Это уж совсем прелесть, а не письмо. Правда, скорее не письмо, а записочка, но она дорогого стоит! Опять это изумительное прозвище, прямо-таки озорная кличка, письмо назвал "Твоим" с большой буквы; как много скрыто за этим вроде бы незначительным штришком, которому не всякий и придаст значение! А это озорное, мальчишеское, едва ли не хулиганское "катись прямо в Сочи"! Как он ждет ее, как скучает по ней! Другой исписал бы десяток страниц; заверяя в своей любви, а Иосиф умеет одним словом, одной фразой "катись прямо в Сочи" высказать, как он любит ее, хочет ее, не может жить без нее. Разве мало там красивых обольстительных женщин, в этом нагло привлекательном и зазывном Сочи?! Человек такого масштаба и такого положения, как ее муж, мог бы позволить себе порезвиться с любой красавицей, и та будет на седьмом небе от счастья, а он, Иосиф, ждет ее, Татьку, и только ее!
Слезы радости скользнули по щеке Надежды Сергеевны, и тут же она заставила эту радость померкнуть: все это было, было, но, наверное, прошло, и прошло навсегда, как все проходит и исчезает в этом жестоком мире! А что это он подписался в этот раз так официально: "И. Сталин". Будто не письмо любимой жене, а указ правительственный подписал. Или решил дать понять ей, несмышленышу, с кем она имеет дело: не с каким-то простячком Иосифом, каких много, а с вождем великого государства, при имени которого трепещет весь мир!
Надежда Сергеевна вспомнила, как буквально спустя неделю после этого письма она, подгоняя и торопя каждый день, понукая время, заклиная мужа, чтобы за эти долгие для нее дни его чувства не остыли к ней, "покатилась" прямо в Сочи, как он и приказал ей, вспомнила, как он носил ее на руках, хохотал от радости и едва не замучил своими любовными ласками…
А вот это письмо уже таит в себе что-то неприятное:
"Татька!
Как твои дела, как приехала?
Оказывается, мое первое письмо (утерянное) получила в Кремле твоя мать. До чего надо быть глупой, чтобы получать и вскрывать чужие письма.
Я выздоравливаю помаленьку.
Целую.
Твой Иосиф".
В этих строчках она явственно ощутила холодок и закипавший у мужа гнев. Боже, как он не любит ее маму! И за ее цыганское происхождение, и за то, что никогда не лицемерит, а говорит то, что у нее на языке. Конечно, деликатности у нее маловато, но таков характер, что с этим делать? Иосиф совершенно не терпит, когда влезают в его личные, а тем более интимные дела, в такие минуты он накаляется от злости и становится разящим, как дамасский клинок. А мама этого и знать не хочет, ей до всего этого есть дело, всем она навязывает свои советы и "указивки". И начхала она на его гнев…
Вот и сейчас он обидел маму совершенно незаслуженно. Оказалось, что все-таки письмо не поступало, почтари воспользовались случаем, что сдавали одно заказное письмо на имя мамы, Ольги Евгеньевны Аллилуевой, и спутали это с письмом на ее, Надежды, имя. Мамы в это время даже в Москве не было, она находилась в Тифлисе, так что это не более чем бюрократическая отписка почтамта, а письма все же нет, значит, затеряли. Очень и очень жаль, что письмо ей, Надежде, было отправлено и пропало и что Иосиф даже не рассказал, о чем он писал.
Вот как все было на самом деле. А напиши ему об этом - криво усмехнется, не поверит и все так же будет клясть свою тещу.
А вот его письма ей из Москвы, когда она отдыхала в Сочи. Прошло больше года, как он придумал ей забавное имя "Татька", а он все продолжает ее так называть.
"Татька!
Напиши что-нибудь. Обязательно напиши и пошли по линии НКИД на имя Товстухи (в ЦК). Как доехала, что видела, была ли у врачей, каково мнение врачей о твоем здоровье и т. д.- напиши.
Съезд откроем 26-го.
