- Мы требуем прибавки - возмещение за стол и квартиру! Я посмотрел на бамбуковые хижины и висящие между ними зеленые свертки с попои. Мне было известно, сколько платят рабочим во Французской Океании, и я понимал, что это требование чрезмерно. Уступи я теперь, послезавтра будет новая забастовка с новыми требованиями.
И я решительно объявил, что буду придерживаться условий, о которых мы договорились в доме собраний. В ответ мне было заявлено, что все отказываются работать.
Возле меня стояла, сверкая глазами, могучая вахина с такими мускулами, что они хоть на кого могли страх нагнать. Да и другие женщины мощью не уступали ей, и у меня вдруг родилась идея. Я обратился к ним:
- Неужели вы, женщины, будете смотреть, как ваши мужья спят день-деньской, когда в кои-то веки представился случай заработать денег и в лагуне стоит корабль с полными трюмами продуктов, одежды и других товаров?
Мои слова попали в цель. Могучая вахина принялась песочить своего супруга, да так, что он мигом улетучился. Женщины кричали наперебой, и тут Леа, словно какая-нибудь Жанна д'Арк, вышла из толпы, подбоченилась и крикнула мне: - А зачем тебе непременно мужчины, разве мы не годимся? Гул одобрения! Я посмотрел на возбужденные лица дюжих островитянок и сказал "да". В конце концов кто, как не они, делали всю работу на этом острове.
В следующую секунду Леа уже шла от хижины к хижине и отдавала распоряжения, указывая на Моронго Ута. Прочь домашние дела! Матери передавали грудных младенцев дочерям я бабушкам; стиравшие у ручья побросали вальки и мокрое белье; поля таро были предоставлены самим себе - пусть мужчины потрудятся, когда захотят есть!
И вот Леа что твой солдат ведет в горы женский отряд. Наполеон был бы горд своей корсиканской кровью, если бы мог увидеть, как Леа вышагивает впереди, распевая "Марсельезу" Правда, по мере удаления от головы колонны "Марсельеза" становилась все более похожей на полинезийскую мелодию, а замыкающие пели уже самую настоящую хюла, раскачиваясь и вращая бедрами.
Мы с Мани были единственные мужчины в этой шумной компании, и если Мани прежде улыбался, то теперь он просто помирал со смеху.
Заслышав гомон, Билл и Ларсен выбрались из палатки - и чуть не упали от неожиданности, когда увидели женский батальон.
- Вот вам рабочие! - крикнул я. - Где инструмент? Опомнившись, Билл взял кирку и подал одной из самых миловидных рапаитянок. Она пришла в такой восторг, что бросилась археологу на шею и наградила его звонким поцелуем. Билл поймал на лету свои очки и шляпу, медленно сел на ящик, вытер щеку и с отчаянием посмотрел на меня.
- Сколько я занимаюсь археологией, такого никогда еще не переживал, - сказал он. - В жизни не думал, что моя наука таит столько сюрпризов. Кого ты приведешь в следующий раз?
Леа и ее отряд не ударили лицом в грязь. Ни в США, ни в Норвегии еще не видали таких темпов. Комья земли и дерна так и летели вниз; Билл бегал как угорелый, проверяя, чтобы все делалось как положено. Рапаитянки все схватывали на лету и под водительством Леа составили первоклассную бригаду. Насколько аккуратно они действовали, когда нужно было что-то расчистить маленькой лопаточкой, настолько же лихо орудовали киркой и заступом, удаляя пласты земли и корни. Мало-помалу обнажались ржаво-красные и светло-серые башни и стены. В конце трудового дня Билл вернулся в свою палатку совершенно измотанный. А вахины и дальше трудились так же рьяно.
Мужчины сидели в деревне одни и ели свое попои. Но когда наступил день получки и женщины принесли домой деньги и товары себе и детишкам, мужчины не выдержали - один за другим бросали свертки с попои и брели к мудрецу с Таити. Такого оборота они не предвидели.
Священник и вождь, не говоря уже о добродушном Мани, с самого начала твердо стояли на нашей стороне, но сделать ничего не могли. Теперь они пришли к нам и привели мужчин. Бунтари забили отбой и согласились на таитянские расценки.
Мы поставили мужчин и женщин в разные концы огромного сооружения, и развернулся турнир - кто лучше и быстрее выполнит свою работу. Каждая бригада стремилась отстоять честь своего пола, и вряд ли когда-либо на раскопках трудились с таким рвением. С палубы нашего корабля казалось, что на гору напала саранча. Зеленый покров Моронго Ута на глазах отступал вниз; с каждым днем коричневого становилось больше. Появлялись террасы, стены, и вот уже вся макушка будто шоколадный храм на голубом небесном фоне.
