4
В палатке Фридриха Второго было тесно от народа. Шел военный совет, второй со вчерашнего дня. Король собрал своих генералов, чтобы объявить об изменениях в диспозиции. Несколько часов тому назад его штабу удалось через агента, находящегося в русской армии при высокой должности, получить важные сведения о расположении неприятельских сил. Судя по этим сведениям, самым уязвимым местом противника является левый фланг, где стоит дивизия генерала Голицына, сформированная из рекрутов.
- Вчера мы предполагали нанести главный удар по правому флангу, - говорил король, - а сейчас обстановка меняется. Надо создать лишь видимость атаки на правый фланг, между тем решающий удар совершить на левый. Создав здесь перевес сил, мы захватим русские батареи, после чего графу Салтыкову придется спасаться бегством, если он, конечно, успеет это сделать.
Генералы с восхищением смотрели на короля. Его устами говорил великий полководец. В сражениях с австрийцами он всегда находил пути к победе. И вот теперь уверенно, со знанием дела развивал план разгрома русских.
Среди генералов было немало таких, которые помнили короля еще в бытность его кронпринцем. В молодости он открыто презирал солдатчину, сочинял стихи, играл на флейте, мечтал о жизни, какой живут поэты, ученые, просветители. Из-за этого ссорился с отцом, которого в кругу товарищей называл фельдфебелем на троне. Однажды он пытался даже убежать от отца за границу, но был задержан и посажен в крепость. Только чудом спасся он тогда от военного суда.
Человек - вечная загадка. Кто бы мог подумать, что из пылкого, мечтательного юноши, не имеющего никакого пристрастия ни к военной, ни к государственной службе, получится такой славный король, такой выдающийся полководец!
- Осмелюсь спросить, ваше величество, - воспользовавшись паузой, подал голос генерал Левальд. - Как быть, если в момент наступления на левый фланг русские контратакуют правым флангом?
Все с одобрением посмотрели на заслуженного генерала. Уместный вопрос. После неудачи под Гросс-Егерсдорфом Левальд стал намного осторожнее в оценке военной обстановки.
- Контратаки не будет, - спокойно возразил король. - Там болото. Чтобы атаковать, русским необходимо пройти по мосту, а мост будет сожжен.
- Мы разгоним русских, как стадо овец! - с воинственным видом воскликнул генерал Ведель, стоявший рядом с королем. - Победа будет за нами!
В палатке осуждающе зашушукали. На таком важном совещании поддаваться эмоциям просто неприлично. К тому же Ведель слишком самоуверен. Пальцигское поражение, видимо, ничему не научило его.
Веделя вообще недолюбливали, а после сражения при Пальциге им возмущались открыто. Не потому, что дал себя потрепать русским - с кем неудач не бывает. Левальд тоже перенес позор поражения, а все ж отношение товарищей к нему не изменилось. Веделя возненавидели потому, что после поражения стал вести себя еще кичливее. Поговаривали даже, что это он уговорил короля совершить такой трудный марш, к Франкфурту, чтобы отомстить русским за Пальциг.
- Русских с австрийцами семьдесят тысяч, - напомнил кто-то, видимо желая остудить расходившегося генерала.
За Веделя заступился сам король:
- Ну и что, если семьдесят? Когда Цезарь ходил на врага, он не спрашивал, каким тот числом, он его находил и разбивал. А мы преемники его традиций. При Цорндорфе наша армия уступала русским по численности, а все ж побили мы их, а не они нас.
Король сказал, что перед боем желает отдохнуть, и пошел спать.
Ночи были прохладными. Он спал не раздеваясь на походной койке, накинув на себя легкое одеяло. Спал крепко, без снов.
Проснулся от пушечной пальбы. Вскочил с койки и невольно зажмурился от солнечных лучей. Было уже утро.
Рядом стоял генерал Ведель.
- Ваше величество, началось!.. - сказал он с таким выражением на лице, как будто речь шла о празднике.