Дела идут у нас неплохо. Очень скучно здесь, Таточка. Сижу дома один, как сыч. За город еще не ездил - дела. Свою работу кончил. Думаю поехать за город к ребяткам завтра-послезавтра.
Ну, до свидания. Не задерживайся долго, приезжай поскорее.
Це-лу-ю.
Твой Иосиф".
Ура, трижды ура! Он снова скучает, прямо-таки беснуется без нее! При ней был орлом, без нее превратился в сыча! Надежда Сергеевна долго любовалась, как он начертал это прекрасное слово "це-лу-ю", надо же придумать, это же каждая черточка-дефиска между слогами - это же целое море любви и ласки, зашифрованное так искусно и так изобретательно! И уже не просто "Татька", а "Таточка". Так пойдет дальше - появятся, будем надеяться, и "Татуська", и "Татусенька"! Вот тогда ты и очутишься на самой вершине счастья и славы, женского счастья и женской славы, вот тогда ты и победишь "самого-самого" великого вождя!
Это же видно, видно, как он мучается без нее, как страдает!
"Татька!
Получил все три письма. Не мог сразу ответить, т. к. был очень занят. Теперь я наконец свободен. Съезд кончится 10 - 12-го. Буду ждать тебя, как бы ты ни опоздала с приездом. Если интересы здоровья требуют, оставайся подольше.
Бываю иногда за городом. Ребята здоровы. Мне не очень нравится учительница. Она все бегает по окрестностям дачи и заставляет бегать Ваську с утра до вечера. Я не сомневаюсь, что никакой учебы у нее с Васькой не выйдет. Недаром Васька не успевает с ней в немецком языке. Очень странная женщина. Я за это время немного устал и похудел порядком. Думаю за эти дни отдохнуть и войти в норму. Ну, до свидания.
Це-лу-ю.
Твой Иосиф".
Хорошее письмо, уже за то, что снова написал "це-лу-ю", готова задушить его в объятиях. Вот только настораживает это: "Если интересы здоровья требуют, оставайся подольше". Смотри, какой очень уж заботливый супруг. А может, того требуют не интересы ее, Надежды, здоровья, а интересы новой балерины? Как это узнаешь, как проверишь? Сколько в человеческой жизни тайн и загадок, которые может знать и отгадать только Бог…
"Татька!
Получил посылку от тебя. Посылаю тебе персики с нашего дерева. Я здоров и чувствую себя как нельзя лучше. Возможно, что Уханов видел меня в тот самый день, когда Шапиро поточил у меня восемь (8!) зубов сразу и у меня настроение было тогда, возможно, неважное. Но этот эпизод не имеет отношения к моему здоровью, которое я считаю поправившимся коренным образом.
Попрекнуть тебя в чем-либо насчет заботы обо мне могут лишь люди, не знающие дела. Такими людьми и оказались в данном случае Молотовы. Скажи от меня Молотовым, что они ошиблись насчет тебя и допустили в отношении тебя несправедливость. Что касается твоего предположения насчет нежелательности твоего пребывания в Сочи, то твои попреки так же несправедливы, как несправедливы попреки Молотовых в отношении тебя. Так, Татька.
Я приеду, конечно, не в конце октября, а много раньше, в середине октября, как я говорил тебе в Сочи. В видах конспирации я пустил слух через Поскребышева о том, что смогу приехать лишь в конце октября. Авель, видимо, стал жертвой такого слуха. Не хотелось бы только, чтобы ты стала звонить об этом. О сроке моего приезда знают Татька, Молотов и, кажется. Серго.
Ну, всего хорошего.
Целую кепко ного.
Твой Иосиф.
P. S. Как здоровье ребят?"
Надо же, так старался разуверить в подозрениях, что "Твой Иосиф" подчеркнул жирной чертой. Мол, нет оснований для беспокойства.
"Татька!
Получил твое письмо. Ты что-то в последнее время начинаешь меня хвалить. Что это значит? Хорошо или плохо?
Новостей у меня, к сожалению, никаких. Живу неплохо, ожидаю лучшего. У нас тут испортилась погода, будь она проклята. Придется бежать в Москву.
