- Урядник Шпитальный, ко мне, остальные идут метров на десять. Стрелять только по моей команде. А в случае чего действуйте по обстановке…
Ехали смело, с разговорами, шутками, дымили папиросами, выданными интендантами корпуса специально для случая. Табак кисловатый, дым вонючий. Нет никакого сравнения с моршанской махоркой, не говоря уж о самосаде.
Возле утлого мостика через ручей остановила застава. Из палатки, замаскированной в кустах, вышел франтоватый поручик. Увидев две голубые полоски на желтых погонах, представился:
- Поручик Нуждин. Начальник караула узла связи.
- Красота! - восторженно воскликнул Дундич, легко соскользнув с седла. - Князь Дундадзе, - покровительственно протянул руки поручику. - Командир седьмого гусарского полка группы генерала Савельева.
- Очень рад личному знакомству, - восхищенно поглядел на полковника Нуждин. - Премного наслышан о лихих гусарах вашего сиятельства.
- Виктор Захарович направляет мой полк в личное распоряжение Андрея Григорьевича.
- Это превосходно, господин полковник, - подобострастно произнес начальник караула. - Нужен крепкий кулак. До вас дошли сведения: красные захватили Орел? А у нас под носом безнаказанно действуют буденовские головорезы.
- Да, дорогой друг, мне известны последние сообщения с военного театра. Как видите, - кивнул он в сторону своего отряда, - даже я не решаюсь следовать один. Виктор Захарович приказал взять сторожевое охранение.
- Без этого теперь нельзя, - подтвердил поручик. И вдруг спросил - Может быть, вас препроводить в штаб его превосходительства, господин полковник?
- Я хотел бы связаться с его превосходительством по телефону, уточнить маршрут своего полка, - ответил Дундич. - А тогда отправлюсь в с Бристоль".
- Сейчас обеспечу вам связь, - привычно щелкнул каблуками поручик, скрываясь в палатке.
Дундич выразительно глянул на своих товарищей. Этот взгляд лучше слов говорил: будьте готовы ко всему. Хотя поручик не потребовал документов, даже не выяснил, откуда следует полковник с охранением, Дундича насторожило его заинтересованное предложение сопровождать отряд до штаба Шкуро. Может, поручик, уйдя в палатку, сообщает своему командованию о появлении группы? Дундич стремительно направился к палатке. Поручик растерянно держал трубку полевого телефона над аппаратом.
- Вот досада, - отчаяние сквозило в голосе молодого офицера. - Телефон не работает. Свинцов! - крикнул он, не поворачивая головы. - Пошли проверить линию!
- Слушаюсь, ваше благородие, - звонко ответили снаружи.
Поручик, торопливо надевая шинель, извинился перед полковником:
- Думаю, ждать нет резона, ваше сиятельство. Я провожу вас в штаб узла связи. Оттуда легче соединиться с Андреем Григорьевичем.
У Дундича еще раз шевельнулось подозрение: очень уж настойчиво предлагает себя в проводники этот франт. Неужели что-то заподозрил и теперь хочет лично передать полковника в руки генерала?
- А как же караул, дорогой друг? - с очаровательной улыбкой предостерег он Нуждина.
- Разрешите откровенно, ваше сиятельство? - глянул поручик в настороженные глаза полковника.
Тот кивнул и, достав золотой портсигар, вынул папиросу, предложил Нуждину.
Оказалось, после вчерашней пирушки у госпожи Пайковой, на Московской двадцать один, поручик страдал головной болью, а сердце его съедала черная ревность: разошлись ли его собутыльники или кое-кому подфартило, и он теперь нежится в пуховых перинах Веры Васильевны? А тут такой удобный случай, вместе с князем он легко доберется до Дворянской, а там до особняка Панковой один переулок.
Полковник слушал сочувственно. Не дав закончить, уже весело приказал одеться и быть его сопровождающим.
В помещении узла связи их встретил пожилой капитан. Узнав, в чем дело, начальник узла беспомощно развел руками:
- Телефон не работает. Очевидно, где-то на линии диверсия. Выясняем. Могу предложить, господин полковник, телеграф.
