- Я этого не говорю. Но если бы вы, вместо того, чтобы выражать глубокомысленные идеи и делать бесплодные попытки изменить самые основы музыки, что уводит вас в сторону от ваших целей, попросту обращались бы к нашим чувствам, вас лучше понимали бы... Если только вы не ошибаетесь в своем призвании... Ведь вы поэт, великий поэт!
- Что! - воскликнул Гамбара. - Значит, я напрасно учился музыке двадцать пять лет? Мне, по-вашему, следует изучать несовершенный язык людей, когда в руках у меня ключ к небесному глаголу? Ах, если вы правы, мне остается только одно - умереть!..
- Нет, вы не умрете. Вы сильный, рослый человек. Вы начнете новую жизнь, и я окажу вам поддержку. Мы с вами составим благородный и редкий союз, в котором богач и художник понимают друг друга.
- Вы говорите искренне? - спросил ошеломленный Гамбара.
- Но я же вам сказал: по-моему, вы больше поэт, чем музыкант.
- Поэт!.. Поэт!.. Это все-таки лучше, чем ничто. Скажите правду, кого вы больше цените: Моцарта или Гомера?
- Одинаково восхищаюсь обоими.
- Честное слово?
- Честное слово.
- Так! Еще один вопрос: какого вы мнения о Мейербере и о Байроне?
- Вы уже сами вынесли суждение, соединив два эти имени.
Карета графа ждала у подъезда. Композитор и его благородный целитель быстро спустились по ступенькам лестницы и через несколько минут уже были у Марианны. Войдя в комнату, Гамбара бросился в объятия жены, она отпрянула и отвернулась; муж, пошатнувшись, оперся на графа.
- Ах, сударь! - сказал он глухим голосом. - Уж лучше бы вы оставили мне мое безумие.
Потом опустил голову и свалился на пол.
- Что вы наделали! Ведь он мертвецки пьян! - воскликнула Марианна, взглянув на распростертое тело мужа с жалостью и отвращением.
С помощью своего лакея граф поднял Гамбара, и его уложили в постель. Затем Андреа удалился. Сердце его полно было нехорошей радости.
На следующий день граф пропустил обычный час своего посещения супругов; у него уже возникли опасения, что он совершил ошибку и, навсегда лишив это бедное семейство покоя и согласия, заставил его слишком дорого заплатить за достаток и возвратившийся рассудок композитора.
Наконец явился Джиардини и принес записку от Марианны.
"Приезжайте, - писала она, - зло не так уж велико, как вы того, быть может, хотели, жестокий.
Марианна".
- Ваше сиятельство, - говорил Джиардини, пока Андреа переодевался. - Вы нас вчера угостили по-княжески. Но сознайтесь, что, за исключением вин, которые были поистине восхитительны, ваш дворецкий не подал ни одного блюда, достойного служить украшением стола настоящего гурмана! Вы, я полагаю, не станете отрицать, что кушанья, которые вам подавали в тот день, когда вы оказали мне честь пообедать за моим столом, были куда выше всех тех яств, которые испачкали вчера вашу великолепную посуду? И вот, как только я проснулся нынче утром, мне вспомнилось, что вы обещали взять меня к себе на должность главного повара. Теперь уж я смотрю на себя как на лицо, принадлежащее к вашему дому.
- Несколько дней тому назад мне самому пришла эта мысль, - ответил Андреа. - Я уже говорил о вас с секретарем австрийского посольства, и вы теперь можете переправиться через Альпы, когда вам будет угодно. В Хорватии у меня есть замок, куда я изредка заглядываю. Вы будете совмещать там обязанности привратника, кравчего, дворецкого и получать за это двести экю жалованья. Такое же вознаграждение я назначу и вашей жене: на нее будут возложены остальные услуги. Вы можете производить там опыты на живых существах, обращаясь к желудкам моих слуг. Вот чек на контору моего банкира, это вам на дорожные расходы.
Джиардини по неаполитанскому обычаю поцеловал ему руку,
- Ваше сиятельство, - сказал он, - чек принимаю с благодарностью, а места принять не могу. Как же мне покрыть себя бесчестьем, отречься от своего искусства, отказавшись от суждения парижан, самых тонких гурманов на свете?
Когда Андреа появился у Гамбара, композитор встал и пошел ему навстречу.
