Андросцы, однако, отказались выдать деньги. Их не испугала мощь объединённого эллинского флота. Город андросцев был расположен на скалистой неприступной возвышенности в десяти стадиях от моря. Эллины захватили гавань со всеми находившимися в ней кораблями, но для взятия цитадели Андроса нужны были осадные машины, которых не было. Это обстоятельство придало андросцам самоуверенности.
Фемистокл отправил в город посла, объявив, что афиняне прибыли с двумя великими божествами - Убеждением и Принуждением, так что андросцам, безусловно, придётся заплатить деньги.
Андросцы, посовещавшись, ответили афинскому послу так:
- Афины, должно быть, велики и богаты, если с такими благосклонными богами преуспевают в жизни. Что же до нас, андросцев, то мы, напротив, до крайности бедны землёй и к тому же два ни на что не годных божества не покидают город, который стал для них излюбленным местопребыванием. Это - Бедность и Беспомощность. С этими божествами мы не можем уплатить деньги, ведь могущество Афин никогда не превзойдёт нашей немощи.
Тогда эллины подвергли город андросцев осаде, надеясь голодом принудить жителей принять их условия.
Тридцать афинских триер во главе с Клинием были отправлены Фемистоклом к острову Скиросу. Фемистокл отважился на это, даже не посоветовавшись с Еврибиадом. Он просто поставил спартанца в известность, когда афинские триеры уже отплыли к Скиросу. Ещё двадцать триер во главе с Ксантиппом с ведома Фемистокла ушли к острову Миконосу. Жители Миконоса выставили всего одну триеру во флот Ксеркса, которая затонула во время шторма в Эвбейском проливе, не причинив вреда эллинскому флоту. Тем не менее Ксантипп наложил на миконосцев контрибуцию в размере пяти талантов серебром. Миконосцы предпочли откупиться, понимая, что помощи от персов им теперь не дождаться.
Точно так же поступили и жители Скироса, когда Клиний потребовал от них шесть талантов в серебряной монете. Клиний не застал на острове персидские корабли, поэтому с досады обложил податью скиросцев.
Осада Андроса затянулась, и это породило разногласия среди эллинских военачальников. Еврибиад и Адимант считали, что флот должен идти к Истму либо в трезенскую гавань Погон. Эгинцы, мегарцы и эвбеяне настаивали на продолжении осады. В этом их поддерживали некоторые из пелопоннесских военачальников. Многих эллинов одолевала алчность. Фемистокл не поделился ни с кем взятыми на Скиросе и Миконосе деньгами, заявив, что это серебро пойдёт на содержание афинского флота, а союзники, мол, возьмут свою долю в городе андросцев.
Мало кто знал, что Фемистокл втайне не только от союзников, но и от своих сограждан посылал Никодрома на его быстроходном корабле к островам Парос, Гиарос и Кифнос, всюду требуя деньги. В противном случае он угрожал жестокой расправой. Жители этих островов, зная, что Андрос осаждён эллинским флотом за приверженность к персам и что Фемистокл имеет решающее слово среди эллинских военачальников, испугались и послали деньги. В результате Фемистокл обогатился на десять талантов в звонкой монете. Не остался в накладе и Никодром…
После двадцатидневной безуспешной осады эллины оставили Андрос и по совету Фемистокла осадили город Карист на Эвбее, жители которого тоже сражались на стороне персов. Каристяне продержались всего шесть дней, затем откупились деньгами.
Возвратившись на Саламин, эллины принесли богам благодарственные жертвы. При этом они посвятили богам три финикийские триеры. Одну послали на Истм, чтобы установить её возле храма Посейдона, вторую - на аттический мыс Суний, третью оставили на Саламине и посвятили Эанту. Затем разделили добытое золото между собой и большую часть отослали в Дельфы. Из этой части была сделана статуя человека высотой в двенадцать локтей с корабельным носом в руке.
