4
- Не надо, Нина, - Наташа слабым движением руки пыталась отвести от волос гребень, которым Нина Георгиевна ее расчесывала: - Оставь, пожалуйста.
- Потерпи чуточку, - терпеливо и ласково уговаривала Нина Георгиевна: - Тут уже немножко осталось. У тебя красивые волосы. Антону, наверное, очень нравится твоя коса.
- Антону? - переспросила Наташа, точно впервые услышала это имя. Она задумалась. Над ее переносицей собрались поперечные морщинки, а взгляд стал напряженно-сосредоточенным. Постепенно скованность лица исчезла, и губы раскрылись в улыбке, а на обмороженных щеках появился румянец. Наташа оживилась и весело, быстро заговорила:
- Да, да, Нина, Антону очень нравилась моя коса. Он тоже ее заплетал, любил заплетать…
Наташа начала вспоминать о том, как она познакомилась с Антоном, как они любили друг друга, но Нина Георгиевна уже не слушала ее. Она знала все и о Наташе и об Антоне. Такая сцена у них повторялась каждый день. Наташа и Нина отдыхали после изнурительного пути. К ним возвращались силы и спокойствие. Во всяком случае, так казалось со стороны. По просьбе Куркутского и Дьячкова женщины, как и Ульвургын, ничего не рассказывали марковцам о том, что произошло в Ново-Мариинске, чтобы не вызывать ненужных толков. Куркутский и Дьячков с нетерпением ждали возвращения Чекмарева. Вот тогда они и решат, как лучше поступить.
Женщины редко выходили на улицу. Они так соскучились по теплу, что все дни просиживали у дышащего зноем обогревателя. Нина Георгиевна терпеливо ухаживала за Наташей и пристально, с большим внутренним беспокойством наблюдала за подругой. Наташа за эти несколько дней очень изменилась. Она перестала слышать голос Антона, больше не порывалась бежать ему навстречу, искать его. Она стала тихой, все время была углублена в какие-то свои размышления, очевидно не очень веселые. На лице ее чаще всего можно было прочесть недоумение, досаду. Нине Георгиевне казалось, что Наташа старается что-то понять и не может. Редко ее губы трогала слабая улыбка. Нина Георгиевна пыталась вывести Наташу из этого состояния, и ей приходилось по многу раз окликать ее, прежде чем Наташа обращала к ней свой взгляд и возвращалась к действительности. Потом она с виноватым видом говорила:
- Прости меня, Ниночка! Я так задумалась…
- О чем же? - Нине Георгиевне хотелось узнать мысли Наташи и как-то помочь ей.
- Я сейчас расскажу, - обещала Наташа и начинала: - Значит так… - она замолкала, пыталась сосредоточиться, но мысли у нее разбегались, и Наташа пожимала плечами. - Не помню уже, Ниночка.
Наташа совершенно перестала следить за собой, была ко всему равнодушна, и только имя Антона возвращало ей живость и желание говорить.
Нина Георгиевна тщательно заплетала косу подруги и с грустью думала о ней. Наташа, конечно, больна, и сейчас здесь никто не может ей помочь. Одна надежда, что встреча с Антоном подействует на нее благотворно и вернет Наташе душевное равновесие, вновь сделает ее жизнерадостной и здоровой. Нина Георгиевна вздохнула. У Наташи есть Антон, есть любовь, будет ребенок, их ребенок. При мысли об этом Нина Георгиевна почувствовала себя особенно несчастной, одинокой, никому не нужной. Но вот, словно яркое солнце, внезапно появившееся из-за черных тяжелых туч, всплыл в памяти образ Михаила Мандрикова. Просветлело лицо Нины Георгиевны, потеплел, живее, радостнее стал ее взгляд, и сразу же невидимая жестокая рука сжала ее сердце до такой, боли, что она едва удержалась, чтобы не закричать. Нина Георгиевна в эти дни многое передумала. Нет, отчаиваться, скорбеть над своей судьбой она не будет. Есть ради чего жить! Она должна жить! Она должна, обязана мстить за Михаила Сергеевича, за всю свою исковерканную жизнь.
