Передайте ей также: за то, что она, не зная меня, много лет относилась ко мне с любовью, я не забуду ее никогда, будет ли она еще долго жить или скоро умрет. И по смерти она будет дорога мне. О! если бы я имел дерзновение сказать, что моя душа всегда будет около ее и здесь, и в будущей жизни!
…Посмотрите в глаза Л. со всей любовью, какая есть у Вас к ней, погладьте ей волосы, лицо и тысячу раз поцелуйте ей руки – это будет от меня. С нами Бог!
Игумен Никон (Воробьев) (1894–1963).
Как выдержать горе при смерти близкого человека?
В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие от нас – уничтожением; но они пребывают в мире. Ибо, хотя они в глазах людей и наказываются, но надежда их полна бессмертия.
(Прем. 3, 2–4).
Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним.
(1 Фес. 4, 13–14).
Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше.
(Флп. 1, 23).
День разлуки твоей с нами есть день рождения твоего в жизнь новую, бесконечную. Посему, со слезами на глазах, но приветствуем тебя с окончанием земного поприща, со вступлением туда, где нет не только наших скорбей, но и наших суетных радостей. Ты теперь уже не в изгнании, не в узах, а в отечестве, на свободе: видишь то, во что мы должны веровать; окружен тем, что мы должны ожидать.
О, какою малою и бренною показалась тебе, думаю, вся наша земля со всем величием ее, когда ты взглянул на нее в последний раз. Посему, когда мы в горести окружаем гроб твой, ты, может быть, скорбишь о нас, здесь остающихся; благодаришь Господа, что Он не продолжил твоего заключения в узах плоти и крови; тем паче благодаришь за те дни скорби, кои благость Его дала Тебе провести на одре болезненном для твоего очищения.
Св. праведный Алексий Мечев (1859–1923).
Что умирает – ничего необыкновенного нет. Вслед за ней и мы пойдем той же дорогой. Это – общий всех путь. Но всё же смерть поражает всех и ко всем умирающим мы относимся так, как бы они нечаянно умерли.
Вы останетесь оканчивать воспитание и устроение детей, а она отойдет, и там, что нужно и можно, приготовит для встречи вас. Будьте мужем силы. Скрепите силы и мужайтесь. Ведь сестра-то сама не умрет: тело умирает, а личность умирающей остается. Вот и вы, пока она отойдет, – в тот же мир переходите вниманием.
В теле, лежащем под образами и потом выносимом, – ее нет. И в могилу ее не прячут. Она в другом месте. Так же жива, как и теперь. В первые часы и дни будет около вас. И только ни поговорить, да и увидеть ее нельзя, но она – тут. Вникните в это. Мы, остающиеся, плачем об отошедших, а им сразу легче: то состояние отрадное.
Те, которые обмирали и потом вводимы бывали в тело, находили его очень неудобным жилищем. То же самое будет чувствовать и сестра. Ей так лучше, а мы убиваемся, будто с ней беда какая случилась. Она смотрит и верно дивится.
Я всегда был такой мысли, что по умершим не траур надо надевать, а праздничные наряды, и не заунывные петь песни, а служить благодарный молебен. У нас все к верху ногами перевернулось. Что останкам, телу умершего надо отдать некий почет, это совершенно справедливо. Но зачем у нас к этому телу обращаются, как к живому лицу? Удивляться надо. У Господа все живы…
К довершению горя думаем: умер, не стало… А он и не думал переставать быть… И все также есть, как был вчера накануне смерти, только ему хуже было, а теперь лучше. Что его не видать, это не потеря. Он бывает тут же… Отошедшие быстродвижны, как мысль…
Мы, христиане, не к безвестному течем. Почему, если не тяготят кого смертные грехи, несомненно веруем, что двери Царствия отверсты ему. Если же к этому присоединить и кое-какое добро и кое-какие жертвы Господа ради, то тем более сомнение не должно оставаться о блаженстве участи отходящих…
Зачем, насмотревшись на умершее тело, как оно безобразно, бесславно, воображают и самого покойного таким, как его тело? Этот самообман и раздирает сердце… Потом придёт в голову сырая могила, мрачная… А он, покойный, в светлом месте, в полном состоянии отрады.
Плакать или еще что? Я думаю радоваться за усопшего. Слава Тебе, Господи! Не будет уже более маяться на этой прескучной и прескудной всем земле. Может быть, за себя поплакать надо? Не стоит… Много ли тут осталось? День-другой, и сами туда пойдем…
Святитель Феофан, затворник Вышенский (1815–1894).
Ты плачешь о том, что умерший оставил тебя, а не думаешь о тех, кого он нашел.
Святитель Фотий, патриарх Константинопольский († 891).