- Великодушный друг мой, - сказал он с самым открытым видом, - то ли вы вчера злоупотребили слабостью моего организма, желая подшутить надо мной, то ли ваша голова не лучше, чем моя, переносит действия крепких вин нашего родного Лациума. Я хочу остановиться на этом последнем предположении, я предпочитаю усомниться в добротности вашего желудка, чем в доброте вашего сердца. Как бы то ни было, вчерашняя выпивка довела меня до преступных безумств. Подумать только, ведь я чуть было!.. - И он с ужасом поглядел на Марианну. - Что касается той убогой оперы, которую вы меня возили слушать, то, поразмыслив, я переменил мнение. Как хотите, а все же это самая заурядная музыка. Обычное нагромождение звуков!.. Целые горы нотных значков, verba et voces. Это просто подонки той дивной амброзии, которую я пью большими глотками, когда передаю небесную музыку, - ведь мне удается иногда ее услышать. А тут что же? Окрошка из рубленых музыкальных фраз. Откуда они взяты, сразу угадываю: "Смотрите, вот этот кусок - "Слава провидению" - очень уж походит на отрывок генделевской оратории; хор рыцарей, отправляющихся в поход, - ни дать, ни взять шотландская песня из "Белой дамы". Словом, если опера так уж нравится публике, то именно потому, что музыка отовсюду понадергана и, значит, всем знакома и мила. Извините меня, я должен сейчас покинуть вас, дорогой друг, у меня нынче с самого утра забрезжили кое-какие идеи... Так и рвутся из груди, так и просят вознестись к небу на крыльях музыки. Но мне хотелось дождаться вас, поговорить с вами... До свидания! Бегу просить прощения у моей музы. Вечером пообедаем вместе, хорошо? Но вина пусть не подают, во всяком случае, для меня. О да! Я твердо решил...
- Я, право, в отчаянии! - сказал Андреа, краснея.
- Ах, сразу на душе легче! - воскликнула Марианна. - Я уж больше не смела его расспрашивать. Друг мой, друг мой, это не наша вина... Он не хочет исцелиться.
Шесть лет спустя, в январе 1837 года, большинство музыкантов, имевших несчастье испортить свои духовые или струнные инструменты, приносили их чинить на улицу Фруаманто в грязную, мерзкую трущобу, где на шестом этаже жил старый итальянец по имени Гамбара. Уже пять лет этот музыкант был брошен на произвол судьбы, так как жена покинула его. За это время на него обрушилось много бед. Инструмент, на который он так рассчитывал, надеясь составить себе состояние, и которому он дал название пангармоникон, был продан по решению суда с молотка на площади Шатле так же, как и ворох линованной бумаги, исписанной нотными значками. На следующий день после аукциона в листки этих партитур на Главном рынке заворачивали сливочное масло, рыбу и фрукты. Так разлетелись по всему Парижу, попали на лотки торговок и в корзины перекупщиц три большие оперы, о которых с гордостью твердил этот несчастный человек, хотя Джиардини, кухмистер-неаполитанец, державший теперь мелочную лавочку, утверждал, что музыкальные произведения Гамбара - куча глупостей.
Впрочем, это значения не имеет: хозяину дома уплатили за квартиру; пристава получили возмещение судебных издержек. По словам старика Джиардини, продававшего гулящим девицам на улице Фруаманто "остатки" от самых пышных пиршеств, устраиваемых в Париже, синьора Гамбара уехала в Италию с богатым и знатным миланским синьором, и никто не знал, что с нею сталось. Быть может, ей надоело жить в нищете, пятнадцать лет терзавшей ее, и теперь она разоряет своего графа, требуя неслыханной роскоши. Зато уж и любит она его, а он ее прямо обожает! Еще ни разу за долгую свою жизнь старик неаполитанец, по его словам, не видел такой пылкой любви.
В конце января того же года, как-то вечером, когда Джиардини беседовал с проституткою, забежавшей в его лавчонку купить себе что-нибудь на ужин, он рассказывал ей о синьоре Марианне, женщине дивной прелести, красавице, которая исполнена была целомудрия, благородной самоотверженности, а кончила так же, как и все: сбилась с пути, - и как раз в эту минуту бывший кухмистер и его жена заметили, что по улице идет изможденная, худая женщина с почерневшим, запыленным лицом - ходячий скелет; она нервно озиралась, всматривалась в номера, написанные у ворот, должно быть, искала знакомый дом.
- Ecco la Marianna! - воскликнул неаполитанец.
