За всё время, проведённое в храме ессеев, Иисус мог с закрытыми глазами определить голос каждого, а этот, прозвучавший ниоткуда… послушник даже не мог определить направления, откуда прозвучало жизненное благословение.
- Спасибо, Отец мой! Ты не оставляешь меня, - наконец произнёс он. - Но не моя воля, а Твоя. Сделай так, как должно мне.
Глава 9
Во глубине Сибирских руд таится тайна бытия? И если у них не существовало государственности, где они тогда жили? Человек, озабоченный собственным "я" шёл туда за знанием.
Эгоист, вечно озабоченный самим собой, с трудом скитается по жизненному пути; подобно скупцу, он беспрестанно одержим страхом; заключённый в пределах человеческого я, он становится неумолимым тюремщиком самого себя.
И. С. Тургенев
Беспокойная величественная река Сынташта, где-то далеко впадающая в Тобол, рассекала хоровод холмов, собравшихся вокруг долины, и спокойно несла свои воды в ту же долину, в центре которой, ограждённый с востока и запада каналами, стоял город. Чуть западнее города городов Аркаима протекала ещё одна речка, Большая Караганка, впадающая в Урал.
Дальше на восток, за Тоболом, впадающим в Иртыш, Сибирской тайгой дремучей, за непролазными распадками плескалось студёное море, в которое выносила свои неспокойные волны Обь. Но море было далеко, а здесь, в долине, между южно-уральскими кручами и зыбучими москитными топями красовался царственный город.
Всё же городом его назвать было трудно, поскольку он не походил ни на одно сборище домов, рассеянных по земле, даже на эскимосские яранги, сбившиеся в кучу прямо за городскими стенами. Хотя гости со всего света спешили попасть в Аркаим, что б научиться уму-разуму, то есть, на людей посмотреть, как водится, а заодно и себя показать с недурственной стороны, но никто в городах Индии, Малой Азии, Греции, Месопотамии, Этруссии не применял архитектуры, какая была здесь.
Это и не удивительно: у каждой страны своё развитие, своя дорога. Тем не менее, паломников со всех концов земли было много. Сюда люди стремились не в поисках золота или власти. В Аркаиме можно было получить знания о земной энергии, за счёт которой живёт и сама планета, да и вся Вселенная. Овладев таким тайным знанием, человеку не нужны будут ни деньги, ни поклонение народов.
Ещё за три тысячи лет до Рождества Христова среди развивающихся стран появилась мода посетить Аркаим, чтобы по возможности понять смысл своего существования. Ведь перед каждым когда-нибудь встаёт вопрос: зачем я в этом мире? кому нужен? что должен сделать? что могу сделать и могу ли?
Всё путешественники, приезжающие сюда не только на лошадях и верблюдах, но даже на слонах, удивлялись улицам, возносящимся спиралью гигантского аммонита к вершине кургана, на котором раскинулся город. В центре же, за высокими толстыми стенами была мощёная тесаным булыжником площадь, на которой высилась девятиступенчатая пирамида, украшенная на маковке деревянным крестом чёрного цвета.
От огромного кургана, ставшего фундаментом кольцевому городу, стены которого изнутри были бескрайними ободными коридорами, на все стороны света, словно спицы колеса, разбегались просёлочные дороги. Убегающий к Сынташте тракт имел перекинутый через неё деревянный мостик, и река не могла ничем навредить путникам.
Все дома в городе были похожи, как близнецы: крупные обожженные кирпичи синей глины, чередовались с вертикально вбитыми в грунт кедрачами. Но такое жильё устраивало удобством, а также обособленностью. Лишь с восточной стороны, самый первый к рассвету дом был каким-то необычным, выбивающимся из "волчьей стаи" остальных построек. Может быть, поэтому он и стоял отдельно от остальных построек с остроконечной крышей и круглыми толстыми стенами.
