Как стать хорошим человеком - тем, кем ты желаешь быть, и при этом не угодить в сумасшедший дом? Этот вопрос решает врач-терапевт Кейти Карр, муж которой внезапно ступил на "опасный и скользкий путь добра".
Ник Хорнби
Как стать добрым
1
В тот день на автомобильной парковке в Лидсе я наконец решилась высказать мужу, что наше супружество мне опостылело. Дэвида, правда, в этот момент рядом не оказалось. Он присматривал за детьми, и надо было позвонить ему, чтобы напомнить про записку для учителя Молли. Остальное… просто вырвалось - иначе не скажешь. Это был какой-то срыв, потому что такого произойти никак не могло. Пусть даже я, как оказалось, к моему величайшему удивлению, отношусь к дамам, способным заявить своей дражайшей половине, что она в качестве супруга более непригодна, тем не менее я не из тех, кто станет объявлять об этом по мобильному телефону с парковки. Наверное, я плохо себя знаю. Например, я всегда причисляла себя к людям, которые не забывают имен, потому что вспоминала имена тысячи раз, а забывала лишь пару раз - не больше. Но для большинства людей подобные беседы об исчерпавшем себя браке случаются лишь однажды в жизни, если происходят вообще. И уж коли для финального диалога избрана автомобильная стоянка в Лидсе, нечего называть это неподходящим местом - это все равно как если бы Ли Харви Освальд стал утверждать, будто ему совсем не хотелось стрелять в президента. Иногда о нас судят по нашему единственному поступку.
Позже, уже в гостиничном номере, я никак не могла заснуть. И находила в этом странное утешение: пусть я оказалась особой, способной прийти к решению о неминуемом разводе прямо на автомобильной парковке, но, во всяком случае, переживала, что все так случилось. Я всю ночь крутилась и вертелась флюгером в постели, мучаясь и пытаясь отыскать нить, которая привела меня к этому поступку. Я снова и снова прокручивала в уме наш разговор, стараясь вспомнить, как мы могли перейти от простого, банального факта - номерка Молли к стоматологу - до решения о неминуемом разводе, причем всего за три минуты. Ну, пускай не за три, а за десять. Что и обернулось для меня бессонной ночью - было уже три часа, а я все вспоминала, как мы прошли этот путь от самого начала (встреча на танцах в колледже в 1976-м) до конца (настойчивой необходимости развестись) - причем путь этот в моем сознании уложился в неполные сутки.
По правде говоря, вторая часть самокопаний заняла столь продолжительное время лишь потому, что сутки - все же немалый срок, а в голову всегда лезет столько разного сора, столько мелких художественных деталей, не имеющих отношения к сути происходящего. Если мои мысли о нашем браке экранизировать, критики заклеймили бы фильм как чересчур многословный, не имеющий четкой сюжетной линии и передали бы все содержание картины в следующих словах: двое встретились, влюбились, обзавелись детьми, стали ссориться и пререкаться, толстеть и брюзжать (его случай), а также уставать, отчаиваться и встречно брюзжать (это я), после чего в их отношениях возникла трещина. Лично я бы не стала спорить с подобной аннотацией. У нас, как и у остальных, - ничего оригинального.
Впрочем, этот телефонный звонок… Все никак не могу найти место, где из относительно мирной и совершенно банальной болтовни по бытовым мелочам Дэвид вывел разговор к катастрофическому финалу. Начало помню дословно:
Я: Привет.
Он: Здравствуй. Как дела?
Я: Прекрасно. Дети в порядке?
Он: Да. Молли смотрит телевизор, Том застрял в компьютере.
Я: Звоню, чтобы напомнить тебе: Молли надо отправить завтра в школу с запиской. Насчет дантиста.