При отсылке даров в Дельфы эллины сообща спросили Аполлона, достаточно ли он получил даров и доволен ли ими. Феб устами пифии ответил: от других эллинов он получил довольно даров, но не от эгинцев. Аполлон потребовал от эгинцев часть награды за доблесть в битве при Саламине. Узнав об этом, эгинцы посвятили Аполлону три золотые звезды величиной с небольшой щит. Эти звезды были водружены на медную мачту.
После раздела всей добычи эллины отплыли на Истм, чтобы вручить там награду за доблесть тому эллину, который в эту войну совершил самый выдающийся подвиг. Это был священный обряд. Военачальники брали камешки для голосования с алтаря Посейдона. Каждый взял по два камешка: белый и чёрный. Камешки нужно было опустить в особые сосуды, на которых были написаны имена всех предводителей эллинского войска. Белый камешек предназначался тому военачальнику, кто был достоин, по общему мнению, высшей награды - за доблесть. Чёрный предназначался военачальнику, достойному второй награды - за мудрость.
Вышло так, что каждый из военачальников положил белый камешек себе, вторую награду большинство присудило Фемистоклу. Таким образом, первое место не досталось никому.
Эвбеяне и платейцы стали требовать, чтобы и первую награду судьи также отдали Фемистоклу. За это же высказались спартанец Еврибиад и эгинец Поликрит. Судьи, состоявшие из пелопоннесцев, из зависти к Фемистоклу не пожелали проводить повторное голосование и предпочли не вручать первую награду вовсе.
Затем эллины возвратились в свои города. Приближалась пора зимних бурь. В это время года военные действия в Элладе обычно прекращались.
Персидское войско, покинув Аттику, ушло на зимовку в Фессалию, где было достаточно пастбищ для лошадей и вьючных животных.
Афиняне же вернулись в свой опустошённый врагами город.
Глава вторая. ПОЧЕСТИ ЛАКЕДЕМОНА
Гермонасса была возмущена и раздосадована тем, что награда за доблесть не досталась Фемистоклу. Причём это случилось не потому, что среди соискателей было много военачальников, превосходивших его умом и мужеством, но исключительно из-за обычной людской зависти. Сборище малодушных воинов, одержавших громкую победу, не пожелали признать заслугу того, кто надоумил их правильно распорядиться удачным моментом и одолеть врага не столько силой, сколько хитростью.
Своё возмущение Гермонасса высказывала не только в кругу своих друзей и родственников. Её нападкам подвергались многие военачальники союзников, в ту пору находившиеся в Коринфе, так как здесь проходил очередной съезд синедриона.
На синедрионе подводились итоги войны с персами, звучали напыщенные речи. Пелопоннесцы восхваляли лакедемонян, вспоминая доблестную гибель царя Леонида у Фермопил. Кто-то восторгался мужеством Еврибиада, напавшего на персидский флот в Эвбейском проливе. Спартанцы заговорили о том, что пришла пора наказать всех предателей Эллады, давших Ксерксу землю и воду, и в первую очередь - фиванцев.
Фемистокл стал упрекать союзников в том, что они рано успокоились.
- Война с персами ещё не окончена. Пусть Ксеркс ушёл в Азию, но в Фессалии остался Мардоний, лучший его полководец. Перезимовав, Мардоний непременно двинется в поход на Элладу. Мы разбили флот персов, но их сухопутное войско нами ещё не побеждено. Не следует забывать об этом!
Представители Коринфа и Спарты заверили Фемистокла, что будут помнить его слова. После чего опять начались обсуждения: какой штраф следует наложить на Керкиру, пообещавшую прислать свой флот на помощь эллинам и не сделавшую этого; какие критские города надлежит разрушить за их приверженность к персам, а какие достаточно просто оштрафовать; сколько потребуется войск для завоевания Фив…
В этот день Фемистокл отправился в коринфскую гавань Кенхреи, чтобы посадить на корабль свою семью, отправлявшуюся в Афины вместе с другими семьями афинян, нашедшими приют в Коринфе. Сам он был вынужден остаться, чтобы участвовать в заседаниях синедриона.
