Дело в том, что, перед тем как выйти из той комнаты, где утром обнаружил себя Владимир Александрович, искуситель Станислав Янович дал ему плоскую таблетку мышиного цвета, сказав: "Чтобы снять стресс", и наш печальный герой ее с готовностью скушал, злорадно подумав тогда: "Хорошо бы - яд".
А сейчас мысли посещали Владимира Александровича довольно-таки странные. То он предался рассуждениям о своем внутреннем голосе. Куда он делся? Ведь с того момента, как в комнате появился господин Ратовский в своем махровом халате, "голос" ни разу даже не пискнул. "Скорее всего, он умер от всех этих передряг",- решил бывший советский гражданин Копыленко. И возникла интересная, интригующая мысль: "А что, если этот субъект начнет во мне гнить? Ведь трупы гниют". Но дальше на эту заупокойную тему рассуждать стало неинтересно, и Владимир Александрович восстановил в своем воображении совсем недавно случившуюся картину: в унитазе горят те гнусные фотографии, негативы, которые он внимательно просмотрел. В маленький адов костер Станислав Янович подбрасывает разодранные на части: его, В.А. Копыленко, служебное удостоверение, авиабилет "Вена - Москва", пропуск в сотый отдел ГУМа, почему-то оказавшийся среди документов, незаполненные договора Внешторга СССР. Только советский загранпаспорт не подвергся аутодафе. "Что по этому поводу говорили древние греки?"- спросил Ратовский, снизу подсвеченный пламенем и, как две капли воды, похожий на Мефистофеля с какой-то старой гравюры. "Что они говорили?" - безвольно, скорее по инерции спросил Владимир Александрович в тесной уборной, где они оба стояли, прижавшись к противоположным стенам, наблюдая сожжение прошлого нашего героя - впрочем, второстепенного в повествовании о жизни и смерти Юрия Владимировича Андропова, именно пешки. Однако в тот миг эта пешка, косясь на Мефистофеля - Ратовского, воинственно подумал: "Трахнуть бы тебя сейчас, падла вонючая",- даже не шелохнувшись. "Древние греки говорили,- последовал ответ в уборной, заполненной чадом и дымом: - Мосты сожжены".
- Мосты сожжены…- простонал Владимир Александрович, откидываясь на мягкую спинку серебристого "мерседеса".
Упругая, могучая сила, судорогой пройдя по телу, вернула его в реальный мир.
- Ну вот вы и в норме,- улыбнулся в зеркальце Станислав Янович, криво растянув губы.- Мы уже почти на месте. Посему, сударь, подведем черту. Все необходимые бумаги при вас. Главное - паспорт с въездной визой в Англию и авиабилет. Первый скромный гонорар в наших стерлингах вам вручен. Мы прощаемся у стойки таможенного досмотра. Без рукопожатий, без объятий. Там моя миссия заканчивается. Я вас передаю в другие руки. В салоне лайнера вы будете под присмотром. Только никого не выискивайте, не вертите головой. Ваш сопровождающий - инкогнито. И пожалуйста, Владимир Александрович, никаких глупостей. Лучше всего подремать. В лондонском аэропорту Хитроу вас встретят. Вопросы есть?
Владимир Александрович Копыленко молчал - он плакал. Второй раз за истекающие сутки.
Впереди на серебристый "мерседес" надвигался, сияя всеми своими огнями, Швехат - международный аэропорт австрийской столицы.
…Все было, как сказал господин Ратовский. В аэропорту Хитроу Владимир Александрович, проспав весь рейс после того, как была принята изрядная доза водки с тоником (надо сказать, в нарушение инструкций Станислава Яновича), был встречен вежливым субъектом в пальто модного, элегантного покроя. Не представившись, джентльмен препроводил нашего путешественника к черной старомодной машине. За рулем сидел второй субъект, хотя и молодой, но весьма сумрачного вида, не проронивший ни слова. Как только ответственный живой груз в виде господина Копыленко был погружен на заднее сиденье, очутившись рядом со своим сопровождающим, машина почти бесшумно рванула с места, тут же развив завидную скорость. По бокам, за окнами, стремительно улетал назад Лондон в феерии ночного освещения.
Наконец сопровождающий, деликатно кашлянув в кулак, заговорил, по-английски:
- Итак, господин Копыленко… Все для осуществления вашей ответственной акции подготовлено.
- Какой акции? - сразу не врубившись в ситуацию после воздушного сна, замешанного на алкогольных парах, наивно спросил Владимир Александрович.
