Она всегда брала еды на двоих - просили, не просили об этом. Захвати только на себя - не хватит, не станешь же есть в одиночку, когда кто-то рядом. Одни договаривались так: Светик, ты еду сообрази, а я что-нибудь для души прихвачу. И прихватывали выпивку. Это было хуже всего. Приходили на место, едва располагались, как он предлагал тут же, а не перекусить ли нам? Открывал бутылку, и - начиналось: себе чуть не полный и Светику столько же, чтобы та охмелела сразу. Подпаивал. Когда же она отказывалась и от вина, и от прогулки в лес после вина, он выпивал еще, один, пьянел, начинал нести ерунду или засыпал. Хорошо - если засыпал. Светик тогда была вроде бы уже ничем не связана с ним, отдыхала сама по себе: играла в волейбол, гуляла, читала, лежа в гамаке. "Свинья, - с отвращением думала она. - Что ему женщина, природа. Ему бы нажраться скорее, и все. Выехал за город. Свинота…"
Иной из скупости или лени не привозил с собой ничего, надеясь на Светика. И она кормила его. Один, помнится, ел и сокрушался: какие огурчики! Жалко, бутылочки нет под них! И я забыл - надо же так. В следующий раз непременно захватим, а?!
Этих вот, которым, прежде чем поесть, хотелось еще и выпить из ее, Светика, бутылки, она ненавидела сильнее всех других. "Кот! Котище! - думала она с брезгливостью, слыша, как хрустят огурцы. - Жить за счет женщины! Ну нет, я тебя скоро отважу, голубчика! Ты меня живо позабудешь! Ишь, повадился!.."
А Григорьев вообще отказался есть. Рано, говорит. И ушел. Зря она про водку ляпнула. Да он понял. Понял, конечно. Он все понимает - лицо вон какое. Интересно, сколько же ему лет?..
Сидя этак у пруда, одна, размышляя над прошлым, Светик затосковала, лихо так стало ей, до слез, она заплакала. Сморкаясь и всхлипывая, без очков, косясь по сторонам и пугаясь, что вдруг покажется Григорьев неожиданно и застанет ее в таком состоянии. Она плакала, жалея себя.
"Боже мой, во что я превратилась, - думала Светик, прерывисто дыша и вздрагивая. - Вожу сюда кого попало, женатиков всяких. Кормлю, развлекаю их. А они… самцы противные! Зачем мне все это нужно, спрашивается? Стыдно перед собой. Стыдно перед матерью. Не поеду больше ни с кем, провались они… И сама не поеду. Черт с ним, с замужеством. В конце концов, и одной можно прожить жизнь, не такая уж она и долгая".
А уж если суждено ей познакомиться с настоящим человеком, это произойдет - к черту поляны! - само собой, естественно, и уж он тогда станет ухаживать за ней, полгода будет ухаживать, год, пока не поймет, что она за человек, пока не поймет, что она та самая, единственная, без которой ему как без воздуха. Она не какая-нибудь. Не дура. И вязать, и шить умеет. Готовить. И диссертацию написала. Не разболталась, живя с матерью, без отца. Не ходит ежевечерне с сопляками разными по кафе, накуриваясь до позеленения. У нее, слава богу, зарплата - не всякий специалист столько зарабатывает. Она может в любой компании поддержать разговор.
Светик опять разрыдалась, стараясь плакать, потише, прикусывая нижнюю губу. Потом решительно встала, прошлась туда-сюда, глубоко вздыхая, успокаиваясь. Платок мокрешенький…
"Хватит, Светка, - сказала она себе, когда с дыханием наладилось и высохли слезы. - Сегодня последний день, больше ты сюда не приедешь. Да, Светлана Борисовна! Ну-ка их всех. Ничего…"
Светик стояла под березой, держа в руке маленькую круглую пудреницу, в крышку которой было вделано зеркальце. Поворачивая лицо, снимала следы слез. Ревела - глаза покраснели даже…
"Работа, дом, театры, книги, музыка - вот что тебе нужно. Гимнастика по утрам, чтоб не раздобреть. Тебе всего лишь тридцать шестой год. Ерунда. И в пятьдесят выходят. Не следует только суетиться перед ними, они это видят и смеются в душе. Над тобой же и смеются. Больше уверенности - все придет само собой. Пусть они суетятся, пусть они приглашают тебя за город. С меня достаточно. Надо и уважение иметь к себе, дорогая. Да, да".
