Преступный обольститель, сильный как бык и проворный как обезьяна, успел скрыться, сваливши с ног жреца. Теперь Менхту сидит в заключении, и если поймают ее любовника, то он будет осужден без милосердия, потому что гнусный преступник не только осквернил священное место, но и дерзнул поднять руку на достопочтенного старца.
- А как их накажут? - спросила Ильзирис.
- Смертной казнью, без сомнения. Менхту приговорят быть погребенной заживо. Знаешь ли, Ментухотеп, при виде всех этих ужасов я полагаю, что настают последние времена. И благородная Гернека говорила мне по секрету, что звезды предвещают великие бедствия.
- О, несчастная Менхту, - воскликнула Ильзирис, прижимая руки к груди, - какая ужасная участь быть погребенной заживо, чувствовать над собой каменный свод, задыхаться в темноте… Я дрожу при одной мысли об этом и не сомкну глаз всю ночь. Поговорим лучше о чем-нибудь другом… Знаешь, матушка, кого я видела нынче в храме? Смарагду. В то время как я поджидала тебя от Гернеки, она явилась в паланкине, по обыкновению разряженная и сияющая драгоценными каменьями. В эту минуту наследник престола выходил со свитою из храма и, увидев Смарагду, тотчас подошел к ней. Я не могла расслышать, о чем они говорили, но он был к ней милостив и поднес розу. Вот-то счастливица! - прибавила Ильзирис с досадой. - Каждую неделю новые наряды и при этом белизна лица, привлекающая внимание даже сына фараона.
Тут вошел невольник и подал мне свиток папируса, сказав, что его принес мальчик, который не хочет говорить, кто его послал.
Заинтересованный, я развернул письмо и с удивлением увидел, что оно от Мены, друга моего детства и брата прекрасной Смарагды, о которой только что говорила моя сестра.
Он просил меня, когда наступит ночь, приехать к нему за город в назначенное им место. По тону письма я догадался, что дело было весьма серьезное, и попросил позволения уйти, чтобы написать ответ.
Родители меня не удерживали и с улыбкой переглянулись между собой, очевидно предполагая, что таинственный папирус был получен мною от какой-нибудь красавицы. Я их не разуверял и ушел к себе.
Когда наступила ночь, я велел оседлать лошадь, завернулся в плащ и уехал один. Местом встречи была назначена приостановленная стройка храма, посвященного богине Хатор.
В этот лабиринт наполовину возведенных стен, колонн и гранитных глыб, наваленных на землю, ни один человек не осмелился бы зайти ночью. Вскоре показались массивные сооружения, озаренные фантастическим светом луны. Я сошел с коня, спрятал его между несколькими колоссальными глыбами гранита и трижды испустил крик, подражая голосу совы (сигнал, назначенный в письме). Через несколько секунд фигура Мены выступила из темноты; признательно пожав мою руку, он повел меня к недостроенному святилищу.
- Благодарю, что ты пришел, Нехо, ты, я думаю, понял, что я не позвал бы тебя в это пустынное место из-за пустяков… Дело идет о моей жизни.
Любовь погубила меня. Я обольстил Менхту, одну из жриц Изиды, нас застали в роще у священного озера… Если меня схватят, я погиб. А между тем не могу решиться покинуть несчастную Менхту. Дай мне какой-нибудь совет, Нехо. Голова моя совсем помутилась…
Я искренно любил Мену и немедленно решился сделать все возможное, чтобы спасти его.
- Слушай, - сказал я, - ты должен бежать, не теряя времени, потому что ничего не можешь сделать для несчастной девушки. Мне пришла в голову отличная мысль: завтра вечером отправляется в Сирию большой караван. Начальник его, человек надежный, - племянник нашего управителя. Я устрою твой отъезд с этим караваном. Только не знаю, что будет лучше: оставить ли тебя здесь или спрятать где-нибудь у нас в доме…
- Тсс… - прервал Мена, схватив меня за руку.
