Сталинград - Владимир Шатов 10 стр.


- Родимцева?

- Да.

- Как только продержаться до их прихода?

Собрав всех оставшихся в живых солдат, командиры подняли батальоны в последнюю атаку. В нескольких местах русским удалось застать немцев врасплох, но после восхода солнца атаки красноармейцев захлебнулись во многом из-за действий самолётов Люфтваффе.

- Ну, теперь держись!

Ответное продвижение германских войск оказалось столь мощным и быстрым, что многие начали сомневаться, удастся ли войскам Родимцева высадиться на западном берегу.

- Вот нам и аукнулась утренняя атака! – сказал Чуйков начальнику штаба.

- Приказ есть приказ…

295-я пехотная дивизия вермахта пробилась к Мамаеву кургану, разорвав оборону русских на две части. Но не это таило в себе основную угрозу для Чуйкова. Гораздо опаснее было продвижение вперёд 71-й и 76-й пехотных дивизий. Атакующий клин достиг центрального вокзала в полдень, а около трёх часов пополудни был захвачен городской водоканал.

- Мы находимся в сотнях метров от Волги, – доложили Паулюсу командиры ударных дивизий, – вот-вот сбросим русских в воду!

- Родина вас не забудет! – с пафосом сказал худощавый командир 6-й Армии.

Примерно в это же время свежая советская дивизия вышла к центральной переправе и готовилась к броску в бессмертие...

***

К концу этого бесконечного сентябрьского дня Григорий вымотался полностью. Мало того что он только накануне прибыл в родной полк после месячного пребывания в штрафном батальоне, так ещё сразу попал под каток немецкого наступления.

- Хучь бы денёк дали передохнуть! – возмущался он в коротких паузах между выстрелами.

14 сентября запомнилось ему как один кровавый бой. Сначала собрав всех поваров, конюхов и связистов батальон пошёл в самоубийственную атаку на немецкие пулемёты. После неё из двадцати солдат роты вернулись на свои позиции лишь пятеро.

- Слышь, Шелехов! – позвал Григория батальонный сапожник Ярмоленко.

- Ну, што тебе?

- Жив?

- Ранен.

- Куда?

- Сквозное в ногу…

Ярмоленко, лежащий за полуразрушенной стенкой дома справа от Григория, нервно зашевелился и прошипел:

- Повезло!

- От чего же?

- Значит, отправят в тыл…

- До энтого дожить надо! – сплюнул Григорий красной от кирпичной пыли слюной. – Немец полезет, а мы с тобой, похоже, вдвоём остались.

- Хрен с ним, - легкомысленно сказал сапожник, - вот жрать хочется, сил нет.

Поесть ему больше не пришлось, в следующей атаке он погиб от пули в живот. Григорий и десяток выживших из всего батальона бойцов занял новые позиции на первом этаже кирпичного дома.

- Вокзал трижды за день переходил из рук в руки. – Оставшийся за комбата ротный Степанов пытался подбодрить солдат.

Больше офицеров не осталось, и лейтенант сильно переживал за моральное состояние подразделения.

- А сейчас? – спросил грязный сержант, незнакомый Григорию.

На его закопчённом пороховыми газами лице выделялись блестящие голубые глаза.

- В итоге вокзал отбит у немцев стрелковым батальоном НКВД. – Сообщил словоохотливый Степанов. – Мне соседи по телефону сказали.

- Лучше бы они сказали, когда помощь придёт…

- Скоро, братцы, скоро!

Его обещание выполнилось неожиданно быстро. После того как окончательно стемнело немцы двинулись в очередную атаку.

- Они што, хотят именно сегодня добить нас? – с тупым раздражение подумал Григорий.

Он, не целясь, стрелял в мелькавшие впереди тени, почти не заботясь об успехе. Судя по редким выстрелам с их стороны, защитников дома осталось считанные единицы.

- Скорей бы отмучиться! – в голове осталась единственная мысль.

Внезапно из тыла раздалась длинная пулемётная очередь. Затем заговорил ещё один "Дегтярёв".

- Кто такие? – не сразу понял он.

Через пять минут всё стало ясно. К Григорию перебежками подбежали несколько красноармейцев и, плюхнувшись рядом начали плотно стрелять из автоматов.

- Откудова такие свеженькие? – с усилием спросил Григорий.

- От верблюда дядя! – весело сказал молоденький стрелок. - Давай чеши в тыл.

- С каких делов?

- Теперь здесь позиции гвардейцев Родимцева.

Григорий и ещё несколько оставшихся в живых солдат медленно отползли от передовой. Почти у всех были ранения, и они без боязни быть принятыми за дезертиров, двинулись к переправе.

- Говорят от нашей 33-й дивизии только штаб остался. - Услышала они от собравшихся на берегу немногочисленных сослуживцев.

