Среди спутников Хрута Волх узнал своего недавнего обидчика. Рыжий парень тоже увидел Волха. От только сейчас понял, на кого нарвался, но глаз не опустил и посмотрел на княжича с вызовом. Волх был рад. Пусть Хрут хоть трижды гость отца, к рыжему это не относится. Он явно здесь сбоку припеку. Сегодня же, после пира…
- Долгих тебе лет, князь! - проревел Хрут. - Спасибо, что не побрезговал нашими дарами. А за то, что ты добр к моему брату, я привез тебе особый подарок. Бельд!
Рыжий встрепенулся, как пес, услышавший свою кличку. Он передал Хруту какой-то сверток, который дан торжественно возложил к ногам князя. Словен развернул подношение, и гости ахнули: это оказалась шкура диковинного зверя. Густой белый мех расчерчивали ярко-коричневые полосы. Словен восхищенно погладил шкуру, потом показал Шелони. Та провела по нему ладонью и вежливо улыбнулась Хруту.
- Очень красиво! Что это за зверь?
- Белый тигр, княгиня! - довольно оскалился дан. - Зверь лютый и редкий даже в той далекой стране, откуда мне привезли эту шкуру. А это мой раб, Бельд, - кивнул он в сторону рыжего. - Сын кёрла из Сассекса. Мои люди сожгли его деревню. Он гонористый, как лис, но служит мне исправно. Я много его бил.
Хрут простер огромную волосатую лапищу. Бельд привычно наклонился, хозяин потрепал его по голове, как пса, и оттолкнул. Бельд снова встретился взглядом с Волхом. Ну что, ты рад моему унижению? - спрашивали его глаза.
Нет, Волх был не рад. Он был ошарашен и разочарован. И как он сразу не заметил рабского ошейника на рыжем? Поединок отменялся. Он не мог драться с рабом. За обиду, причиненную ему Бельдом, он мог требовать удовлетворения от Хрута. Но Волх никакого желания не имел драться с даном, от которого воняло, как от медведя. Он должен драться с этим рыжим - и точка!
Князь Словен беседовал еще какое-то время с Хрутом - о ценах на заморские товары, о планах на будущий год, а потом объявил начало долгожданного пира. Гости радостно загудели, набрасываясь на еду и питье. Челядь сбивалась с ног, разнося меды.
Волх ничего не пил. Он ненавидел пиры, ненавидел сальные, красные рожи, пьяный гогот, женские визги. Ненавидел хвастливых существ, в которых превращались дружинники его отца - обычно такие скупые на жест и слово. Его друзья вели себя не лучше: корчили из себя великих воинов, даже когда еле стояли на ногах. А сегодня ему было особенно тошно. Он вообще никого не хотел видеть.
А чего бы он хотел? Выйти на берег реки. Чтобы городские огни - за спиной. Впереди - темная бездна, пахнущая водой и лесом. Тьма подхватывает его, возносит к беззвездному небу… Он захлебывается одиночеством и тоской. И вдруг на берег выходит она. Ей тоже захотелось прогуляться. И никаких разговоров. Она просто пройдет мимо. Один великий миг, который сделает их ближе… А потом ей вдогонку побегут заполошные подружки и рабыни. Дуры.
С трудом выждав час для приличия, Волх попытался улизнуть. Но на плечо опустилась тяжелая рука Словена.
- Куда? А ну сядь, посиди с отцом. Видал, Хрут, какой сын у меня вырос!
Хрут икнул, кивнул и опорожнил свой кубок.
- Мёду! - проревел он.
Хавр сделал слугам едва заметный жест, чтобы налили добавки шурину и князю. Сам русский воевода был вызывающе трезв.
Глядя в поплывшее лицо отца, Волх испытал неописуемый стыд. Он повел плечом, скидывая отцовскую руку, но встать с места не посмел. И тут он снова поймал на себе взгляд рыжего Бельда. Раб сидел на полу, за спиной у Хрута, и грыз брошенную ему гусиную ногу. И при этом смотрел на княжича с любопытством, пониманием и сочувствием. Волха передернуло. Нет, он теперь не сможет заснуть, пока не увидит крови этого рыжего!
- Отец, я хочу этого раба! - капризно заявил Волх. Словен недоуменно нахмурил брови.
