* * *
Вообще Одесское Черноморское пароходство в тот момент было большим предприятием. Каждый четвертый житель города был связан с морем. Это не только пассажирский флот, но и большой грузовой порт, через который в СССР везли продукты со всех континентов. Везли также тростник для сахарных заводов Украины, который шел сплошным потоком с дружественной Кубы. Привозили экзотические фрукты из теплых стран прямиком в Москву. Много народу работало на обслуживании порта, в ремонтных цехах, на очистке танкеров. А вот моряки дальнего плавания для всех были элитой. Чтобы стать моряком дальнего плавания на "пассажире", недостаточно было иметь соответствующее образование и стаж плаванья на внутренних линиях. Нужно было пройти собеседование в "органах", быть членом партии и не иметь в семье евреев и судимостей.
В городе Одессе при любой власти, всегда, имелась в продаже свежая рыба. А в начале семидесятых вдруг объявился друг города, господин Арманд Хаммер. Он родился в Нью-Йорке в 1898 году. Его отцу было четыре года, когда бабушка Арманда привезла сына из Одессы в Америку. Прошли годы, менялись политические деятели, но господин Хаммер всегда помнил, что его корни находятся в Одессе. Именно он решил улучшить экономическое положение в городе, предложив организовать новый грузовой порт в пригороде, который назвали Григорьевским.
В этом новом порту производили перегрузку аммиака, поступавшего из России, в плавучие танкеры. Все было бы неплохо, но Хаммер не учел, что все деньги от этой манипуляции все равно уходили в Москву. И, кроме того, при перегрузке и обслуживании танкеров необходимо было соблюдать технику безопасности, потому что аммиак был в сжиженном виде, перевозился в бензовозах и был очень опасен для здоровья.
Однако технику безопасности не соблюдал никто. То водитель бензовоза плохо закрыл крышку бака, другой решил поехать к теще на чай, и оставил груженый автомобиль на остановке троллейбуса.
Отравления происходили прямо на улицах, и люди попадали в больницы. Но хуже всего было то, что аммиак вытекал из труб, а при перекачке в танкеры он выливался в море, из-за чего за 10 лет от берегов Одессы ушла вся рыба. Одесские "бычки" стали стоить, как маленький мотоцикл.
Итак, вернемся к ужину и нашей героине Фирочке. Официанты в белоснежных рубашках с черными бабочками разносили жареную рыбу. Рыба пахла замечательно. Сидящие за столами одесситы наблюдали за официантами затаив дух. И тут же на столах появилось несколько видов соусов.
Такие заморские разносолы сопровождали их всю поездку. То мясо на гриле, то бесподобного вкуса фаршированная рыба и так далее. При полном отсутствии еды в магазинах города, все это казалось сказкой.
А вечерами в большом концертном, прекрасно оформленном зале, играла музыка, и выступали артисты. И, конечно, танцы. Как все было замечательно! На вторые сутки теплоход подошел к турецкому порту Истамбул. Их снова собрал руководитель группы.
– Друзья, – сказал он елейным голосом, Мы прибыли в пункт назначения. Стоянка в этом порту два дня. Женщин просим по одному не ходить, желательно в обществе мужчин. Плечи и голову старайтесь не оголять. Турки этого не понимают. При выходе и входе покажете посадочный талон.
– Как же мы пойдем гулять в чужой стране без паспорта? – удивленно спросила наивная Фирочка.
– С таможней договорено, ответил руководитель, а спать вы все равно придете на корабль.
Вся женская каюта стала искать хоть какого-нибудь, завалящего мужчину. Нашли одного маленького, лысого из бухгалтерии, и взяли с собой в виде охранника. Погода была жаркая, и очень хотелось надеть на себя поменьше, но страх иметь "неприятности на свою голову", пересилил.
Если кто-нибудь из вас хоть раз был в Истамбуле, то знает, что вначале, вдоль берега Черного моря, путь лежит между цепью рыбных лавок. Свежая рыба – ставрида, скумбрия, анчоус, раки, глось, камбала и многое другое. Все, что ушло из Одессы, все пришло в Турцию. Турки должны сказать: "Спасибо Хаммеру"!!!
А дальше: лавки, кафе, кондитерские и везде только мужчины. Ни одной женщины. Местные турки, увидав такое количество молодых блондинок, бросили свои прилавки и высыпали им навстречу, всячески показывая свою живую заинтересованность.
Но с блондинками был один на всех маленький, худенький, лысенький, но все же мужчина, и это придавало женщинам уверенности. Они выдвинули его вперед и, спрятались за ним во второй ряд. Все идущие направлялись в одну сторону. В сторону местного большого БАЗАРА. Что там одесский Привоз! Вот в Истамбуле – это базар.