Я затаил дыхание и в глубоком безмолвии ночи явственно расслышал приближавшиеся шаги и говор нескольких голосов.
- Молчи, - прошептал Мена, увлекая меня в глубокую нишу.
Минуту спустя фигуры людей, закутанных в темные плащи, появились пред нами.
- Здесь мы можем говорить свободно, - произнес густой, металлический голос, - потому что никто, кроме шакалов, не посещает этого пустынного места и нам нечего бояться шпионов.
Говоривший это - человек на целую голову выше всех остальных - выступил вперед и откинул свой плащ. Луна ярко осветила его поразительное лицо.
Длинные темные волосы и окладистая борода обрамляли правильные, резкие черты; густые брови соединялись над орлиным носом, оттеняя мрачные и строгие глаза. В целом физиономия эта казалась олицетворением ума и железного характера.
Я как очарованный глядел на эту замечательную личность, но вскоре речь незнакомца поглотила все мое внимание. Он говорил по-еврейски, но моя няня-семитка научила меня этому языку, и я легко мог понять его слова.
- Братья, - произнес звучный голос, - Иегова посылает меня к вам, дабы исполнилось предназначенное нашему народу. Мудрая и искусная рука должна избавить его от ига иноплеменников и основать новое царство, в котором каждый еврей будет жить под сенью справедливого и милостивого закона, а не под ярмом рабства и гнета. Не возмутительно ли видеть, что один народ в поте лица своего работает для того, чтобы другой пресыщался роскошью и наслаждениями, строит города и здания, которые переживут века, почитаемые потомками как памятники египетского искусства, тогда как они воздвигнуты руками наших несчастных братьев.
Раздался одобрительный гул.
- Знаю, - продолжал незнакомец, - что борьба, которую я веду с фараоном и жрецами, будет долгой и тяжелой, ибо они пользуются трудами нашего народа. Повсюду, на полях и в виноградниках, в домах и на постройках, встречаешь согнутую спину еврея и поднятую над ней трость египтянина. Не отчаивайтесь, братья. Единый всемогущий Бог, спасший меня на водах Нила и устроивший так, что враги передали мне свою мудрость и знания, пошлет силы и средства для освобождения избранного Им народа. Он обещал мне это в пустыне. В следующем нашем собрании, которое пройдет в тайном месте, так как мы должны соблюдать меры предосторожности, я назначу день моего появления перед Мернефтой.
- Молитвы наши будут сопровождать тебя, Мезу, - ответил старец.
Затем евреи принялись обсуждать, что необходимо сделать для установления тесной связи между израильскими коленами и быстрой передачи повелений вождя. Условившись относительно этих пунктов, они удалились, а мы вышли из своей ниши.
- Любопытный заговор, - сказал я Мене. - Не уведомить ли об этом государя? Кто такой Мезу, что собирается идти к Мернефте с дерзким предложением? Воображаю, как хорошо он будет принят.
- Он говорил о своем чудесном спасении на водах Нила, - должно быть, Мезу - воспитанник царевны Термутис. Купаясь в реке, она нашла это сокровище, покровительствовала ему до конца своей жизни с чисто женским упрямством. Отец рассказывал эту историю, - прибавил Мена, - он знал Мезу в молодости и не особо его жаловал. Лет тридцать тому назад этот человек был изгнан за убийство надзирателя, с той поры его забыли. Если он хочет сам представиться фараону; то не будем вмешиваться. Кроме того, нельзя будет объяснить твоего присутствия здесь, не выдав меня.
- Ты прав, - подтвердил я. - Займемся твоими делами. Как бы ты распорядился насчет сестры, которая остается совершенно одна? Со временем и посредством крупных денежных пожертвований тебе удастся охладить гнев жрецов и возвратиться, но надо позаботиться о настоящем. Чтобы не возбудить подозрений, я пришлю тебе приличную сумму из собственных денег, а позже ты вернешь долг.
Мена слушал меня, опустив голову.
