Персы расположились станом в самом центре небольшого скалистого островка, почти лишённого растительности. Дозорные, находившиеся на возвышенностях, обнаружили эллинов, когда те уже вышли из лодок на сушу. Над морем стлался туман, а на острове тумана не было: воздух здесь был более сухой и тёплый.
Развернувшись в боевой порядок, афиняне двинулись на врагов, которые были вынуждены вступить в сражение, не соблюдая порядка и не слыша приказов своих военачальников. Немало персов было убито при попытке прорваться к морскому берегу, чтобы подать сигналы о помощи стоящим в проливе персидским кораблям. Многие персы нашли свою смерть, так и не успев взяться за оружие. Битва очень скоро превратилась в избиение. Афиняне, помня, что варвары предали огню их город, безжалостно орудовали мечами и копьями, преследуя разбегающихся персов по всему острову.
Когда первые робкие лучи восходящего солнца пробились из-за гряды облаков, резня на Пситталее уже закончилась. По всему острову среди камней и кустов барбариса лежали бездыханные тела варваров. Повсюду валялось оружие, щиты, медные островерхие шлемы, воинские значки на длинных древках. Весь персидский отряд был истреблён, кроме пятнадцати военачальников, взятых в плен. У афинян было несколько убитых и около полусотни раненых.
Пленных персов Аристид приказал без промедления доставить к Фемистоклу.
Глава семнадцатая. БИТВА ПРИ САЛАМИНЕ
Среди пленных персов оказались три сына сестры Ксеркса Сандаки и сын Артаикта, сатрапа Вифинии. Юношей привели к Фемистоклу, и он долго беседовал с ними через Сикинна, переводившего речь персов на греческий язык. Фемистокл расспрашивал пленников о Ксерксе, что он за человек, отличается ли здравомыслием, на какие поступки способен в порыве гнева. Интересовался Фемистокл и Ариабигном братом Ксеркса, который командовал флотом.
Когда трубы заиграли побудку и эллинский стан наполнился гулом, Фемистокл приказал увести пленников и хорошенько охранять их.
Выйдя из шатра, Фемистокл совершил короткую молитву Зевсу и Афине. Он просил царя богов и его мудрую дочь, если нужно, отнять у него жизнь, но не отнимать победу у эллинов.
Наскоро поев ячменной каши с оливковым маслом, Фемистокл облачился в панцирь, пристегнул к поясу короткий меч, надел на ноги бронзовые поножи, набросил на плечи красный плащ. Взяв в руки шлем с красным султаном из конского волоса, Фемистокл придирчиво осмотрел его.
- Всё в порядке, - заметил Сикинн. - Нет ни пятнышка, ни ржавчинки. Такого красивого шлема не было даже у Ахилла!
Шлем действительно блестел начищенным металлом.
Фемистокл водрузил шлем на голову, затянув кожаный ремешок под подбородком.
Сикинн вынул из чехла большой круглый щит с позолоченным изображением совы. Сова считалась священной птицей богини Афины.
Военачальники пришли к шатру Фемистокла, чтобы выслушать последние распоряжения перед битвой. Пришёл и Еврибиад со своей свитой. Видя, что лакедемоняне не претендуют на главенство, полностью полагаясь на Фемистокла, союзники прониклись к последнему ещё большим уважением. На него теперь взирали как на человека, способного всё заранее предвидеть, разрешить любое затруднение и от приказов которого будет напрямую зависеть успех в сегодняшнем сражении.
Фемистокл произнёс короткую речь, призывая военачальников проявить храбрость в битве. Он говорил, что за ней будут сегодня наблюдать не только жители Саламина и афиняне, нашедшие здесь убежище, но и бессмертные обитатели Олимпа.
- Не за Коринф и не за Спарту мы будем сегодня сражаться с варварами, но за Элладу. Пусть Ксеркс и его сатрапы увидят, насколько прочнее в битве мужество людей, отстаивающих свою свободу, по сравнению с мужеством тех, кто привык к рабскому повиновению.
Затем были принесены жертвы богам. Жертвы оказались благоприятны.
Ободрённые военачальники разошлись к своим отрядам, выстроившимся на берегу моря в ожидании приказа садиться на корабли.
По обычаю, перед отплытием нужно было принести жертву Посейдону возле флагманского корабля. Однако жрецы, которые несли на носилках бронзовый переносной алтарь, вдруг замешкались, не зная, что делать. Триера Фемистокла стояла на якоре далеко от берега. Подвести её к пристани не было возможности, так как бухта Саламина была заполнена кораблями пелопоннесцев.
Фемистокл велел жрецам совершить жертвоприношение возле триеры Еврибиада, которая стояла у самого берега, зарывшись кормой в песок.