Он представлял собой примерно тысячу мелких лавчонок, собранных под одной огромной крышей. Не успели женщины подойти к базару, как местные зазывалы – мальчишки стали громко кричать: – Коллега! коллега! позалуйста! и хватали проходящих за руки. Мальчишки, помогающие в лавчонках, выучили эти фразы для русских туристов, а туристы, совершенно обалдевшие, шли за этими мальчишками.
Трудно себе представить количество лавок и покупателей. Люди с мешками, баулами, сумками проносились мимо. А вокруг были парфюмерные, ювелирные лавки. Магазины, где продавались кожаные изделия, дубленки всех возможных видов и качества. Но все же попадалось больше всего ювелирных магазинов, больших и маленьких. Магазины просто были завалены товаром. Это позже стало известно, что вся парфюмерия фальшивая, а золото – либо медь, либо низкопробное. Но тогда, на контрасте с советскими пустующими прилавками…
Фирочка совершенно обалдела. Она крутила головой в разные стороны, и кончилось это тем, что она потеряла своих попутчиков. Глаза у нее разбегались, она решила ничего в первый день не покупать, только смотреть. Ведь будет еще один день. Но такое изобилие товаров ее совершенно выбило из нормального состояния. Через час хождения она поняла, что самостоятельно найти выход и дорогу к пароходу ей не удастся, она просто не помнит, откуда пришла. Часа через два, совершенно случайно, в толпе она увидала официантку с теплохода и присоединилась к ней. И вот они вдвоем продолжали блуждать по нескончаемым рядам базара. Прямо как в "Бриллиантовой руке". Только сейчас ей было не до смеха.
Время близилось к ужину. Пора было возвращаться на теплоход, но они не могли найти те ворота, которые были им нужны. Именно те ворота, которые вели в порт. Ворот было четыре, по сторонам света. На поиск ушло еще минут 40. У них было такое чувство, что низкорослые турецкие продавцы просто раздевают их глазами. Им казалось, что только дай этим местным туркам волю, живыми отсюда не уйти.
Выход они все – таки нашли и спешно отправились на теплоход. По пути они услыхали страшный крик, который раздавался из всех громкоговорителей. Оказалось, что пришло время вечернего намаза, и Муэдзины зазывал людей на молитву. Чтобы в шумном городе их услышали, Муэдзины кричали в микрофоны, и их голоса многократно усиливались динамиками.
Всю ночь, после увиденного в магазинах, Фирочка не могла заснуть. "Боже, какое изобилие всего", – думала она. Ей снилась родная Дерибасовская. Как будто она прогуливается, по ней неспеша, а вдоль улицы стройными рядами расположены ювелирные магазины, но войти в них нельзя. Без загранпаспорта туда не пускают. Хорошо, что это был только сон. Девочки, соседки по каюте, тоже были в полном восторге. Они рассказывали, что, пока мерили туфли, в одном из обувных продавец – турок несколько раз очень ласково погладил их по ноге. "Ужас!", – восклицали они в один голос.
На следующий день необходимо было, наконец, сделать покупки. Фира должна была продать привезенный старый фотоаппарат и одну бутылку водки. Но как вынести их с парохода? Она присмотрелась, что и как проверяют таможенники, и незаметно, спрятав все это под юбку, прошла контроль.
Возле выхода из таможни толпились какие-то люди. Это были бывшие – русские, недавно сбежавшие с родины, и попросившие в Турции политического убежища. Они – то и скупали водку и фотоаппараты. Выглядели они как-то бомжевато, и сначала она побоялась к ним подходить, но все ее попутчики уже избавились от своих вещей, время шло, и Фирочка решилась.
Фирочка, не торгуясь, быстро отдала всё. Это было еще 6 долларов. Целый капитал, ведь своих законных у нее было 35 долларов. С таким огромным состоянием (по тем временам) она снова отправилась по вчерашнему маршруту.
На второй день базар не казался ей таким огромным, а люди не такими навязчивыми. Они просто хорошо выполняли свою работу.
Вещей на имеющуюся сумму она купила много. Две дубленки, большое верблюжье одеяло. И массу разных мелочей. Она была всем этим очень довольна. Теплоход отплывал в 17-00. Надо было спешить. К назначенному времени руководитель путешествия ходил по каютам, пересчитывая туристов. Но не в 17-00, не в 18-00 пароход не отчалил. Оказалось, что исчез один из пассажиров. Вернее, он просто не вернулся, хотя был без паспорта. Перепуганный руководитель, и с ним пассажир (видимо, чекист), начали звонить в управление полиции, и только через два часа стало известно, что даже без паспорта, пропавший турист попросил политического убежища и захотел навсегда остаться в Турции. Турецкая сторона выдавать его отказалась.