Вот видите? Видите? Если и был какой-то переломный момент, то уж никак не здесь. Ведь из такого обмена репликами ничего не следует. Отсюда - ничего следовать не может. Однако вы заблуждаетесь - все произошло именно в этот момент. Я почти уверена, что первый перескок мы совершили здесь; я это хорошо запомнила, потому что именно в этом месте наступила грозная пауза - повисло зловещее молчание Дэвида. Потом я сказала нечто вроде: "Ну что?", а он ответил: "Ничего". И я снова спросила: "Что?", а он снова откликнулся: "Ничего". Совершенно очевидно, мой вопрос не мог стать причиной его внезапного замешательства, тут виной могла быть разве что моя вспыльчивость, обида, что означало - разве не так? - надо пахать глубже. Я и стала пахать глубже, разрабатывая тему:
- Ну и что же ты замолчал?
- Что ты только что сказала?
- Что я такого сказала?
- Неужели ты звонила лишь для того, чтобы напомнить мне о записке Молли?
- А в чем дело?
- Неплохо было бы найти другой повод для звонка. Неплохо было бы для начала поздороваться. Поинтересоваться, как поживает твой дражайший супруг и дети.
- О, Дэвид.
- Что "О, Дэвид"?
- Это же первое, что я сказала: "Как дети?"
- Ладно, "Как дети?" ты сказала, а "Как дела?".
Беседы в подобном тоне при нормальных отношениях в семье никогда не случаются. Нетрудно представить, что при более благоприятных условиях телефонный разговор, начавшийся таким образом, ни в коем случае не приведет к разводу. При "нормальных отношениях в семье" - как я люблю эту фразу! - или "при более благоприятных отношениях", как это происходит на самом деле, можно непринужденно перескочить от дантиста на другие безобидные темы: о работе, планах на вечер или даже (в "образцово функционирующем браке", что почти идеально) к чему-то, что происходит в мире за пределами домашней обстановки, поскабрезничать по поводу программы "Сегодня", например, - совершенно обыденной, ни к чему не обязывающей трепотне, составляющей, однако, фундамент прочных стандартных супружеских отношений. У нас же с Дэвидом… впрочем, это не наш случай, теперь уже точно не наш. Подобные разговоры по телефону происходят после многолетнего опыта взаимных перепалок, пока со временем каждое слово не становится зашифрованным, усложненным и полным скрытого подтекста, как холодные реплики кровных врагов в блестящей пьесе. И вот, когда я вертелась на кровати - сна ни в одном глазу - в номере отеля, пытаясь восстановить, сложить все по частям, все наши реплики, точно осколки разбитого зеркала, я была потрясена: насколько мы стали изощренными, изобретая собственный закодированный язык, наше внутрисемейное средство общения. Ведь потребовались годы и годы кропотливого труда, чтобы достичь столь язвительного остроумия.
- Мне очень жаль.
- А мне, по-твоему?
- Ты же знаешь, Дэвид, нет необходимости спрашивать, как ты себя чувствуешь. Во всяком случае, для меня. Это и так ясно по твоему голосу. Ты достаточно здоров и дееспособен, чтобы присмотреть за двумя детьми, а заодно и мне перемыть косточки. К тому же ты человек, постоянно обиженный на жизнь, и я до сих пор не могу понять почему. Хотя уверена, скоро ты просветишь меня на этот счет.
- С чего это ты взяла, что я обижен?
- Ха! Да ты - воплощение обиды. Причем пожизненной.
- Вздор.
- Дэвид, вся твоя жизнь - это жизнь обиженного человека.
Отчасти это правда. Единственный постоянный источник дохода Дэвида - рубрика в местной газете, которую он ведет. Неизменно, из номера в номер, материал сопровождает его зверски оскаленная физиономия с подписью: "Самый сердитый человек в Холлоуэйе". Последнее, что мне удалось прочитать в этой рубрике, - гневный обличительный материал, направленный против пожилых людей, пользующихся пассажирским автотранспортом. Почему они не могут достать деньги заранее? Почему не садятся на специально отведенные для них места в передней части автобуса? Зачем им надо торчать в проходе по десять минут, дожидаясь своей остановки и рисковать падением, часто достаточно опасным и лишенным достоинства образом? Ну, в общем, вы получили представление, о чем речь.