Фридрих вышел из палатки. Солнце поднялось уже высоко. На небе ни облачка. День обещал быть жарким.
Королевская палатка стояла на пригорке, откуда хорошо просматривались высоты, занятые противником. Одну из них, находившуюся на левом фланге, серыми шарами покрывал пороховой дым. Эту высоту обрабатывали артиллеристы.
- Все идет, как задумано, - докладывал Ведель. - Под прикрытием наших батарей пехота и кавалерия вошли в лощину и уже начали теснить левый неприятельский фланг. Против правого продолжаем отвлекающие маневры.
- Коня! - приказал король.
Ему подали любимого жеребца. Он легко, без посторонней помощи, вскочил в седло и поскакал на поле боя. Генерал Ведель, адъютанты, штабные офицеры последовали за ним. Чтобы лучше видеть сражение, король повернул на высокий холм, где стояли две батареи. Отсюда просматривалось все как на ладони. Король видел, как в стане русских рвались гранаты, как сосредоточившаяся в лощине пехота построилась в колонны и пошла в атаку. Все делалось точно по диспозиции.
Вот уже колонны достигли неприятеля. Но что это? Русские, кажется, не желают принимать рукопашного боя. Они бегут.
- Прекрасно! - воскликнул король. - Теперь мы можем спокойно позавтракать.
Сопровождаемый свитой, король поехал обратно в палатку. Вслед им грохнулись две русские бомбы, но король даже не оглянулся. Пусть себе палят. Если королевские полки будут наступать с той же стремительностью, что и сейчас, к обеду они овладеют всеми неприятельскими батареями.
Во время завтрака Ведель несколько раз выбегал из палатки справиться о ходе боя.
- Мой король! - торжествовал он. - Я отомщен! Неудача под Пальцигом обернулась для нас великой победой. Русские бегут. Кунерсдорф остался в нашем тылу. Захвачена почти вся русская артиллерия.
Король вышел из палатки, чтобы увидеть все это своими глазами. Ведель подал ему подзорную трубу. Он направил ее на высоту, которую только что атаковала пехота. Она почти вся была занята прусскими войсками. Лощина, откуда начиналось наступление, снова заполнилась народом. Но то были уже не славные прусские полки, то были толпы пленных…
- Победа! Полная победа! - возрадовался король.
Он подозвал дежурного генерала и приказал срочно отправить известие о сокрушительном разгроме русских в Берлин и Силезию.
- Но, ваше величество, - попытался было возражать генерал, - сражение еще не окончено. К тому же положение осложняется.
- Чепуха! - прервал его король. - Никаких осложнений я не вижу. Исполняйте приказание.
- Слушаюсь, ваше величество, - ответил генерал.
5
Фридрих напрасно не послушался своего генерала. Сражение находилось еще в разгаре, и трудно было предугадать, чем оно кончится. О том, что левый фланг разгромлен, знал не только прусский король, это видел и генерал Салтыков, находившийся со своей ставкой в дивизии Румянцева. Главнокомандующий держался спокойно, уверенно, как будто заранее знал исход битвы.
- Что князь? - спросил он курьера, примчавшегося с донесением о яростном штурме неприятелем левого фланга.
- Князь ранен, но не оставляет поле боя.
Салтыков чуточку помолчал, раздумывая.
- Что ж, - сказал он, - князь сделал все, что мог. Передайте ему мою благодарность и приказ немедленно отправляться в тыл.
В это время над головой со свистом пролетел неприятельский снаряд. Салтыков как бы в недоумении посмотрел ему вслед и, махнув хлыстиком, с которым никогда не расставался, шутливо промолвил:
- Бог с тобой, улетай, коли не попал.
Шутка главнокомандующего, видимо, показалась курьеру неуместной.
- Ваше сиятельство, князь Голицын вынужден оставить все батареи, - вскричал он.