Больше теплоход ждать не мог. Стоянка его стоила больших денег. Они покидали большую мусульманскую страну в сильном волнении. Что же будет с ними по приезде домой в Одессу? – думал каждый. А дальше – Греция. В Греции они находились только четыре часа, их никуда одних не отпускали. Боялись, что снова кто-нибудь сбежит.
А через 8 дней Фирочка, полная радостного восторга от увиденного, снова была на рабочем месте. А в отделе ничего не изменилось. Конструктора продолжали делать "халтуру", а технологи читали новые любовные романы.
Из всего коллектива только Софья Израилевна засыпала Фирочку вопросами:
– Как? Что? Почем?
И опять потекли тоскливые дни ожидания перемен.
* * *
Последние два года Фирочке жилось очень сложно. Она успела разойтись с мужем, с которым прожила 15 лет. От этого брака у нее остались два несовершеннолетних сына. Детей она очень любила, а вот муж. Как в песне: "я тебя слепила из того что было, а потом, что было, то и полюбила".
Дружить с мальчиками она начала еще в 16 лет. Но все это были детские увлечения. А потом встретила молодого симпатичного, но крестьянского парня, без элементарных понятий о воспитании.
Попав в город, он очень старался стать городским, но ему это никак не удавалось. Повстречавшись с Фирочкой, он вначале подумал, что влюбился. В тот момент он и не заметил, что она из скромной религиозной еврейской семьи, а он получил совершенно другое воспитание, и врядле ему в этой семье будет комфортно. У нее от свиданий, цветов и поцелуев, просто кружилась голова, и жизнь казалась розовой.
В те далекие семидесятые, строгие родители очень следили за ее нравственностью. А уж если пошли поцелуи, то определенно нужно замуж. Глупо, но так было. А спустя месяц после замужества, когда "любимый зять" впервые послал "куда подальше" надоедливую соседку по коммунальной кухне, все поняли, что ошиблись в выборе. Потом начались скандалы в семье, и зять запил.
Промучилась Фирочка с ним почти 15 лет и решила, что так жить нельзя. Она подала на развод и теперь была совершенно свободна. Но кому нужна свобода, если уже 35лет, общее жилье с родителями и при этом два любопытных желторотика – сына?
Конечно, ей очень хотелось любить и быть любимой, но обстоятельства оказались сильнее. И ей оставалось только варить, стирать, убирать, делать с мальчишками домашние задания и читать в тишине любовные романы.
* * *
В конце мая Марик пригласил всех в городской ЗАГС на роспись. Невеста его была уже на шестом месяце беременности, и это было очень заметно. Марик гордо надел невесте кольцо, и они поцеловались. Потом все пили шампанское на ступеньках ЗАГСа.
В июне Моня попросил ребят помочь с погрузкой вещей. Он с женой и ее родителями уже получил документы на выезд в Израиль. Что их там ждет, он не знал, но жить без будущего в бурлящей неустойчивой стране, тоже не хотел. А через неделю контейнеры с вещами погрузили на теплоход, куда сел и Моня с семьей. Прощай Одесса навсегда, – говорили отъезжающие.
Отдел ТНП (так он теперь назывался) продолжал тихо скучать. Чтобы как-то занять сотрудников, Главный предложил мужчинам по очереди посещать производственный цех, где делали разные новые товары. А Фирочку назначили (временно) кассиром всего Института. Она долго отнекивалась, но ее уговорили. Зарплату и аванс необходимо было получать в центральной кассе два раза в месяц, и потом по ведомостям выдавать всем отделам. Работа была серьезная. Приходилось все время пересчитывать деньги. Они ведь были чужие. Фирочка готовилась к этим дням особенно. Такая ответственность!!!
Отец Фирочки проработал на этом же заводе 40 лет и уже год, как ушел на пенсию, мать уже была пенсионерка, поэтому Фирочкины дети были под присмотром. Но с родительской пенсией, из-за сумасшедшей инфляции и полного отсутствия продуктов в магазинах, жить было очень сложно.
Как-то, придя после работы, Фирочка услышала тихий разговор родителей. При ее появлении разговор умолк. Вечером за ужином отец начал исподволь:
– Знаешь ли ты, кем были родители со стороны моей мамы, твоей бабушки? – спросил он.
