В голове снова возник образ, обнажённого фараона, вычеканенный на бронзе. За всю свою, ещё не большую, но уже отмеченную приключениями жизнь, ему не приходилось видеть такое ни в одном из египетских храмов. Откровение в святилище Амона-Ра говорило о многом.
Тут же вспомнился ещё один божественный символ, выбранный им в трапезной, как жизненный ключ: колесо времени, где на самом верху заветного колеса развалился сфинкс, зажимающий в лапах меч. Слева к нему поднимался по спицам Германубис, а с другой стороны падал вниз головой Тифон.
Колесо замаячило на противоположной стенке грота, а из-за него, как в зале символов, заструились несколько разноцветных лучей. Откуда-то послышалась нежная музыка. Казалось, струны арфы слушаются касания ласковых женских рук. Эти руки были действительно женские, ибо только женщины владеют таким волшебным прикосновением. И такие поцелуи дарить в силе тоже только женщины. Юноша ещё не знал, что это, но интуитивно догадывался о восхитительной женской ласке, разлившейся по всему телу. Ласка… Ласка?!
Хозарсиф открыл глаза. Незаметно для себя он задремал, откушав всего-то пару спелых апельсин и выпив вина из небольшой глиняной кружки. Потом, так же незаметно рядом с ним на ложе появилась обнажённая женщина. Очнувшись, неофит с ужасом уставился на женское тело, ни разу в жизни им ещё не виданное в полном своём соблазне и желании. Первым порывом неофита было вскочить с проклятого ложа, но оказавшаяся рядом нубийка, удержала юношу горячими ласковыми руками.
- Прекрасный мой, погоди, куда ты? - горячо шептала женщина. - Ведь я - благодарность богини за все пережитые днём страдания. Неужели не нравлюсь? Неужели ты откажешься от благодарности богини за все страдания, перенесённые тобой?
Она изогнулась на ложе, взяла руку неофита в свои ладони, и пальцами его руки принялась водить по своему телу, лаская этим то ли его, то ли себя. Перецеловав на руке юноши каждый пальчик, она прижала его ладонь к груди, как бы уча гладить и ублажать женщину. Ведь именно так мужчина начинает испытывать ту самую страсть, против которой почти никто не в силах устоять.
Потом девушка опустила его руку ниже, к округлому животу, заставляя понять, что ничто человеческое не способно противостоять женскому восхитительному началу, ведь женщина, если она действительно женщина, всегда права и только человеку свойственно ошибаться.
- Прекрасный мой, бесподобный мой, я научу тебя забывать со мной все мирские страдания, я умею приносить радость, - страстно шептала она, стараясь всем телом прильнуть к лежавшему рядом мужчине.
Она снова прижала его ладонь к своему напряжённому телу чуть ниже живота, заставив почувствовать шёлковую шёрстку, но Хозарсиф, придя, наконец, в себя, с непритворным ужасом выдернул руку, вскочил с ложа, по пути опрокинув столик с кушаньями.
- Же-же-женщина! - начал он опять заикаться от волнения. - У-у-уйди, е-е-если тебе до-до-дорога жизнь!
Та, увидев, что довела мужчину любовным заигрыванием до откровенного бешенства, подхватила свою одежду с ложа и, жалобно пискнув, скрылась в одном из боковых коридоров. Хозарсиф, обхватив голову руками, снова повалился на лежанку, надсадно скуля, будто обиженный плохим обхождением хозяина маленький щенок.
Голос девушки ещё не успел затихнуть, как в грот с другой стороны вошли двумя рядами двенадцать неокоров, держащих факелы в вытянутых руках. В междурядье показалась фигура иерофанта всё в той же наброшенной сверху барсовой шкуре. Мембра подошёл прямо к Хозарсифу, поднял его с лежанки и поставил перед собой. Затем положил свою правую руку ему на правое плечо, а левую на левое.
