Вечером Симон, Андрей и Филипп сообщили, что хотели бы повидать свои семьи. Иисус пошел навстречу их желанию. На следующий день он остался с Нафанаилом и Фомой. Почему Нафанаил ни разу не навестил своих родственников? Смущенно улыбаясь, тот сказал, что тогда ему пришлось бы объяснять слишком многое.
Они нашли дом, где могли уединиться, поскольку присутствие толпы, следовавшей за Иисусом, едва он появился на улице, уже порядком надоело. Иисус хотел отдохнуть, ожидая возвращения Симона, Андрея и Филиппа. Нафанаил занялся приготовлением пищи, обратившись зa помощью к местной жительнице, поскольку Фома не мог даже сварить яйцо. Днем они пошли по раскаленной дороге, намереваясь побродить в окрестностях горы Фавор, Иисус размышлял. Он думал об Иоканаане, парящем в ночном воздухе о питоне Кадафы, который невозмутимо пил молоко, о неожиданной встрече с Фомой, о своих пятерых последователях, о толпах так легко впадавших в неистовство… И все это произошло в течение двух месяцев с того момента, как его нога ступила на землю Птолемаиды! Он пытался все это сложить в целостный рисунок вспоминая слова египетского жреца Гелиополя: "Только боги видят лицевую сторону вышивки. Мы же видим путаный рисунок изнанки". Иудеи ждали чего-то или кого-то с большим рвением, чем Иисус мог предположить. До сих пор Иисусу казалось, что его удел – быть человеком, в котором иудеи видели избавителя. И он оправдал их ожидания, к тому же они совпадали с его собственными ожиданиями. Но потом? Что потом? Ветер дул в его паруса, однако к какому порту он гнал корабль?
Фома, следовавший за Иисусом, казалось, прочитал его мысли.
– Но потом? – спросил Фома, когда Иисус остановился, чтобы отдохнуть в тени сикомора.
– Потом? – повторил удивленный Иисус.
– Да, потом. Мы сеем семена восстания. Что же мы пожнем?
– Разве слова Бога могут посеять семена восстания? Нам нечего бояться.
– А я и не говорю, что нам нужно чего-либо бояться. Я спрашиваю: куда мы идем?
А поскольку Иисус не отвечал, Фома продолжил:
– Таким образом, необходимо, чтобы ты стал в конце концов повелителем пяти провинций. У тебя есть власть, но твоя власть неизбежно вступит в конфликт с властью Храма, а затем с властью ставленников Рима. Ты об этом подумал?
– Нет, – ответил Иисус.
Фома разразился настолько странным смехом, что Нафанаил посмотрел на него, словно на сумасшедшего. Этот смех напоминал пронзительный скрежет металла. Иисус улыбнулся. Однако правда заключалась в том, что он не знал ответа на вопрос, заданный Фомой.
Не успели Иисус и его спутники войти в Кану, как их тут же узнали. Все бросились за ними, а дети принялись приплясывать, хлопая в ладоши. К Иисусу подошли незнакомые люди и сказали, что его мать в городе.
– Скоро они будут знать размер твоих сандалий, – прошептал Фома.
Незнакомцы проводили их до дома, где остановилась Мария. Иисус вновь встретился с Пустом, Симоном, Лидией и Лизией. Они приехали на свадьбу, которая должна была состояться тем вечером. Богатый дальний родственник пригласил все семейство на свадьбу сына. Иисус и его спутники тоже получили приглашение.