- Сынок… Так ведь это раб нашего гостя!
- А ты его купи. Подари мне этого раба, отец!
Словен пожал плечами и предложил Хруту обычную цену молодого раба. Потом увеличил ее вдвое. Но дан упрямо мотал головой и твердил:
- Нет, князь. И не думай, что я торгуюсь. Этот парень - отличный боец, а еще он смышленый и забавный. Я не намерен его продавать.
Словен был смущен. Он не привык отказывать сыну, тем более что и просьба-то была пустяковая. Но ссориться с гостем он вовсе не хотел.
- Видишь, - развел он руками. - Придется тебе выбрать другой подарок…
- Может быть, уважаемый Хрут согласится на эту цену? - звонким голосом перебила его Ильмерь. Все ахнули: она сняла с пальца сапфировый перстень и протянула его купцу. Свет факелов алой искрой вспыхнул в сердце синего камня.
Шелонь опустила глаза и поджала губы. Словен покраснел от гнева. Его подарок!! Но при гостях он не мог устраивать семейных сцен и лишь сказал сквозь зубы:
- Да уж, поистине высокая цена.
Ильмерь была очень довольна собой. Ей хотелось досадить мужу в отместку за вечное небрежение, которое Словен выказывал ей на людях. Вот и сегодня он дал погладить тигровую шкуру Шелони, пока Ильмерь стояла за ее креслом, как рабыня! И ей хотелось бросить эту подачку Волху, который так мерзко с ней поступил.
- Разве я не могу сделать подарок своему дорогому… сыну? - улыбнулась она. - Соглашайся, Хрут. Это колечко стоит в пять раз дороже твоего раба.
Оторопевший Хрут не сводил с кольца глаз. Потом махнул рукой.
- Э-эх! Хитрый вы народ, словене! Все равно своего добьетесь. Ладно. Не могу отказать хозяйке. Он теперь твой, княжич!
Бельд торопливо вытер руки о штаны и исподлобья уставился на нового хозяина. Волх тоже был озадачен поступком Ильмери и ел ее глазами так откровенно, что Шелонь с досадой покачала головой.
- Эй, мёду! - крикнул Словен. - Давай, Волх, выпей с Хрутом. Надо обмыть сделку.
Волху сунули в руки посудину. Он, как положено, сказал здравницу данскому купцу и сделал глоток.
- Нет-нет! Мужчины так не пьют! - послышалось со всех сторон, и кажется его приятель Клянча орал громче всех.
- Пей, сынок. Не обижай гостя, - пробасил отец.
- Не заставляй его, Словен. Он же еще ребенок, - сказала Ильмерь. Глаза у нее были веселые и злые.
Руки Волха немного дрогнули, так что медовуха пролилась на грудь. Не глядя ни на кого, он медленно выпил чашу до дна. Вокруг одобрительно загудели. Волх почувствовал, как внутри разгорелся приятный жар. Все сложное вдруг показалось простым. Хрут - молодец, не пожадничал, отдал рыжего… А Ильмерь, какая она…
- Ты понимаешь, какая она… - твердил он уже вслух, привалившись на плечо Клянче. И когда только он успел пересесть к своей дружине? - Это же три раба… Три - понимаешь?.. и туркменский конь. Кстати, кто они такие - туркмены?
- Туркмены живут в Туркмении, - сообщил Клянча и поник буйной головой. Волх оглядел палаты. Странно: голоса то оглушительно громкие, то проваливаются куда-то, так что слов не разберешь. И все плывет… все в тумане… И последний глоток тошнотворно плещется у самого горла… Падая, Волх почувствовал, как чьи-то руки ловко подхватили его и потащили прочь.
Когда Словен полез обниматься с дружинниками и гостями, Ильмерь незаметно вышла из палат. Она задыхалась. В такие моменты она начинала тосковать по степным просторам своего детства и ненавидела город. Там, где слишком много людей живут так близко друг от друга, непременно начинается свинство.
Из открытого окна ей в лицо дохнуло холодом. Как хорошо! Мужчины теперь не разойдутся до утра - или пока не выхлебают всю медовуху. Можно идти спать.
Ильмерь уже шла к себе, когда ее окликнули:
- Чего ты добиваешься, княгиня?
Старшая жена Словена с взволнованным лицом стояла у окна.