- Официально флотом командует Еврибиад, - пояснил он, - поэтому не будет никакого нарушения в священном обряде.
Жрецы повели на заклание белую козу. Но тут появился прорицатель Эвфрантид. Он был родом из Афин и славился тем, что умел предсказывать самые неожиданные события. Его дар предвидения был столь совершенен, что многие верили в прямую связь Эвфрантида с бессмертными богами. Например, он предсказал Еврибиаду, что на его корабле ещё до битвы при Артемисии дважды сломается рулевое весло. Так и случилось. А одному из воинов Еврибиада Эвфрантид постоянно твердил, чтобы тот опасался шестой вражеской стрелы. Во время битвы в Эвбейском проливе спартанец был ранен пятью вражескими стрелами, а шестая, прилетев с киликийского корабля, убила его.
Эвфрантид объявил всем собравшимся: ему во сне явился Дионис Омест, который пообещал эллинам победу, если над жертвенным огнём прольётся кровь трёх молодых знатных персов.
Фемистокл, недолюбливавший Эвфрантида, стал решительно возражать:
- Не пристало нам, эллинам, уподобляться варварам, у которых в обычае человеческие жертвоприношения. Культ Диониса Оместа давно запрещён в Афинах.
Однако военачальники и жрецы в один голос поддержали Эвфрантида, а Еврибиад даже предложил ему пойти и самому выбрать из пленных персов троих достойных умереть от жертвенного ножа.
Эвфрантид заявил, что и так знает, кто из пленников должен погибнуть.
- Дионис Омест желает насытиться кровью троих племянников Ксеркса! Ведите их сюда, да поживее!
Юношей привели и закололи возле алтаря, затем разрезали их тела, вынули печень и сердце. Когда окровавленные внутренности несчастных были брошены в огонь, кто-то из эллинов чихнул, что считалось добрым предзнаменованием…
По замыслу Фемистокла эгинские, мегарские и эвбейские корабли должны были расположиться в четыре линии между мысами Киносура и Киноссема. В их задачу входило ударить во фланг и тыл персидскому флоту, когда он войдёт в Саламинский пролив, оставив позади остров Пситталею. Центр боевого построения эллинов занимали афинские корабли, также в четыре линии растянувшиеся в самом узком месте пролива между мысом Киноссема и берегом Аттики. Своим правым крылом афиняне почти вплотную примыкали к Киноссеме, а их левое крыло прикрывали пелопоннесские корабли, стоявшие в три линии до самого побережья Аттики. Тыл эллинского флота должны были защищать коринфские триеры, которые вошли в Элевсинскую бухту и заняли узкий проход между Саламином и побережьем Мегариды.
Эллинский флот стоял в боевом строю. Но персы медлили с нападением, ожидая, когда солнечный диск полностью покажется над горизонтом. Солнце было их главным божеством.
Триера Фемистокла находилась в центре боевого построения афинян во второй линии. Прямо перед ней, в первой линии, стоял корабль, командиром которого был Аминий, брат известного афинского трагика Эсхила. За триерой Фемистокла в третьей линии стояла священная триера "Саламиния", за ней, в замыкающей четвертой линии, была триера наварха Мнесифила, красный корпус которой издалека бросался в глаза. Корабль наварха Ксантиппа находился на правом крыле у мыса Киноссема также во второй линии. Триера наварха Клиния возглавляла левое крыло афинян.
Неожиданно на "Саламинии" кто-то из моряков затянул старинную песню под названием "Симплегады", некогда написанную Фриннидом.
В песне говорилось о храбрых аргонавтах, корабль которых по пути в Понт Эвксинский оказался между двумя двигающимися скалами. Эти скалы всякий раз сдвигались в тот момент, когда между ними проходило судно. Никому не удавалось преодолеть опасное место. Однако аргонавты перехитрили коварные утёсы, пустив впереди себя голубя. Птица стремительно пролетела через узкий проход; скалы, сдвинувшись, не успели её раздавить. Когда волшебные скалы стали расходиться в стороны, то аргонавты налегли на весла и устремились вперёд. Скалы вновь начали сходиться, но корабль аргонавтов уже преодолел большую часть опасного пути. И когда две горы с грохотом столкнулись, то защемлённым оказалось лишь рулевое весло быстроходного судна аргонавтов.
Слова песни были известны многим афинянам, поэтому на "Саламинии" вскоре образовался целый хор из громких мужских голосов. Флейтисты, находившиеся на каждом корабле для того, чтобы задавать ритм гребцам, подхватили красивый торжественный мотив.
Песня, набрав силу, будто пожар, перекинулась с "Саламинии" на корабль Мнесифила, на корабль Фемистокла, а потом и на другие корабли. В мелодичные переливы флейт вклинилось звучание кифар и арф, струны их лишь подчёркивали совершенную красоту мелодии, достойной славы знаменитого Фриннида.