- Да, - сказал он озабоченно, - бедная Смарагда, при ее молодости, красоте и неопытности, не может жить одна. Слушай, Нехо: двое молодых людей желают взять ее замуж. Один - наш старый товарищ Пинехас, но он человек мрачный, угрюмый, по слухам, занимающийся чародейством; другой, который, я полагаю, больше нравится сестре, - Радамес, возничий фараона. Он небогат, но трудолюбив и напорист, Мернефта очень ценит его. После моего исчезновения все наше громадное состояние перейдет к Смарагде. Я выбираю Радамеса и прошу передать сестре, что я умоляю исполнить мое последнее желание.
Он вынул записную книжку и быстро написал: "Я должен бежать и вручаю тебе судьбу моей сестры: будь ей супругом и покровителем. Когда я вернусь, то спрошу с тебя об ее счастье".
- Завтра утром передай эту записку Радамесу. Ему я могу довериться, он меня не выдаст… Предупреди Смарагду.
Мы потолковали о деталях и решили, что Мена уедет с сирийским караваном.
Прибыв на место назначения, мой друг должен был прислать мне известия о себе. Мы простились, я вернулся домой и благодарил богов за избавление от любви, подобной той, которая сгубила беднягу Мену.
На следующее утро я отправился к Радамесу, жившему с матерью и двумя сестрами в плоховатом домишке, убранном с претензиями на элегантность. Возничий фараона уехал во дворец, и я поехал вслед за ним, чтобы вручить записку Мены. Когда он прочел послание, его жестокое и бесчувственное лицо озарили радость и торжество. Овладев собой, он сказал, пожимая мне руку:
- Благодарю за приятную весть… А где же ты оставил Мену?
Я никогда не питал большого доверия к Радамесу, а этот лукавый и пытливый взгляд, с которым он спросил о моем друге, мне особенно не понравился.
- Здесь так много нескромных ушей могут услышать нас, что не считаю уместным говорить об этом, - уклончиво ответил я и удалился.
Я поспешил в палаты Мены, желая переговорить со Смарагдой прежде, чем к ней явится Радамес.
Когда я подъехал к порталу великолепного жилища, украшенному сфинксами и яркими флагами, навстречу бросились несколько богато одетых рабов, они помогли отвести во двор мою колесницу. Очевидно, я был не первым посетителем, у входа стоял изящный паланкин, а когда я осведомился, можно ли видеть сестру Мены, старый дворецкий почтительно отвечал, что молодая госпожа на террасе, и предложил проводить меня к ней.
Мы прошли ряд роскошно убранных покоев, потом длинную галерею, потолок которой с одной стороны опирался на расписные столбики, изображавшие стволы пальм. У входа в галерею я встретился и раскланялся с молодым человеком, которого знал, видевшись с ним несколько раз в одном доме. Омифер был несметно богат, но невысокого происхождения по линии матери. Его красивое лицо сияло от удовольствия, а в черных блестящих глазах выражалось радостное торжество, и я невольно подумал: "Бедный Омифер! Если простая беседа со Смарагдой привела тебя в такое блаженное настроение, то скоро придется разочароваться. Эти палаты потеряют много своей прелести, когда их хозяином станет самодур Радамес".
Галерея примыкала к обширной террасе с навесом из полосатой ткани белого и красного цвета. Терраса выходила в сад и была заставлена дорогими растениями. В маленькой рощице стоял стол, окруженный креслами из черного дерева с инкрустациями из золота и слоновой кости. Там сидела Смарагда, настолько поглощенная своими мыслями, что даже не заметила моего прихода.
Сестра Мены была очаровательной девушкой, гибкой, стройной, хрупкого сложения. Она унаследовала от матери необыкновенную белизну кожи, которую черные как смоль глаза и волосы делали еще поразительнее. Черты ее лица были нежны, как у ребенка, но суровая и насмешливая складка, иногда появлявшаяся у ее розовых губок, жгучий взгляд и подвижность ноздрей показывали натуру страстную и деятельную. Все ее внимание было поглощено прелестной корзинкой, где на чудных цветах покоились великолепное ожерелье и диадема из изумрудов необыкновенной величины.