- Главное, что нас заберут транспорты доставившие пополнение.

- Это точно!

В это время как раз разгружался катер, набитый под завязку стрелковым батальоном.

- Скорее ребята! – командовал невидимый в темноте офицер.

Голос показался Григорию смутно знакомым. Он подошёл к воде и увидел высокого темноволосого старшего лейтенанта.

- Мишка! – ахнула в мозгу догадка. – Сынок!

Григорий вглядывался в движения молодого мужчины, не в силах поверить в невероятное совпадение.

- Не может энтого быть! – Он стоял истуканом у сходней, а рядом суетились спешащие люди.

- Давай, Шелехов грузись на катер, - крикнул ему Степанов. – Чего ждёшь?

Григорий не знал, что делать. Законное желание быстрее вырваться из ада Сталинграда подталкивало его сесть на катер.

- А как же быть с Михаилом?.. Может, больше не будет возможности поговорить…

Неожиданная встреча с сыном, которого он не видел двадцать лет, ошеломила его.

- Увидимся ли мы ищо когда-либо?

Рота Михаила уже скрылась в темноте, а Григорий никак не мог решиться.

- Шелехов мы отчаливаем. – Раздался возглас его командира.

- Товарищ лейтенант разрешите остаться?

- С ума сошёл?

- Мне дюже нужно! – твёрдым голосом сказал он.

- Хрен с тобой - оставайся.

Через минуту дизельный движок катера взревел, и немногочисленные раненые дивизии отчалили от пристани. Григорий бросил последний взгляд на удаляющихся товарищей и, прихрамывая на раненую ногу, бросился догонять воинскую часть нежданно нашедшегося сына.

Глава 9

До начала войны симпатичная девушка Юлия Коновалова собиралась продолжить учёбу на четвёртом курсе Харьковского медицинского института.

- Неужели война помешает нам закончить учёбу? – шушукалась она с подружками.

- Должны дать доучиться, - авторитетно заявила Оксана Шуева, дочь профессора. – Врачи нужны всегда.

- Особенно на войне…

На встрече с учащимися перед началом учебного года встревоженный ректор объявил, что студенты института мобилизованы на строительство оборонительных сооружений.

- Фашисты рвутся вглубь нашей Родины! – яростно жестикулируя, говорил он, а сам подумывал, как быстрее отправить семью к родственникам в Ташкент. – Наша общая задача н остановить оккупантов.

Во время нахождения в Днепропетровской области на земляных работах по рытью противотанковых рвов стало известно, что немцы выбросили воздушный десант, и поступило предписание немедленно возвращаться в институт.

- Скорее бы попасть на фронт! – мечтала Юля.

Через двое суток по прибытии в Харьков были поданы эшелоны для эвакуации в город Пятигорск. На руки старшим групп выдали аттестаты для получения продуктов питания по пути следования, но в пунктах выдачи стояли такие очереди, что отовариться удалось лишь раз.

- Хорошо, что с нами едут учащиеся из других городов Украины и Белоруссии. – Обрадовалась общительная Коновалова.

- А чего хорошего? – удивился Костя Бондаренко, бригадир поезда.

- Всегда интересно поговорить с разными людьми, - ответила общительная Юля.

- Нашла время развлекаться…

Эшелон удачно проследовал через степи и 17 августа 1941 года прибыл в город Пятигорск, где они впервые получили горячую пищу. В тот же день студент старшего возраста Бондаренко, разместил их в одном из нежилых помещений городской пожарной охраны, где пол был залит крошащимся цементом.

- Ой, девчонки, - огорчилась Шуева, - представляете, нет кроватей, столов и даже окон.

- А где нам спать?

Начались скомканные занятия. Теоретический курс по военно-полевой хирургии и терапии совмещался с курсом инфекционных болезней. Практические занятия проводились на базе военных госпиталей и лечебных учреждений города в вечернее и ночное время.

- Я такого мужчину встретила! - делилась Юля с подружкой после знакомства с Григорием.

- Красивый?

- Не в том дело, - смутилась девушка и добавила: - Главное он столько пережил…

- Старый что ли?

- В истории болезни было написано, что родился в 1894 году.

- Фу, старик! – поставила девичий диагноз Оксана. – Охота тебе возится с таким?.. К нам в отделение вчера такой симпатичный лейтенант поступил!

- А мне то что?

Окончив ускоренный курс, допущенные студенты сдали экзамены и получили дипломы врачей-лечебников. В мае 1942 года в республиканском военкомате выпускникам института вручили военные билеты и направления во фронтовые госпитали.

- Представляете, как мне не повезло, - жаловалась Юля подружкам, - направили меня в госпиталь города Туапсе.

- А в чём невезение?