Пронзительно взвизгнула примерзшая дверь. В кухню вошла жена Дьячкова и с грохотом сбросила на пол охапку звонких от мороза дров. Была она, как и муж, низкорослая, но широкая в плечах, крепко сбитая, с круглым плоским лицом, с которого добро, даже жалостливо смотрели маленькие узкие глазки, в толстых, как будто припухших, веках. Узнав о приезде двух женщин из Ново-Мариинска, бежавших от расправы, о чем ей под большим секретом сообщил муж, она стала помогать приехавшим, хозяйничала, не давая почти ничего делать Нине Георгиевне, а о Наташе у нее сложилось мнение, как о "блаженной".
Закончив заплетать косу, Нина Георгиевна оставила Дьячкову присматривать за Наташей и отправилась в Совет узнать новости.
Возле Совета она увидела чью-то упряжку. Собаки были покрыты инеем и выглядели изнуренными. Нарты были еще не разгружены. На них лежали мешки и все то снаряжение, что берет с собой каюр, отправляясь в дальний путь. "Кто-то приехал, - отметила Нина Георгиевна, поднимаясь на крыльцо Совета. - Может, новости какие есть?" В помещении Совета были Куркутский, Дьячков и какой-то чукча. Она догадалась, что это и был каюр упряжки.
Куркутский, сидя за столом, внимательно читал бумагу, которую держал в руках. Дьячков навалился Куркутскому на плечо и тоже не отрывал глаз от нее. Нина Георгиевна сразу же заметила, что оба они разгневаны. Куркутский осторожно положил бумагу на стол, прижал ее ладонью, тихо произнес:
- Ложь… Пытаются оправдать свое преступление.
Дьячков как бы сам себе задал вопрос:
- Зачем они прислали его нам?
Михаил Петрович заметил Нину Георгиевну. Он пригласил ее.
- Прочтите, что из Ново-Мариинска прислали…
Нина Георгиевна начала читать обращение Анадырского Совета, и ей стало трудно дышать. Какое бесстыдство, какая клевета на Мандрикова, на весь ревком! Она перестала различать строки и слова, и перед ней всплыл образ старого коммерсанта. Она безошибочно угадала:
- Бирич писал! - вернула лист бумаги Куркутскому: - Не могу больше читать!
Куркутский спросил каюра:
- Что-нибудь еще велели передать?
- Не, - покрутил тот головой. - Отвезти и ваш ответ привезти.
В это время к помещению Совета подъехало несколько упряжек. Дьячков первым бросился к двери:
- Чекмарев вернулся!
Все выбежали за ним следом. У Совета остановилось три упряжки, возле которых хлопотали люди. На одной из нарт лежал Антон, но Нина Георгиевна не узнала его. Она скользнула взглядом по его обросшему за долгую дорогу лицу и перевела взгляд на другие нарты. Где же он? Но тут к ней обратился Чекмарев, которому Куркутский и Дьячков уже успели сообщить о приезде женщин:
- Прошу вас взять на себя заботу о Мохове. И, конечно, как-то подготовить его жену.
- Да где же Антон? - нетерпеливо спросила Нина Георгиевна, и это услышал Мохов. Он слабым голосом сказал:
- Я тут…
Нина Георгиевна рванулась к нартам. Женщина не верила своим глазам. Мохов нисколько не напомнил ей того крепкого, с энергичным взглядом и мужественным лицом человека, которого она знала. Перед ней был изможденный старик с костлявым исхудалым лицом. Он вопросительно взглянул на Нину Георгиевну:
- Где Наташа?..
- Здесь Наташа, - Нина Георгиевна справилась с охватившей ее растерянностью и нашла в себе силы ободряюще улыбнуться Антону. - Она ждет вас. Мы сейчас к ней сразу и поедем.
Чекмарев проводил взглядом нарты с Антоном, которого сопровождали Оттыргин, Вуквуна и Нина Георгиевна, и с удовлетворением подумал, что на эту женщину можно положиться.
Куркутский взял его за рукав:
- Из Ново-Мариинска, можно сказать, ультиматум прислали.
Куркутский и Дьячков пристально следили, пока Чекмарев читал обращение Анадырского Совета. Они видели, как менялось лицо Василия Михайловича. Оно вначале вспыхнуло от негодования, затем стало мрачным и печальным, потом гневным и решительным, даже жестоким.