"Не подарок ли это Омифера? - подумал я. - Мне нужно объявить, что ее рука отдана Радамесу… Вот злополучное поручение…"
Дворецкий сложил на груди руки и с низким поклоном доложил о моем прибытии. Смарагда встала и приветливо меня встретила.
Сначала мы говорили о посторонних вещах: я не решался начать разговор о главном, чувствуя, что выбрал неподходящий момент. Наконец, собравшись с духом, я попросил молодую девушку удалить слуг, так как должен передать ей очень важные известия. Удивленная Смарагда отослала карлика и служанок, а я сообщил ей о несчастье Мены и о его приказе выдать ее замуж за Радамеса.
- Я не выйду за Радамеса, - с гневом воскликнула она. - И что это за фантазия у Мены распоряжаться мной, точно рабом или верблюдом.
- Он думает, что ты любишь Радамеса, - заметил я, - и предпочел его Пинехасу, который тебе не нравится.
Смарагда потупила глаза, и пальцы ее нервно задергали концы пурпурового пояса, вышитого золотом, который обвивал ее стан.
- Да, - глухо проговорила она, - я любила его, пока… то есть я думала, что люблю его… но теперь нет…
Она закрыла лицо руками и заплакала. Я чувствовал себя в крайне неловком положении.
- Смарагда, - прошептал я, - осуши слезы и выслушай дружеский совет. Не оскорбляй Радамеса: у него в руках письмо, в котором ему обещана твоя рука и вдобавок вверена тайна Мены. Он отомстит, если ты предпочтешь ему другого. Ты хороша собой и богата, а Радамес - человек запальчивый, жестокий и бедный - заплатит за свое разочарование тем, что предаст твоего брата позору и смерти.
Она подняла голову и печально сказала:
- Ты прав, Нехо, я не могу открыто разорвать с ним отношения. Но надо выиграть время, и, когда Мена будет в безопасности, я придумаю, как отделаться от неугодного мужа.
В эту минуту на террасу прибежал мальчик-нубиец и доложил, что колесница Радамеса остановилась у портала.
- Добро пожаловать. Проведи его сюда, - отвечала Смарагда таким веселым тоном, что я поразился способности этой женщины к притворству.
Быстро спрятав изумрудный убор под цветами и кликнув служанку, девушка протянула ей корзину и сказала:
- Поставь эти цветы в другое место: их сильный запах беспокоит меня.
Когда невольница ушла, Смарагда шепнула мне:
- Если ты мне друг, ни слова о моей любви к другому.
Она откинулась на спинку кресла и, взяв с блюда, стоявшего на столе, кисточку винограда, принялась кушать его с равнодушным видом. Вошел Радамес с сияющим лицом в сопровождении двух невольников, которые несли большие корзины. Сбросив на руки слуги свой шлем и плащ, он подошел к Смарагде и опустился на колени.
- Дорогая моя, - сказал он, обняв ее за талию и целуя руку, - твой брат благословляет нашу любовь и дает мне право быть твоим покровителем.
Он сделал знак своим невольникам приблизиться и поставить корзины у ног молодой девушки.
- Прими эти безделушки, которые, надеюсь, будешь иногда носить.
Смарагда, бледная, но с улыбкой на губах, наклонилась над корзинами, где были уложены дорогие ткани, золотые уборы и изящные флаконы с духами и притираниями. Затем Радамес вынул из-за пояса кошелек, бросил его хозяйским невольникам и надел золотую тесьму на шею старой няни.
Подали вино, мы выпили за здоровье жениха и невесты. Радамес сел возле своей будущей супруги и произнес:
- Я узнал о несчастье твоего брата и считаю своим долгом сделать все, что можно, для его спасения. Пусть Нехо, который знает, где он скрывается, скажет свое мнение.
Я изложил, насколько мог короче, придуманный мною план. Радамес одобрительно кивнул головой.