Нельзя сказать, что таких домов в городе больше не было, но этот красовался прямо у границы восточной городской черты, прокопанной в земле на краю околицы. Пограничная канавка всегда после вечерних сумерек горела ярким пламенем вплоть до рассвета, а клубы дыма разносили вокруг запах сгоревшей нефти. Уж такой здесь был закон: ограждать город с восточной стороны пламенем на всю ночь. Вполне возможно, что так городские власти отделяли себя от древнего племени китайцев, тоже потомков этих мест, но каждый раз возвращающихся сюда, просто чтобы доказать свою китайскую инородность. Неужели для этого обязательно нужна война?
Возле круглого дома на улице была построена необыкновенной формы печка, а рядом с ней примостился колодец. Эти постройки тоже заставляли удивляться, особенно впервые изволивших посетить таинственную столицу ариев, русов, этрусков, тех же персов и ещё множества других народностей, выходцев именно отсюда.
Круглый дом был жилой. Более того, перед печкой хозяйничала молодая девушка в накинутой на плечи лохматой яге, и возле колодца на брёвнышке сидел довольно крепкий юноша. Что ни говори, а оседлавший бревно парень был точно из приезжих. Во-первых, никто из местных парней не позволил бы себе с бабой разговоры разговаривать, когда та делом занята. Во-вторых, делать что ли мужику-то нечего? Уселся, вишь, перед бабой! Хочь и молода она, только уговаривать девку на майдане вечером положено, а не мешаться и не болтать бестолку.
Да и одет парень был не по-русски, не по-нашенски. Солидность ему придавал кожаный кафтан, из-под которого выпросталась длинная, много ниже колен, шитая из широких вощёных листьев какого-то неувядающего дерева мужская юбочка. А ноги, обутые в деревянные сандалии, прям крест накрест опутаны ремешками из верблюжьей кожи, которые крепились к тем же сандалиям. Это ж надо в таких обутках и в гиперборейскую столицу завалиться?!
- Ты так и не сказала, Нава, что это на тебе одето сегодня? - вскинул глаза юноша. - Я ни одной ещё здешней бабы не видывал в такой душегрейке!
- Ах, это? - девушка ласково провела рукой по меху, пришитому поверх надетой на неё шубы. - Это яга. Тоже мне скажешь, душегрейка! Неужто никого в ягах не видывал?
- Видывал, - признался тот. - Только в ягах здесь почему-то одни старухи ходят. А ты совсем даже не старая.
- Так-таки и не старая? - рассмеялась девушка. - У вас ни в Израиле, ни в Греции, ни в Египте таких не носят, потому что там жизнь совсем другая. У вас больше кочуют да скот пасут и только.
- Точно, - согласился парень. - Но здесь, я заметил, одни бабы ходят в ягах. Никто из мужиков, из стариков, да из мальчишек тоже не надевает такую шубу лохматую. Зачем это?
- Бабы говоришь? - нахмурилась Нава. - А в какой стране ты видел мужика возле печи? В какой стране мужики умеют металл из болотной ржи добывать, да руду переплавлять? Где ты мужика у печки видывал?
- Так ведь не обед же готовишь! Ты металл плавишь, всё одно как корову доишь! - попытался отшутиться парень. - Так, как вы это делаете, не умеют нигде. Уж поверь мне, ни одной бабы, как ваши, ни в одной земле не видывал. А перестранствовал я - дай Бог каждому, не смотри, что молодой. И как вы живёте, не живут нигде. Откуда здесь такое?
- Слушай, Толмай, - обернулась к нему Нава. - Ты только приехал, а сразу всё знать хочешь. Поживи, тебя никто не гонит. Даже у меня пожить можешь, в гостевой постелю. Ведь ты не один к нам приехал. Гости круглый год в город приезжают, живут здесь, и каждый в свою страну увозит то, что ему нужно. Нам не жалко делиться Божьими дарами, затем и родились на этом свете. Если поможешь ближнему, он тоже поможет тебе, неважно на том или этом свете. Ведь если мы пришли в этот мир, значит, должны помогать друг другу. Иначе, зачем приходить?