- Буду весьма признателен.
Дежуривший у аппарата унтер-офицер связался со штабом Шкуро, но оттуда ответили, что генерал занят. Но его поручению вести разговор будет начальник штаба полковник Бантовский.
- Передавайте, - несколько огорчился молодой князь. - Седьмой гусарский полк группы генерала Савельева прибыл в распоряжение генерала Шкуро и ждет дальнейших приказаний.
- Карту! - обратился капитан к поручику, прочитав сообщение из Воронежа.
Нуждин взял со стола десятиверстку.
"Держитесь южнее станции Графская, которую мы оставляем. Форсированным маршем следуйте до станции Отрожка. Ясно?" - выдавил аппарат длинную ленту, испещренную черными буквами.
- Ясно, - ответил Дундич, обдумывая, как теперь быть с пакетом.
Можно передать капитану и попросить срочно доставить в штаб. Но кто знает, попадет ли письмо лично генералу или его прочтет адъютант? И вообще, мало ли что может случиться с нарочным. Надо попытаться побывать в штабе самому. Конечно, риск огромный. Можно нарваться на личного знакомца князя. Но волков бояться - в лес не ходить…
- Когда примут в штабе? - спросил Дундич унтер-офицера, будто тот мог сам решить вопрос.
Спустя несколько минут пришел ответ: "Буду рад личному знакомству через час".
Дундич с легким вздохом взглянул на циферблат. Офицеры сделали то же самое. "Полчаса до города, полчаса назад. По дороге можно повредить линию связи. Рискнем", - принял он решение и снова наклонился к телеграфисту.
- Буду в сопровождении поручика Нуждина, - продиктовал Дундич.
Просветлевшее лицо поручика тут же потускнело, как только Бантовский сообщил, что ждет полковника Дундадзе одного.
Выйдя из дома, Дундич приказал адьютанту Казакову вести полк на станцию Отрожка, держась южнее Графской, пока сам он со Шпитальным, Скирдой и Князским нанесет визит в город. Когда Дундич попросил Нуждина проводить его адъютанта до лесной просеки, тот, в свою очередь, обратился с просьбой к полковнику поручить одному из своих телохранителей передать записку хозяйке дома по указанному адресу. Дундич вручил послание поручика Шпитальному, и они расстались добрыми друзьями.
Въехали в старинный парк, Дундич попросил Шпитального прочитать все же, что пишет "наш друг".
- "Милая Верочка! Страдаю. Передай с подателем для меня бутылочку коньяка. Серж", - то и дело ухмыляясь, прочитал ординарец.
- Заедем? - с надеждой спросил Князский.
- Заедем! - пообещал Дундич. - После штаба.
На Большой Дворянской не только не чувствовалось приближение фронта, но не было заметно вообще, что Воронеж прифронтовой город. Мелькали фаэтоны, дрожки, кареты; красочные вывески магазинов, кафе, ресторанов зазывали желающих утолить голод и жажду: огромные афиши кинематографа приглашали публику посмотреть последнюю ленту с участием несравненной Веры Холодной; праздная публика медленно фланировала по тротуарам. И если бы не группы офицеров возле штабных зданий да редкие патрули, можно было бы подумать, что Воронеж находится вообще на невоюющей территории.
Вот и сияющий огромными голубыми окнами "Бристоль". Дундич, передав повод Шпитальному, поправил папаху, одернул бурку и, приложив руку к груди, убедился - пакет на месте, сердце стучит не громче обычного. Внешне все выглядит нормально, но, взглянув на приятелей, заметил их необычное волнение: как-никак, а ведь к самому идет. Вдруг примет "сей минут", вскроет, прочтет - ноги не успеешь унести. Хотел что-то сказать, передумал, привычно ободряюще подмигнул. Для верности расстегнул - по забывчивости - кобуру, на всякий случай.