Ты намекаешь на какие-то мои поездки. Сообщаю, что никуда (абсолютно никуда!) не ездил и ездить не собираюсь.
Целую очень ного, кепко ного.
Твой Иосиф".
Чуткий человек, проницательный, в моих едва уловимых намеках сразу разглядел ревность. Дай Бог, если говорит правду!
"Здравствуй, Татька!
Как доехала, обошлось без приключений? Как ребятишки, Сатанка? Приехала Зина (без жены Кирова). Остановилась в Зензиновке - считает, что там лучше, чем в Пузановке. Что же, очень приятно. У нас тут все по-старому: игра в городки, игра в кегли, еще раз игра в городки и т. д. Молотов успел уже дважды побывать у нас, а жена его, кажется, куда-то отлучилась.
Пока все.
Целую.
Иосиф".
Уже просто "целую" - без "це-лу-ю" и "ного", "кепко".
Что-то многое изменилось за один только год!
"Здравствуй, Татька!
Письмо получил. Хорошо, что научилась писать обстоятельные письма. Из твоего письма видно, что внешний облик Москвы начинает меняться к лучшему. Наконец-то!
"Рабочий техникум" по электротехнике получил. Пришли мне, Татька, "Рабочий техникум" по черной металлургии. Обязательно пришли (посмотри мою библиотеку - там найдешь).
В Сочи - ничего нового. Молотовы уехали. Говорят, что Калинин собирается в Сочи. Погода здесь пока хорошая, даже замечательная.
Как ты поживаешь? Пусть Сатанка напишет что-нибудь. И Васька тоже.
Продолжай "информировать".
Целую.
Твой Иосиф".
Наконец-то хоть за что-то похвалил… Скупо, сдержанно, но все же!
"Здравствуй, Татька!
Карточки ("игра в городки") получил. Очень смешны и интересны. Посылаю их обратно (у меня могут пропасть).
Прошлый раз не писал тебе,- теперь хочу наверстать упущенное. Книги по металлургии получил. Получил также письма Васи и Сатанки. Поцелуй их за меня - хорошие они ребята.
Я скоро буду дома. Можешь поэтому прекратить переписку…
Ну, пока все.
До свидания. Целую кепко.
Иосиф".
Уже не "твой Иосиф", а просто "Иосиф". И - "можешь прекратить переписку". Это что, финал любви, занавес?
Такие вот письма. За три последних года. Казалось бы, чего лучшего еще и желать! Конечно, это совсем не то, что писали своим возлюбленным Достоевский или Бальзак, но те же не правили великой империей, у них было время в перерывах между написанием своих романов. Но ведь и ты же - не Эвелина Ганская!
Но письма - это одно, разлука обостряет чувства, а когда постоянно рядом - Иосиф становится неузнаваемым. Каждая мелочь бесит его так, что боишься его затронуть, по целым дням может молчать, будто потерял дар речи и будто рядом с ним никого нет, существует на свете только он один со своими тайными думами, со своей единственной правотой, со своей отчужденностью от всего, что может принести человеку радость. И какое дьявольское умение обидеть, унизить, повергнуть в прах даже не столько словом, сколько испепеляюще-мрачным, ненавидящим взглядом. Такое впечатление, что именно она, его жена, его дети, вся его семья мешают ему править страной, мешают мыслить, действовать, связывают его по рукам и ногам. И Надежда Сергеевна все более утверждалась в мысли, что таким деспотичным натурам, как ее муж, нельзя жениться, нельзя иметь семью, ибо, как бы они ни старались, их брак будет всегда несчастливым и трагичным.
Вот и совсем недавно Сталин раскричался на нее, обвиняя в том, что она не революционерка, а мещанка и что ее надо вышвырнуть из партии, как это уже было в 1921 году во время очередной чистки. Тогда ее "вычистили" "за недостаточную общественную деятельность", хотя она и работала в личном секретариате Ленина!