- Помогать? Кому это помогать? - ехидно усмехнулся Толмай. - Что ж тогда во все века люди войны устраивают? Или никак меж собой рабов да завоёванных царств не поделят? А ты предлагаешь помогать извергам делить отнятое и продавать в рабство обездоленных.
- Ты говори да не заговаривайся! - прикрикнула на парня девушка. - Наши люди создали здесь свой мир, нужный только нам одним, а торговля всякая по вашему Израилю, по Венеции проходит красной чертой. Дай срок, вы и души научитесь продавать, и Бога.
- Своего? Или вашего? - не сдавался юноша.
- Треглав всегда Един, только во всех странах его величают по-разному, - пояснила девушка. - У нас он тоже триедин: Вышень, Род и Сварог, а богиня любви - Лада, затмила всех ваших женщин своей красотой не внешности, а души.
- Даже Инанну? - поинтересовался Толмай.
- Кто такая Инанна?
- Ты, такая умная и не слышала про нашу Инанну? - искренне удивился юноша. - У нас даже песни в Лагаше про неё поют:
"Докучать, оскорблять, попирать,
осквернять - и чтить -
в твоей власти Инанна…"
- Ты баешь, мол, умная я? - улыбнулась Чернава. - Наши мужики бабам такие слова говорят, только когда хотят опростоволосить: "Молчи, дура!". Иль у вас не так?
- Не так! - выразительно отреагировал Толмай и даже рубанул ладонью воздух в своё подтверждение.
- Отрадно слышать, - улыбнулась девушка. - Так зачем же ты к нам-то пожаловал? Ведь который день всё молчком, да молчком. Негоже так.
- Я и раньше сказать хотел, - принялся оправдываться юноша. - Да недосуг как-то. Надысь ваши мужики пособить просили, а сегодня не к месту…
- У нас всё к месту, - перебила его девушка. - Поведай, коль к лицу, зачем пожаловал?
Толмай кашлянул сначала. Но, видя, что собеседница его даже отложила работу, надеясь выслушать исповедь гостя, решил не скрывать и не изворачиваться от ответа. Ведь Чернава - действительно умница, поэтому, вероятно, и одна. А то такую кралю навряд ли бы кто отпустил. Вдруг подскажет, как найти то, что давно Толмай ищет?
- В нашем царстве, - начал он. - В нашем царстве есть предание о герое Гильгамеше, который спустился когда-то в нижнее царство, чтобы спасти друга Энкида от жизни, дарованной ему богиней Эрешкигаль.
- От жизни?
- Да. От жизни в нижнем царстве, - подтвердил парень. - В том мире человека судит по делам его сама царица Эрешкигаль с помощью семи чёрных ангелов. Но человека оставляют там работать на царицу в царстве тьмы, а вывести его оттуда можно только с помощью Пуригавы.
- Я знаю, - кивнула Нава. - У нас она зовётся Мяун-травой. Надеюсь, у Гильгамеша всё получилось?
- Он обошёл всё царство, - продолжал парень. - Увидал там рощу с деревьями чудесной красоты и сразу же отвратной уродливости, потому что деревья эти были облеплены драгоценными камнями. А любой драгоценный камень будит в человеке не только любование красивой игрой радужных струй, но также блеск денег, власти и насилия.
Потом Гильгамеш попал на остров бессмертного Утнапишти, который, наконец-то, рассказал, как найти нужную траву. Только Энкиду не предстояло быть спасённым, потому что траву утащила кошка.
- Это на них похоже, - рассмеялась Чернава. - У нас даже дикие кошки с кисточками на ушах всё сделают для тебя ради такого угощения.
- И всё же я собрался в Нижнее царство не за этой заветной травой, - нахмурился юноша. - Никому не говорил. Тебе скажу. Царица Эрешкигаль держит в плену свою сестру Инанну, которую у вас Ладой зовут. К пленнице я хочу попасть, потому как хочу спросить: есть ли на свете то, чего все на свете ищут и чего никогда не приходит? А вход в Нижнее царство где-то в ваших краях должен быть.