- Вероятно, потому, что тебе всегда было наплевать на то, что я пишу…
- Где Молли? - перебила я.
- Смотрит телевизор в соседней комнате - черт возьми, я уже говорил.
Дальше нецензурно.
- Я вижу, ты уже дошел до нужной кондиции.
- …Вероятно, потому, что тебе всегда было плевать на то, что я пишу, моя рубрика и получилась иронической.
Я рассмеялась.
- В таком случае прости обитателей Тридцать второй Уэбстер-роуд за то, что мы не чувствуем иронии самого сердитого человека в Холлоуэйе, с которым нам приходится встречаться каждое утро на протяжении жизни.
- К чему ты клонишь?
Вероятно, сценарист, наблюдавший нашу жизнь со стороны, заменил бы все это более живым и осмысленным диалогом вроде: "Хороший вопрос… Так куда же мы катимся?.. Что происходит?.. (ну и так далее, и вот - финал) Все кончено!". Ну ладно, тут придется немного подработать, зато получится эффектно. Но поскольку мы с Дэвидом - вовсе не Том с Николь, мы проморгали эти превосходные метафорические моменты. У нас никак не получается достаточно живого и складного диалога.
- Что-то не понимаю, какой в этом смысл. Ты же насел и не даешь слова сказать…
- Ага, как же.
- Ну, как ты?
- Отвяжись.
Я выразительно вздохнула в трубку - для этого пришлось переместить ее поближе к губам, что скрало момент спонтанности и вызвало некоторую заминку. По опыту знаю - мой мобильник не справляется с передачей нюансов вздохов и пауз.
- Ну, что еще? Что ты хотела этим сказать?
- Просто вздохнула.
- Пыхтишь, как альпинистка.
Некоторое время мы помолчали. Он молчал в кухне в северной части Лондона, я - на парковке в Лидсе, и в этот момент меня вдруг поразило - до чего же знакомое молчание, даже форма его мне знакома: нечто маленькое и колючее. Само собой, подобное безмолвие ничего общего не имело с обыкновенным молчанием. В этот момент слышишь заполняющие пустоту закипание гнева, стук крови в висках и удовлетворенное урчание мотора "фиата-уно", подруливающего на парковку рядом. Ведь как ни крути, между расспросами о том, как дела дома, и решением развестись нет ни какой связи. Вот почему я никак не могу отыскать эту зыбкую грань, которую мы нечаянно переступили. Поэтому мне просто не терпится выяснить, как это все-таки произошло. Похоже, я просто сорвалась и высказала все, что наболело, как говорится, не в бровь, а в пах:
- Я так устала от этого, Дэвид.
- От чего?
- От этих постоянных скандалов. От твоей игры в молчанку. От атмосферы, в которой задыхаешься. От всего этого… яда.
- Ах вот оно в чем дело. - Эти слова он произнес тоном домохозяина, только что нашедшего протечку в крыше. - Да, действительно. Вообще-то уже поздно.
Что он имел в виду - мой неурочный звонок или безнадежность наших объяснений, - следует оставить на совести Дэвида.
Я снова вздохнула, на этот раз без подтекста.
- Может, и не поздно.
- Что не поздно?
- Ты что, в самом деле хочешь так прожить остаток жизни?
- Разумеется, нет. А ты видишь другой выход?
- Да, пожалуй, вижу.
- Может, поделишься соображениями?
- Ты знаешь не хуже меня, какой тут может быть выход.
- Само собой. Но мне хочется, чтобы ты первой это сказала. Наверное, ты для того и позвонила?
К этому моменту меня понесло:
- Ты хочешь развода?
- Я хочу, чтобы было письменно засвидетельствовано, что ты заговорила о нем первой.
- Прекрасно.
- Прекрасно для тебя, но не для меня.