Марианна узнала в содержателе убогой лавчонки, торговавшем объедками, бывшего кухмистера Джиардини и удивилась: что за несчастья довели его до такого унижения? Она вошла, села, у нее подкашивались ноги: она шла из Фонтенбло и сделала за день четырнадцать лье; питалась она всю дорогу от Турина до Парижа милостыней, которую ей подавали. Несчастная привела в ужас это ужасное трио. Ничего не осталось от прежней ее чудесной красоты. Правда, глаза еще были хороши, но каким болезненным, угасшим взглядом они смотрели! Одно лишь злосчастье оказалось ей верным всю жизнь. Старик Гамбара, так искусно чинивший музыкальные инструменты, встретил ее ласково. Когда она вошла, лицо его озарилось невыразимой радостью.
- Вот и ты наконец, бедненькая моя Марианна! - приветливо сказал он. - Знаешь, без тебя они продали мой пангармоникон и все мои оперы!..
Трудно было б ему "заклать жирного тельца" и устроить пиршество в честь возвращения блудной дочери, но Джиардини принес остатки лососины, гулящая девица купила вина, Гамбара отдал весь свой хлеб, синьора Джиардини накрыла стол скатертью, и эти обездоленные, несчастные каждый по-своему, поужинали в чердачной каморке композитора. Потом стали расспрашивать Марианну о ее приключениях, она отказалась отвечать, только подняла к небу прекрасные свои глаза и сказала вполголоса Джиардини:
- Женился на танцовщице!..
- Чем же вы теперь жить-то будете? - спросила гулящая. - Дорога вас совсем убила...
- И состарила, - добавила Марианна. - Нет, тут не усталость, не нищета виноваты, а горе...
- Ах, так! Но почему же вы мужу-то ничего не посылали? - спросила гулящая.
Марианна ответила безмолвным взглядом, и публичную женщину он поразил в самое сердце.
- Ишь ты, гордячка какая! - воскликнула она. - А что ей толку-то с гордости? - сказала она на ухо Джиардини.
В том году музыканты, по-видимому, очень бережно обращались со своими инструментами: заработка от починки не хватало на скудные расходы супругам Гамбара; Марианна тоже зарабатывала гроши, и бедняги были вынуждены в поисках пропитания применять свои таланты в самой низкой сфере искусства. Ежедневно, лишь только начинало смеркаться, они шли на Елисейские поля и пели там дуэты под аккомпанемент дрянной гитары, на которой играл несчастный Гамбара. Дорогой Марианна, которая для этих артистических путешествий надевала на голову дешевенькую вуаль, вела мужа в бакалейную лавку на улицу Сент-Оноре и заставляла его выпить несколько рюмок водки, чтобы он захмелел, - иначе его музыку было просто невозможно слушать. Чета музыкантов останавливалась перед нарядными господами, сидевшими на садовых стульях, и несчастный Гамбара, один из величайших гениев своего времени, безвестный Орфей современной музыки, исполнял отрывки из партитур своих опер; эти отрывки были так прекрасны, что даже равнодушным парижанам случалось расщедриться на несколько су. Если какой-нибудь любитель музыки, завсегдатай Итальянской оперы, случайно оказавшийся тут, не узнавал, из какой оперы взяты исполнявшиеся отрывки, он спрашивал у женщины, одетой в костюм греческой жрицы и протягивавшей ему облезлый металлический поддонник для бутылки, в который она собирала с публики подаяние:
- Скажите, голубушка, откуда эта мелодия?
- Из оперы "Магомет", - отвечала Марианна.
Так как у Россини есть опера "Магомет II", любитель музыки говорил даме, сопровождавшей его:
- Как жаль, что у Итальянцев не желают ставить незнакомые нам оперы Россини. А ведь это превосходная музыка!
Гамбара улыбался.
Совсем недавно произошел такой случай. Нашей несчастной и смиренной паре нужно было заплатить хозяину за квартиру, в которой они ютились на чердаке, тридцать шесть франков. Ничтожная сумма, а где ее взять? Лавочник не пожелал отпустить в долг водки, которой Марианна подпаивала мужа для того, чтобы он хорошо играл. И Гамбара сыграл так отвратительно, что слух богатой публики был оскорблен: в металлический облезлый поддонник не бросили ни одной монетки. Было десять часов вечера; красивая итальянка principessa Массимила ди Варезе пожалела этих бедняков: она дала им сорок франков и, угадав по благодарственным возгласам спутницы музыканта, что перед нею венецианка, задала им несколько вопросов; князь Эмилио пожелал, чтобы они поведали историю своих злоключений, и Марианна все рассказала, без единой жалобы против неба и против людей.