- Ты прав, Михаил Петрович, - сказал Чекмарев устало. - Это ультиматум. Если мы его не примем, они попытаются нас так же уничтожить, как и ревком.
- Что же делать? - Дьячкова встревожили слова Чекмарева.
Чекмарев молчал. Он весь ушел в размышления и не слышал вопроса Дьячкова, не замечал обеспокоенного взгляда Куркутского.
Как же быть? Ответить резким осуждением того, что произошло в Ново-Мариинске, сейчас нельзя - по крайней мере до тех пор, пока не вернется Каморный и не станет известно, какими силами располагает Анадырский Совет. Если сейчас объявить себя его противником, то можно ожидать самого худшего - вооруженного нападения. Смогут ли марковцы противостоять ему, когда где-то бродит Черепахин? А что, если Черепахин стакнется с Биричем и они ударят с двух сторон?
- Мы должны выиграть время, - сказал Чекмарев. - Надо дождаться Каморного и в зависимости от результатов его разведки выработать план действий. Первая задача - сейчас собрать силы, чтобы в ближайшее время уничтожить контрреволюционный Ново-Мариинский Совет.
Голос Чекмарева уже звучал сильно, бодро и уверенно.
- Посыльный Бирича ждет ответа, - напомнил Дьячков.
- Каюра нельзя держать здесь, иначе он все разнюхает в Марково, - сказал Куркутский. - Я его немножко знаю. Фамилия его Еремеев. Он у Бирича служит давно и предан ему, как собака.
- Предлагаю провести общее собрание марковцев, - ответил Чекмарев. - И провести немедленно. Вы собирайте людей, а я пока постановление подготовлю. Это и будет наш ответ Ново-Мариинскому Совету. Ответим мы вежливо, но твердо. Объявлять войны не будем. Однако дадим понять, что не боимся их. Это заставит их задуматься, все взвесить, прежде чем напасть на нас. Тем самым мы выиграем время для накопления сил.
На рассвете Еремеев выехал в Ново-Мариинск, так и не встретившись ни с кем из жителей Марково, но это не особенно огорчило его. Еремеев почувствовал огромное облегчение, когда его упряжка пронеслась мимо последнего строения села. Он побаивался Чекмарева и даже опасался, что его могут если не убить, то задержать. А Биричу он что-нибудь скажет. За долгую дорогу все можно хорошо обдумать. На груди Еремеева лежало постановление общего собрания марковцев. Еремеев знал его содержание и думал о том, что оно не обрадует старого Бирича.
…Нина Георгиевна шла рядом с нартами и, стараясь скрыть, какое тяжелое впечатление произвел на нее вид Антона, весело рассказывала о том, как они с Наташей добирались до Марково. Антон жадно слушал ее и каждый раз, как только Нина Георгиевна произносила имя Наташи, на его губах появлялась улыбка. Он был счастлив. Нина Георгиевна нервничала и с тревогой думала, как же произойдет встреча Антона и Наташи. Когда нарты подъехали к домику Микаэлы, Нина Георгиевна сказала Оттыргину я Вуквуне:
- Я побегу предупрежу Наташу, а вы вносите Антона в дом.
Нина Георгиевна застала Наташу в той самой позе, в которой ее оставила, когда уходила в Совет. Наташа сидела у стола перед раскрытой книжкой. Нина Георгиевна взглянула на страницу и убедилась, что Наташа не читала. Закутавшись в платок, она неподвижно сидела, уйдя в свои мысли. Приход подруги не вывел ее из задумчивости. Нина Георгиевна чуть помешкала, потом коснулась ее плеча:
- Наташенька… Наташа…
Та подняла голову, посмотрела на Нину Георгиевну с недоумением, точно не узнавала ее, потом чуть улыбнулась:
- А, это ты…
Она медленно возвращалась к действительности. Нина Георгиевна проговорила:
- Вот ты и дождалась, Наташа…
- Чего? - Наташа говорила без любопытства, равнодушно.
- Дождалась Антона… Он приехал…
- Антон? - тихо переспросила Наташа и вдруг закричала: - Антон!