Дом, в котором играли свадьбу, был построен по римскому образцу. Это был даже не дом, а несколько зданий, окружавших квадратный двор, в центре которого бил фонтан. Повсюду были установлены факелы и подсвечники. Целая фаланга слуг, которая должна была зажечь факелы и свечи при наступлении темноты, расставляла длинные столы, водружала кувшины с вином на треножники, развешивала гирлянды цветов над дверями. Первые гости пришли еще до того, как сгустились сумерки. Сначала молодые люди в нарядных одеждах в яркую полоску и с вышитыми воротниками. По их свежим лицам было видно, что они совсем недавно совершили обильные омовения, после чего умастили волосы ароматическими маслами. Во дворе сразу стало шумно. На глазах у любопытных зевак молодые люди затеяли различные игры, например бросали друг другу тряпичные мячики, которые надо было ловить одной рукой. Затем пришла стайка девушек в еще более богатых нарядах. Они, смущенно хихикая и немного кривляясь, прошли мимо юношей с таким видом, будто не знали их, и поспешили скрыться в покоях будущей супруги. Вскоре стали приходить пожилые люди с подарками, которые складывали у входа на стол, охраняемый старым слугой. Наконец зажгли факелы и свечи. Взошла луна. Повсюду зазвучали песни и смех. Появился будущий муж. Гости бросились к нему с поздравлениями. Он увидел Иисуса, оставил своих друзей и подошел за благословением к этому неожиданному гостю, о котором уже многое слышал.
Среди гостей находился человек, который с самого начала торжества внимательно наблюдал за Иисусом и его спутниками. Иисус понял, что этот старик со слезящимися глазами и морщинистым лбом был раввином Каны. Несколько мгновений спустя он понял также, что это враг. Действительно, старик с раздвоенной бородой, задранной вверх, словно рога, приблизился к Иисусу и громко, неприязненным тоном спросил:
– Ты тот, кого они называют Мессией?
Сразу же воцарилось молчание.
– Божьи люди слушают голос своего повелителя, раввин, а не шум, доносящийся с улицы, – ответил Иисус.
– Ты хочешь сказать, что ты не Мессия? – допытывался раввин. – Тогда почему ты позволяешь другим говорить, будто ты Мессия?
– В полях лисица боится посоха пастуха, но пастух боится лишь небесного огня, – сказал на это Иисус.
Раввин зло рассмеялся.
– Значит, ты мнишь себя этим небесным огнем? – спросил он.
– А ты, раввин, мнишь себя пастухом, ведущим за собой стадо?
Раввин вздохнул, пожал плечами и отвернулся от Иисуса. Этот разговор происходил в присутствии растерявшегося жениха. Чтобы разрядить обстановку, слугам велели немедленно подавать на стол. Мужчины сели за длинный стол на одной стороне двора, женщины – за такой же стол на другой стороне. Будущий муж посадил раввина по правую руку от себя, а Иисуса – по левую, что, казалось, напрочь отбило аппетит у священника, но никак не повлияло на аппетит Иисуса, который с нескрываемым удовольствием отведал жареных перепелов, ячмень, политый соусом, и фаршированные финики. Он также обменивался со своим соседом цитатами из "Песни Песней". В отличие от многих гостей, которые к концу пиршества совершенно размякли, поскольку слишком много выпили, Иисус сохранил свежую голову. Он сделал небольшой глоток вина и нашел его слишком густым. Это было хиосское вино, привезенное, несомненно, в новых мехах, где оно и загустело.
В ночи раздавались голоса поющих. Девушки в белых одеждах, держа в руках зажженные светильники, вошли во двор, обошли вокруг столов и встали под навесом, сооруженным в противоположном от входа углу. Они изображали Неразумных Дев и Мудрых Дев. Будущая жена, убранная позолоченными гирляндами, с покрасневшим от волнения лицом, тоже встала под навесом, ожидая своего будущего мужа. Он направился к ней в сопровождении раввина, Иисуса и мужчин, принадлежавших к его семье. Молодой человек запел высоким чистым голосом:
Моя голубка, свившая гнездо в расщелине скалы
Или под высокими карнизами,
Позволь мне увидеть твое лицо, услышать твой голос…
Все гости подхватили:
Поймайте их ради нас, шакалов, детенышей шакалов,
Которые повреждают наши виноградники, когда лозы начинают цвести.