2
…Это называлось: "Поехать на поляну". Четвертое лето, каждую, за редким исключением, неделю, по выходным, приезжала сюда Светик. И все впустую. Не совсем, конечно, без толку, польза какая-то была. Пробыть два дня в неделю на воздухе, в лесу, уже само по себе неплохо. Она загорала на берегу пруда или на лесных полянах, много гуляла, много играла в волейбол, спала в гамаке - как оздоровляет такой сон. Все это нужно было ей, городскому человеку, но это не было главным, ради чего она приезжала в Раздоры. Главного не случилось - она ни с кем не познакомилась, не подружилась за это время. То есть знакомств новых было сколько угодно, они все здесь перезнакомились между собой, но никто не увлекся ею настолько, чтобы сделать предложение. И постепенно Светик стала терять ко всему интерес, терять душевные силы, надежду, как в свое время потеряла надежду найти друга жизни в городе. И зимой она приезжала в Раздоры, походить на лыжах. Но не всякий выходной и не на целый день, часа на два, не больше. Час электричкой до полустанка, час обратно, два в лесу. Но и в зиму никто не встретился ей, и зимы проходили в одиночестве, и осени, и весны…
Четыре года. А до этого Светик жила обычной городской жизнью: работала, занималась домашними делами, писала диссертацию. Это являлось целью: собрать материал, сосредоточиться, написать, защититься, стать кандидатом наук. На это уходили силы, время. В тридцать пять она стала кандидатом химических наук, начальником лаборатории в научно-исследовательском институте. А еще раньше она была пять лет студенткой, поступив в институт двадцати лет, проработав, набирая стаж, два года лаборанткой в школе, которую закончила. В школе Светик любила химию и считалась способной ученицей, в институте она считалась способной студенткой. Более того - Светику предлагали остаться на кафедре, поступать в очную аспирантуру. Но ей нужна была практика. Светик получила удачное направление при распределении: Москва, НИИ. Диссертацию она написала оригинальную, найдя смелое решение, - так говорили оппоненты на защите. Но все это было связано со службой, а вот личная жизнь… В личной жизни Светик оказалась несчастливой.
В школе в девятом, десятом классах они, девчонки, уже рассуждали о женихах, свиданиях, счастливой и несчастной любви. Некоторые сразу же после школы выходили замуж. Но Светик не одобряла раннего замужества. "Еще успеешь, поворочаешь чугуны возле печи", - говорила она себе, смеясь. Эту фразу Светик слышала от матери, мать у нее была из крестьян, до войны жила в деревне. Светик многое переняла от матери.
В институте, курса с четвертого, сокурсницы всерьез начинали подумывать о семье: отметались всякие глупые увлечения, ненужные встречи, приглядывались, примерялись к одному, к другому, взвешивая все. Выходили перед выпуском кому за кого было выйти. А Светик не вышла, не было у нее жениха - ни среди студентов, ни в городе. Правда, тогда она не больно-то и беспокоилась по этому поводу, хотя отчетливо понимала - всему свое время. Потеряешь время - не вернешь. Надо спешить все успеть вовремя. И семью заводить. Столько забот - голова кругом…
В двадцать пять Светик получила диплом. Возвращаясь домой после прощального вечера одна - никто не провожал ее, - Светик подумала: а ведь пора уже. Двадцать пять - это двадцать пять, и ничего тут более не скажешь. Теперь все пойдет под гору, медленно, но под гору. Диссертацию, допустим, я напишу, но моложе и краше от этого не стану. Напротив - подурнею, пока буду возиться с нею. Пора, но за кого. Никого не было рядом, кто бы жаждал на ней жениться. "Защищусь, может, степенью кто прельстится, - усмехалась она. - А что?! Жена - кандидат наук. Начальник отдела".