- Пусть будет так: для меня, а не для тебя. Продолжай, Дэвид, в том же духе. Я пытаюсь говорить о назревшей необходимости, а ты все стараешься набрать очки.
Но Дэвида так просто не собьешь:
- Значит, я всем могу рассказать, что ты потребовала развода? Вот так, ни с того ни с сего?
- Ну, конечно же, до чего скоропалительно. Ведь не было никаких признаков близкой размолвки, мы жили душа в душу, были так безмятежно счастливы. То есть вот чего ты добивался? Рассказать всем? Для тебя это было самое главное?
- Естественно, я раззвоню об этом всем нашим знакомым сразу по окончании нашего разговора. Я хочу, чтобы моя версия опередила твою.
- Что ж, замечательно, в таком случае наш разговор еще не окончен.
И тут, устав от себя, от него и от всего происходящего, я делаю все наоборот и отключаю трубку. И теперь ворочаюсь, не в силах ни встать, ни заснуть, в гостиничном номере, пытаясь отследить, как это могло произойти, вспоминая каждую деталь разговора, включая то свет, то телевизор и превращая в пытку жизнь своего любовника, лежащего рядом.
Определенно, мы должны попасть в какой-нибудь фильм. На тему: женились, он стал располневшим брюзгой, она впала в депрессию и сделалась ворчливой. В результате она завела любовника.
Сразу должна предупредить: я вовсе не отрицательный персонаж. Я доктор. Одна из причин, по которой я решила стать доктором, именно в том и состояла, что в получении профессии доктора я усматривала хороший - в смысле блага, в первую очередь, а не эмоционально возбуждающий, хорошо оплачиваемый или почетный - поступок. Вы только послушайте, как звучит: "Я хочу быть доктором", "я учусь на доктора", "я практикую в северной части Лондона". Мне казалось, что я и выгляжу подобающе - зрелым, умелым, сдержанным специалистом, респектабельной и внимательной к пациентам женщиной - лечащим врачом. Думаете, доктора не заботятся о том, как все выглядит со стороны, только потому, что они доктора? Еще как заботятся. Так что я - положительный персонаж, хороший человек, доктор, который лежит в постели с мужчиной, о котором мало что знает кроме того, что его зовут Стивен. И вот, только что этот самый доктор попросил развода у своего мужа.
Неудивительно, что Стивен не спал.
- С тобой все в порядке? - поинтересовался он.
Я не смотрела в его сторону. Всего пару часов назад я лежала в его объятиях, и не без удовольствия, но теперь он был совершенно лишним, чужим для меня человеком - в этой постели, в этом гостиничном номере и, если уж начистоту, в этом городе.
- Что-то мне немного не по себе. - Я выбралась из постели и принялась одеваться. - Пойду прогуляюсь.
Номер был снят на мое имя, поэтому я забрала ключ, но, уже положив его в сумку, поняла, что больше сюда не вернусь. Сейчас мне требовалось быть дома: чтобы скандалить, плакать, преисполняясь жалости к себе и детям, которых мы втравили в эту историю, калеча им жизнь. Номер был оплачен министерством здравоохранения. Стивен, конечно, после моего ухода примет заботу о мини-баре на себя.