Утренний туман рассеивался, поднимался вверх, превращаясь в дрожащую под горячими лучами солнца смутную дымку. Солнце озарило тёмные стройные силуэты персидских кораблей, которые длинными кильватерными колоннами с двух сторон огибали остров Пситталею, входя в Саламинский пролив.
Впереди шли финикийские триеры с высокими бортами и причудливо изогнутой кормой. За ними двигались быстроходные корабли киликийцев и карийцев. Замыкающими были ионийские триеры.
Весь аттический берег от мыса Перама до Пирейского залива был заполнен персидскими войсками. Отряды варваров, стоявшие на прибрежных утёсах, благодаря блестевшим на солнце остриям копий, медным щитам и шлемам, были видны издалека. Ксеркс и его свита расположились на горе Эгалеос прямо над тем местом, где стояли пелопоннесские корабли.
Войдя в Саламинский пролив между мысом Перама и Киносурой, персидский флот выстроился в боевой порядок. В центре оказались финикийские триеры, с флангов их прикрывали корабли карийцев и киликиян. Суда встали в пять линий. Позади отдельным строем расположились триеры ионийцев.
Последние были оттянуты немного назад, чтобы завязать сражение с теми эллинскими триерами, которые занимали позицию между мысами Киносура и Киноссема.
Персидские корабли передовой линии медленно продвигались в глубь постепенно сужающегося пролива. При этом сужался и строй персидских судов. Чтобы избежать скученности и столкновений, замыкающим кораблям пришлось и вовсе остановиться.
Выступ аттического берега и маленький островок перед ним до поры скрывали от персов пелопоннесские корабли. Точно так же оконечность мыса Киноссема заслоняла триеры афинян. Западный ветер доносил до слуха персов песню эллинов, подхваченную множеством голосов. Это громогласное пение прокатывалось через пролив от одного берега до другого.
Идущие на вёслах персидские корабли прошли мимо мыса Киноссема и оказались прямо перед афинскими кораблями, расстояние до которых было меньше полёта стрелы.
Пение греков смолкло, когда прозвучал сигнал боевой трубы на триере Фемистокла.
Грозный строй персидских кораблей, сверкавший обитыми бронзой таранами, надвигался под равномерные всплески многих сотен весел. К удивлению персидских навархов, эллинские триеры начали табанить вёслами и дружно дали задний ход. Полагая, что враг отступает, корабли варваров ускорили движение. Лучники заняли носовые площадки финикийских и киликийских триер.
В то время как основная масса персидских кораблей увлеклась преследованием отступающих эллинов, карийские триеры застыли на месте: перед ними вырос остров Фармакусса, за который отступили корабли афинян. Чтобы пройти через узкий проход между Фармакуссой и берегом Аттики, персам пришлось сломать свой боевой строй. Теперь впереди оказались самые быстроходные из кораблей. Более тяжёлые и менее манёвренные суда отстали от авангарда и двигались уже безо всякого порядка, стараясь держаться середины пролива.
Фемистокл предвидел такое развитие событий.
Отступив за остров Фармакуссу, афинский флот разделился. Пятьдесят триер под началом Ксантиппа укрылись в бухте между островком и берегом Саламина. Пелопоннесские корабли тоже ушли резко в сторону и затаились в небольшом заливе у аттического берега. Остальные эллинские корабли продолжали отступать, соблюдая строй, до узкой горловины Саламинского пролива и там остановились.
Миг неизбежного столкновения надвигался. Западный ветер крепчал. Фемистокл медлил подавать сигнал к атаке. Он видел, что сзади на эллинские триеры накатывается большая волна. Персам бурный морской вал не был виден из-за греческих кораблей, стоявших плотным строем.
Удар волны не стал неожиданностью для эллинов, поэтому строй их кораблей не пострадал. Зато передние персидские корабли, когда волна ударила по ним, оказались сбитыми с курса, некоторые развернуло бортом, некоторые столкнулись друг с другом.
В этот миг и прозвучал очередной сигнал трубы на триере Фемистокла. Весь строй греческих судов, вспенив вёслами морскую гладь, ринулся на врага.
Самыми проворными оказались гребцы на триере Аминия. Она далеко вырвалась вперёд и с разгону протаранила большой вражеский корабль, сверкавший на солнце круглыми медными щитами, ограждавшими верхнюю площадку для лучников. На помощь повреждённому кораблю устремились соседние финикийские триеры. Однако волнение на море мешало финикийским морякам совершать слаженные манёвры, их более высокие суда были гораздо уязвимее под порывами ветра и под ударами волн по сравнению с низко сидящими греческими триерами.