- Тезисы для вашего прошения британскому правительству вы найдете на столе в спальне, где будете сегодня ночевать. Ознакомьтесь с тезисами и перепишите текст от руки. Будет желание внести что-то от себя - пожалуйста. Сегодня уже поздно. Отдохните с дороги, поработайте над прошением, а завтра мы вас отвезем куда нужно, подробно проинструктируем как и что, но - всему свое время. Кстати, вот Серж…- Говоривший, он был молод, лет тридцати, бесцветен, с незапоминающимся лицом, показал кивком головы на шофера.- Так его и зовите - Серж…
- Он француз? - зачем-то перебил Владимир Александрович.
- Француз. Словом, Серж - ваш телохранитель. До завтрашнего утра со всеми вопросами - к нему.
Черная машина въезжала на нарядную, сверкающую огнями площадь, и господин Копыленко начал что-то узнавать - он раньше по делам службы несколько раз бывал в Лондоне.
- Площадь Пикадилли? - спросил он, как старательный турист.
- Совершенно верно, Владимир Александрович, Пикадилли-Серкус, мы почти приехали. Будете жить в самом центре нашей столицы.
Свернули в темноватый, безлюдный переулок. Еще несколько поворотов - и черная машина остановилась у подъезда мрачноватого дома, который охраняли два весьма престарелых гранитных льва грустного, сосредоточенного вида; У одного из них был отколот нос. Ни вывески, ни рекламы.
- Как же называется отель? - спросил господин Копыленко, выбираясь из машины на волю (если это воля).
- Вы будете жить на частной квартире,- последовал ответ.
Вошли в просторный подъезд и уперлись в металлическую дверь. Сопровождающий нажал несколько кнопок на щите. Дверь открылась. Лифт. Кабина оказалась внизу. Быстро ("Скоростной лифт",- определил Владимир Александрович) поднялись на седьмой этаж. Молодой человек открыл ключом одну из четырех дверей на площадке, и все трое оказались в холле, залитом ярким светом. Тут же появилась приветливая женщина лет сорока, полнеющая брюнетка, в строгом, даже пуританском костюме:
- Добрый вечер, джентльмены. Для вас все готово. Вторая дверь по коридору направо.
Жилье, предоставленное господину Копыленко, состояло из двух комнат - гостиной и спальни. Была еще одна маленькая прихожая с диваном и круглым столиком с телефоном. Ванна, прочие удобства. Ни балкона, ни лоджии. Все окна выходят во двор - колодец, замкнутый такими же старыми домами.
Серж тут же прочно сел на диван возле столика с телефоном. Он был грузен, широк в плечах, коротко стриженная голова сидела на мощной бритой шее, и под пиджаком угадывались тугие накачанные мышцы.
- Располагайтесь, Владимир Александрович, отдыхайте. Ужин закажете через Сержа, хозяйка принесет. Не забудьте о прошении. Все необходимое, как я уже сказал, найдете на столе в спальне. До завтра. Как у вас в России говорят? Утро вечера мудренее?
Молодой человек удалился.
Глядя на захлопнувшуюся дверь, господин - или джентльмен - Копыленко подумал с определенной долей восхищения: "Все о нас знают, паразиты. Изучили досконально. Даже поговорки русского народа. Во, суки!"
Серж неподвижно сидел на диване, и только раз Владимир Александрович поймал его короткий внимательный взгляд.
- Вы, Серж, кем у них работаете? - решил вступить в беседу господин Копыленко.
Ответа не последовало.
- Молчун,- обиделся Владимир Александрович и удалился в гостиную, закрыв за собой дверь.
Походил по комнате. Включил торшеры - их оказалось три. Включил телевизор. По двум программам передавали рекламу, по третьему шел боевик, наверное, американский: за кем-то по запруженной народом и машинами улице гнались полицейские.
- Пошли вы! - выругался наш невозвращенец и выключил телевизор.
Позаглядывал в окна - была видна часть двора-колодца, забитая машинами (они сверху были похожи на больших жуков), и серые стены соседних домов; большинство окон почему-то были темными.
"Тоска…- подумал Владимир Александрович,- Окна не откроешь. А если откроешь - не выпрыгнешь. Да и на кой? Все кончено…"
И тут господин Копыленко в дальнем углу гостиной обнаружил небольшой холодильник. Дверцу открыл из-за ленивого любопытства - и обомлел… "Мама моя родная!" Батарея всяческих маленьких бутылочек, пиво в жестяных банках и самое главное - подарок судьбы (или темного князя мира сего, добавим мы): большая граненая бутылка с коричневой жидкостью, знакомая этикетка… Джин "Биситер"!
Воровато оглянувшись на дверь в прихожую, Владимир Александрович Копыленко хищно сцапал бутылку джина "Биситер", зажав ее мертвой хваткой, прихватил аппетитные бутерброды в целлофане с ветчиной, сырком, рыбкой и прочим,- и на цыпочках, как говорится, на полусогнутых, удалился в спальню, плотно закрыв за собой дверь.