– Нет, – сказала Фирочка, – ты мне никогда не рассказывал.
– Понимаешь, мы с твоей мамой пережили ужасы 1937 года и до сих пор боимся ночных приездов "черного воронка", – продолжал отец.
– Так вот, моя мать, твоя бабушка, родилась в очень богатой семье. Ее отец имел свою усадьбу в центре Одессы. Вся ее семья жила на втором и третьем этажах этой усадьбы, а на первом этаже был крупный ювелирный магазин. Товар прадед закупал в разных городах. Выбор в магазине был очень большой. Много золотых изделий с драгоценными камнями, изделий из серебра и платины. Покупателями была вся одесская знать. Магазин прадеда приносил очень большой доход. Я, правда, знаю все это со слов моей старшей сестры. Ведь тогда я был младенцем. В семье у прадеда было 18 детей. Все они к 1924 году были живы и здоровы. Младшие ходили в школу и помогали по дому. А все старшие работали в магазине. Бабушка и служанка целыми днями готовили, убирали, стирали на такую большую ораву. Но не все дети хотели продолжать дело прадеда. Кто-то ударился в политику. Кто-то стал играть в казино. Всех поименно я не знаю, но знаю, что младшего сына, который постоянно воровал изделия, чтобы поиграть в казино, прадед привел в порт и устроил юнгой на корабль, идущий в Америку. Больше его никто в Одессе не видел. Потом во время "НЭПА" все закончилось, все нажитое отобрали. Магазин пришлось закрыть, а старшие дети, взяв немного денег, срочно, по указанию деда, покинули Одессу. Кто-то поселился в Киеве, кто-то в Москве. А вот два младших сына так и остались жить с родителями.
Когда жить стало совсем невозможно, они написали в Америку брату, тому из сыновей, которого отправили юнгой. Тогда еще, при наличии денег, выпускали из большевистской России. С тех пор прошло много лет, и вот сегодня пришло письмо о том, что пожилой американец, не имеющий семьи, ищет наследников в Одессе по фамилии Зельцман. Этим занимается Инюрколлегия. Конечно, 5 лет назад я бы сразу ответил, что ничего не знаю. Но сейчас такое время. В общем, тебе решать. Признавать этого американца родственником или нет.
– Ладно, я подумаю, – сказала Фирочка.
Прошло несколько дней, а Фирочка никак не могла принять правильного решения. Можно было, конечно, вступить в права наследства. Это заняло бы от 10 до 12 месяцев, но деньги в СССР ничего не значили и могли исчезнуть каждый день. Конечно, лучше познакомиться с родственником лично, стать наследницей, но в Америке.
* * *
А жизнь в отделе тем временем текла своим чередом. Как – то, в сентябре, в дверях отдела появилась Софья Израилевна с заплаканными глазами.
– Что случилось? – удивилась Фирочка.
Ой, деточка, – разрыдалась Софья, – вчера мой "локшеватый" сын решил жениться на одной из натурщиц. И, как я понимаю, она уже побывала в его постели, а сегодня они идут подавать заявление в ЗАГС. Так мало этого! – продолжала она. Теперь эта девка с длинными ногами, вообще не хочет уходить из моей квартиры. А вчера у меня исчезли фамильные сережки. Я в крик, а мой сын Сеня мне говорит: – Моя Ниночка захотела поносить, тебе что, жалко? – продолжала она, – он сделает мне инфаркт. А Ниночка сразу заявила, что она уже готова выезжать с нами в Канаду.
– Как же быть? – продолжала Софья, – приглашение моя сестра уже выслала на нас троих: меня, моего сына Сеню и мужа Борика. А про Ниночку там нет ни слова. Все время проблемы. Кроме этого, я еще никуда не готова ехать. У нас прекрасная дача на Каролино – Бугазе и чудесная трехкомнатная квартира. А мебель! Боже, как она мне дорого досталась! И все это надо бросить, ради чего? Сначала я думала, что ради сына, но теперь я вижу, что ради Ниночки, – и она опять заплакала.
Немного разрядил обстановку Марик, который сообщил, что вчера у него родился сын, и он выставляет шампанское на всех.
* * *
А Фирочка все думала о своих делах. Родители стареют, их пенсии на жизнь не хватает. Сама она зарабатывает мало, а тут такая удача. Нужно, наконец, принять окончательное решение. Пусть отец пишет ответ. Письмо должно выглядеть так: "Доверяю вести все дела с американцем моей дочери. Она должна познакомиться с родственником в Америке и вступить в права наследства на территории США" – так, наверняка, будет правильно.