В Коринфе семья Фемистокла жила в доме его друга Ксенагора. После отъезда Архиппы с детьми в Афины Фемистокл перебрался в дом Гермонассы. Красавица-гетера боготворила своего любовника, убедившись в его прозорливом уме и твёрдом характере.
Ласковое внимание Гермонассы не только льстило Фемистоклу. Оно успокаивало его душу в обстановке, когда о нём старались упоминать как можно реже, зато часто и много восхваляли Еврибиада и Адиманта.
На одно из заседаний синедриона Фемистокл отправился в сопровождении Гермонассы и её брата. Они по пути на агору решили проводить афинянина, а заодно показать ему город.
Коринф по площади был ничуть не меньше Афин. По великолепию же храмов, общественных зданий и домов знати он, пожалуй, был самым прекрасным из городов Эллады. Прогулки по Коринфу доставляли Фемистоклу огромное удовольствие. Нигде, кроме как здесь, он не видел такого множества изумительных мраморных статуй. Школа коринфских ваятелей славилась на всю Элладу.
На главной улице Коринфа среди множества прохожих Фемистокл и его спутники неожиданно столкнулись лицом к лицу с Симонидом Кеосским.
Прославленный поэт тоже решил пройтись вместе с Фемистоклом. Двух сопровождавших его рабов Симонид отправил по делам: одного на рынок, другого к портику трапедзитов.
- А ты, я вижу, не бедствуешь, друг мой, - с еле заметной усмешкой заметил Фемистокл, окинув быстрым взглядом роскошный гиматий Симонида. - И это во времена, когда огромное множество афинян и прочих эллинов испытывают нужду практически во всем из-за варварского нашествия.
Симонид изобразил печальный вздох.
- Ты же знаешь, Фемистокл, что мне часто приходится бывать в гостях у людей знатных и богатых, - сказал он без тени смущения, - и это обязывает меня выглядеть соответственно одеянию здешних аристократов. Я же не спартанец, в конце концов, чтобы появляться в приличном обществе в старом полинялом плаще и стоптанных сандалиях.
- Столь непритязательный вид лакедемонян вовсе не означает, что все они бедны и бескорыстны, - вставил Каллин, брат Гермонассы. - Еврибиад, к примеру, очень даже падок на деньги.
- О, мне это хорошо известно! - улыбнулся Фемистокл.
- А спартанский царь Леотихид хоть и одевается безвкусно, но при этом держит в сундуках коринфских ростовщиков немалые суммы денег, - продолжил Каллин. - На эти деньги можно было бы построить не одну триеру. Однако жадность Леотихида перевешивает его любовь и к Спарте, и к Элладе.
- Это странно и удивительно, клянусь Зевсом! - промолвил Симонид. - Спарта породила двух царей, столь непохожих друг на друга. Один пал при Фермопилах, показав всему свету что значит лаконская доблесть. Другой открыто и беззастенчиво предпочитает любым военным тяготам беззаботное прожигание жизни в обществе пьяниц и куртизанок. Не обижайся, Гермонасса. Я не имею в виду тебя, - добавил Симонид, мягко коснувшись руки гетеры.
Гермонасса ответила на последние слова Симонида спокойной улыбкой, показав тем самым, что она и не думает обижаться.
- Не забывайте, какие суровые законы царят в Спарте, - сказал Фемистокл. - Спартанским гражданам запрещено законом владеть золотом и серебром. Все денежные операции лакедемоняне производят в присутствии особых государственных чиновников, которые следят, чтобы граждане тратили деньги только на пищу, одежду и самые необходимые вещи. Малейшая роскошь в быту и одежде сурово осуждается. Поэтому царь Леотихид и скрывает свои богатства вдали от Спарты. Впрочем, так поступают многие знатные лакедемоняне.