Свертывая пробку на бутылке и одновременно плюхаясь в мягкую податливую кровать, перебежчик товарищ Копыленко воинственно подумал: "Прошение вам, слюнявые британцы? - Он сделал первый большой глоток из горла.- А вот этого не видали? - Последовал непристойный жест руками.- Я вас раком поставлю! Как говаривал Никита Хрущев, я вам покажу кузькину мать!"
…Прошло около часа. Охранник Серж (он же Сергей Иванович Гусев) уже несколько минут с тревогой поглядывал на дверь в гостиную - уж больно тихо. Надо полагать, клиент заснул. Можно и самому подремать.
Но не успел Сергей Иванович смежить очи - дверь гостиной с грохотом распахнулась, и в ее проеме, как в раме для портретов знатных особ, во весь рост возник Владимир Александрович Копыленко. Вид его был ужасен и величествен одновременно: наш герой был красен, всклокочен, в глазах с расширенными зрачками безумие, галстук сдвинут на плечо, одна нога в носке, другая босая, ширинка расстегнута. В правой руке господин Копыленко держал бутылку джина "Биситер", почти пустую, лишь на донышке плескалось чуть-чуть; он держал ее как гранату, в любой момент готовый запустить оружие мести в ненавистных британцев.
И Серж, выброшенный невидимой пружиной с дивана, мгновенно принял необходимую стойку, но акт возмездия не последовал. Наоборот: клиент, широко улыбаясь, неверной походкой направился к своему телохранителю, ласково бормоча:
- Сережа, дружище! Я тут тебе малость оставил. Хлебни для начала, а там закажем. Фирма платит! - Владимир Александрович завопил дурным голосом, давясь смехом: - Гуляй, рванина, от рубля и выше! Давай, Сережа! Предадимся… Раз живем…
Клиент начал снимать брюки, и на этот раз реакция Сергея Ивановича Гусева была адекватна: рывок вперед, удар ребром левой ладони по рыхлой шее в область сонной артерии, не так чтоб очень (инструкция шефа: "Если придется - не навреди"), но для отключки вполне достаточно: господин Копыленко, закатив глаза под лоб, рухнул на пол.
Серж, подхватив клиента под мышки, поволок его в спальню ("Ну и тяжел, боров, прямо контейнер с говном"), завалил на кровать, подсунул под голову подушку и расстегнул пуговицу рубашки. Клиент дышал вполне нормально, даже глубоко.
Так… Вытерев ладонью пот со лба, Серж покинул спальню: направился в прихожую к телефону, но тут на пути обнаружил бутылку с джином, катавшуюся по полу. "Там грамм сто, не больше". Поколебавшись, Серж поднял бутылку и в два глотка допил содержимое. "Немного подождать…" Скоро благодатное тепло начало растекаться по телу. Теперь - за дело. Серж сел к телефону и поднял трубку.
…И в этот момент в спальне что-то грохнуло, потом разбилось, послышался крик, вопли. Опять что-то разбилось.
"Ну, здоров! - изумленно подумал Серж, то бишь Сергей Иванович.- Прямо слон какой-то".
Через несколько секунд он был в спальне. Владимир Александрович с окровавленным лицом метался по комнате и причитал по-бабьи:
- Паша! Паша! Паша-а!…
Пришлось применить более основательный прием.
Поверженное тело клиента Серж на этот раз оставил лежать в распластанной позе возле кровати и разбитого трюмо ("Об осколки харю порезал, скотина"), и, сделав три глубоких успокоительных вздоха по системе у-шу, Сергей Иванович Гусев не торопясь направился к телефону.
…Прошло еще время, может быть, час или полтора.
Владимир Александрович открыл глаза. Он лежал в полной темноте. Тяжелая портьера на окне была задернута. Отщепенец и перебежчик легко, даже радостно вышел из прострации, в которую его отправил сердитый Серж. И самое невероятное - господин Копыленко прекрасно понимал, что с ним произошло совсем недавно. Хотя голова, естественно, трещала, но соображалось просто отлично.
"Джин был великолепен,- несколько отрешенно думал Владимир Александрович.- Только зря я его пивком отполировал. Ведь известно, к чему смесь ведет. А мы - все равно…"
Странно все это, согласитесь. Прием, примененный во второй раз к клиенту разгневанным Сержем, был рассчитан минимум на семь-восемь часов. Скорее всего, продолжали действовать тибетские, что ли, снадобья, которыми напичкал "невозвращенца" сексуальный маньяк и извращенец Станислав Янович Ратовский.
"А сразу лезть к Сереже,- рассуждал между тем отщепенец советского общества по фамилии Копыленко, лежа на полу возле кровати в весьма неудобной позе и, прямо скажем, в непотребном виде,- это я погорячился. Негоже. И чем это он меня, амбал, шарахнул?"
Но тут Владимира Александровича привлекли голоса за дверью. И - самое невероятное! - говорили по-русски.