- Да, это самое лучшее, что можно придумать, - заметил он. - Караваны отправляются каждый день по всем направлениям. Кому же придет в голову искать его между ними? За границей Египта он будет в безопасности.
Смарагда слушала нас озабоченная и нахмурившаяся.
- Слушай, Нехо, вот что еще нужно сделать. Я прикажу нагрузить десять верблюдов золотом, дорогой посудой и разными необходимыми вещами. Старый раб поведет их. Устрой так, чтоб эти верблюды присоединились к каравану, не возбудив подозрений. Я не могу перенести мысли, что мой бедный Мена будет жить в изгнании, лишенный всяких средств.
- Это легко устроить, - отвечал я, - после обеда я пришлю сюда верного человека, который проведет верблюдов на сборное место каравана.
Яркая краска покрыла щеки Радамеса, и брови его нахмурились.
Алчность и скупость возничего фараона ни для кого не были тайной, и я понял, что ему сильно не хотелось расставаться с частью приданого своей невесты.
- Позволь мне заметить, - начал он, тщетно стараясь сохранить нежный и почтительный тон, - что ты распоряжаешься вещами, о ценности которых не имеешь понятия. Знаешь ли ты, сколько стоят десять верблюдов, нагруженных сокровищами? Конечно, время от времени мы можем посылать помощь твоему брату, но не отдавать же ему целое состояние. Ты ничего не понимаешь в делах, Смарагда, и так как Мена избрал меня твоим супругом, то вместе с тем я становлюсь распорядителем твоего имущества и не могу позволить расточать его.
Смарагда встала, презрительно вздернув губки, и глаза ее злобно сверкнули.
- Я всегда умела повелевать и распоряжаться, и ты не смеешь лишить меня этого права. Тебе жаль уступить десять верблюдов с ценным грузом владельцу этих палат, которому ты обязан всем, что получишь? Даже и без этих верблюдов в доме Мены останется довольно сокровищ, чтобы поддержать его с надлежащим блеском.
Она отвернулась, собираясь уйти, но Радамес понял свою ошибку и удержал ее, говоря:
- Извини меня, дорогая, поступай как знаешь. Я люблю только тебя одну.
Косой взгляд и нервное дрожание губ выдавали его притворство, поэтому он, под предлогом необходимости ехать во дворец, стал прощаться:
- Знаете ли вы, что охота, назначенная на завтра, отложена из-за неприятного приключения с наследником? Сходя с лестницы, он оступился и подвернул себе ногу.
Как только он уехал, Смарагда бросилась в кресло с негодующим восклицанием:
- Ах, наглец, так скоро он уже обнаруживает себя… Что мне делать, как от него избавиться? Сети, наследник престола, всегда оказывает мне большое внимание. Поезжай к нему, Нехо, расскажи все и умоляй спасти меня.
Я обещал тотчас съездить во дворец, так как, независимо от ее просьбы, мне следовало явиться к Сети, чтоб засвидетельствовать свое сожаление по поводу вывиха его ноги.
Я направился к павильону, в котором жил наследник престола, и без затруднения был введен в покои, где он находился.
Сети лежал в обширной комнате на золотой кушетке, покрытой пурпурными подушками и львиными шкурами.
Это был молодой человек прекрасной наружности, стройный и величественный. Его величавая осанка, строгий, глубокомысленный взор и гордое обращение ни на минуту не позволяли забывать о высоком сане царственного юноши. Поврежденная нога его была забинтована, но, очевидно, не причиняла ему большой боли, так как он с заметным интересом смотрел на фокусы фигляра.
Не смея мешать царевичу, я примкнул к толпе офицеров и царедворцев, наполнявших залу, и, только когда он заметил мое присутствие, решился подойти к нему с почтительным поклоном. Сети заговорил со мною благосклонно, и я, заметив его хорошее настроение, сказал, что одна молодая девица поручила передать ему секретную просьбу. Он улыбнулся и, движением руки отдалив всех присутствующих, внимательно выслушал меня.