Беседуя на ходу, Фемистокл и его друзья вскоре приблизились к зданию буле, где происходили заседания синедриона.
Здание, построенное в виде простиля, возвышалось на площади, обсаженной кипарисами и платанами. Среди деревьев в тенистых аллеях виднелись беломраморные статуи обнажённых нимф, нереид и мускулистых атлетов. Двускатная крыша здания буле сверкала на солнце новенькой красной черепицей.
Поднимаясь по широким ступеням, ведущим к главному входу, Фемистокл увидел в тени портика группу коринфских аристократов и среди них Адиманта. Его одеяние было богаче, чем у других.
Адимант громко рассказывал, как он храбро действовал в битве при Артемисии. В сражении же при Саламине эллины вообще победили лишь благодаря ему, поскольку коринфские триеры прикрывали тыл эллинского флота.
- Фемистокл умолял меня продержаться хотя бы два часа против египетских кораблей, кстати сильнейших во флоте Ксеркса, - подбоченясь, говорил Адимант. - Если бы египтяне ударили нам в спину, то, видят боги, от нашего флота ничего бы не осталось. Однако я выстоял не два часа, а полдня, у меня было сорок триер, а у египтян двести! Я, в отличие от Фемистокла, действовал разумно и осмотрительно, поэтому не потерял в битве ни одного корабля, потопив двадцать пять египетских триер. Знаете, сколько афинских триер было потоплено варварами у Саламина? Больше двадцати! И всё же награду за мудрость и находчивость отдают Фемистоклу. Разве это справедливо?
Заметив, что слушатели глядят куда-то мимо него, пребывая в явном смущении, Адимант удивлённо обернулся.
Перед ним стоял Фемистокл. Повисла неловкая пауза.
- Действительно, где справедливость в этом мире? - наконец усмехнулся Фемистокл, делая шаг к Адиманту. - Накануне битвы при Артемисии и перед Саламинским сражением Адимант давал Еврибиаду такие, казалось бы, разумные советы. Отступить к Еврипу, бежать к Истму. Но возобладало почему-то моё, на первый взгляд глупейшее, мнение, а именно не отступать и не выжидать, но нападать. Теперь, когда персы разбиты на море, вопреки советам Адиманта, выясняется, что он, оказывается, прозорливее и храбрее меня. Воистину, где же справедливость?
Фемистокл вскинул руки кверху и устремил взор к небесам, как бы обращаясь к обитателям Олимпа.
Друзья Адиманта хранили молчание. Многие из них находились в сухопутном войске и не участвовали в морских сражениях, поэтому были несведущи в интригах среди эллинских навархов.
- Адимант, - продолжил Фемистокл, - ты только что распространялся о своей храбрости в битвах. Почему бы тебе не быть откровенным до конца и не поведать своим друзьям, что твоя храбрость в битве при Артемисии была оплачена серебром. Я заплатил тебе три таланта, чтобы ты не помышлял о бегстве и помог мне уговорить Еврибиада дать сражение.
Видя, что Адимант покраснел, кто-то из его друзей громко спросил:
- Неужели это правда?
Адимант молчал, нервно кусая губы.
- Если вы хотите знать подробности этого дела, то разыщите эвбейца Клеада. Он родом из Халкиды, - сказал Фемистокл, повернувшись к коринфским аристократам. - Клеад принёс мне деньги от лица всех эвбеян, чтобы я убедил Адиманта и Еврибиада сражаться, а не отступать.
Теперь прозвучали сразу несколько возмущённых голосов:
- Позор тебе, Адимант!
- И этого человека я считал своим другом!
- Почему ты молчишь?
Вперёд выступила Гермонасса. Голос её был полон гнева и презрения:
- Я давно говорю всем и всюду, что Адимант - подлейший из людей! Он, конечно, любит своё отечество, только себя любит больше. Почему Адимант был храбр в битве при Саламине? Да потому, что ему некуда было бежать! Он не только труслив, но и алчен. Алчность принудила Адиманта выступить против варваров в Эвбейском проливе. А теперь, уважаемые, сравните доблесть Леонида, бескорыстно сражавшегося с полчищами Ксеркса у Фермопил, и доблесть Адиманта, проявленную им при Артемисии за три таланта серебром.