Господин Копыленко замер, напрягая слух.
- Какого черта? - громко и воспаленно говорил мужской голос,- Почему в холодильнике оказалось спиртное?
- Понимаете…- залепетал женский плаксивый голос.- И апартаменты…
- Ну, ну? - торопил мужской голос.- Да не ревите вы! Что - и апартаменты…
- Вначале мы готовили их для алжирца… А он не приехал. Вот я… Когда вы позвонили… Я ведь не знала… Не учла… Вот и оставила все в холодильнике.
- Черт! - Последовал виртуозный русский мат.
"Нет,- подумал в сладостной тоске Владимир Александрович,- Это слуховая галлюцинация. Или сон на тему: "Тоска по родине".
- Черт! Ведь этот педик запойный. Ты тоже хорош! Мог бы заглянуть в холодильник.
- Не моя сфера,- сказал новый мужской голос, молодой и энергичный.
- И запои у него на дни, а то и неделю. Что будем делать?
"Да кто же там такой?" - без всякого проблеска догадки подумал господин Копыленко и заорал громовым голосом:
- Водки! Русской… вашу британскую мать! Русской водки!
За дверью стихло.
"Спугнул голоса",- с сожалением подумал Владимир Александрович и запел:
Ехал на ярмарку ухарь-купец,
Ухарь-купец, молодой удалец!…
Кажется, открылась дверь.
"Кто-то вошел",- подумал без всякого страха и любопытства господин Копыленко.
И тут же с ним что-то произошло: Владимир Александрович ухнул в черную тяжелую воду и поплыл в ней, задыхаясь, к яркой красной точке далеко впереди.
"Ну и хреновина!" - с удивлением думал он, старательно гребя руками. Вода была густая и ничем не пахла.
И наступило безликое ничто. Никого не было окрест. И красная точка куда-то запропастилась. Впрочем, не было и самого Владимира Александровича Копыленко: ничто есть ничто.
28 февраля 1982 года
Но ведь все кончается, не так ли? Кончилось и ничто.
Владимир Александрович вынырнул из него, обнаружив себя на кровати в "своей новой квартире", аккуратно накрытым одеялом. И сам он был каким-то аккуратным. В изгибе болела левая рука. Шторы на окне разведены в стороны, и через чистое стекло косо бьют солнечные лучи. Утро. "Надо же! - подумал он.- И у них в Лондоне в феврале солнце бывает". Господин Копыленко приподнял голову и покрутил ею. Похмельного состояния не было. Было какое-то другое состояние, не поддающееся определению,- вроде бы на себя смотришь со стороны: вот ты лежишь на кровати, на спине. Морда небритая. Но голова работает нормально - все, все, все помню. Чудеса какие-то! Ты одновременно ходишь по комнате и лежишь под одеялом. Владимир Александрович плюхнулся в кресло и с интересом наблюдал, как другой Владимир Александрович, небритый и нечесаный, выпростал из-под одеяла левую руку и, поморщившись от ноющей тупой боли, стал ее рассматривать.
"Сволочи! - На изгибе набухла вена, и в этой красной опухлости с лиловым отливом виднелась дырка от иглы шприца.- Сволочи! Какую-то дрянь впрыснули. Делают со мной что хотят. Ну, британцы! Я вам…"
Господин Копыленко, сидящий в кресле, закинул ногу на ногу, а тот, что лежал в кровати, подтянул одеяло к подбородку.
И наступило некое просветление: "Как бы ни повернулось дело… Может, меня уже сегодня не будет в живых… Да и жить не хочется. Да, да! Господа, товарищи и джентльмены! Опостылела мне эта паскудная жизнь… Стоп, стоп, Володя. Давай мыслить логично. Одно бесспорно: даже если ты еще потелепаешься годков несколько на этом свете, прежняя жизнь кончена, возврата не будет. Значит, что? Значит, паренек, самое время подвести итоги и принять решение. Поспеши, поспеши, Володя! Они могут прийти в любую ближайшую минуту". Господин Копыленко заволновался: тот, что лежал в кровати, судорожно повернулся на левый бок и прижал колени к животу, а другой господин Копыленко, сидящий в кресле, прошелся по комнате, косясь на своего двойника, который под одеялом сучил ногами, и вдруг, очнувшись у маленького столика, стоявшего возле окна, увидел на нем стопку чистых листов бумаги, несколько шариковых ручек и лист машинописного текста, начинавшегося так (отпечатано на русском языке): "Прошение" (большими буквами на середине строки). Далее, с абзаца: "Я, Копыленко Владимир Александрович, подданный Советского Союза, обращаясь к английскому правительству, прошу…"
- А большого-большого члена с розовым бантиком,- заорали оба Владимира Александровича в один голос,- вы не хотите вместо прошения? Да я…