Главнокомандующий осуждающе посмотрел на него и спокойно ответил:
- Беда не велика. В сражении пушки цари на первых порах, а когда дело доходит до рукопашной, они ни к чему. Петр Иванович, голубчик, - обратился он к графу Панину, теперь уже генерал-лейтенанту, командовавшему у Румянцева бригадой, - замените князя. Петр Александрович, дайте графу все лучшее, что у вас есть. Надо остановить неприятеля, чего бы это ни стоило.
- В вашей бригаде, граф, самые отборные полки, - сказал Румянцев Панину. - Можете взять всю бригаду.
- Ваше сиятельство. - обратился к главнокомандующему бригадир Брюс, - разрешите и мне перейти на левый фланг. Мне кажется, я смогу графу чем-то помочь.
- Разрешаю, голубчик, разрешаю.
Когда Панин и Брюс с четырьмя полками, снятыми с центральной позиции, ушли на подкрепление левого фланга, Салтыков, устремив подзорную трубу в неприятельскую сторону, спросил Румянцева: не думает ли он, что противник ввел в бой всю свою пехоту?
- Мне кажется, король только этим смог создать перевес сил, - высказал свое мнение Румянцев.
- Королю удалось навязать нам свои условия. Прусская тактика…
- Эту тактику можно использовать против них самих.
Салтыков опустил трубу и повернулся к Румянцеву:
- Что хотите этим сказать?
- Пруссаки атакуют левый фланг в надежде на то, что наш правый будет бездействовать в ожидании своей очереди. Между тем, если привести в действие правый фланг, можно создать реальную угрозу прорыва дивизии господина Фермора в неприятельский тыл.
- Между нашим правым флангом и противником лежит болото, - заметил Салтыков.
- Там есть мост.
- Моста больше нет, его еще утром сжег Тотлебен, боясь атаки противника. С моего согласия, разумеется, - добавил Салтыков, желая оправдать генерал-майора.
Румянцев промолчал. Он понимал, что уничтожение моста было большой ошибкой, но не стал говорить об этом главнокомандующему. Какой толк! Надо было искать другие пути для изменения хода сражения.
- Ваше сиятельство, дозвольте пустить в дело кавалерию. Я постараюсь найти брешь и врезаться в тыл неприятелю.
- Горячиться не надо, подождем, - спокойно сказал Салтыков. - Война горячих голов не любит, горячие головы хороши до первой пули. - Помолчав немного, он продолжал: - В действиях своих мы должны сейчас исходить из того, что имеем. Сейчас у нас нет левого фланга в нашем прежнем представлении. Левый фланг стал фронтом, правый же фланг мы теперь должны рассматривать как резерв. А резервы нам еще понадобятся. До вечера долго, есть время сражаться.
Прошло более двух часов, как Панин со свежими полками ушел на левый фланг, а донесений от него не поступало. Не постигла ли его та же участь, что и князя Голицына?
Наконец появился долгожданный курьер. По его бравому виду нетрудно было догадаться, что все в порядке. Курьер доложил, что противник остановлен.
Салтыков с просиявшим лицом обратился к Румянцеву:
- Что ж, голубчик Петр Александрович, фортуна вроде в нашу сторону поворачивается. Выдохлись пруссаки. Пришел наш черед наступать.
6
Донесение о том, что русские остановили продвижение прусских полков, вызвало у Фридриха растерянность.
- Не может быть! - вскричал он, побледнев. - Коня! - и тотчас помчался через лощину к войскам.
Генерал Ведель последовал вместе с королевской свитой, но уже не подъезжал близко к королю: боялся его гнева, чувствуя во всем случившемся и свою немалую вину.
- Полки наступали своеобразной сплошной колонной по всему узкому фронту, образовавшемуся между высотами. Наступали до последнего часа. Сейчас солдаты лежали на земле и палили из ружей. Впрочем, палили только передние ряды, те, кто находился позади, не видели противника и потому не могли стрелять без риска поразить своих.
- Почему не атакуете? Атаковать! - закричал король, подъезжая к краю колонны.