А кругом по-прежнему высились зеленые косматые пирамиды - этакие замки горных троллей. На самом деле Моронго Ута не был замком. С соседних гребней сразу было видно, что это не одиночная постройка. Мы вскрыли заброшенные развалины целого селения. Называть это фортом неверно. И земледельческие террасы не то определение. Потому что все население острова некогда обитало здесь, на макушках гор.
Те, кто первым приплыл на остров, вполне могли бы разместиться в долинах, на ровном месте. Тем не менее они вскарабкались по крутым обрывам на вершины гор. Зацепились на них и, так сказать, свили свои орлиные гнезда. А точнее, начали долбить гору каменными рубилами и превратили ее макушку в неприступную башню. Ниже башни шли большие террасы, на которых жались друг к другу жилые постройки. До нашего времени сохранились полные золы и древесного угля очаги - каменные печи своеобразной кладки, которую до сих пор во всей Полинезии знали только по острову Пасхи.
Билл тщательно укладывал в пакеты драгоценные головешки: радиоактивный анализ поможет определить возраст удивительного горного селения.
Кругом лежало множество каменных рубил различного вида, целые и разбитые. Но еще чаще встречалось непременное орудие домашней хозяйки - каменные песты, которыми женщины превращали таро в попои. Некоторые песты были сделаны так искусно, изящные линии и гладкая полировка говорили о таком совершенстве, что наши механики не могли поверить - как это можно сделать такую вещь без современного токарного станка. А в одном месте Билл осторожно извлек из земли почерневшие остатки старой рыболовной сети.
Селение было основательно укреплено. С юга путь к нему преграждал широкий ров со стеной. Чтобы бурные ливни не смыли хижины в пропасть, строители терпеливо перенесли из долины наверх сотни тысяч обломков твердого базальта, которыми подперли террасы. Камни чрезвычайно искусно пригнали друг к другу без всякого связующего раствора. Тут и там кладку пронизывали дренажные каналы: торчали продолговатые камни, образуя своими выступами лестницы, которые соединяли между собой карнизы. Всего на Моронго Ута насчитывалось больше восьмидесяти террас. Общая высота сооружения - пятьдесят метров при поперечнике в четыреста метров; другими словами, это самое большое известное нам сооружение в Полинезии. Билл прикинул, что только в Моронго Ута жило больше людей, чем сегодня живет на всем острове.
Очаги, колодцы и погреба для хранения таро - вот все, что осталось от жилищ, если не считать орудий и мусора. А прежде тут стояли (еще одна черта, напоминающая остров Пасхи) овальные хижины из воткнутых в землю сучьев, которые связывали вместе вверху и накрывали камышом и сухой травой. Для больших культовых сооружений - главного элемента строительного искусства на других островах - не хватало места. И жители Моронго Ута решили эту задачу своим, неизвестным в других частях Полинезии способом: на горе за террасами вырубили куполообразные ниши и в них устроили миниатюрные храмы. На гладком полу, будто шахматные фигуры, стояли, образуя ряды и клетки, небольшие камни. А те ритуалы, для которых перед карликовым храмом было слишком тесно, совершались на верхней площадке пирамиды, где потолком был небосвод.
Пока Билл и его помощники руководили раскопками Моронго Ута, Эд и Карл вместе с членами судовой команды изучали другие части острова. Все пирамидоподобные вершины оказались развалинами таких же укрепленных селений. Рапаитяне называли их паре. Вдоль острого водораздельного гребня, соединявшего между собой вершины, сплошной вереницей тянулись фундаменты былых жилищ. А в долинах сохранились стены древних земледельческих террас. Нередко они поднимались ступеньками на склоны. И всюду были видны следы сети искусственного орошения - длинные каналы забирали воду из ручьев и разносили ее по террасам. Итак, в прошлом люди этой своеобразной островной общины обитали на макушках гор и каждый день спускались по высеченным в обрывах тропам вниз, чтобы ухаживать за посевами таро в долинах и ловить в море рыбу и раков. Дети горного народа жили выше, чем орлята в своих гнездах.
Что же загнало этих людей на вершины? Может быть, они из страха друг перед другом укрепились в разных солениях? Вряд ли. Селения соединялись между собой домами вдоль гребней, образуя сплошное оборонительное сооружение, смотрящее на безбрежный океан. Может быть, спасались в горах от погружений морского дна? Вряд ли. Сверху мы видели, что береговая линия и сегодня такая же, какой была тогда: вдоль отмелей были расчищены от камня причалы, устроены ловушки и садки для рыбы, которыми по-прежнему можно пользоваться.
Задача решается просто. Рапаитяне боялись могущественного внешнего врага, чьи боевые суда в любую минуту могли появиться на горизонте.