- Сударыня, - сказал в заключение Гамбара, который был совсем трезвым в тот день. - Мы жертвы собственного нашего превосходства. Моя музыка хороша, но когда музыка от ощущений переходит к идеям, она находит себе слушателей только среди просвещенных людей, потому что только они в состоянии развивать идеи. Я, на свою беду, слышал хоры ангелов и вообразил, будто люди могут их понять. Нечто подобное случается с женщинами: когда их любовь становится небесной, мужчины перестают их понимать.
Право, за такие слова стоило подарить бедняку сорок франков, и Массимила не пожалела, что дала золотой; мало того: она вынула из кошелька второй золотой и сказала Марианне, что напишет синьору Маркозини.
- Нет, не пишите ему, сударыня, - сказала Марианна. - И да сохранит вас господь всегда такой же красавицей!
- Позаботимся о них! - попросила княгиня мужа. - Ведь этот человек остался верен идеалу, от которого мы отреклись.
Увидев золотую монету, Гамбара всплакнул. Потом ему пришли на память былые его научные труды, и бедняга композитор, утирая слезы, произнес фразу, которая при его теперешнем положении прозвучала трогательно:
- Вода есть продукт сгорания.
Париж, июнь 1837 г.
Примечания
Повесть "Гамбара" впервые была опубликована в "Ревю э газетт мюзикаль де Пари" в июле-августе 1837 года. В 1839 году повесть вышла отдельным изданием вместе с романом "Музей древности". В 1840 году повесть "Гамбара" вошла в состав "Книги скорбей" ("Гамбара", "Массимилла Дони", "Изгнанники", "Серафита"). В 1846 году повесть была включена в первое издание "Человеческой комедии" ("Философские этюды").
1
Маркиз де Беллуа, Огюст-Бенжамен (1815-1871) - поэт-драматург, друг Бальзака.
2
Гофман, Эрнст-Теодор-Амедей (1776-1822) - немецкий писатель-романтик, автор новелл и сказок, в которых фантастика причудливо переплетается с реальностью.
3
Пале-Руаяль - дворец в Париже, построенный в начале XVII века; во время Бальзака в галереях, пристроенных к дворцу, помещались игорные дома, рестораны, увеселительные заведения, модные магазины; галереи эти были местом любовных свиданий.
4
Герои Июльских дней - то есть буржуа, пожинающие плоды Июльской буржуазной революции 1830 года.
5
Альмавива - персонаж комедии Бомарше "Севильский цирюльник" и оперы Россини, созданной на сюжет этой комедии.
6
...оказался на подозрении у австрийского правительства. - Венский конгресс 1814-1815 года закрепил раздробленность Италии. Большая ее часть попала под власть австрийского императора.
7
Жестокие разбойники, мои тираны (итал.).
8
Довольно! Понял! (итал.).
9
Немцев (итал.).
10
Тут - дамочка (итал.).
11
Кушанья (итал.).
12
Он сумасшедший (итал.).
13
Конклав - совет кардиналов, собирающийся для избрания римского папы.
14
Палестрина, Джованни Пьерлуиджи (1524-1594), известный под именем Палестрина, - итальянский композитор, создатель церковной музыки.
15
Перголезе, Джованни Батиста (1710-1736) - итальянский композитор, автор религиозной музыки, а также нескольких опер.
16
Правильно! (итал.)
17
Люлли, Жан-Батист (1633-1687) - французский композитор, приближенный Людовика XIV, один из создателей французской придворной оперы.
18
Амфитрион - персонаж одноименной комедии Мольера, написанной на мифологический сюжет, заимствованный у древнеримского драматурга Плавта. В переносном смысле - гостеприимный хозяин.
19
Паста, Джудитта (1798-1865) - известная итальянская певица, неоднократно выступавшая на сцене Парижской оперы.
20
Знаменитая Бьянка - Бьянка Капелло, дочь венецианского патриция, убежавшая из дома со своим возлюбленным, впоследствии фаворитка и затем жена герцога Франциско Медичи, герцогиня Тосканская (XVI век).
21
Перистиль - в античной архитектуре колоннада, галерея вокруг площади, двора или сада.
22
Вполголоса (итал.).
23
"Роберт-Дьявол" - опера немецкого композитора Мейербера на либретто Эжена Скриба. Опера была поставлена в Париже в 1831 году.
24
Милой родины (итал.).
25
"Апокалипсис" - одна из книг христианского "Нового завета", содержащая мистические "пророчества", рисующая ужасы и страшные бедствия, якобы предстоящие миру.
26
Сыны и дщери (лат.).
27
Слова и голоса (лат.).
28
Да это Марианна! (итал.).
29
Княгиня (итал.).