- Так это ж глубокий тыл!

- Ну и что?

- А мне хотелось ближе к передовой…

Однако война сама подобралась ближе к Коноваловой, чем она даже могла представить. Летом стремительное наступление немцев достигло Кавказа, и казавшийся непотопляемым Пятигорск был легко взят фашистами.

- Как же так? – недоумевала впечатлительная девушка. – Как могли мы допустить врага так далеко?

Сама она вовремя отбыла на новое место несения службы. Как, оказалось, успела доехать до Туапсе Юля весьма кстати, в скором времени дороги перерезали стальные ножницы немецких танковых соединений.

- Вот и исполнилось твоё желание, - подтрунивала над ней военврач Нина Плотникова, взявшая над симпатичной девушкой плотную опеку. – Оказалась в прифронтовой полосе.

- Я же хотела наступать…

Госпиталь занимал бывший склад, который располагался в одноэтажном здании с каменными стенами, выкрашенными внутри белой краской, и асфальтовым полом.

- Лишь бы работать можно было!

Небольшие не открывающиеся окна торчали высоко под потолком, хотя днём пропускали достаточно света. Ночью работала передвижная электростанция.

- Тарабанит уж больно громко! – жаловались раненые, особенно контуженные.

- Зато свет для операций есть!

Помещение делилось на две половины. В одной размещались восемь перевязочных столов и один инструментальный стол. Во второй лежали легкораненые.

- Будешь сначала помогать мне! – сказала малоопытной Юлии Плотникова.

- С удовольствием. – Юле хотелось набраться практического опыта.

- Запоминай всё…

- Запомнить - то легко, вспомнить трудно!

Рабочий день длился двенадцать часов, врачей не хватало. Кроме того было много бумажной работы. Каждый этап продвижения раненого строго фиксировался, как и его состояние.

- Бессонницей тут никто не страдает. – Делилась опытом Нина во время коротких перекуров.

- Само собой!

- Мы падаем от усталости, а солдаты отсыпаются от войны…

Первое время Юлия жила недалеко от госпиталя. Вокруг стояли деревянные дома. В одном из них они жили с доктором Плотниковой. Хозяйка с удовольствием пустила врачей жить в своей лучшей комнате.

- Хоть избавлюсь от временных постояльцев, - нарочито сказала она, - солдатики со своими приставаниями до смерти надоели.

- Другие бы рады были…

- Я мужа с фронта жду!

- Как бы ни была женщина счастлива замужем, - с серьёзным выражением лица выдала Плотникова. - Она всегда с удовольствием замечает, что есть на свете мужчины, которые хотели бы её видеть незамужней.

Юля не удержалась и вскоре рассказала старшей подруге свою любовную историю с взрослым сержантом Григорием Шелеховым.

- Пишет? - спросила много повидавшая Нина.

- Нет, - смутившись, сказала Юля. – Я же переехала…

- Найдёт! – заверила её Плотникова.

- Он тоже обещал, – встрепенулась покрасневшая девушка, – а я ему верю!

Тридцатилетняя врач с сожалением посмотрела на наивную подругу:

- Найдёт, как же! – подумала она с непонятной злостью. – Много таких Григориев пользовались нашей женской доверчивость и затем пропадали без следа.

- Он не такой!

- Хорошо если погиб на фронте, не так обидно…

Голодным солдатам, правда, было не до баб, но начальство добивалось своего любыми средствами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди множества кавалеров были удальцы на любой вкус: и спеть, и сплясать, и красиво поговорить, а для образованных - почитать Блока или Лермонтова…

- Сколько девушек уехали домой с прибавлением семейства… – вспомнила не к месту Нина. - Кажется, на языке военных канцелярий это называется "уехать по приказу 009".

- Неужели такое случается?

- Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское пополнение и, проходя вдоль строя, отбирал приглянувшихся ему красоток.

- Кошмар!

- Такие становились его ППЖ, а если сопротивлялись - на губу, в холодную землянку, на хлеб и воду!.. Потом крошка шла по рукам, доставалась разным помощникам и замам.

- Соблазнение в лучших азиатских традициях! – с сожалением сказала Юля и заплакала.

… Немецкие самолёты быстро заприметили госпиталь, к которому непрерывно следовала вереница машин, подвозивших раненых. Однажды среди рабочего дня они сбросили несколько бомб. Прямо у стены перевязочной раздался упругий взрыв. Стены выдержали, но взрывной волной вышибло стёкла, стерильные простыни вместе с инструментами операционной сестры оказались на полу.

- Ой, мамочка! – запричитали женщины.

Все легли на пол ближе к стенам, словно они могли спасти их от воздушной атаки. Панический страх передавался от одного человека к другому со скоростью света. Юлия стояла у перевязочного стола, на котором лежал раненый с осколочным переломом бедра. У неё резко подкосились ноги, и захотелось опуститься на пол, как сделали все окружающие.