- Ты остался победителем в первых несложных жизненных испытаниях, - пафосно произнёс жрец. - Ты должен всегда торжествовать над смертью; над воздухом, землёй, водой и огнём; должен уметь побеждать самого себя, чтобы не упасть в бездну материальных страданий. Запомни это.
Жрец повернулся, сделал знак рукой, и юноша опять последовал за ним.
Факельное шествие закончилось в святилище Исиды, огромная бронзовая фигура которой встретила их с приветственной улыбкой на устах, и Хозарсифу это показалось добрым предзнаменованием.
Причём, богиня держала на руках своего сына Горуса, а над диадемой, украшавшей голову, восхитительно играли семь разноцветных лучей, которые неофит уже запомнил, только не знал пока ещё, что они означают. Во всяком случае, именно сейчас стало ясным, что восхождение на первую ступень всё-таки окончено. Но окончено ли? И что ожидает в будущем?
Глава 4
Искренность детей приводит к правильному выбору жизненного пути. А кто знает, где правильный выбор?
Кто искренне жаждет иллюзий, тот с избытком получает желаемое.
Л. Вовенарг
Геминий шёл за патрицием, проклиная его постоянство. Дело в том, что маленький Понтий любил гулять по Везувию. Такие прогулки длились довольно-таки долго, только за хозяином следовать было необходимо. Геминий, давно уже получивший вольную, продолжал всё-таки оставаться с малышом. Мало ли куда ребёнка потянет?
Тем более хождение в горных районах по окаменевшим сгусткам лавы не обещало ничего хорошего. А мальчику нравились такие прогулки. Мать с младенчества наделила его страстью к путешествиям, и с этим приходилось соглашаться. За мальчиком с детства присматривали многочисленные рабы и няньки, но он редко обращал внимание на их заботы.
Изодранная в тамариске туника выглядела на нём не очень-то, но попрекать одеждой было вроде бы не с руки. Вдруг малыш схватил с земли попавшуюся по ноги палку и повернулся к слуге.
- Защищайся, смерд! - свирепо закричал мальчик.
- Что ты, Понтий? Что ты? - миролюбиво осадил его Геминий. - Понтию Аквиле не след бросаться ни на кого, даже на слугу. Переступив через это искушение, ты начнёшь взрослеть. А ведь именно этого ты хочешь, разве не так?
Мальчик ещё некоторое время нерешительно подержал в вытянутой руке палку, потом, всё-таки швырнув уже не нужное оружие в сторону, остался стоять лицом к лицу с выдуманным противником, вероятно, желая вставить шпильку в воспитательское лекторство слуги..
- Геминий, ты не успел ещё получить разрешение на свободу, а уже я слышу твои поучения, - брюзгливо напомнил мальчик. - Ты пока в своём уме, или мне подыскать другого слугу?
- Прости, хозяин, я хотел как лучше, - потупился слуга.
- Да ладно тебе, - малыш отвернулся и последовал своим заветным, известным только ему, путём по крутому каменистому склону Везувия.
Ближе к вершине каменистый склон ничем не был привлекателен на взгляд стороннего обывателя, но Понтий Пилат любил эти дикие места не из-за природной сглаженности, а из-за такой вот неразберихи, дикости и неповторимого природного безмолвия.
Ему с малых лет нравилось бродить по окаменевшей лаве, не обращая внимания на попадавшиеся под ноги увесистые камни, которые иногда даже приходилось обходить стороной. Много ниже по склону цвели розмарины, олеандры, мирты и горная дорога спускалась к Помпеям. Но там нигде нельзя было отыскать такой первозданной дикости и хаоса, какая являлась украшением вершины неприручённого вулкана.
А древние Помпеи не представляли собой ничего интересного. Этот город разлёгся у подножия великой горы, как манящая, ленивая, притягательная женщина. Но ребёнка мучило равнодушие к зелёным зарослям и заодно к городу. А вот здесь, возле самой вершины, мальчику становилось благодатно, и после таких прогулок он на долгое время утихал и даже не капризничал. Тем более, что никого из людей на вершине Везувия нельзя было встретить, никто не мог помешать уединённым прогулкам.