- Заткнись, потаскуха! - Не сдержавшись, Адимант замахнулся на Гермонассу, но Фемистокл перехватил его руку.
- Хочу напомнить тебе, сын Окита, что во время битвы у Саламина моя триера шла борт о борт с твоей, - заговорил Каллин. - А моя сестра находилась вместе со мной на корабле. Она видела и само сражение, и твою так называемую храбрость! Если бы не Гермонасса, то ты бежал бы от египтян до самого Элевсинского залива. Или ты всё забыл?
Адимант сердито принялся оправлять складки своего гиматия. Он был явно смущён и раздосадован.
Это не укрылось от Фемистокла, который обратился к Калину:
- Ну-ка, Каллин, расскажи нам то, чего мы не знаем. Каким образом Гермонасса принудила Адиманта вступить в битву с врагами?
К этой просьбе присоединился Симонид, питавший к Гермонассе явную симпатию.
Каллин охотно рассказал о том, что предшествовало битве в Мегарском проливе.
А дело было так. Коринфские триеры, построившись в две линии, ожидали появления вражеских кораблей. Когда солнце взошло над горами и египетские триеры двинулись в Мегарский пролив, то коринфяне по сигналу Адиманта начали табанить вёслами. Эллинские корабли дали задний ход, отступая к самому узкому месту пролива. Отступление продолжалось около часа. Даже миновав узкую горловину пролива, Адимант не подавал сигнала к атаке. И тогда Гермонасса с кормы триеры Каллина крикнула: "Доколе ты будешь пятиться назад, трус!"
Это возымело действие на Адиманта, который велел трубачу дать сигнал к атаке. Коринфские триеры бросились на египтян и обратили их в бегство.
Рассказ Каллина произвёл на слушателей сильнейшее впечатление.
Гермонасса оказалась в центре внимания. Ей говорили комплименты, кто-то поцеловал ей руку. Симонид произнёс эпиграмму, сочинённую тут же в честь Гермонассы. А Фемистокл отпустил несколько колких острот в адрес Адиманта.
Остроты были встречены громким хохотом. Когда смех утих, то выяснилось, что Адимант куда-то исчез. Только что он стоял возле мраморной колонны портика, статный и горделивый. И вдруг исчез, словно испарился!
В эти дни поздней осени, выдавшейся на удивление тёплой, в Коринфе царило постоянное ликование. Народное собрание коринфян почтило высшими наградами государства своих военачальников, принимавших участие в морских сражениях у Артемисия и Саламина. Все они удостоились почётных венков за доблесть, каждому была вручена золотая чаша с дарственной надписью и по тридцать мин серебра. Кроме того, коринфские навархи были освобождены от уплаты налогов государству на вечные времена. Это означало, что и потомки награждённых могут передавать свою привилегию по наследству.
Но больше всего почестей досталось Адиманту. Ему, помимо прочего, народным собранием было даровано право занимать самые почётные места во время театральных представлений и музических агонов. Также было решено установить мраморную статую Адиманта на центральной площади Коринфа рядом со статуями мифических основателей города.
Не забыли коринфяне и про Еврибиада. Спартанец удостоился венка за храбрость, и его тоже решили увековечить в мраморе. Причём статую Еврибиада коринфяне задумали установить в Кенхреях с таким расчётом, чтобы она одной рукой указывала на море, а в другой держала трофейный персидский щит.
Получил венок от коринфян за доблесть и мегарец Эоситей. Его триера была трижды протаранена вражескими кораблями, но каким-то чудом осталась на плаву и не покинула сражение. Эоситей и его воины сумели захватить большой финикийский корабль и продолжили битву уже на нём.