Возможно, этот самый враг вытеснил их сюда с другого острова. Может быть, с острова Пасхи? Может быть, местное предание выросло из зернышка истины, подобно преданию о битве у рва Ико? Воинственные каннибалы третьего периода острова Пасхи могли хоть кого заставить уйти в море, даже беременных женщин и маленьких детей. Кстати, не далее как в прошлом столетии семь человек благополучно добрались до Рапаити на бревенчатом плоту с острова Мангарева, мимо которого мы прошли по пути сюда с Пасхи.
Правда, на Рапаити нет статуй. Но на вершинах гор негде было их ставить. К тому же, если основу местной культуры заложили женщины и дети, для них естественнее было думать о крове, пище и безопасности, чем о царственных истуканах и военных походах. II для выходцев с Пасхи естественно было строить овальные хижины с камышовой крышей и многоугольные каменные печи, а не многоугольные дома и круглые земляные печи, как на островах по соседству. Надежно укрепить свои селения им было важнее, чем думать о набегах на другие. Наконец, если это и впрямь были пасхальцы, понятно, откуда взялась настойчивость у людей, преобразивших весь горный массив маленькими каменными рубилами. Интересно, что на Рапаити по сей день община держится на женщине, а мужчина здесь - этакий мальчик-переросток, которого лелеют и холят.
Прежде тихоокеанисты считали, что на Рапаити нет ни обтесанных каменных блоков, ни скульптур из камня. Мы нашли и то и другое. Рапаитяне привели нас в глухое место на горе к востоку от Моронго Ута и показали, где, по преданию, лежали останки древних королей, перед тем как отправиться в последнее странствие. Это был образец высокого, каменотесного искусства: прямо в горе вырублена напоминающая большой саркофаг усыпальница, вход в которую заложен четырьмя квадратными глыбами, пригнанными так тщательно, что но видно никаких следов - будто сплошная природная стена. Рядом на той же скале высечено уменьшенное изображение человека. Угрожающая поза с поднятыми вверх руками напоминает "короля" в пещере Лазаря на острове Пасхи.
Как говорит предание, торжественное шествие днем доставляло останки умершего короля в усыпальницу. Здесь покойник лежал головой на восток, но однажды ночью двое приближенных незаметно переносили его через гребень в долину Анаруиа, где в потайной пещере хоронили прах всех королей.
Мы нашли на Рапаити погребальные пещеры. Самая большая находилась в долине Анапори, за десятиметровым водопадом. В нее впадал ручеек, и нам пришлось идти по колено в грязи до сухого места - берега подземного озера, где были небольшие каменные курганчики. Плыть через озеро - это семьдесят метров в ледяной воде, но и на другом берегу лежали в кромешном мраки остатки человеческих костяков.
На склоне ниже Моронго Ута мы обнаружили вырубленный в слабой породе склеп новейшего времени. Пещера была закрыта плитой, и в ней лежало трое покойников, но мы живо положили плиту на место, когда поднявшийся снизу рапаитянин учтиво осведомил нас, что здесь похоронена его ближайшая родня. Рядом было еще несколько таких склепов; мы их не стали трогать, и рапаитянин рассказал нам, что в большой пещере по соседству покоится его дед и многие другие.
По сей день рапаитяне верны старому обычаю. Правда, теперь покойников хоронят в освященной земле около деревни, но при этом останки помещают в нору, вырытую в стенке у дна могилы.
Иссеченные рукой человека вершины Рапаити - словно памятник безымянным мореплавателям, которые прошли не одну тысячу миль в океане, прежде чем ступили на берег этого уединенного островка. Огромное расстояние, но все равно они не были уверены, что за ними не последуют другие. Как ни велик океан, даже былинка может его пересечь - дай срок. И как ни тверда гора, самое маленькое рубило ее источит, если настойчивые руки будут трудиться достаточно долго. А времени у людей здесь было сколько угодно. Если верно, что время - деньги, то обитатели солнечных террас в горах Рапаити были богаче любого вельможи наших дней. Если время - деньги, то рапаитяне обладали несметными сокровищами, как несметно число камней, слагающих стены Моронго Ута. Словом, глядя на развалины, будто парящие в солнечной дымке между небом и океаном, и впрямь можно было вообразить себе сказочный золотой замок в тридевятом царстве, и тридесятом государстве…
Но Королевский склеп в долине Анаруиа нам не смогли показать. Люди, которые переносили туда прах королей, давно уже покоятся в толще гор. А нынешние рапаитяне не владеют способом находить тайные пещеры. Нет у них аку-аку, и они не понимают толк в куриных гузках.