При этих словах Чернава посмотрела на Толмая, прищурив глаза, задумчиво погладила его по голове и совсем не к месту спросила:
- А не боишься с Нижним царством познакомиться? Ведь живым оттуда мало кто возвратился? Мой дед, я думаю, тоже от этого пострадал.
- Дед? - вскинул глаза парень. - Он тоже мудрец Аркаима?
- Да, истину глаголешь, - кивнула девушка. - Про Заратустру слыхивал?
- Кто ж не слыхал про мудреца, - пожал плечами. - Да только он пропал где-то бесследно.
- Вовсе не бесследно, - обиделась Нава. - Он родился здесь, потом в Индию уехал. А когда в Тёмном царстве побывал, то вернулся только чтобы умереть почести. Вон, в моём доме и встретился с ангелом смерти.
- Прямо здесь? - открыл рот Толмай.
- Конечно здесь, - подтвердила девушка. - Каждый человек должен помирать там, где родился. Вот и ты пришёл в Нижнее царство наведаться, а поди испужаешься, дак не дома же.
- Волков бояться - в лес не ходить, - нахмурился юноша. - Я бы не обошёл полземли, кабы боялся. Ведь так?
- Так-то оно так, - кивнула девушка. - Дак обламываются мужики-то, кто любовь ищет. Настоящих мужиков ни в одной стране не сыщешь, а тех, что за показушной славой гоняются, богатырями и назвать-то грех.
Видя, что Толмай хочет что-то возразить на прямое, но заслуженное обвинение, девушка снова прикрикнула на собеседника, ибо разговоры иногда вовсе не совместимы с работой:
- Нишкни, Толмай, не мешай!
Пока Чернава говорила и выясняла с собеседником различные жизненные проблемы, пламя в горниле разгоралось само собой, да так, что печка скоро загудела от рвущегося на воздух огня. Вырвавшийся наружу сгусток пламени, насыщенного оранжевым колером с малиновым оттенком и жёлтыми прожилками по краям так стал похож на адский язык онгона, что юноша смотрел на происходящее от удивления раскрыв рот, потому как такое, в самом деле, увидеть где-либо ещё было бы в диковинку.
Девушка, засучив рукава на яге, стала загружать жёлоб увесистыми кусками ржавой руды, вытянутые из старого Игримского болота. Юноше надоело сидеть в стороне, глазея на её хлопотливость и оставленную для него роль важного иноземного гостя.
Толмай встал, отодвинул девушку лёгким, и упрямым движением руки в сторону, готовясь, сам приняться за работу. Но не тут-то было. Вроде бы парень делал всё так же: вычерпывал куски руды, загружал в лоток, отправлял в печку, подбрасывал угля, только всё у юноши получалось как-то не так. Чернава с улыбкой наблюдала за усердным парнем, и вскорости, немножко отдохнув, снова взяла дело в свои руки, пощадив нерадивого помощника.
- Возле печи, Толмай, всегда надо ягу одевать, - пояснила девушка. - А-то сыркья или менк задавит. Все бабы ягу у печи надевают. Даже летом. Сиди пока, отдыхай. И запомни на всякий случай: ничто так быстро не помогает погибели человека как работа. Этот закон для Нави, Прави и Яви нашей. Бездумная работа без удовольствия, без необходимости, без собственного выбора. Никогда не делай ничего просто так, чтобы только сделано было. Такая работа очень быстро превратит любого в обычного дурака, и не позволит думать ни о чём, кроме бездумного выполнения ради Жизни. Лучше живи, чтоб работать, а не работай, чтоб только жить.