- Нельзя! – приказала она себе и продолжила перевязку.

Однако раненый попробовал сползти со стола.

- Куда же Вы? – осуждающе сказала Юля. - Вам нужно лежать!

- Дык ведь бомбит немец!

- Ну и что из того?

Хотя у неё в мозгу постоянно крутилась другая мысль:

- Нужно лечь на пол!

После налёта выяснилось, что взрывом убило одну сестричку и ранило двух врачей. Все ходили хмурые и только после того как Плотникова вспомнила, как один санитар, здоровенный мужик по-пластунски пополз в угол перевязочной, где за простынями висели шинели и спрятался под ними.

- Голову спрятал, а жопа торчит! - смеялись все, включая горемычного санитара

Истеричный смех снял напряжение после пережитого. Это был первый урок войны, когда для Юлии возникла реальная опасность для жизни.

***

В середине лета в госпиталь стали поступать первые раненые из числа отступавших от Ростова.

- Потерял я сознание, - рассказывал соседям по палате чернявый старший лейтенант. - Прихожу в себя, вижу, мне ногу своей косынкой перевязывает какая-то совсем молоденькая девочка, лет двенадцати… А вокруг стоят деревенские бабы и платками меня обмахивают. Видят, что я глаза открыл, говорят: "Слава Богу, пришёл в себя лейтенантик..."

- А ты что?

- Мои солдаты и ординарец командира полка перетащили меня к командному пункту дивизии. Почти километр несли на руках. Стали меня готовить к операции. Лежу я на сырой соломе, а рыжий врач спрашивает: "Когда ранили?"

- Вчера.

- "У нас приказ: если сутки прошли, то ампутация"

- Не дам!

- "Гангрена может быть… Умрёшь дурак".

Старлей помолчал, заново переживая волнующие мгновения. Потом рассмеялся и продолжил:

- А у меня пистолет на боку. Я руку положил на кобуру и говорю: "Если ногу отрежете – застрелюсь..."

- Ну, ты даёшь!

- Тогда хирург решил рискнуть. Только сразу предупредил, что никакого наркоза не будет. Надо терпеть. Дали чего-то выпить, может, водки. И всё. Врач говорит: "Ты мне только что-нибудь рассказывай, чтобы я слышал, что ты сознание не потерял".

Слушатели лежали, подперев руками перебинтованные головы.

- Начал я ему читать начало десятой главы "Евгения Онегина". Читаю, читаю и вдруг – резкая боль, аж сердце сжалось. В глазах потемнело, и я куда-то провалился… Не знаю, через какое время пришёл в себя. Осмотрелся. Лежу уже не на соломе, а на простыне. Ощупал себе бок – нет кобуры с пистолетом. У меня всё внутри оборвалось. Спрашиваю у соседа: "Браток, скажи, пожалуйста, у меня обе ноги на месте?"

- "Обе"

- Я приподнялся на локтях. Вижу, лежу я безо всего, в одной только коротенькой рубашечке. Обе ноги на месте... Правая забинтована. У меня от сердца отлегло.

Юлия Коновалова давно стояла в сторонке и слушала исповедь офицера. После встречи с Григорием она любила слушать всевозможные военные истории. Она смахнула набежавшую слезу и шагнула к кровати раненого.

- Вам бы Радионов поменьше разговаривать! – нарочито строго сказала она.

- Наше дело теперь только болтать! – весело откликнулся словоохотный старлей.

- Говорите, - буркнула девушка, которой хотелось выглядеть солиднее. – Я Вам перевязку буду делать.

- Будьте так любезны! – заигрывал с ней раненый.

- Терпите, сейчас будет больно…

- Да это ерунда! – храбрился молоденький старлей. – После того что мне делали в передвижном госпитале я всё вытерплю…

Юля осторожно сняла присохшие бинты. Радионов заметно побледнел, но терпел. Ходячий сосед по палате пересел на ближе и, глядя на страшные раны старшего лейтенанта попросил:

- А ты расскажи, как там было.

- Перевязку мне делали так. – Охотно откликнулся раненый, так ему было легче переносить боль. - С одной стороны в рану вставляли бинт, с другой его вынимали – рана же сквозная – и как двуручной пилой начинали чистить.

- Специально что ли?

- Вверх-вниз, вверх-вниз... – закрыв глаза, говорил Радионов. - Боль адская... В глазах темнеет, сердце опять сжимается, и теряешь сознание.

- Вот садисты!

- Но чистить нужно было обязательно, чтобы не было гангрены. – Заступился за врачей пациент. - Гноя очень много скапливалось.

- Ясно!

Назад Дальше