Слуга не спешил отстать от хозяина, только в походке его прыти явно не прибавилось. Взрослому ничуть не нравилось бить ноги о попадающиеся на пути камни и путешествовать за мальчонкой по горам, тем более что Везувий постоянно ворчал. Кто может сказать определённо: имеются ли во внутренностях горы какие-либо намеренья. А если сонное жерло вулкана выплюнет густой кусок раскалённой лавы, кто тогда сможет прибежать из города на помощь одиноким путешественникам?
Понтий Аквила обожал приезжать в Помпеи и часто обращался с этой просьбой к матери, хотя Геминий больше любил Рим и с удовольствием никуда не уезжал бы оттуда. Тем более что он с недавнего времени был полноправным гражданином Рима, то есть, настоящим римлянином.
Всё случилось по вине мальчика. Надо сказать, с детства Понтий Аквила всегда стремился к самостоятельности, иногда даже в ущерб своему благополучию, а слуга прилепился к нему по воле случая. Мальчик довольно рано и трезво оценил доброе к себе отношение, поэтому упросил мать подарить рабу вольную. Это жизненное приключение не оставило Геминия неблагодарным, и, будучи уже вольным римлянином, он остался верным слугой при мальчике. А как же иначе?
Мать Понтия, Эмилия Тальпа, не оставляла слугу вниманием ни на секунду. Он тоже ей нравился, как и её сыну. Хотя в некотором отношении даже больше, чем нравился. А отец? Родитель малыша, Публий Понтий Аквила действительно был настоящим отцом ребёнка, но в их семье не выглядел никем. Вернее выглядел нескладным, всегда неуместным и надоедающим даже ребёнку. Вероятно, Публий Аквила привык всегда получать пинки от окружающих за путанье под ногами, и он в какой-то момент безропотно с этим смирился. Случается в жизни и такое.
Геминий, заменяя отца, старался научить и привить мальчику настоящее мужское воспитание, а Понтию это нравилось. Тем более что ребёнок с малолетства приучался и приучился к оружейному и кулачному бою. Мальчик виртуозно овладел мечом, к тому же пользовался своим умением одинаково обеими руками.
Единственно кто его в этом опережал - друг детства Кассий Херея… Этот мальчик был не только другом детства, а постоянным конкурентом. Кассий тоже относился к патрицианскому, но слишком бедному роду. И всё же он старался перещеголять друга хотя бы в гимнастических упражнениях. Именно на это Херея делал ставку и верил в удачу.
Но Понтий Аквила никогда не мнил для себя другой карьеры, кроме военной. И Геминий постоянно приучал будущего воина к схватке, заставляя мальчика нередко мечи держать сразу в обеих руках. Слуга с давних лет прекрасно владел оружием и кулачным боем. Но судьба распорядилась, - так уж случается, - стал римским рабом. И хотя он до недавнего времени фактически был рабом, но рядом с Понтием Пилатом таковым себя никогда не чувствовал.
Случается так с той же судьбой, которой вдруг надоедает плеваться ядом и она уже старается вовсю и перед всеми смертными показать, что она не только недобра, скучна и выглядит заплесневелым сухарём, но способна на другие съедобные судьбоносные вольности. Так однажды и случилось: Геминий по просьбе Аквилы получил вольную. Тем более что матери вдруг очень понравилось предложение сына.
Она всегда, будучи настоящим полководцем семьи, принимала быстрые решения, и, являясь к тому же женщиной слишком римского поведения, привадила бывшего раба к себе. То ли ей надоедливо было общаться с сыном, то ли что-то другое. Но вследствие этого материнского хотения Понтий Аквила получил нового отца, то есть воспитателя.