С необыкновенной легкостью - все-таки сильно напряжены нервы - открыл огромную дверь. Не обратив внимания на часового, шагнул в прохладную полутьму вестибюля, направился к столу под высоким зеленым торшером. Навстречу нехотя поднялся капитан с черной повязкой на рукаве. В свете торшера сверкнул серебряный череп. "Из личной охраны", - догадался Дундич, чувствуя, как неприятный холодок пробирается к сердцу.
Сколько раз встречался он с врагом один на один не в сабельной атаке, а в штабах, ресторанах, на квартирах. Казалось, пора бы привыкнуть, поверить в свои возможности. Нет, всякий раз, особенно поначалу, он волнуется больше обычного. Вот и сейчас главное - соблюсти выдержку. Не дать повода не только заподозрить, но даже усомниться. Побольше уверенности в себе, этакой легкости в разговоре, умения ошеломить каким-нибудь пикантным пустячком, недавно происшедшим в верхах, вовремя дать понять о твоей более чем широкой осведомленности, а если к тому же выпадет мизерный случай и ты сумеешь рассказать новый анекдот, тебе цены не будет, особенно среди молодых. Не один раз Дундича выручала выдержка, это истинное вхождение в образ созданного его воображением человека.
- Как прикажете доложить? - вежливо, но холодно спросил капитан.
- Командир седьмой гусарской группы генерала Савельева князь Дундадзе к полковнику Бунтовскому.
- Полковник только что уехал в штаб, - так же холодно ответил капитан, а на удивленный взгляд князя добавил: - Здесь осталась резиденция его превосходительства, а штаб перебрался на Николаевскую - Заметив, что полковник продолжает над чем-то размышлять, уже любезнее поинтересовался: - Чем еще могу быть полезен князю?
Дундич достал пакет и, глядя прямо в нагловатые глаза офицера, с оттенком легкой обиды за столь холодный прием произнес:
- Лично князю - ничем, а его превосходительству Виктору Захаровичу. - Положил пакет на бемское стекло, уставленное телефонами, бронзовым чернильным прибором, заваленное бумагами. - Просил вручить в собственные руки.
Капитан осмотрел конверт, без подписи, без печатей, но тщательно заклеенный, и сказал:
- Передам после отдыха.
Дундич коротко кивнул и неспешно направился к двери.
"Это красота, что генерал отдыхает, - облегченно думал Дундич, садясь в седло. - Значит, у нас есть время посетить полковника Бантовского и уточнить с ним позиции гусарского полка".
Без особого труда они отыскали штаб, и через несколько минут формальностей молодой полковник был принят начальником штаба.
В квадратном кабинете со сдвинутыми штофными портьерами возле камина за журнальным столиком в портшезах сидели, кроме Бантовского, еще два офицера. Язычки пламени искрились в рубиновой жидкости бокалов. В комнате пахло сигарами и вином. Дундич аппетитно потянул воздух.
- Прошу, князь, - любезно пригласил Бантовский. - "Мускат", "Бордо"?
- Предпочитаю "Цинандали", - отшутился полковник, - Печень пошаливает. В следующий раз непременно составлю вам компанию. А сейчас долг службы. Разрешите уточнить позицию, господин полковник?
- Жаль, - искривил пухлые губы Бантовский. - Вот здесь, восточнее поселка, справа от полка Семенова.
Пока Бантовский водил кончиком карандаша по карте, Дундич наметанным глазом успел зафиксировать жирные линии соединений и частей, расположенных вокруг Воронежа.
Бросив карандаш, полковник протянул руку.
- Желаю удачи.
- Благодарю, господин полковник.
Когда они снова появились на Большой Дворянской, Князский напомнил о записке поручика.
- Можно, - согласился Дундич. - Пока ого превосходительство отдыхают, штабисты пьют вино, мы закусываем.
Конечно, они могли без промедлений покинуть город, но Ивану Антоновичу очень хотелось самому узнать, какое впечатление произведет послан не. Он верил, что, ознакомившись с приказом красного командира, Шкуро потребует разыскать наглецов, доставивших пакет. И тогда они, вдосталь насладившись погоней за призраками, уедут знакомой дорогой в расположение своего корпуса. "А если генерал проглотит пилюлю? - вдруг встревожился Дундич. - Тогда надо еще что-то придумать, чтобы всколыхнуть это волчье логово. Что-нибудь придумаем".