За все время замужества Ильмери Шелонь едва ли перемолвилась с ней двумя словами. И уж ни разу этого не случилось наедине. Она что, сегодня перепила и решила выяснить отношения?!
- Не понимаю тебя, княгиня, - холодно отозвалась Ильмерь.
- Зачем ты дразнишь моего сына? И не притворяйся дурочкой. Я видела… - Шелонь страдальчески сморщилась, - Мне противно об этом говорить. Запомни: я не держу на тебя зла. Словен сам вправе решать, какую женщину любить. Но если ты будешь морочить голову моему сыну… Клянусь великой Мокошью, я сживу тебя со свету!
Ильмерь покосилась на шерстяной передник Шелони. На нем в окружении двух лосих была вышита Мокошь, страшная и могущественная богиня, хозяйка Жизни и Смерти, повелительница леса, покровительница колдовства. Если правду говорят про Шелонь, что она колдунья… Ильмерь, как за соломинку, схватилась за серебряный оберег под рубахой. Но обида от несправедливых обвинений была гораздо сильнее страха.
- Так это я кому-то морочу голову? - маленькая Ильмерь решительно вздернула подбородок. - А вовсе не он преследует меня и доводит до слез? Что ты видела княгиня? Как твой сын оскорбил меня, насильно поцеловав?
- Думай, что говоришь, - Шелонь досадливо покачала головой. - Волх тебя преследует? Он еще ребенок, а ты - взрослая женщина. Ты играешь с ним от скуки, ты проверяешь силу своих чар… Быть может, это все по глупости, не со зла, но я повторяю: это опасные игры, княгиня.
- Ребенок! - горько воскликнула Ильмерь. Она поняла, что оправдываться бесполезно. Для матери даже сорокалетний бородатый детина остается ребенком. Она сказала примирительно:
- И все же я буду тебе благодарна, княгиня, если ты убедишь своего сына держаться от меня подальше. Можешь мне не верить, но его внимание мне неприятно. Я могла бы пожаловаться Словену, но не хочу его беспокоить. А ты… расскажешь князю?
- Разумеется, нет, - холодно сказала Шелонь. Потом повернулась и пошла обратно в палаты.
А Волху в это время снился странный сон. Как будто бы он попал на большое лесное болото. В таких местах растет много грибов-подберезовиков - бледных, чахоточных, тонконогих, по самую шляпку утонувших в мягком мхе. Пасмурно. Безветренно. И вроде бы тепло, но стынут руки. Очень тихо: птицы не щебечут, комары не жужжат.
И будто бы выходит ему навстречу человек в красной рубахе. Высокий, ладный. Волосы длинные, как у женщины, неопределенного цвета, как у самого Волха, да еще с проседью. Лицо выбритое, но уже чуть-чуть пробивается щетина. Нос с горбинкой, губы полные, глаза слегка на выкате. Человек видит Волха, улыбается и широко раскидывает руки.
- Ну, здравствуй, сын!
И во сне Волх совсем этому не удивляется. Он только дичится и не идет в объятия.
- Значит это правда, что люди говорят? - спрашивает он, морщась от сердечной боли. Человек притворяется, что не понял вопроса.
- А что такого люди говорят?
- Про мою мать и тебя…
- Если про твою мать - то она верная жена. А если про тебя… - человек улыбается, и в уголках глаз залегают лукавые морщинки. - То ты и вправду мой сын.
- А как?
- А вот так. Потом поймешь. А сейчас ступай на опушку. Там увидимся еще раз…
- Эй, хозяин! Ты живой? - кто-то резко похлопал Волха по щекам. - Хорошо, я знаю как тебе помочь.
Сон слетел, осталась только муть в голове. Не в силах шевельнуть разбитым телом, Волх лежал, раскинув руки, на холодной и влажной земле. Над его головой безнадежно темнело небо. Блеснет из-за тучи одинокая звездочка - и снова мгла. Реки было не видно, но она угадывалась по плеску, по запаху. За рекой вставал лес, полный неведомой жути. Мир, в котором человеку нет места… Который сопротивляется вторжению, топит в гнусных болотах, травит зверями, сбивает с дороги… Но запах дыма - знак близкого жилья - ограждал и успокаивал, как курения в святых местах отгоняли злых духов.