Пара часов езды по автостраде и остановка на заправке: чашка чаю и пончик. По идее, в этом месте сценария, по дороге домой, что-то должно произойти, проиллюстрировав и осветив значимость поездки. Я бы кого-то встретила, или решила стать другим человеком, или была бы вовлечена в криминальную интригу, или, например, похищена преступником - каким-нибудь девятнадцатилетним парнем без образования, подсевшим на наркотик. Познакомившись со мной и влюбившись, он вдруг стал бы более чутким и интеллигентным. Неплохая бы вышла парочка: женщина-доктор и вооруженный грабитель. Дорожный роман. Он бы кое-чему научился от меня (хотела бы я знать, чему от меня можно научиться), а я что-то почерпнула бы от него. Затем мы бы продолжили наши путешествия порознь, но эта краткая встреча наложила бы отпечаток на наши дальнейшие жизни, которые мы проведем каждый по-своему. Однако это не фильм, так что я доедаю пончик, допиваю чай и возвращаюсь в машину. Почему меня постоянно бросает в киношные фантазии? Я ведь всего дважды была в кино за последнюю пару лет, и оба фильма оказались о жизни насекомых. Именно поэтому, вероятно, мне представляется, что большинство фильмов, выпускаемых в прокат для взрослых, рассказывают о таких вот женщинах, которые тихо-мирно, без происшествий едут из Лидса в северную часть Лондона, изредка останавливаясь, чтобы взять на заправке чашку чая и пончик. Вся поездка заняла три часа, включая пончики. Около шести утра я уже была в своем спящем доме, который источал горький аромат поражения.
До четверти восьмого никто не просыпался, так что я прикорнула на софе. Я была безумно рада - несмотря на звонки по мобильному и брошенного любовника, я была счастлива ощутить тепло моих забытых детей, просачивающееся сверху сквозь скрипучие половицы. В постель не хотелось: ни ночью, ни утром, отныне меня не тянуло туда вообще - не из-за Стивена и не потому, что я еще не решила, буду ли впредь делить с Дэвидом супружеское ложе. Надо определиться: что главное? То есть принципиально решить вопрос: разводиться или не разводиться? Все это казалось таким странным - сколько приходилось общаться с людьми, которые, что называется, "спят в разных спальнях", и обсуждать их поведение, как будто "сон" в одной постели - залог супружества. Даже когда у нас наступали серьезные размолвки, совместное разделение ложа никогда не становилось проблематичным. Но перспектива провести так всю оставшуюся жизнь - вот что ужасало. Еще недавно бывали случаи - когда все только началось, то есть когда начались проблемы с Дэвидом, - что первые признаки его пробуждения и его утренние разговоры выворачивали меня наизнанку. Сам вид Дэвида, приходящего в сознание, ходящего и говорящего, возбуждал во мне отвращение - однако ночью было совсем другое дело. Мы по-прежнему занимались любовью, скорее по привычке, для проформы. Сексом назвать это было нельзя, просто - выработанный ритуал, выполнявшийся последние двадцать с чем-то лет и помогавший нам уживаться бок о бок. Я уже освоила контуры его локтей, колен и задницы и настолько к ним привыкла, что никто не устраивал меня так, как Дэвид - тем более Стивен. Несмотря на то что он был стройнее и выше Дэвида, а также располагал прочими неоспоримыми достоинствами, позволявшими рекомендовать его в качестве постельного партнера, мне все равно казалось, все части тела у него расположены не там, где надо. Для меня его тело - загадка; оно явно не приспособлено для меня. Прошлой ночью, оставаясь с ним в постели, я даже стала мрачно фантазировать на эту тему: а что, в самом деле, не является ли Дэвид единственным человеком на свете, с которым я чувствую себя уютно? Может быть, в том и кроется причина, что наш брак, как и многие другие браки, оказался столь долговечным и отказывается распасться? Может, все дело только в правильно подобранных пропорциях веса и роста, которых потом не удается отыскать ни в ком другом, и стоит одному из партнеров допустить погрешность в миллиметр - отношения становятся невозможными. И это еще не все. Когда Дэвид спал, я мысленно превращала его в человека, которого по-прежнему любила: представляла его таким, каким хотела, согласно своим мечтам о том, каким он должен быть, и эти семь часов в сутки, проведенные с Дэвидом, который меня вполне устраивал, помогали смириться с тем Дэвидом, с которым приходилось встречаться наутро.
Итак, я подремывала на софе, когда сверху спустился Том в пижаме, включил телевизор, насыпал себе на завтрак хлопьев и уселся смотреть мультики. На меня он даже не обратил внимания.
- Доброе утро, - приветливо сказала я.
- Привет.
- Как дела?
- Порядок.