Не успел Дундич с товарищами закончить поздний обед за обильным столом хлебосольной подруги Нуждина, как затрещал телефон. Вера Васильевна, подняв трубку к маленькому розовому уху, едва не выронила ее. Она стояла бледная, с удивленно-испуганными глазами, а вздрагивающие губы шептали:
- Господи! Ужас какой!
- Что вас так обеспокоило? - поднялся Дундич.
- Красные в городе! - шепотом произнесла хозяйка.
Это недоразумение, - попытался успокоить ее Иван Антонович.
Но Панкова, еще больше бледнея, шептала:
- Нет, нет. Мне сообщил положительный человек из штаба. Они вручили его превосходительству ультиматум! Только вчера генерал говорил, что он здесь навечно…
Дундич повернул ликующее лицо к товарищам. Вот оно, началось то, чего ждал, ради чего рисковал, и на этот раз жизнью. Оправдалась надежда. Нужно спешить увидеть в глазах врагов страх.
- Извините, очаровательная, долг службы. Господа, за мной!
Теперь Большая Дворянская и прилегающие к ней улицы были совсем не похожи на те, что видели они днем. Как ветром сдуло с тротуаров праздную публику, куда-то стремительно летели конные упряжки, мостовая гудела от копыт. На углах стояли патрульные. Не раздумывая, Дундич пристроился в хвост колонне всадников в черных шинелях. "Красные! Красные!" - доносилось до ушей Дундича с разных сторон. Где-то в противоположном конце улицы раздались винтовочные выстрелы. Сотня перешла на галоп.
На перекрестке с Николаевской Дундич отделился от казаков и устремился к старинному особняку с внушительной колоннадой высокого портика. Вот знакомые зашторенные окна, из которых едва пробиваются призрачные полоски света.
- Давай, - скомандовал Дундич Скирде, показывая на окна второго этажа.
Боец ловко выбросил руку выше головы, и почти тотчас раздался треск разбитого стекла и грохот разорвавшейся гранаты.
- Красные! - в отчаянии кричали за спиной Дундича.
И он, поддавшись всеобщему настроению, уже радостно, истошно завопил:
- Красные! Красные в городе!
Свернув в боковую аллею, четверка перевела коней на размашистую рысцу и, слушая крики и редкие выстрелы, направилась к Рамони, но теперь уже не большаком, а лесными тропами, чтобы миновать знакомый кордон.
- Жалко поручика, - посочувствовал Князский, когда церковная колокольня спряталась за косогором. - Ждет небось, сердечный, коньячок-то.
- Да, забыли захватить презент, - согласился Дундич.
Князский опустил руку в сумку и протянул Дундичу темную бутылку. А шустрый ординарец уже держал стакан.
- За здоровье князя Дундадзе? - спросил Князский, откупоривая бутылку.
- К черту князя, - задумчиво произнес Иван Антонович. - За наш успех, товарищи!
Вторая встреча
Октябрьский ветер - листобой - с силой рвал полы шинели, сбрасывая с чубатых голов высокие серые папахи, черным парусом надувал широкие бурки, срывал холодные колючие снежные иглы с набрякших туч.
Вот в такую погоду красная конница шла на Воронеж. Впереди четвертой дивизии двигалась разведка. Одну группу бойцов возглавлял Дундич. Он перешел речку у Рамони и теперь приближался к городу с севера. То и дело отворачивая лицо от очередного снежного шквала, Дундич радостно восклицал:
- Красота! Какая красота!
Его ординарец Иван Шпитальный не разделял восторженного настроения командира.
- Какая ж краса? - сердито бубнил Шпитальный. - Холодно, как в той Гренландии.