Что ждало его на опушке?..
Холодная вода пролилась на лицо, попала за шиворот, обожгла плечи и грудь… Волх заорал и вскочил. Перед ним на корточках сидел Бельд. Пустая посудина валялась рядом.
Волх долго хлопал глазами, пытаясь вспомнить недавние события. Бельд - раб Хрута… Он хотел его купить. Зачем? Ах, да. Чтобы драться с ним и убить. Хрут уперся, но Ильмерь отдала перстень… Теперь этот парень - его собственность.
- Подойди ближе, - хрипло велел он Бельду. Непослушными руками он ухватился за железный ошейник. Тот, к счастью, был не запаян, а лишь закреплен болтом. Повозившись немного, Волх вытолкнул болт, сорвал ошейник и отбросил его в траву.
- Все, отныне ты свободный человек, - объявил Волх. - А теперь…
Но договорить вызов на поединок он не успел. Сначала на лице рыжего парня появилась неверящая, безумная улыбка, потом он как подкошенный упал на колени. Он не мог ничего говорить, потому что боролся со слезами. И у Волха самого вдруг почему-то защипало в носу.
- Хорошо, теперь я должен тебе больше, чем жизнь, - хрипло вымолвил Бельд. - Стоит тебе напомнить…
- О таких вещах не напоминают, - смущенно буркнул Волх. - Ты сыт? Пошли, очень спать охота. Поживешь пока у меня, а потом что-нибудь придумаем. В дружину тебя возьму… если захочешь. Надеюсь, наши там уже перестали куролесить.
Пир действительно закончился. Кто смог - ушел спать, кто не смог - уснул прямо на лавках или под столом. Словен, тяжелым взглядом оглядывая опустевшие сумрачные палаты, пролил мед мимо кубка на стол. Хавр смотрел на пьяного холодно и презрительно. Он попробовал еще раз начать разговор:
- Да ты понял ли, что я говорю, князь! Волх целовал твою жену.
- И что с того? - с трудом выговорил Словен. - Она его мать.
Хавр досадливо дернулся. Тупое животное, он ничего не понимает…
- Не Шелонь, - терпеливо пояснил он. - Ильмерь. Волх целовал Ильмерь. Я сам видел.
Словен вздрогнул и поставил кувшин на стол. В глазах у него словно бы прояснилось.
- Сам?.. Мой сын?..
- Он тебе не сын.
- Ты что придумываешь?
Словен угрожающе сдвинул брови. Хавр знал, что он ступил на опасную почву. Но княжеского гнева он не боялся.
- Это не я придумал, это люди говорят… А дыма без огня, как известно, не бывает. Если он и впрямь сын Велеса… Он украдет у тебя жену, как скотий бог украл у великого Перуна прекрасную Мокошь… Ты так это и оставишь? Накажи его! Вспомни, как Перун пронзил Велеса, ползучего гада, копьем!
- Копьем? - задумчиво спросил Словен.
- Копьем, - подтвердил Хавр. Ну что, наконец зацепило?
И тут могучий удар в грудь снес его со скамьи. Словен, шатаясь, нагнулся над ним. От него разило, как из бочки, и лицо было страшным.
- Ты что, сволочь, - проревел князь, - ты что, меня подбиваешь собственного сына убить? Пошел вон! Никогда этого не будет! Никогда!
Хавр понял, что перестарался. Он быстро пошел на попятную. Сменил тему, подлил Словену еще медовухи, чтобы завтра ни слова не вспомнил из этого разговора. Видно, эта ведьма Шелонь приколдовала князя к себе, раз он так дорожит ее ублюдком… Ничего, твердил про себя рус, помогая князю встать и провожая его в спальню. Как словене говорят? Вода камень точит.
Первый снег… Словно стаи белых птиц рассыпали перья… Отяжелевшее небо наконец разродилось. Земля черными жадными губами впитывала его молоко. Это была еще не настоящая зима - с метелями, скрипучими тропинками и пушистыми сугробами. Снег исчезал, как призрак, едва касаясь травы.
Сайми подняла лицо к небу, и холодные льдинки растаяли на ее щеках. Никем не замеченная, с обрыва она смотрела, как рубится на мечах молодая дружина Волха. Все больше и больше азартных, сильных парней принимали участие в этих ежедневных играх. Но Сайми видела одного… Всегда - одного.