Молодой человек шел очень медленно, и Девы с тревогой смотрели на пламя светильников. Будущий супруг запел:
Фонтан в моем саду – это источник живой воды, текущей с Ливанских гор,
Проснись, северный ветер, приди же, южный ветер…
И только пятеро Дев сумели уберечь пламя своих светильников от ветра. Будущие супруги теперь стояли лицом к лицу. Один из гостей бросил на землю гранат, так и прыснувший зернами во все стороны, другие стали поливать землю благовониями. Раввин читал молитвы, а молодой человек держал свою нареченную за руку. Как всегда, женщины плакали, а мужчины радостно покрикивали. Иисус увидев слезы на щеках своей матери, спросил себя, плачет ли она от нахлынувших воспоминаний или же ее гложет какая-то неведомая ему печаль. Но вот слезы у всех высохли. Слуги принялись показывать подарки, преподнесенные молодой чете. Громко объявляя, кто и что подарил, они складывали к стопам новобрачных серебряные подносы, подсвечники, отрезы шелка и одежду, красиво расшитые подушечки с пряностями и кошельки, набитые монетами. "Это подарок Давида, сына Мафата" или "это подарок Мириам, матери Варнавы", и так далее. Еще недавно дремавшие мужчины проснулись. Хозяин дома приказал принести вина, но слуги сообщили, что вина больше нет. Ни у одного торговца Каны не оказалось столько вина, чтобы вволю напоить пять десятков человек. Они все продали, и Иакову, новобрачному, с трудом удавалось скрывать замешательство. Раввин лукаво прищурился, словно думал, что нет ничего удивительного в том, что в доме, куда приглашают таких людей, как Иисус, не хватило вина, тем более для такого торжественного события, как свадьба. Выражение лица раввина действовало Иисусу на нервы. Нервное возбуждение достигло предела, когда раввин, несомненно, достаточно выпивший, заявил:
– Разве не странно, что в доме, где находится человек, умеющий творить чудеса, не хватило вина?
– Злоба никогда не могла утолить голод человека, – громко сказал Иисус, – равно как и виноград, выросший на поврежденной лозе.
– Действительно, – громко подхватил Нафанаил, – если кто-то хочет пить, – почему бы ему не пойти за вином в свой подвал.
Некоторые гости засмеялись и стали говорить, почему бы действительно кому-нибудь не сходить за вином в синагогу. Тем временем Иисус подозвал к себе виночерпия и вместе с ним осмотрел кувшины. Они оказались на треть заполненными каким-то густым месивом. Это месиво походило на осевшее сусло, но его было значительно меньше, чем в кувшинах и сосудах с палестинским вином. Все это было странно, так как каждый раз, когда в емкости наливали новое вино, их тщательно мыли, не оставляя ни малейшего следа осадка.
– Я никогда еще не видел столь густого сусла, – сказал виночерпий.
– Возможно, если добавить в эту гущу воды и размешать, получится вино, – сказал Иисус.
– Но оно будет очень кислым, – возразил виноторговец.
– Здесь не только осадок, но и вино, еще на корабле превратившееся в патоку под воздействием жары. Наполните кувшин водой и дайте мне палку, – ответил Иисус, вспомнив, как во время своих путешествий ему приходилось разводить загустевшее вино.
В кувшин налили воды, и Иисус принялся размешивать гущу под скептическим взглядом виночерпия. Затем он попросил разрешения попробовать получившееся вино. Оно было, конечно, более легким, чем первое вино, слишком крепким и сладким, но весьма приятным на вкус.
– А раньше ты никогда не подавал греческое вино? – спросил Иисус.
– По правде говоря, нет. Я всегда рекомендую галилейское и сирийское вино, которое привозят в бурдюках из козлиных шкур и в котором очень мало осадка. Мне впервые приходится подавать вино, привезенное в кувшинах. Однако хозяева настояли, чтобы на столах было именно греческое вино, которое здесь большая редкость.
Иисус протянул кубок виночерпию. Виночерпий сделал глоток, удивленно поднял брови и сказал, что напиток получился вполне приемлемым.
– Учитывая степень опьянения отдельных гостей, – с определенной долей сарказма продолжил виночерпий, – более легкое вино не сделает им ничего плохого.