К двадцати пяти Светик оставалась девицей, у нее на руках был диплом, в минуты грусти она так и этак рассматривала себя в зеркало: рост - метр шестьдесят три, фигура худощавая, спина ровная, талия тонкая, ноги нормальные - не очень стройные, но и не безобразные, лицо чистое, шея гибкая, зубы ровные, глаза серые, очки, придающие лицу некоторую интеллигентность. Все вроде бы, как и следует быть, и в то же время - ничего такого, что выделяло бы ее среди других женщин, привлекая внимание мужчин. Обыкновенная внешность. Потому и возвращалась одна с прощального вечера и долго сидела дома, не раздеваясь, глядя в окно. Институт казался теперь уже чем-то далеким очень, невозвратным: лекции, зачеты, экзамены. Подруги, приятели, споры-разговоры. Институт. А школа - та еще дальше. Ей двадцать пять, она сидит на кровати и смотрит в окно: а что впереди… Ничего, тут же успокаивала она себя, не переживай, Светка. Мы еще свое возьмем. Подумаешь: годом раньше, годом позже. Вот пойду работать: новый, интересный, большой коллектив. Институт, не какая-нибудь там ткацкая фабрика, где слесаря-наладчики станут за тобой ухаживать. А здесь - образованные люди: кандидаты, доктора. Всякие младшие и старшие научные сотрудники. Кто-нибудь да ждет ее в институте том. Один - но ждет. Не может быть, чтобы все были заняты. Неправда, такого не бывает. Ну кто мог, скажи на милость, позариться раньше на меня? Малокровная студентка, и только. А сейчас - другое дело. Сейчас я самостоятельный человек, специалист, в перспективе - ученый, если уж вы хотите знать, уважаемые товарищи…
Отдел, куда попала Светик, состоял из женщин, женщина и возглавляла его. Двое, возраста примерно Светика, недавно вышли замуж, еще одна - собиралась, ходила уже с животом, оставалось лишь зарегистрироваться. Остальные сотрудницы пожилые все, им уже было не до любви. Но в соседних отделах мужчин было полно, кандидаты встречались, а уж младших научных сотрудников - сколько угодно. На первых порах к Светику был проявлен определенный интерес: свежий человек! Что да как! откуда?! И Светику было любопытно в самом начале. А потом успокоились.
Отдел жил давней размеренной жизнью: рассказывались разные житейские истории, уличные происшествия, отмечались пирушками дни рождения, даты, юбилеи. Приходили с поздравлениями кандидаты и просто сотрудники. Светик была представлена кое-кому из них, но дальше знакомства дело не пошло. Да и что для них Светик. Там такие львицы ходили по коридорам, что ай да ну! Правда, после бурной молодости, после разводов, но внешность есть внешность. Хотя им, как понимала Светик, было ничуть не легче, чем ей. У нее перед ними, так рассуждала Светик наедине, было громадное преимущество - она была девушкой.
Но мысли о семье все-таки еще не были главными в жизни, они шли параллельно с другими мыслями, не перехлестываясь, не сбивая их в стороны. Надо было сдавать кандидатский минимум, искать научного руководителя, начинать первые главы диссертации, осмысливать работу в целом, проводить многочисленные лабораторные опыты, консультироваться, читать основную и подсобную литературу - словом, делать все то, что необходимо делать в подобных случаях. Дня не хватает, ночи не хватает: спеши.
В отделе ее ценили за добросовестность, даже отмечали как-то. Ни с кем она особо не сошлась, хотя со многими была в добрых и даже дружеских отношениях. Женихов ей уже по институту не искали: Светик не любила подобных разговоров. Пошутили раз, другой: "Выдадим тебя здесь замуж", - и достаточно. Сама определится, если надо, не маленькая. Подумайте лучше о своих доченьках, присмотрите для них подходящих женихов…
Ладно, сказала она себе, отложим всякие мечтания до поры, до времени. На потом, как говорят. Первое дело - диссертация: написать, защититься. А там - видно будет. Займемся наукой. Авось что-то и получится. А не получится - что ж, не дано, значит. Выходи замуж.
