снегу, лучезарно сияя всеми своими двадцатью тремя зубами. (Дениска в раннем юношестве подавал надежды на ледовой арене, чуть было не стал виртуозом конька и шайбы. Выкладывался весь, но родители, наблюдая за стремительным прореживанием улыбки, забрали его из секции. Протезирование зубов в ту пору у нас в стране было крайне не развито. А теперь, по словам Дениски, у него просто не хватает времени; да и хрен с ним, привык. Семейной жизни не мешает. В нашем дружном коллективе за Дениской закрепилось прозвище Дядюшка Ау.) Корзину он нёс перед собой, как несут праздничный пирог. Дениска гордо прошествовал по офису, оставляя за собой мокрые следы, орошая всё окрест быстро тающими комочками, и водрузил корзину на мой стол, небрежно сдвинув в сторону свежие распечатки.
– Вот, – сказал Денис. – Любуйтесь.
Из корзины появилась мультяшная голова на длинной чешуйчатой шее, обвела оторопевших нас слегка маслянистым взором.
– Какое чудо, – охнула Настя.
Голова заявила неожиданным баском:
– Можно звать просто Дракошей.
Конечно же, Дракоша не был разумным. О каком разуме может идти речь, если мозг чуть больше грецкого ореха? Просто гипертрофированная способность к звукоподражанию. Как у попугая, только круче. Дракоша запоминал целые предложения, при этом копировал интонацию и тембр голоса. Та, первая фраза, несомненно, принадлежала предыдущему хозяину. Кто он был – мы так и не узнали: Дениска уверял, что купил Дракошу у какой-то затрапезной бабульки. Купил на автобусной остановке, за полтинник, вместе с корзинкой.