Глава одиннадцатая. Мой аку-аку говорит
В верховьях долины Тайпи стоял запах дикой свиньи. Но глаз не улавливал признаков жизни - ни людей, ни животных. А услышать что-нибудь было физически невозможно: могучая струя воды, шипя, срывалась с уступа надо мной и, пролетев в воздухе двадцать метров, с грохотом обрушивалась в чашу, где я купался. С трех сторон высилась и рост водопада каменная стена с толстой зеленой обивкой холодного и вечно влажного от водяной пыли мха; покачивались, роняя хрустальные капли, листья папоротника и еще каких-то растений. Обрамленные радугой бусинки падали с листа на лист и в глубокую заводь, а затем, поплясав в божественной влаге, стекали через край, исчезая в просвете среди плотно сомкнутых крон девственного леса.
В долине стояла невыносимая жара. В такой день истинное блаженство освежиться в холодной заводи. Я понырял, утолил жажду и теперь, расслабившись, лежал на воде, обхватив руками камень. Отсюда открывался великолепный вид на зеленый полог леса. Вон там я карабкался, прыгал с камня на камень, шел по воде, поднимаясь по руслу, протискиваясь сквозь сплетение живых и мертвых деревьев, обросших мхом, папоротником и паразитами. Наверно, здесь после открытия Маркизских островов европейцами еще ни разу не работал топор.
В наши дни люди живут лишь в устье самых больших долин, под кокосовыми пальмами на берегу моря. И так не только тут, на Нукухиве, а на всех островах архипелага. Считается, что ко времени первого появления здесь европейцев коренное население насчитывало сто тысяч. Теперь маркизцев осталось от силы две-три тысячи. Прежде всюду обитали люди. По пути наверх мне попалось немало обросших зеленью стен. Но сейчас я был один в воспетой Мелвиллом долине Тайпи; деревушка на берегу залива, в котором стояло наше судно, укрылась за последним попоротом.
На склоне горы, на расчищенной нами большой прогалине в лесу стояло одиннадцать кряжистых красных фигур. Восемь из них так и встретили пас стоя, когда мы пришли в заросли. А остальные три поднялись на ноги на прошлой неделе и впервые увидели крещеных людей. Много десятилетий - с той поры, когда еще был обычай приходить в храм под открытым небом с жертвенными дарами и молитвами, - они пролежали, уткнувшись лицом в землю. Подняв одного из великанов канатом, мы с удивлением увидели двуглавое чудище. Нигде больше в Тихом океане не находили таких статуй.
Пока Эд наносил на карту развалины, Билл приступил к раскопкам, надеясь определить возраст истуканов. Как ни странно, мы одними из первых организовали настоящие археологические изыскания на богатых древностями Маркизских островах.
Биллу посчастливилось. Под платформой, на которой стояли идолы, он нашел поддающийся датировке древесный уголь. Теперь можно было установить, когда изваяли здешних истуканов, и сравнить их возраст с возрастом великанов острова Пасхи. И кроме того, нам оставил здесь свой привет один из длинноухих. Может быть, его похоронили с почестями. Может быть, принесли в жертву богам и съели. А остались от него только две огромные "серьги" да истлевшие кости в погребальной камере в толще каменной кладки.
Радиоактивный анализ найденного угля в лаборатории показал, что старшие статуи Маркизского архипелага были воздвигнуты около 1300 года нашей эры, или лет через девятьсот после того, как на Пасхи впервые поселился человек. Так что отпадает догадка некоторых исследователей, будто низкорослые маркизские идолы - предки великанов острова Пасхи.
Пока мы работали в лесу на острове Нукухива, Арне и Гонсало с отрядом рабочих трудились под пальмами Хиа-Оа в том же архипелаге. Таким образом, мы посетили и исследовали все места в Тихом океане, где найдены статуи.
Еще раньше на Раиваэваэ Арне и Гонсало нашли много неизвестных небольших скульптур. И провели интересные раскопки культовых сооружений и жилищ. На Хива-Оа они искали данные для датировки тамошних идолов и сделали слепок с самой большой из маркизских статуй. Впрочем, после острова Пасхи нам этот 2.5-метровый истукан показался карликом. Арне и Гонсало получили последние мешки из нашего трехтонного запаса зубоврачебного гипса. А большая часть ушла на форму десятиметрового пасхальского идола, его копию мы задумали установить в музее "Кон-Тики" в Осло над моделью пещеры с каменными "ключами" и диковинными скульптурами.
Блаженствуя в заводи, я мысленно повторил весь наш рейс, и остров Пасхи представился мне в виде господствующего центра. Одиннадцать маленьких причудливых фигур в долине Тайпи да горстка статуй в долине Пуамау на Хива-Оа - они казались какими-то случайными и жалкими рядом с полчищами гордых великанов раннего и среднего периодов острова Пасхи. Так сказать, крошки со стола богачей. Такое же впечатление производили единичные скульптуры Питкэрна и Раиваэваэ.
Остров Пасхи с его высокой культурой хочется назвать краеугольным камнем в древней истории восточной части Тихого океана.