- В такую погоду добрый хозяин собаку из дома не выгоняет, - поддержал Шпитального другой разведчик. - А нас куда черти несут? Напоремся на засаду…
- Типун тебе на язык, - пожелал говорившему Николай Казаков. - Какая сейчас засада?! Белякам сны райские снятся.
- Красота, Казаков! - "похвалил бойца Дундич.
На рассвете вышли к северной окраине Воронежа. Прямо за мостом раскинулся густой старинный парк. В конце центральной аллеи заблестели окна. "Особняк, - решил разведчик и натянул повод. - Туг ухо надо держать востро, да и глядеть в оба". Он внимательно присмотрелся к особняку и понял, что это тот самый дом, где у генерала Шкуро последние дни размещался корпусной штаб и где он познакомился с молодцеватым полковником Бантовским.
В парке шум ветра казался сильнее. За каждым деревом и кустом чудились люди. Но все-таки тут было теплее: деревья защищали бойцов от пронизывающих порывов.
Когда весь отряд подтянулся к командиру, Дундич вывел бойцов на главную аллею и, показав на белеющие колонны высокого портика, передал через плечо команду:
- Надо тихо, как кошка.
Вдруг впереди по мерзлой земле дробно зацокали кованые копыта, и скоро из боковой аллеи на главную выехали легкой рысью трое верховых. Вслед за ними показалась тачанка, запряженная тройкой великолепных белоснежных рысаков.
"Белые, - сразу догадался Дундич. - Удирают, не иначе. И, видно, не рядовые, а золотопогонные особы". Руки привычно и ловко достали из нагрудного кармана френча полковничьи погоны и подтолкнули их под воротник полушубка. Заметив движение командира, Шпитальный нацепил на свои плечи погоны урядника, а Казаков - подъесаульские.
Верховые тоже увидели всадников на аллее… Но они не знали, кто их встречает. Может быть, своя охрана?
Дундич решительно направил рыжего Мишку к тачанке. Но дорогу ему преградили казаки.
- Куда? - спросил один из них.
Красный командир, не обращая внимания на вопрос, продолжал понукать коня. Наконец, заметив на плечах неизвестного тускло отсвечивающие погоны, всадник дернул левый повод, и его лошадь уступила место рыжему скакуну.
- Какая часть? - властно спросил Дундич, увидев в тачанке двоих мужчин и женщину. Они плотно закутались в тулупы, и только высокие папахи выдавали их принадлежность к большим армейским чинам.
- Это штаб, - охотно подсказал Дундичу один из сопровождающих.
- Что? - загремел Дундич. - Бросили документы?
- Никак нет. Все в саквояже.
Недовольный допросом, один из седоков резко отбросил тулуп и поднялся во весь рост. Дундич быстро глянул на погоны. Два темных канта по желтому полю: полковник. "Жаль, что не сам Шкуро, - подумал Дундич, подводи Мишку к облучку, повозки. - Но и эти пригодятся".
- Я спрашиваю, - трубным голосом заговорил высокий полковник с нафабренными усами, - на каком основании вы задерживаете нас?
- Да, - не вытерпел второй седок, - кто вы такой, черт возьми?
- Я начальник штаба корпуса полковник Бантовский, - вежливо, но грозно ответил Дундич, надеясь этим сразу обескуражить неизвестных.
Второй в ужасе схватился за папаху и прокричал:
- Какая наглость! Это я начальник штаба корпуса его превосходительства Андрея Григорьевича. Это я полковник Бантовский!
Пока полковник доказывал свою причастность к штабу Шкуро, разведчики по взмаху руки своего командира плотно окружили тачанку и охранение.
- Предъявите ваши документы! - продолжал разгневанный белогвардеец.
- Пожалуйста, - любезно ответил Дундич и, опустив в карман руку, выхватил гранату.
- Руки вверх!
И тотчас Казаков и Шпитальный ловко прыгнули с коней в повозку, обезоружили полковника и передали тяжелый саквояж Ивану Скирде.
Когда Иван Шпитальный потянул на себя дамскую сумку, он получил от женщины такую пощечину, что отпрянул и растерянно спросил:
- Может, ее в расход, товарищ Дундич?