- Тогда за тебя вступился добренький дядюшка Владимир Ильич, но я и пальцем не шевельну! - рявкнул он, доведя ее до истерики.- Как он вознес эту семейку Аллилуевых в своем письме в комиссию по чистке! Подумаешь, прятали его и Зиновьева от ищеек Керенского! Какая бы была трагедия для партии, если бы их выследили!
- Теперь я окончательно убедилась,- сдерживая рыдания, сказала Надежда Сергеевна,- что ты - человек, потерявший всякую совесть. А скорее всего, ее у тебя никогда и не было, просто ты искусно притворялся. С трибуны ты говоришь о Ленине совершенно другое. И ты забыл, что "семейка Аллилуевых" прятала и тебя. Вот если бы тебя выследили, то трагедии для партии не произошло бы. И ты разве не знаешь, что в тот год, когда меня "вычистили", родился твой сын Вася? Могла я быть "достаточно" общественно активной?
В ответ она получила упорное молчание, которым он хотел показать, что ее слова, ее слезы, ее оправдания и ее страшные упреки для него вовсе ничего не значат. Простое сотрясение воздуха…
И как сейчас он смеет ее упрекать? Она целыми днями пропадает в академии, в свободное время освобождает нянечку и сама занимается с детьми, сама ведет хозяйство, принимает на даче многочисленных гостей, улаживает отношения с родственниками… Она чувствует, что ее любят и ценят за умение дорожить верной дружбой, за прямые и честные отношения с людьми, за независимость характера, за неспособность причинять зло. А как она всегда старается заботиться о нем, своем муже! Чего же он от нее хочет?
Да, значит, все эти его письма - не более чем пустые бумажки, писульки, сочиненные на досуге, чтобы она не приставала к нему и чтобы прикрыть свое равнодушие к ней. Кто докажет ей обратное? Не сложилась жизнь, а что может быть страшнее для человека? Ему нужна совсем другая жена, такая же, как и он сам,- честолюбивая, деспотичная, жестокая, с маниакальной жаждой повелевать и править, лишенная таких человеческих "мелочей", как любовь, доброта, милосердие, умение сострадать…
Надежда Сергеевна вдруг вспомнила о Ларисе. Давненько же они не общались! Еще в начале лета Лариса вместе с мужем вернулись из отпуска, из поездки на Северный Кавказ, у мужа сразу же начались неприятности на работе из-за того, что подготовил всего один очерк о коллективизации на Кубани, да и тот оказался, по мнению редактора, вовсе не "гвоздевым", так как не содержал в себе восторгов и барабанного боя по поводу победы сталинской генеральной линии партии в деревне и был в основном посвящен "перегибам". В связи с этим и у Ларисы было никудышное настроение, она лишь вкратце рассказала Надежде Сергеевне о поездке и о горестных своих впечатлениях. "Наверное, обиделась, что я не приглашаю ее к себе",- шевельнулось в сознании Надежды Сергеевны. А когда она сказала, что передаст все то, что рассказала Лариса о голоде на Кубани, та бурно запротестовала:
- Нет, нет, не надо, ради Бога, не надо! Ваш муж все прекрасно знает! Ему даже Шолохов писал, да, верно, и не только он.
- Не волнуйтесь, раз вы не хотите, я ни слова не пророню,- заверила ее Надежда Сергеевна.- И знаете что, я очень хотела бы пригласить вас с мужем к нам на ноябрьские праздники. Мы будем отмечать восьмого ноября. Придете?
Лариса не ожидала такого приглашения и потому ответила не сразу.
- Я понимаю,- уловив ее сомнения, сказала Надежда Сергеевна.- Понимаю, почему вы колеблетесь. Не надо, прошу вас, не надо ничего опасаться. Поверьте, великие кажутся нам великими, потому что мы сами стоим на коленях. Это сказал мудрый человек. Честное слово, именно вас мне будет очень недоставать на этом вечере!