Навстречу ему выскочил генерал с перевязанной рукой и доложил, что атаки не приносят успеха, поскольку русские подкрепили свои позиции свежими полками, которые дерутся с невиданным отчаянием.
- Атаковать! Атаковать!
Король был готов плакать с досады: зря не послушался дежурного генерала, поспешил с отправкой донесений о победе. Посланца с депешами уже не вернешь. Теперь для него, короля, одно спасение - победить во что бы то ни стало. Если армию постигнет поражение, он не вынесет позора.
- Атаковать!.. - снова начал кричать он, и в этот момент рядом шлепнулось несколько пушечных снарядов. Одно ядро угодило в лошадь короля. Он вылетел из седла. Адъютанты и генерал с перевязанной рукой испуганно бросились к его величеству. Отстранив их рукой, король сам встал на ноги, отряхнулся.
- Откуда стреляют?
От испуга генерал не сразу понял, о чем речь.
- С той высоты, ваше величество. Высота Шпицберген. С той, что перед вами, ваше величество, - уточнил генерал.
Немного успокоившись, король принял решение отделить от конца наступавшей колонны два полка, обойти высоту и ударить по противнику с тыла, поставив его меж двух огней, не допуская подхода подкреплений. Выполнение этой задачи он возложил на дежурного генерала, находившегося в свите.
- А вам, мой друг, - сказал он генералу с перевязанной рукой, - поручаю вместе с графом Левальдом возобновить атаки на основном участке. Противник должен быть подавлен. Это мой приказ. Так и передайте графу.
Он еще верил в победу, в то, что сумеет сломить сопротивление русских. Важно, думал он, не упускать инициативы - все время атаковать, атаковать, атаковать…
Ему подвели другого коня, и он поскакал к подножью высоты Шпицберген, с которой только что палили по нему русские артиллеристы. Оттуда доносилась непрерывная орудийная и ружейная стрельба.
Когда король подъехал поближе, он увидел на склоне десятки убитых. Раненые, спасаясь от пуль, сползали в опоясавший высоту глубокий овраг. Их крики, и стоны не могла заглушить даже пушечная канонада.
- Это сущие дьяволы, - сказал, показывая на высоту, генерал, невесть как появившийся перед королем. - Четыре штурма - и никаких результатов. - На лице его запеклась кровь, перевязанная рука висела как плеть, и было просто удивительно, что он мог еще держаться на ногах.
Подошел генерал Левальд, тоже раненый, и сказал, что продолжать атаки нет смысла, что люди голодны, изнеможены до крайности и, пока не поздно, надо отступать.
- Отступить? - вскричал король, словно ужаленный. - С ума сошли! Отступить, когда мы отбили у противника почти всю артиллерию, захватили тысячи пленных?! Русские обескровлены. В своем ли вы уме, генерал?
- Ваше величество, наши потери тоже немалые. У русских еще много батарей…
- Вы трус, Левальд, - прервал его король. - Я приказываю атаковать. Атаковать!.. - Не желая больше никого слушать, Фридрих пришпорил коня и поскакал прочь. Вслед ему просвистело несколько пуль…
Никогда не приглушается так сильно человеческий рассудок, как во время боя. Пушечные залпы, треск ружейных выстрелов, крики, стоны, запах порохового дыма, вид крови - все это приводит многих в состояние, подобное опьянению, то состояние, когда человек не способен трезво оценивать свои поступки. Именно в таком состоянии находился сейчас прусский король. Он безрассудно метался по полю сражения, не боясь быть убитым, движимый только одним желанием - победить. Победить во что бы то ни стало! Но одного желания для победы мало. Сломить русских оказалось не так-то просто.
Большие надежды король возлагал на отряд, посланный для удара по противнику с тыла. Но и из этого ничего не вышло: отряд попал под сильный артиллерийский и ружейный огонь русских полков, направлявшихся для подкрепления левого фланга, и был быстро рассеян. Колонна прусской армии не только не продвинулась, но даже попятилась назад. Напор русских усиливался.