Не странно ли? Когда ты отдаешь дочь в замужество, не почитаешь несчастьем, если муж отходит с ней в дальнюю сторону с там живет счастливо; потому что скорбь разлуки облегчается слухом о их благополучии; а здесь, когда не человек, но Сам Господь берет к Себе твоего родственника, ты печалишься и сетуешь!
Но, скажешь, я оплакиваю не его, а себя? И это несвойственно любящему – желать, чтобы он еще сетовал о тебе и подвергался неизвестности будущего, тогда как ему следует быть увенчанному и идти к пристанищу, или чтобы он обуревался волнами, тогда как ему можно быть в пристани… Впрочем, если он умер грешником, то и в таком случае надобно радоваться, что прекратились грехи его и что он не приложил еще зла ко злу, и помогать ему, сколько возможно, не слезами, а молитвами, молениями, милостынями и приношениями.
Святитель Иоанн Златоуст († 407).
Не требуй, чтобы распоряжения Божии о душах клонились к твоему удовольствию. Напротив того, о вступивших между собою в союз во время жизни и потом разлученных смертью, рассуждай, что они подобны путникам, которые идут одною дорогою и от непрерывного пребывания друг с другом стали соединены привычкою. Такие путники, прошедши общий путь, когда видят, что далее дорога делится, поелику каждому необходимо уже нужно разлучиться с товарищем, не оставляют в пренебрежении предлежащего пути, удерживаясь привычкою друг к другу, но вспомнив о причине, которая первоначально возбудила их к путешествию, отправляются каждый к собственной своей цели. Как у них цель пути была различна, и сближение между ними произошло от привычки друг к другу во время путешествия, так и соединенным между собою супружеством или другим каким общежитием, без сомнения, каждому предлежал свой предел жизни, и предназначенный конец жизни по необходимости разделил и разлучил вступивших в союз друг с другом.
Поэтому рассудительной душе свойственно не из терпения выходить при разлуке, но благодарить Сочетавшего жребии за прежний союз. А ты, когда и живы были у тебя жена или друг, или детище, или другое что, о чем ныне сетуешь, – не благодарил Даровавшего за настоящие блага, но роптал, что недостает еще других. Если жил с одною только женою, ты жаловался, что нет детей, которых желал; а если были и дети, – что не богател или видел некоторых из врагов благоденствующими.
Смотри же, чтобы самим нам не сделать для себя необходимою утрату того, что наиболее нам любезно, оставаясь нечувствительными, когда оно при нас, и чрез меру сокрушаясь по нем, когда оно от нас уйдет. Поелику, если не благодарим за блага, подаваемые Богом, то необходимым делается отнятие их для приведения нас в чувство.
Святитель Василий Великий (330–379).
О чем безутешно плакать о разлуке с родными, когда и все мы здесь не вечны? Пройдет несколько лет, а может быть даже несколько месяцев или даже несколько дней, и нас Господь позовет туда же, куда и их позвал. И тогда-то ничто уже нас не разлучит с ними, тогда-то вечно с ними будем мы… А велики ли наши годы в сравнении с вечностью? О, пред нею и тысяча наших лет, как день один!..
Это общая доля для каждого – для бедных и богатых, для знатных и незнатных. Вы плачете о своих, другие плачут о своих. Вам тяжело и им нелегко. Не преувеличивайте же в ваших мыслях и словах вашего несчастья и не забывайтесь в вашем горе до дерзкого ропота на свою судьбу и на Бога…
Надо помнить, что все эти потери составляют для нас крест, который только тогда для нас может быть полезен и спасителен, когда мы несем его безропотно. В самом деле, слезами не возвратить того, что взято, а между тем, что пользы от наших слез для нас самих?.. Приятны ли наши слезы Богу? Скажите, нравятся ли отцу или матери вопли дитяти, когда они отнимают у него то, что следует отнять, а оно, не понимая и не желая даже понять того, что эта вещь, отнятая у него, не только не годится, но даже может быть вредна для него, и не слушая ни убеждений, ни угроз, продолжает горько плакать и кричать? Такое дитя сами они называют капризным и своенравным, которому, потому, не только не возвращают того, что служит предметом его слез, но часто отказывают ему за то и в тех удовольствиях, которые позволили бы ему, если бы оно было во всем послушно им и покорно…
Надо, наконец, помнить, что все наши усопшие пролагают для нас, живых, путь туда, куда идти страшно для всех, и что Сам Бог, отнимая у нас любезных для нашего сердца, заблаговременно приготовляет нас к тому, чтобы мы не слишком были привязаны к земной нашей жизни, чтобы не думали всегда о земле, а подумали иногда и о небе.
Епископ Гермоген (Добронравин) († 1893).