Признаться, мамашка не давала им спуску и постоянно шокировала своими недомоганьями. Вот и сегодня, притворяясь очень больной, она с утра позвала в свою комнату малыша и чуть ли не целый час выспрашивала, - любит ли он её. А, если любит, то насколько сильно? И во имя любви сможет ли дитятко подарить возлюбленной мамочке сыновний поцелуй? После того, как мальчику удалось отделаться от неврастенической мамочки, она оседлала Геминия. Хотя приезд её мужа был не за горами, тому пришлось несколько часов провести на дамской половине. Тем не менее, мужчинам вскорости удалось благополучно удрать из дому, их ждал Везувий.
Камни не жаловали путников прохождением, а выбирать, кстати, пока не приходилось. И всё-таки слуге во время вспомнилась важная причина, из-за которой можно было почти беспредметно покинуть путешествия по неизвестным ещё прогулочным тропам. К тому же, Понтию Пилату не следует забывать о своих обязанностях, а заодно отложить на другой раз долгие вулканические похождения.
- Хозяин, - так Геминий привык обращаться к мальчику. - Хозяин, ты совершенно забыл, что нам сегодня обязательно надо посетить Клавдию Прокулу. Мужское слово значит многое.
Мальчик остановился, обдумывая услышанное предупреждение. Надо сказать, что в Помпеи он возвращался не только по разрешениям желанных родителей, просто среди местных девиц ему вдруг удалось познакомиться с Клавдией Прокулой, и после этого малец, не смотря на возраст, потерял голову. Воспоминания о первой Даме Сердца никогда не оставляли мальчика даже в столичном далеке, и приносили с собой на берега Тибра запах дикого пахучего миндаля, растущего по склонам Везувия. Любовь, в каком бы возрасте она не пожаловала, всегда питается горечью. Не обязательно миндаля, но горечью. Иного запаха у первой любви никогда не бывает.
- Что ты хочешь сказать? - поднял глаза Понтий Аквила.
Вопрос мальчика был слишком прямолинеен, Геминий даже не сообразил что ответить, хотя отвечать надо было. И лучше напомнить хозяину о той, может быть, уже забытой девочке, чем допустить не выполнение обещания.
- Я полагаю, все твои заботы довольно разрешимы, - осторожно начал Геминий. - Не стоит им уделять мало внимания. Хотя также не стоит забывать своих обещаний. Я прав?
- Возможно, - кивнул Понтий Пилат.
Потом постоял немного в нерешительном раздумье, будто оказавшись перед неразрешимой дилеммой, и в упор взглянул на спутника:
- Мне очень кажется, Геминий, что в имение Клавдии ты зовёшь меня только из-за своих личных интересов.
- То есть как? - изобразил слуга искреннее удивление. - Какой интерес может вызвать у меня предмет твоей любви? Скорее, я забочусь о том, чтобы патриций никогда не забывал своих обещаний.
- Не только я, - ядовито хмыкнул мальчик. - Даже мои безобразные родители заметили твоё космическое внимание к Дориде - служанке Клавдии. В особенности моя мать. Ведь так? Кому же из нас необходимо посещение таких гостей? Или ты совершенно забыл о странном внимании, которое оказывает тебе прекрасная хозяйка нашего дома, моя мать?
Геминий, обличённый как мелкий воришка на месте преступления стоял, не зная, что и сказать. На воре, говорят, шапка горит, а у него что? Слуга машинально потрогал свою причёску - не загорелось ли? - чем вызвал улыбку Понтия Пилата.
- Прости, хозяин, - виновато и на сей раз, действительно искренне стал отпираться слуга. - Прости я не достоин оказывать никому космического внимания и обращать внимание Космоса на себя, поскольку это достояние богов или полубогов, но никак не обычного воина.
- Что ты знаешь о Космосе? - в глазах мальчика загорелись огоньки любопытства. - Много раз я слышал уже, что наша жизнь и умение жить приходят оттуда. Это правда? Что действительно известно тебе?