Приказав слугам размешать с водой гущу в оставшихся сосудах, виночерпий рассыпался в похвалах Иисусу, без которого праздник был бы испорчен.
Все с любопытством следили за разговором Иисуса и виночерпия, не понимая, чем они занимаются, поскольку те стояли под навесом, в закутке, отведенном для слуг. Однако слуги не слышали конца разговора. Когда немного погодя слуги начали разливать вино в кубки гостей, начав с раввина, по двору пронесся шепоток.
– Откуда взялось это вино? – спросил обеспокоенный раввин.
Тот же самый вопрос волновал всех гостей.
– Этот человек приказал налить чистой воды в пустые сосуды, и она превратилась в вино, – неожиданно ответил виночерпий.
Шепоток превратился в гул, а раввин мгновенно побледнел.
– Господи! – воскликнул Иаков. – Ведь это Твой посланец пришел благословить мой дом!
Отец новобрачного громко заявил, что, поскольку вода превратилась в вино в день свадьбы его сына, следует ждать многочисленного потомства. Затем он подошел к Иисусу и поцеловал ему руку. Женщины затараторили и бросились к Марии. Мужчины окружили Иисуса. Слово "чудо", сначала произносимое робко, постепенно превратилось в гул, похожий на гул пчелиного роя. Свадьба стала похожей на величественный праздник, когда не осталось места обычным шуткам и дежурным любезностям. Все с удовольствием пили вино, Фома, заснувший после первого же выпитого кубка, был бесцеремонно разбужен, равно как и другие ученики. Глядя на суетившихся гостей и ничего не понимая, он спросил:
– В чем дело? Что происходит?
И виночерпий с невозмутимым видом в десятый раз поведал о чудесном превращении воды в вино. Раввин в сопровождении нескольких сеидов отошел в сторону. Новобрачные сидели рядом с Иисусом, с трепетом держа кубки в руках.
– Обычно сначала подают лучшее вино, – сказал Иисус, – и ждут, пока гости опьянеют, чтобы затем подать плохонькое вино. А вот вы припасли хорошее вино под конец.
И только Фома заметил" как Иисус подмигнул ему.
– Это не мое вино, – возразил Иаков. – Это вино, посланное мне небесами. Это самый дорогой свадебный подарок, преподнесенный когда-либо.
Иисус покачал головой. Он очень устал и поэтому простился с гостями и своей матерью. Уходя, он услышал, как новобрачная запела хорошо знакомый ему псалом:
– Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…
Ученики, последовавшие за Иисусом, потребовали объяснений.
– Я просто посоветовал налить воды в кувшины, которые, по их мнению, были пустыми, – ответил Иисус.
На следующий день вся Кана только и говорила о происшедшем накануне, все с большей уверенностью называя это чудом. Через три дня после этого события раввин Перес лишился сна, а раввин Исаак стал задумываться над тем, что за тревога гложет его сыновей.
– Галилея завоевана! – радостно воскликнул Симон.
– Но ведь ты всего лишь добавил чистой воды в гущу? – уточнил Нафанаил.
– А что делает Иоканаан, стоя в Иордане? – парировал Иисус. – Он льет воду в осадок душ.
И вновь мул был нагружен подарками, а Иисус и его спутники отправились дальше, на север. Казалось, воздух становился горячее от борьбы, которую вели вдоль дороги, пытаясь вытеснить друг друга, тимьян и белый вереск. Филипп и Фома погрузились каждый в свои мысли. Впереди процессии шли Андрей и Симон. Нафанаил распевал песни. Иисус улыбался, вспоминая о шутке, которую он сыграл с раввином. Таких прохвостов можно одолеть, взяв себе в помощники их страх и алчность. Иисус сделал ставку на страх. Надо будет почаще использовать это чувство.