- Ты сиди, сиди, - придержала подругу за плечо Нина Георгиевна. - Тебе нельзя резко двигаться. Сейчас Антон будет здесь. Знаешь, Наташа, он немного болен.
Наташа не слушала Нину Георгиевну. Она сбросила руку подруги со своего плеча и побежала к двери, которая в этот момент отворилась. Оттыргин и Вуквуна поддерживали Антона под руки. Он только успел произнести:
- Наташа…
- Антон! - еще пронзительнее закричала Наташа и обхватила его, забилась у него на груди, но тут ее руки ослабли, и она тяжело рухнула на пол.
Ночью у нее начались роды.
Глава пятая
1
В день возвращения Каморного из Ново-Мариинска Марковский Совет принял решение обратиться в Петропавловский губревком с просьбой прислать на Чукотку следственную комиссию.
- Как же мы передадим просьбу в Петропавловск?
- Я поеду в Наяхан! - сказал решительно Чекмарев. - По пути остановлюсь и в Пенжино.
Все согласились с ним. Это была единственная возможность связаться с Петропавловском, минуя Ново-Мариинск. Каморный напомнил Чекмареву:
- Ты, Василий Михайлович, поинтересуйся, что Петропавловск думает делать. Как там отнеслись к нашей радиограмме из Ново-Мариинска.
- До начала навигации едва ли Петропавловск сможет послать нам подмогу и нанести порядок в Ново-Мариинске, - заговорил Чекмарев: - Поэтому мы должны сами сейчас сделать все, чтобы коммерсанты Не смогли застать нас врасплох!..
- Кто-то приехал! - сказал Дьячков, выглядывая в окно.
В помещение Совета вошли пятеро чукчей.
- Рэнто! - приветливо воскликнул Куркутский. Он узнал оленевода из стойбища Средней Реки. - Здравствуй!
Куркутский пожал руку оленеводу, познакомил его с товарищами и, соблюдая этикет, не стал расспрашивать, зачем Рэнто и четверо пожилых чукчей приехали в Марково. За их появлением скрывалось что-то важное. Отложив обсуждение своих дел, товарищи занялись приготовлением чая. Ожидая, пока он вскипит, они угощали гостей табаком и вместе сосредоточенно курили. Говорили о пустяках. Когда было выпито по нескольку кружек крепчайшего чая, Рэнто указал на своих молчаливых спутников, лица которых блестели от пота:
- Они с Анюя и с верховьев Анадыря приехали.
- Зачем? - не удержался Каморный.
Рэнто бросил на Давида быстрый взгляд. В нем промелькнуло осуждение: "Зачем спрашивать? Обижаешь людей. Словно не веришь им, - что они сами правду скажут". Рэнто неторопливо допил чай из кружки и, попыхивая трубкой, стал рассказывать о том, что привело в Марково посланцев из дальних стойбищ.
До них дошла весть о ярмарке в Комарьеве, где посланцы великого вождя Ленина щедро платили товарами за оленей. Чукчи этих стойбищ тоже хотят, чтобы к ним приехали посланцы вождя Ленина и также торговали. Направляясь в Марково, они завернули в стойбище Средней Реки, чтобы посоветоваться с Рэнто, подробнее узнать о законах Ленина. Рэнто согласился сопровождать их.
Пока оленевод говорил, остальные чукчи только курили и время от времени кивали головой, соглашаясь и подтверждая его слова.
- Что ответим товарищам? - спросил Чекмарев своих друзей.
- Конечно, надо уважить их просьбу, - сказал Куркутский.
- Товаров-то у нас… - начал осторожно Дьячков.
Чекмарев по выражению лиц понял, что Камерный с Дьячковым не особенно расположены откликнуться на просьбу кочевников. Чтобы не показывать при гостях, что их просьбу удовлетворить нелегко, он не дал Дьячкову договорить.
- Утро вечера мудренее! - громко обратился он к чукчам. - Обсудим все и решим завтра. А сейчас наши гости должны отдыхать.
После ухода Рэнто и его спутников Каморный накинулся на Чекмарева:
- Чего волокиту тянешь! Товаров у нас в обрез. Отказать, и все!