Фронтальный удар эллинских кораблей поддержали с флангов триеры под началом Ксантиппа и пелопоннесские корабли. Атакованные с трёх сторон, финикияне и киликийцы, несмотря на храброе сопротивление, были смяты. Вся передняя линия их кораблей оказалась уничтоженной в самом начале сражения. Эллины, не потеряв ни одного корабля, потопили и взяли на абордаж около тридцати вражеских судов.
Персы, зная, что сверху с горы на них взирает Ксеркс, не помышляли о бегстве, но пытались противостоять эллинам. Образчик мужества показывал Ариабигн, брат царя. Он на своём корабле ударом тарана повредил пелопоннесскую триеру, которая начала тонуть. Рядом оказался корабль Фемистокла. Эллины с тонущего корабля под градом персидских стрел стали перепрыгивать на судно Фемистокла.
Между тем Ариабигн выбрал новую цель для таранного удара - триеру "Саламинию".
Моряки на "Саламинии" вели абордажный бой с командой киликийского корабля, поэтому они не сразу заметили идущий прямо на них флагманский корабль персов.
На помощь "Саламинии" устремились сразу две афинские триеры. Одна из них вскоре отправилась на дно, угодив под удар корабля персов. Другая триера - ею командовал Аминий - сцепилась носовой частью с кораблём Ариабигна. Персы стали прыгать сверху на палубу эллинской триеры, в числе первых был сам Ариабигн. Завязалась яростная схватка, в которой эллины одержали верх. Ариабигн был убит и сброшен за борт, погибли все его воины, оказавшиеся на палубе триеры.
В этот момент подоспела триера Фемистокла и протаранила флагманский корабль, который завалился на борт и стал тонуть.
Увидев, что корабль Ариабигна скрывается под волнами, среди персов началась паника. Другой персидский наварх к тому времени тоже погиб: его корабль сошёлся в битве с триерой Еврибиада и был захвачен спартанцами.
Персидские корабли, сгрудившиеся в узком проливе между островком Фармакусса и берегом Аттики, утратили всякое подобие строя. Не имея возможности действовать слаженно, большая часть судов обратилась в бегство. Навстречу отступающим двигались ионийские и карийские триеры, их командиры жаждали битвы. Карийцы и ионяне не могли взять в толк, что происходит, почему такое множество финикийских триер бежит от врага и лишь немногие пытаются сдержать наступление эллинского флота. Чтобы хоть как-то разойтись в узком проливе с отступающими судами, триерам карийцев и ионян пришлось отойти к мысу Киноссема.
Между Киноссемой и побережьем Аттики было более широкое пространство, поэтому персы попытались в этом месте Саламинского пролива оказать достойное сопротивление. Однако сильный западный ветер и волнение на море мешали им развернуть корабли в боевой строй. К тому же триеры эллинов преследовали врагов столь стремительно, что всякий корабль, прекративший бегство, немедленно подвергался нападению. Эллинский боевой строй тоже рассыпался. Каждый триерарх рвался вперёд, выискивая среди персидских кораблей жертву для таранного удара.
Если бы не ионяне и не карийцы, предпринявшие атаку на эллинские корабли со стороны мыса Киноссема, положение персидского флота стало бы совсем плачевным. Триеры ионян и карийцев ничем не отличались от эллинских, они обладали такой же манёвренностью и быстроходностью. Карийцами предводительствовала царица Артемисия. Во главе ионян стояли навархи Гистией, сын Тимна, Тимонакт, сын Тимагора, и Дамасифим, сын Кандавла.
Сражение продолжалось в общей неразберихе, поскольку ни персы, ни эллины больше не соблюдали боевой строй, а вклинившиеся в скопище судов ионяне и карийцы сами очень скоро рассеялись кто куда. Со стороны варваров не было единоначалия, поскольку главные навархи были убиты, а предводители ионян и карийцев подавали сигналы лишь своим кораблям при выполнении того или иного манёвра. Однако схватка у мыса Киноссема показала эллинам, с каким сильным врагом им приходится иметь дело.
Карийцы потопили шестнадцать эллинских триер, в том числе девять афинских и три спартанских. Ионяне уничтожили семь афинских триер и пять пелопоннесских. Среди ионийцев особенно отличился самосец Феоместор, сын Андродаманта, который не только захватил афинскую триеру, перебив её команду, но и сумел вывести пленный корабль из сумятицы битвы.
За этот подвиг персы впоследствии сделали Феоместора тираном Самоса.
Другой самосец, Филак, сын Гистиея, потопил корабль афинского наварха Мнесифила. За это персы внесли его в список благодетелей царя царей; таких людей они также называли оросангами.