Получилось. Об этом говорил и научный руководитель, и оппоненты, и все остальные, кому выпало ознакомиться с диссертацией. Но вымотала она Светика - не приведи господь. Дважды Светик должна была делать долгие перерывы - переутомлялась. Когда после защиты, поздравлений, речей на банкете, с цветами пришла она домой, увидела в зеркале свою вымученную улыбку, синь под глазами, худую шею - заплакала, так стало жаль себя. Светик сразу взяла за два года отпуск, уехала к морю в санаторий, позже в Молдавию к институтской подруге, где за неделю съела столько винограда, что и сама удивилась. На обратном пути заезжала еще в Киев, у тетки пожила несколько дней.
Дописалась ты, красавица, корила она себя. Так можно и… Достаточно. Никакого напряжения, никаких волнений - размеренная жизнь. Если и возьмусь за докторскую, то не раньше, как через десять - пятнадцать лет. Надо привести себя в порядок, надо, наконец, подумать и о семье. Одной хорошо, слов нет, но… вдвоем, говорят, лучше. И ребятишек еще. Двух. Сына и дочь. Близнецов.
Тогда-то Светик стала регулярно заниматься по утрам гимнастикой, стала выезжать по выходным за город.
В первую после защиты зиму, несмотря на отдых у моря, загар, купания морские и молдавский виноград, она скверно себя чувствовала, прихварывала часто, собиралась даже лечь в больницу, но продержалась на ногах. В конце зимы, в феврале уже, купила лыжи, начала учиться ходить на них возле дома в сквере, а потом несколько раз уезжала одна за город, недалеко, в памятные по студенческим дням места. Она притихла и все думала о чем-то, думала. Морщины на лбу появились.
- Надорвалась, - повторяла мать, - и на кой тебе нужна была писанина. Загубишь ты себя, Светлана. Полюбуйся, на кого ты похожа. В гроб краше кладут. Тебе теперь бы с годик у моря пожить…
- Мам! - коротко произносила Светик, и мать тотчас же умолкала, вздыхая. Светик закрывалась в комнате, просила не тревожить.
Сидя дома на больничном в ту зиму, скучая, рассматривая свою жизнь так и этак, Светик понимала, что время она таки упустила, ровесники попереженились давно, стали папами, что по любви ей теперь уже никогда не выйти, учитывая возраст ее, рядовую внешность, болезненность. Приходится руководствоваться уже не сердцем, а разумом, идти на определенные уступки, перебирая различные варианты. Вариантов на подобные случаи было предостаточно, все они были насколько хороши, настолько и никудышны. Но и ждать, рассчитывая на счастливый случай, дело рискованное, неопределенное, ждала она долгое время, надеясь, со студенческих лет, можно сказать, ждала, а толку никакого. Романтика хороша, но… до поры, сейчас надо определяться более грубо, иначе - куковать одной. Сколько их таких ходит, одиноких. Вот и Светик к ним присоединится.