Глава VII
Разговор в трактире
Иисус и его спутники вошли в Капернаум, опьяненные успехом, но их не оставляли и тревожные предчувствия. Дорога, открывавшаяся перед Иисусом и пятью его последователями, казалось, становилась все шире. Препятствия исчезали сами собой. Будто дым, рассеивались недоверие, враждебность раввинов и их приспешников, сомнения в миссии Иисуса. На всем пути на север Иисуса встречали так, словно давно ждали. Создавалось впечатление, что никто не сомневался в неизбежности конца света, который, по словам Иоканаана, предвещало появление Мессии. Но как долго будет длиться всеобщая эйфория? Падет ли к их ногам Иерусалим, словно спелая фига?
Иисус, уставший от дороги и толпы, уединился на ночь, выпив кислого молока и съев немного салата. Мария, последовавшая за сыном и его спутниками, поскольку у нее, в сущности, не было родного очага, замочила белье в воде, куда добавила немного древесной золы, а утром выстирала его. Ей помогала жена трактирщика. Женщины были знакомы давно, и их бесконечный разговор тянулся в ночи, словно фриз по стене. Симон, Андрей, Фома, Филипп и Нафанаил не расходились после ужина и сидели, допивая вина Спать им совершенно не хотелось. Они впервые оказались одни, без Иисуса, и теперь испытывали совершенно новые, неведомые прежде ощущения.
– Эта история в Кане, – заговорил Филипп, словно думал вслух.
Его спутники сразу же насторожились, ведь все они то и дело мысленно возвращались к тому, что Филипп несколько бесцеремонно назвал "этой историей в Кане".
– Да, похоже, она помогла ему упрочить свой авторитет сильнее, чем все предыдущие чудеса. Ведь, если вы обратили внимание, обитатели Каны только о ней и говорили!
– Почему ты назвал происшедшее "историей"? – строго спросил Фома.
– Я хочу сказать… – пролепетал Филипп. А затем, взяв себя в руки, добавил: – Но это же чудо, не правда ли?
– А что такое чудо? – откликнулся Нафанаил. – Все зависит от точки зрения того, кто при этом присутствует. Полагаю, для всемогущего Господа либо все является чудом, либо ничто не является таковым, поскольку все возникло по Его воле.
– В конце концов, – продолжал настаивать Филипп, – Иисус нам все рассказал. Он всего лишь смешал с водой загустевшее греческое вино.
– А вот у тебя ничего бы не получилось, – заявил Андрей. – Это действительно чудесно! И поэтому я называю происшедшее чудом.
– Господь здесь совершенно ни при чем, – не согласился Филипп.
– Как ты можешь об этом знать? Ты сам говорил, что без Его воли ничто не может свершиться. Здесь виден промысел Божий, поскольку это свершилось тогда, когда и должно было свершиться.
– Конечно, – сказал Нафанаил. – Это могло бы быть чудом, поскольку свершилось тогда, когда возникла необходимость в чуде. Но я не уверен, что соглашусь с подобным определением чуда.
– Никто не заставляет вас обоих верить в чудо, – вмешался Симон. – Если вы не верите, что Иисус – Мессия и что он творит чудеса, вы всегда можете подать жалобу первосвященнику в Иерусалиме.
– Давайте прекратим этот спор, – пошел на уступки Филипп.
– Давайте, ведь мы же не греческие философы! – подхватил Симон.
– Осталось выяснить, – заговорил Фома, – все ли воспримут Иисуса как Мессию, и договориться, что мы будем отвечать, если нас спросят, действительно ли он Мессия.
Симон побагровел от гнева.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил он, задыхаясь от возмущения. – Неужели ты намекаешь на то, будто тебе неизвестно, кто такой Мессия? Или что люди не знают, кто он такой?
– Полно, – осадил его Фома. – Напоминаю тебе, что ты не наш предводитель и поэтому я предпочел бы, чтобы ты говорил более любезным тоном. Однако, Симон, скажу тебе честно и откровенно: я готов поспорить с тобой, что ты не найдешь в Книгах ни одного четкого и недвусмысленного определения Мессии! – И добавил тоном, не терпящим возражений: – А ведь я очень внимательно читал Книги!