- Не много, - мотнул головой Геминий. - Я с детства познавал науку о Вселенной, поскольку мои родители были пифагорейцами, это единственная, хотя и неугасимая память о них. И ещё я усвоил важную вещь, что Космос представляет собой извечную борьбу богов за власть внутри себя. А весь окружающий мир - нескончаемое соперничанье характеров. Но та же борьба проходит и в сознании человека. Значит, чтобы понять этот мир, чтобы научится разбираться в людях, не достаточно овладеть мастерством боя. Гораздо значительнее будет, если, ещё не сражаясь, будешь определять силу противника и умение побеждать. Тогда никакой бой будет не страшен.
- А скажи, любезный, только не лги. Чем тебя обольстила служанка? - мальчик постарался свести разговор на более понятную для него тему. - И успокойся, матери я ничего не расскажу. Никогда нельзя доверять и доверяться женщине. Если будешь разбираться не только в мужском разуме, то любая битва тебе покажется пустяком. Помни это. Но тебя, видимо, чем-то прельстила обаятельная Дорида? Мне важно узнать, какие способы применяют женщины, чтобы пленить мужчину?
Бывшему рабу, прямо скажем, нечего было ответить на прямой вопрос, а, тем более, на вполне мудрые и совсем не детские наставления мальчика, которые тот преподнёс в пику о советах познавания внутренней Вселенной. Геминий постарался все набегающие беспощадными волнами жизненные проблемы оставить без внимания. Хотя бы на время. Но всё-таки не оставил вопрос, заданный мальчиком, без ответа.
- Видишь ли, хозяин, - осторожно начал слуга. - Ты довольно наблюдательный, чего воистину не хватает многим другим, но толком понять жизнь нельзя, даже наблюдая её со стороны. Чем тебе не понравилась Дорида? Или женщина в твоём понимании - вещь применимая и значимая только ради твоей собственной амбиции, ради её беспрекословного послушания, ради опять твоих же зачастую глупых прихотей? А ведь только женщины могут понять на земле, что такое любовь, тем более любовь Свыше.
- Надо же! Но откуда Свыше? - усмехнулся Понтий Аквила. - Свыше Божьего разума ничего нет, и не было. А именно Божий разум дарован человеку от рождения. Никто из людей не достоин себя называть Сыном Божьим, если он сам в этом не уверен и не верует в свой разум, данный ему Отцом Небесным. И теперь, скажи мне, что же такое Свыше?
Вопрос остался без ответа, потому что землю потрясло содрогание вулканических внутренностей, и обоих мужчин природа бросила на землю. Вулкан готовился ожить, и напоминал о себе. Этого и боялся Геминий, когда приходилось сопровождать Понтия Пилата в прогулках по Везувию.
- Хозяин, не пора ли уходить? - голос слуги явно дрожал и не похож был на уверенные догмы, высказываемые только что уверенным в себе человеком. - Не гневи богов, хозяин, а то нам никогда не простят таких прогулок. Человек, даже если он и Сын Божий, должен, просто обязан не гневить создавшего его и давшего ему увидеть свет.
- Думаешь, нам необходимо непременно уйти? - весело рассмеялся мальчик. - Ну, что ж, пойдём, если не шутишь. А все-таки, неужели для тебя женщины нелишни?
Ответом послужил очередной подземный толчок, поэтому нашим путешественникам пришлось поневоле повернуть назад и более поспешно, чем хотелось бы. Но по дороге слуга, не утерпев, высказал застрявшее в глотке, не дававшее покоя соображение:
- Без женщин боги ничего бы не значили!
- Так уж? - опять рассмеялся Понтий.
Казалось, подземные толчки Везувия не оказывают на него никакого давления и привлекают разве что, как постороннее, неизведанное, нездешнее. Пусть что-то должно случиться, но только не здесь, не рядом. А если вдруг из-под земли выплеснет где-нибудь фонтан неприхотливой лавы, то всё равно не здесь. И бояться, вообще-то нечего, но переполошившегося слугу до конца расстраивать не стоит.
Тот особо не паниковал, но считал нужным и необходимым убраться от жерла вулкана как можно дальше.