Юноша подивился такому отворотному повороту, но возражать не стал. Он снова уселся на брёвнышко, не спуская глаз со своей новой знакомой, принявшей его запросто в этом чудном городе, куда он приехал в поисках истины. Ведь об Аркаиме давно знали в Египте, в Греции, в Месопотамии, в Индии, в Ассирии… пожалуй, нелегко будет отыскать место, где ещё не слыхали о Стране Десяти городов, или Семиречье, или же Троянском царстве.
- А скажи, Нава, - вопрос давно мучил Толмая, только он никак не решался спросить, немного стесняясь происшедшего с ним. - А скажи, вот я ехал сюда и когда въехал на мост через Сынташту, вдруг из воды вынырнуло волосатое бревно и поплыло против течения. Что это было?
- Да ты, поди, испужался, варнак, - засмеялась девушка. - Это, верно, аджина был. Он только из воды приходит. Я тебя как-нибудь сведу на болото, увидишь их, снова испужаешься, и уедешь к себе в Месопотамию шёлком торговать.
- Не уеду! - насупился Толмай. - Не к тебе ехал, не тебе прогонять! А реку Стикс всё одно отыщу. Говорят, там камень бел-горюч. Не поможешь - сам отыщу! На баб надёжи никакой, только на язык горазды. А языком ты делу не поможешь, как пить дать!
- Ух ты, какой обидчивый, - усмехнулась Чернава. - В тёмное царство и у нас ход есть, и у вас. Искал плохо. Говорят, каждый отмеченный Богом должен скрозь Нижнее царство прошагать. Покажу я тебе, всё покажу. Как дойти к Алатырь-камню, как перебраться через реку Смородину. Только ты, не поймав горлицу, а уже и кушаешь? Не спеши пока. У нас в Игримском болоте царь-Горыныч живёт. Вот наши бабы ягу-то и надевают, чтобы в болото не утащили. У нечисти повадки проказные, что поделаешь - нелюди.
- Зачем же вы им хозяйничать здесь позволяете? - проворчал юноша. - Не лучше ли гнать их метлой поганой!
- Ух ты, умный какой. От них только оберёг спасает, - она показала на крест, высившийся на маковке городской пирамиды. - Все наши гостеньки по такому оберёгу с собой увозят. Одни вавилонские только не увезли. Ох, чую, накажет их Господь за грехи такие.
- У нас Бога Эя зовут, - опустил глаза юноша.
- Да Бог-то один, как ни зови, я тебе уже говорила. Только придёт Он и к вам когда-то. Сам придёт.
- А откуда ты знаешь? - прищурился Толмай.
- Сорока на хвосте принесла, - улыбнулась девушка. - Поживи у нас, научишься с сороками байками делиться. Когда время придёт с царь-Горынычем свидеться, я скажу.
- А кто у вас царь? То есть, земной царь? - полюбопытствовал парень. - Я, который день здесь, а ни князей, ни жрецов не видывал. Храм есть, пирамида есть, а вот молитвенников - как ветром сдуло.
- Мы не с царём живём, с Господом, - серьёзно ответила Чернава. - Но это очень уж нелюдям не по нраву, вот и звереют. Гиперборейцы им, как кость в горле! А ведь ангелами были когда-то. Сами себе кусок выбрали, сами откусили, сами опростоволосились.
А у нас другая жизнь. У нас, кто стыдится непостыдного и не стыдится бесстыдного, тот вступает на путь погибели. Ежели ты с чистой душой да не пуганый, то царь-Горыныч не тронет. Даже помилует: сведёт тебя с Инанной вашей по-дружески. Дак ты тогда ворон не лови и трясогузкой не прикинься. Что даётся раз в жизни, то не отнимается, ежели поднимешь. Ведь не даёт Господь того, что не сможешь унести.
Она замолчала, продолжая подкладывать в жёлоб руду. Та медленно, нехотя скатывалась в сердцевину печи, где посреди огня был для неё чан, который уже довольно разгорячился, плавил руду и даже отплёвывал в сторону "несъедобные" куски.
- А как же печь у тебя без мехов работает, Нава? - поинтересовался Толмай.