Я не то хочу сказать: не допускай скорби, потому что это не в нашей власти, а то: не допускай скорби возобладать твоим сердцем и взволновать его, держи ее вне, за пределами сердца.
Преподобный Никодим Святогорец (1749–1809).
Мы должны понять, что в действительности человек не умирает. Смерть – это просто переселение из одной жизни в другую. Это разлука на недолгое время. К примеру, если человек уезжает на год за границу, то его родные расстраиваются, потому что они разлучатся на один год, или, если он уезжает на десять лет, они расстраиваются из-за этой десятилетней разлуки. Подобно этому должны смотреть и на ту разлуку с любимыми людьми, которую приносит смерть… Конечно, человек испытывает боль из-за смерти родного ему человека, однако к смерти надо относиться духовно. Помните, что говорит апостол Павел? Дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды (1 Сол. 4, 13). К примеру, как часто я видел бы своего умершего родственника, если бы он остался жив? Раз в месяц? Так надо подумать о том, что там, в жизни вечной, я буду видеть его постоянно. Наша тревога оправдана только в том случае, если человек, который умер, жил плохо. К примеру, если он был человеком жестоким, то нам надо за него много молиться – если мы его действительно любим и хотим встретиться с ним в жизни иной.
Старец Паисий Святогорец (1924–1994).
Смерть ребенка
Гораздо счастливее те из людей, которые исполняют смертный долг в молодых годах, чем те, которые живут много лет. Они меньше претерпевают телесных бедствий и намного меньше творят душевного зла, и скорее переходят вслед за Христом к Отцу Небесному для безбедной и беспечальной жизни…
Да не смущается сердце ваше и да не устрашается, родители, лишающиеся своих детей в молодых годах! Если любите их, лучше радуйтесь, что они по изволению Божию восходят от этой горестной жизни к Отцу Небесному. Если любовь ваша родительская желает неразлучного пребывания с ними, то здесь оно неразлучным быть не может. Желайте его там, где возможно вместе пребывать вечно, а на земле – до тех пор, пока захочет Бог.
Святитель Димитрий Ростовский (1651–1709).
Положим – самое большое – что умрёт. Какая беда, что умрёт? Разве она одна только подвергнется сему? Ведь и мы же все умрём. Она – ныне. Мы – завтра. Какая разница? Умрёт ведь не она… Тело умрёт, а душа жить будет. И ей без тела ещё лучше будет, чем с телом. Вышедши из тела, она будет говорить душе вашей: "Ах! мама, как мне хорошо!" Так вот, видите, не только по причине болезни, но даже и по причине смерти, если бы она случилась, не следует убиваться. А извольте сейчас же встать, одушевиться и быть покойною… А ваша больная пусть научится памяти смертной – спасительной. Здоровому трудно помнить…
Святитель Феофан, затворник Вышенский (1815–1894).
Что вы, оставшиеся, скорбите о лишении ее, то это не по разуму духовному, а плоть и кровь действует; не все ли равно – она умерла бы и много лет проживши, но сколько бы испытала бурь, скорбей и превратностей жизни? Плачущие не жалели ее в сем отношении, а в воображении их рисовался проспект счастливой жизни, а это очень редко случается.
Преподобный Макарий Оптинский (1788–1860).
Если Бог берет к Себе юношей, то, видно, берет их благовременно: видно, они довольно созрели уже для вечности, и Господь берет их, да не злоба изменит разум их, или лесть прельстит душу их; а если еще и не дозрели, то они еще несравненно хуже были бы для неба, если бы долее оставались на земле. И вообще, где назначить предел жизни для людей, любезных сердцу? Только холодный рассудок наш решает иногда, и то нерешительно, кого смерть похищает вовремя, кого не вовремя, а бедное сердце наше не знает расчетов рассудка: лишь бы только любезен был для него человек, похищенный смертью, – оно одинаково скорбит и плачет о нем, на заре ли дней своих, в полдень ли жизни или на самом закате он оставил свет… Нет, страшно роптать на Провидение, но бесполезно роптать и на самих себя.
Епископ Гермоген (Добронравин) († 1893).