Пули свистели все гуще и гуще. Одна пробила мундир короля, и, если бы не золотая готовальня в кармане, быть бы ему на том свете. Адъютанты советовали Фридриху отъехать в тыл, но какое там! Он никого не хотел слушать. Когда под ним была убита вторая лошадь, он в исступлении бросился на землю и заколотил по ней кулаками:
- Боже мой! Неужели ни одно ядро не поразит меня?
Генерал Ведель старался утешить его, уверяя, что ничего еще не потеряно, что враг вот-вот будет сломлен.
- Прикажите выпустить на поле кавалерию, - говорил он, - и вы увидите, как русские покажут нам спины.
- Я верю вам, мой друг, - сказал король, беря себя в руки. - Кавалерия в вашем распоряжении. Действуйте. Да поможет вам Бог!
День клонился к вечеру. Зной заметно спал. К подножьям высот стала оседать синяя дымка. Много пыли было поднято в этот день, но еще больше сожжено пороху. Даже солнце заметно померкло, как меркнет оно во время пыльной бури. А бой продолжался. Генерал Ведель, желая показать королю, что он не из тех, кто бросает слова на ветер, повел кирасир прямо на русский ретраншемент. Король с надеждой следил за атакой. Сейчас кирасиры достигнут русских, затопчут их копытами или обратят в бегство. Задержать ружейным огнем такую лавину, казалось, невозможно.
Но вот из-за пригорка показалась еще более густая лавина. Посмотрев в подзорную трубу, король узнал в той лавине русскую конницу. Впереди скакал широкоплечий генерал. Неприятельская конница резко отличалась от кирасир Веделя. У тех за плечами висели ружья, металлические латы делали их похожими на средневековых рыцарей. У русских же, кроме сабель, которыми они угрожающе размахивали, не было ничего. Если не считать сабель, они были безоружны, и казалось безумием с их стороны таким образом идти в бой. "Столкнувшись с моими кирасирами, они просто разобьются, словно о скалы", - подумал король.
Ведель, заметив опасность с фланга, вовремя развернул свой отряд. Еще минута, и одна лавина ударилась о другую.
Нет, русские не разбились, не попадали с лошадей, столкнувшись с вооруженным до зубов противником. Налетев, словно орлы, они молниеносно клевали врага, ловко увертываясь от ответных ударов. Трудно было определить, что кирасирам мешало больше: то ли ружья, закинутые за спину, то ли тяжелые доспехи, только, они намного уступали русским в изворотливости. И это губило их.
На поле уже металось множество испуганных лошадей без седоков, а кирасиры все еще никак не могли поверить, что побеждают не они, а русские. Некоторые пытались воспользоваться ружьями - главным, как им казалось, преимуществом перед русскими, но сабли настигали их раньше, чем они могли спустить курки.
Со стороны леса, подступающего к высотам, показалась еще одна лавина. Австрийская конница! Король узнал ее сразу по мундирам и кирасам кавалеристов. Стало ясно: Веделю не устоять. Да тот и сам, видимо, это понял и стал отступать под прикрытие прусской артиллерии.
С досады король бросил подзорную трубу. Рушились его последние надежды. Чаша весов все заметнее склонялась в пользу противника.
Ободренные успехом кавалерии, русские полки ударили во фланг еще недавно наступавшей неприятельской колонны, угрожая расчленить ее на части. Прусская пехота не выдержала и обратилась в бегство. Русские погнались за ней по пятам.
Надо было остановить эти русские полки. Но как? Чем? Ведель со своими кирасирами скрылся с глаз. В распоряжении короля оставались только два эскадрона под командованием подполковника Бидербе.
- Друг мой, - обратился король к подполковнику, - ударьте по тем полкам, что вторглись в лощину, остановите их, иначе они наделают много бед.
Последний резерв - последняя надежда.