Его поддержал Дьячков. Он с обидой заметил Чекмареву:
- Зачем не дал мне говорить? Товары мы не можем направо-налево раздавать. Завтра к нам весь уезд сбежится, и мы без штанов останемся.
- Нельзя о себе только думать! - хмуро оборвал его Куркутский.
Поднялся спор. Чекмарев, выслушав доводы Дьячкова с Каморным, спокойно сказал:
- Плохие мы большевики, если о своем брюхе прежде всего печемся. От того, как мы ответим этим чукчам, зависит сейчас - быть в тех стойбищах Советской власти или нет.
Дьячков сразу сдался. Каморный все-таки нашел нужным спросить:
- Все раздадим, а с чем останемся?
- Товаров у нас немного, - согласился Чекмарев, - и тем не менее мы обязаны ими поделиться. Не к нам лично, а к Советской власти обратились кочевники. Надо удовлетворить просьбу кочевников. И мы всегда найдем у них поддержку.
Спор прекратился. Чекмарев обратился к Клещину:
- Рука твоя подживает. Езжай в верховья Анюя. Расскажешь там о ревкоме, о том, почему его уничтожили коммерсанты. С тобой поедут Куркутский и Дьячков.
- А я? - в голосе Каморного зазвучала обида.
- Ты останешься в Марково, здесь кому-то надо быть из членов Совета. Я же еду в Наяхан… Давайте подсчитаем, сколько мы можем дать товаров кочевникам.
Товарищи углубились в расчеты. Неожиданно Каморный швырнул карандаш на бумагу.
- Хоть убейте, а не могу понять я этого Рэнто. Друг он нам или все-таки хитрит?
Ответа никто не мог дать, и Чекмарев предложил:
- Будем внимательно следить за ним. А для проверки давайте попробуем и в его стойбище создать Совет!
- Вот это дело! - обрадовался Каморный. - Тут уже он вынужден будет раскрыться.
Нина Георгиевна подняла от шитья голову. Сын Наташи зашевелился, закряхтел и тут же громко и требовательно заплакал. Нина Георгиевна бросила на стол недошитую распашонку и быстро подошла к люльке, которая висела рядом с кроватью. На ней лежала укрытая до подбородка, вытянув руки поверх одеяла, Наташа. Она открыла глаза и слабым голосом попросила:
- Дай… мне… Колюшку…
- Сейчас, сейчас…
Наташа после тяжелых родов никак не могла оправиться и худела с каждым днем. Нина Георгиевна положила рядом с ней ребенка. Мальчик родился крепким, здоровым и крупным. Он словно забрал с собой все здоровье матери. Наташу стремительно подтачивал недуг. Нина Георгиевна взволнованно смотрела, как слабые руки Наташи бережно обнимают младенца, как он жадно сосет грудь матери.
- Пить, - попросила Наташа.
Нина Георгиевна взяла кружку с отваром черной смородины, присела на край постели. Наташа припала к кружке и пила кисловатую жидкость большими глотками, как измучившийся от жажды человек. Внутренний жар сжигал ее. Прикрыв ее одеялом, Нина Георгиевна встала.
- Я на минутку к Антону сбегаю. Узнаю, не надо ли чего ему?
- Иди, иди… когда же он придет сюда, - с тоской произнесла Наташа.
- Скоро уже, - Нина Георгиевна насильственно заставила себя улыбнуться. - Он быстро поправляется. Ну, я пошла. С тобой Вуквуна посидит.
Нина Георгиевна, передав ребенка чукчанке, торопливо вышла из дому. Но она не зашла к Антону, у постели которого дежурил Оттыргин, а направилась к Совету. Там никого не оказалось. Нина Георгиевна свернула к государственному складу, около которого толпилось много людей. От склада отъезжали груженные товарами нарты. На передних станках сидел Клещин, а за последними на лыжах легко скользил Куркутский. У него, как и у остальных, за спиной висел винчестер. Даже у Клещина было оружие - револьвер в кобуре.
Упряжки, провожаемые криками собравшихся марковцев, быстро удалялись. Чекмарев заметил Нину Георгиевну и подошел к ней.
- Как там наши больные?.. - начал он весело, но сразу же изменил тон, увидев, как расстроена Нина Георгиевна. - Что-нибудь случилось?..