Она любовалась каждым его движением, поворотом головы, взмахом мягких волос, с которых разлетались снежинки. Это было ее маленькое счастье…
Раньше душа Сайми была по-детски цельной. Теперь она раздвоилась. Стало как бы две Сайми, и они спорили между собой.
Одна половинка была очень разумной. Она понимала: сын словенского князя никогда к ней не посватается. Он ее не замечает, он даже не помнит о ее существовании. А Вейко заждался ответа. Скажи Сайми "да" - и свадьбу можно сыграть этой зимой.
А если она откажет Вейко из-за нелепых фантазий, то навсегда останется служанкой в доме старшего брата. Золовка будет помыкать ею и заставлять нянчить своих детей, а молодость проходит так быстро… И как же горько будет умирать, оглядываясь на бестолковую, бесполезную жизнь…
В ответ на это вторая половинка Сайми поджимала губы и гордо вскидывала голову. В последнее время она чувствовала себя владелицей редчайшей драгоценности. В ее душе, знавшей до сих пор лишь детские радости и печали, зажегся дивный свет. В его сиянии меркли и становились мелкими разумные доводы. Этим сокровищем нельзя поступиться ни за какие посулы и ни перед какими угрозами. Вейко, родня, сундук с приданым - все это принадлежало одному миру. А ее любовь - другому, высшему и важнейшему.
Эта часть Сайми жаждала подвига. Простить ему любое преступление, пойти за ним в самый трудный путь, прождать его всю жизнь…
Волх бился сейчас со своим новым другом - нескладным, рыжим иноземцем. Он был на голову выше княжича, но тот теснил его, атакуя. Его мечом словно владел неутомимый и верткий дух. Он будет страшен в настоящем бою, - с ужасом думала Сайми. Она ничего не знала о Волхе. Она ни разу не говорила с ним, и ей не с кем было говорить о нем. Но сердце подсказывало, что он тоскует. И это со своей тоской он так яростно рубится каждый день на мечах.
- Шевелись! Шевели копытами, саксонская рожа! - прикрикнул Клянча. Бельд ухмыльнулся, занося двумя руками меч. И снова Волх каким-то немыслимым финтом ушел из-под удара, а дружина одобрительно загоготала.
- Пора кончать, - зевая, заявил княжич. - Меня отцов грек заждался.
Резкий выпад - и острие меча задрожало у сердца Бельда. Тот развел руками, бросая оружие.
В боевую позицию встала следующая пара - Клянча и Алахарь. Бельд и Волх, тяжело дыша, отошли в сторону и уселись на перевернутую рыбачью лодку. Бельд набросил на спину меховой плащ и протянул такой же Волху:
- Одень, а то простудишься.
- Что ты как нянька! - тут же взвился княжич. - Ты больше не раб, неужели трудно привыкнуть? И ничего меня опекать!
- Хорошо, - пожал плечами сакс. - Ветер потную спину живо застудит, будешь кашлять кровью и умрешь. Но это дело твое.
- Мне жарко, - огрызнулся Волх. Но в плащ все-таки закутался. Снег тут же густо усыпал его плечи и волосы. Он смотрел на сражающихся. Могучий Алахарь крепко держал оборону, а Клянча крался вокруг него, как рысь перед прыжком. Хорошая у меня дружина, - с гордостью подумал Волх. В ней самому старшему семнадцать, а младшему - двенадцать лет, но мечом все владеют не хуже, чем в отцовой дружине.
- Что отец, не велел тебе распустить дружину? - спросил Бельд. Волх вздрогнул: сакс словно прочел его мысли.
- С какой это стати? - пожал он плечами. - Я старший сын и рано или поздно стану князем. Почему у меня не должно быть дружины?
- Хорошо, ты так ему и сказал?
- А откуда ты знаешь, что он со мной об этом разговаривал?
Бельд улыбнулся краем рта.
- Догадался.
- Почему?
- Потому что отцу на тебя наговаривают.
- Кто?
Бельд не ответил. Волх и сам знал ответ. Хавр. Этот сукин сын следит за каждым его шагом. Он с радостью принес бы его на заклание его же кровожадному Перуну. А отец стареет, глупеет и потому слушает наветы.