Кто перенес скорбь и благодарил Бога, тот получил венец мученический. Если, например, болит дитя, а мать благодарит Бога, это венец ей. Не хуже ли всякой пытки скорбь ее? Однако же она не заставила ее сказать жестокое слово. Умирает дитя, – мать опять благодарит Бога. Она дочерью Авраама сделалась…
Или ты потерял сына? Не потерял; не говори так… Не раздражай Бога, но умилостивляй Его; если перенесешь великодушно, то отсюда будет некоторое утешение и умершему, и тебе; если же нет, то ты еще более прогневаешь Бога, подобно как если бы, видя, что господин наказывает раба, ты озлобился на него, то раздражил бы его еще более против себя самого. Не поступай же так, но благодари Бога, дабы таким образом рассеялось облако твоей печали; скажи подобно блаженному Иову: Господь дал, Господь и взял (Иов. 1, 21); представь, сколь многие, более тебя угодившие Богу, даже вовсе не имели детей и не назывались отцами. И я, скажешь, не желал бы иметь их; потому что лучше не испытывать удовольствия, нежели, испытав, лишиться его. Нет, увещеваю тебя, не говори этого, не раздражай Господа; но благодари и за то, что получил, благословляй и за то, что не удержал до конца. Не говорил Иов: лучше было бы не иметь, как говоришь ты, неблагодарный, но и за то благодарил: Господь дал, и за это благословлял: Господь и взял; да будет имя Господне благословенно. И жене, заграждая уста и вразумляя ее, он сказал такие чудные слова: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать (2, 10)?
Святитель Иоанн Златоуст († 407).
Нельзя… не скорбеть, не сетовать, не печалиться родителям, так неожиданно потерявшим единственное свое чадо. Но ведь мы не язычники, которые не имеют никакой надежды касательно будущей жизни, а христиане, имеющие отрадное утешение и за гробом, касательно получения будущего блаженства вечного. Этою отрадною мыслию должно вам умерять скорбь вашу, утолять великую печаль вашу, что вы, хотя на время и лишились сына своего, но опять в будущей жизни можете видеть его, можете соединиться с ним так, что никогда уже не будете расставаться с ним. Только должно принять приличные к тому меры: 1) поминать душу М. на Бескровной Жертве, на чтении Псалтири и в домашних ваших молитвах; 2) о душе его творить и посильную милостыню.
Преподобный Амвросий Оптинский (1812–1891).
Говорят: "Как можно быть тому, чтобы душа, мучимая бедствиями и как бы уязвляемая чувством скорбей, не плачу и слезам предавалась, но что в действительности ненавистно, за то благодарила, как за благо? Ибо как мне будет благодарить, претерпевая то, чего мог бы пожелать мне враг? Безвременно похищено детище, и болезнующую о возлюбленном матерь мучат болезни, тягчайшие прежних мук рождения; как же ей, оставив плач, обратиться к словам благодарения?"
Возможно ли это? Возможно, если рассудишь, что рожденному ею детищу ближайший Отец, разумнейший Попечитель и Домостроитель жизни – Бог. Почему же разумному Владыке не дозволяем распоряжаться Своим достоянием, как Ему угодно, но досадуем, как лишаемые собственности, и сожалеем об умирающих, как будто им делается обида? А ты рассуждай, что детище не умерло, но отдано назад…
Пусть заповедь Божия живет с тобою неразлучно, непрестанно сообщая тебе как бы некоторый свет и озарение для суждения о делах. Она, заранее приняв на себя надзор над твоею душою и предуготовив в ней верные мнения о каждой вещи, не попустит, чтобы ты изменялся от чего-либо с тобою случающегося, но сделает, что с предуготовленною мыслию, подобно утесу, находящемуся близ моря, безопасно и непоколебимо выдержишь удары сильных ветров и волн. Почему не приобык ты о смертном думать смертно, но принял смерть детища, как нечто неожиданное? Когда в первый раз известили тебя о рождении сына, тогда, если бы кто спросил у тебя: что такое родилось? – что отвечал бы ты? Сказал ли бы что иное, или что родился человек? А если человек, то, конечно, и смертный? Что же тут необыкновенного, если смертный умер? Не видишь ли, что солнце восходит и заходит? Не видишь ли, что луна возрастает, потом убывает, что земля покрывается зеленью, потом увядает? Что из окружающего нас постоянно? Что по природе своей неподвижно и неизменно? Возведи взор на небо, посмотри на землю: и они не вечны. Ибо сказано: небо и земля прейдут: солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба (Мф. 24, 35, 29). Что ж удивительного, если и мы, составляя часть мира, испытываем свойственное миру?
Святитель Василий Великий (330–379).
Ободрись, госпожа, ободрись; время утешиться; отверзи слух свой и выслушай божественные изречения: человек – что трава, дни его, как полевой цветок, так и он отцветает (Пс. 102, 15). Какой человек поживет и не увидит смерти (Пс. 88, 49)? Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним (1 Фес. 4, 14). Итак, мы не совсем потеряли сына, но спустя немного, когда затрубит последняя труба, он восстанет в сретение Господу на воздухе (1 Фес. 4, 17), и там мы увидим его.
Он здесь поражен смертным ударом, но там не испытает вечной скорби, как облекшийся во Христа в Крещении, содержавший православную веру и еще не насытившийся здешними приятностями, вкусив их как бы концом перста по юности своей…