Зиму-весну, чтобы не томиться вечерами в квартире, Светик, тщательно одеваясь и прихорашиваясь, стала ходить по театрам, на различные концерты, часто бывала в гостях, расширяя знакомства, и подружилась с несколькими женщинами своего круга и положения. Одни из них когда-то были замужем, но неудачно, развелись, оставшись кто с детьми, кто без детей, другие, как Светик, "проморгали" женихов и теперь готовы были на все. Наблюдая жизнь их, слушая разговоры, Светик поняла, что они только об одном и думают, как бы обрести семью, что с каждым ушедшим годом проблема эта становится для них сложнее и сложнее. У каждой почти был любовник из женатых - малая утеха, и они довольствовались этим, пока, надеясь на лучшее. Соберутся человек до шести, подруги, подопьют да как затянут "Ромашки свянули…" - грустная картина. Светик разок побывала на таком "девичнике", позже отказывалась от приглашений. Сердце болит, глядя на них. Одна знакомая, узнав, что Светик девушка, откровенно посмеялась, а когда Светик, хмурясь и краснея, спросила, что же в этом плохого, воскликнула: "А что и хорошего?! Пользы от этой девственности. Я тоже лет до двадцати шести ходила как ты, гордилась. А потом… махнула рукой. Перед подружками стыдно. Начнут спрашивать, а я… Вижу, невеста из меня никудышная, сватать никто не собирается. А, думаю, хоть этим порадуюсь. А ты что, до пенсии себя сберегать станешь? Решиться надо, и все… Сейчас это не в моде, никому не нужно. Им надо, чтобы у бабы вот здесь было и здесь, а остальное их не интересует ни капельки. Для деревенских женихов - важно, а в городе…"
"Ну - нет, - мысленно возразила Светик, - если я решусь на такое, то тогда вообще никому не буду нужна. Хотя остаться старой девой радости мало. И женщиной себя не почувствуешь. Не поймешь, что это такое. Не будешь ведь разговоры заводить из любопытства. Вот уж и не снилось, что об этом переживать буду…"
У этих женщин-одиночек, новых знакомых своих, исподволь училась Светик жизни. От них узнала о всевозможных вариантах избавления от одиночества. Однако ни одну из женщин ни один вариант не выручил. Поначалу Светик не принимала их разговоров, но время шло, она подумала и "одумалась", усмехаясь этому слову. С чего начинать. Не знала, но начинать надо было. Светик нервничала, грубила матери, была рассеянной на работе, помышляя лишь об одном. Она проворачивала в уме все возможные варианты замужества, выбирая наиболее подходящий, приемлемый для себя, естественный. Естества ей хотелось. А ведь если не естественно что, то… не хорошо, каждому ясно и понятно.
Значит, так… Можно выйти за пожилого человека. Одинокого. Он всю жизнь ходил в холостяках (встречаются такие) или же похоронил когда-то жену, а детей нет. Или же есть дети, но живут самостоятельно, к нему никакого отношения не имеют. Одинокий этот, что называется перебесился, ему нужна спокойная старость, заботливая жена. Он обеспечен, квартира, всякие там сервизы, серебро, все оставит тебе, только… Он может и на пятнадцать лет быть старше тебя, и на двадцать, и на… сколько угодно. Детей ему не нужно, пожилому, куда на старости лет возиться с ними. Жену он ни в чем не стесняет, обожает, окружает заботой и довольством. Через несколько лет благополучно умирает, а ты остаешься хозяйкой квартиры и дачи (если есть дача) и всего прочего, что есть в квартире. Можно начинать новую жизнь. Такие браки любят студентки и аспирантки, выходя за профессоров. Да и не только студентки-аспирантки…
Пожилой не устраивал Светика. Ну их - сервизы эти, сама наживет. Выйдешь, а у него болезней скрытых девяносто девять всяких, и станешь гонять в аптеку каждый день. Да и что хорошего - с пожилым. У него и взгляды другие на жизнь, интересы…
Отбить у какой-нибудь разини мужа. Да, да, отбить. Заворожить его, закружить, чтобы забыл он скоро семью свою, жену свою и перешел к ней. Отбить бы можно, давно такое практикуется среди женщин, но совесть-то должна быть у тебя? Забрать отца у детей, а как они? Хотя, если рассуждать твердо, совесть тут ни при чем. Никто его силой не тянет, ушел, значит, там плохо, а здесь хорошо. Но отбивать Светик не осмеливалась, что-то тревожило ее. Да и не с ее внешностью отбивать. Отбивать, получается, надо у той, что еще несчастней тебя, слабее во всем, некрасивее. Да на такую, как говорится, рука не подымается…
Выйти за разведенного. Квартиры, как правило, остаются женам (большие квартиры делят, конечно, разъезжаются). Но бывают и такие, что делить ничего не хотят, скорее бы уйти. Вот тут-то и надо его ловить. Разведенный в волнении большом душевном, угла нет, без денег - предложение делает, не задумываясь. Лучше всего, понятно, когда жилье у него…
Познакомиться с командированным, ошарашенным Москвой, которому давно все надоело в его глухой далекой провинции, прельстить столичной жизнью, переманить. Их сколько угодно, желающих в Москву. Возле гостиниц погулять вечерами…