- Я очень благодарна вам за приглашение и очень тронута,- поняв, что отказ ее будет для Надежды Сергеевны очень огорчителен, сказала Лариса.- Мы будем рады провести этот вечер вместе с вами. Но мне надо посоветоваться с мужем. Он у меня довольно стеснительный, к тому же привычно следует древнему правилу: "Каждый сверчок должен знать свой шесток". В связи с этим посещением у него могут быть неприятности в редакции. Но главное, кажется, даже не в этом.
- А в чем? - встревожилась Надежда Сергеевна.
- Скажу откровенно: главное, как к этому отнесется ваш муж. К тому же мы будем чувствовать себя у вас крайне стесненно. Мы еще никогда не отмечали праздники в такой обстановке. Правда, еще в молодости мне приходилось бывать на приемах, которые устраивал Тухачевский. Но это было во время войны, на Восточном фронте.
- Так вы, оказывается, и воевали? - изумилась Надежда Сергеевна.- Кстати, на вечере будет и Тухачевский с супругой Ниной Евгеньевной. А по секрету: муж мой очень его недолюбливает. Никак не могу понять почему.
"Понимает почему, но не хочет сказать. Тогда я ей скажу",- решила Лариса.
- Почему? Да просто завидует. Таланту, уму, популярности. Мужской красоте, наконец.
- Признаться, и я так думала,- сказала Надежда Сергеевна.- Но все же не только это…
И она оборвала эту фразу на полуслове, но тут же заставила себя быть с Ларисой предельно откровенной:
- Знаете, Лариса Степановна, это, наверное, не женские дела… Но не думаете ли вы, что за всем этим стоит еще и самое главное - власть? В руках Тухачевского - военная сила, другие командармы льнут к нему. Как поведет себя армия завтра - это не простой вопрос. Поневоле приходится остерегаться. Ну да Бог с ними, пусть они сами разбираются. Я очень прошу вас - приходите!
- Хорошо,- пораженная ее настойчивостью, сказала Лариса.- Я постараюсь уговорить своего мужа. А вы уж тогда постарайтесь уговорить своего.
- Пропуска вам будут в проходной у Спасских ворот,- Надежда Сергеевна говорила это так уверенно, будто уже обо всем договорилась со Сталиным,- А мы с вами еще встретимся на демонстрации.
Сталин поначалу воспринял просьбу Надежды Сергеевны о приглашении на прием четы Грачей крайне враждебно. Он разразился гневной тирадой, из которой следовало, что Кремль - это не проходной двор, что в торжествах будет участвовать только узкий круг лиц и нечего тащить на столь ответственный прием каждого встречного и поперечного. Но Надежда Сергеевна упрямо стояла на своем, заявив в конце концов, что в случае отказа в этот вечер ее ноги не будет в Кремле. И Сталин потихоньку начал сдаваться.
- Хорошо,- сердито сказал он,- если тебе эти Грачи дороже твоего собственного мужа, зови! Но только на общий прием, во дворце. А на вечеринку после приема, которую, как всегда, хочет затеять Ворошилов, звать не надо. Там будут только свои люди,- резко подчеркнул он слово "свои".
Андрея сообщение Ларисы о приглашении на прием в Кремль повергло в ужас. Первой его мыслью было: а как отнесется к этому Мехлис, когда узнает, что он был в Кремле без его ведома (а что тот непременно узнает, Андрей нисколько не сомневался). Непосредственные начальники страсть как не любят, если вдруг их подчиненный оказывается хоть каким-то боком приближен к высокому лицу. В этом они сразу же могут узреть смертельную угрозу своему дотоле незыблемому служебному положению: мало ли что вздумает нашептать этот новоявленный фаворит в ухо своему властителю! Так и жди, причем постоянно и ежечасно, какого-нибудь подвоха, от одного предчувствия которого начинают трястись поджилки.
Андрей поделился своими опасениями с Ларисой. Та, как всегда, высмеяла его страхи:
- Начихать нам на твоего Мехлиса. Разве ты в силах отвергнуть приглашение жены самого вождя? И будь уверен, твой шеф начнет перед тобой на коленях елозить и ставить тебя всем в пример.