Рамзес поговорил с заместителем начальника стражи порядка, занимающимся проверками на юге Мемфиса. Сокрушенный вельможа ничего не смог ему рассказать: никто в его квартале не видел нападавшего. Несмотря на допросы с пристрастием, не нашли ни одной улики. Так же было и с делом возничего. Он, без сомнения, ускользнул и, может быть, покинул Египет.
Вернувшись к себе, Сын Фараона увидел, что Амени просыпается. Когда тот увидел Рамзеса, взгляд его зажегся.
- Ты вернулся, я знал!
Голос был слабый, но ясный.
- Как ты себя чувствуешь?
- Мне это удалось, Рамзес, удалось!
- Если ты и дальше будешь так рисковать, ты сломаешь себе шею.
- Видишь, пока она у меня крепкая.
- Кто ударил тебя?
- Охранник мастерской, где хранятся негодные чернильные бруски.
- Так, значит, ты действительно добился успеха.
Лицо Амени зарумянилось от гордости.
- Укажи мне место, - потребовал Рамзес.
- Это опасно. Не ходи туда без охраны.
- Не волнуйся, лучше отдохни, чем быстрее ты станешь на ноги, тем быстрее сможешь мне помочь.
По описанию Амени, Рамзес без труда нашел мастерскую. Хотя солнце взошло три часа назад, дверь была еще заперта. Заинтригованный, Сын Фараона прошелся по кварталу, но не заметил никаких подозрительных передвижений. Склад казался покинутым.
Несмотря на оживленное движение на улице, в здание никто не заходил. Опасаясь ловушки, Рамзес прождал до вечера.
Тогда он спросил у разносчика воды, который продавал воду ремесленникам:
- Ты знаешь эту мастерскую?
- Да, там делают чернильные бруски.
- Почему она закрыта?
- Не знаю, дверь заперта уже неделю, это странно.
- Что случилось с владельцами?
- Не знаю.
- Кто они?
- Здесь видели только рабочих, но не хозяина.
- Кому они поставляли свой товар?
- Это не мое дело.
Разносчик воды удалился.
Рамзес выбрал ту же стратегию, что и Амени. Он взобрался по лестнице и пролез по крыше чердака, чтобы проникнуть в здание.
Проверка не заняла много времени. Склад был пуст.
Вместе с другими царскими писцами, Рамзеса вызвали в храм Пта, бога, создавшего мир словом. Каждый из них сделал краткий отчет о недавней деятельности. Начальник ремесленников напомнил им, что они должны обрабатывать слово, как материал, и строить свою речь согласно предписаниям мудрецов.
Когда закончилась церемония, Сари поздравил своего бывшего ученика.
- Я горжусь тем, что был твоим наставником. Вопреки злым языкам, ты, кажется, следуешь пути познания. Не переставай учиться, и станешь уважаемым человеком.
- Это важнее, чем найти свое истинное предназначение?
Сари не скрыл замешательства.
- В час, когда ты, наконец, поумнел, я слышу странные слухи о тебе.
- Что именно?
- Говорят, что ты разыскиваешь беглого возничего и что твой личный помощник тяжело ранен.
- Это не пустая болтовня;
- Предоставь действовать властям и забудь про эти происшествия - это дело стражи порядка. Виновных в конце концов найдут, поверь мне, а у тебя много других дел. Самое главное - соответствовать своему положению.
Завтрак наедине с матерью был редкой привилегией, которую Рамзес очень ценил. Чрезвычайно загруженная ведением государственных дел, в которых активно участвовала, совершая ежедневные и ежегодные ритуалы, не говоря уже о бесчисленных поручениях при дворе, Великая Супруга Фараона не могла уделять много времени себе и своим близким.
На низких столиках под навесом с деревянными колоннами, в прохладной тени были расставлены алебастровые блюда. Туйя вышла с совета, посвященного назначению ответственных за музыкальную часть ритуалов в честь бога Амона. Она была одета в длинное льняное платье в складках, широкое золотое колье дополняло наряд. Рамзес испытывал к ней неограниченную привязанность, смешанную с все возрастающим восхищением. Никакая женщина не смогла сравниться с нею, и никакая не решилась бы с ней соперничать. Несмотря на скромное происхождение, она родилась царицей. Лишь Туйя могла заслужить любовь Сети и управлять Египтом рядом с ним.
В меню были латук, огурцы, говяжья вырезка, козий сыр, круглый медовый пирог, печенье из полбы и вино, разведенное водой. Царица любила минуты завтрака, на который она не приглашала ни гостей, ни посетителей. Покой ее личного сада с бассейном придавал ей также силы, как и отменная еда, со старанием приготовленная ее стольником.
- Как прошла твоя поездка в Гебель-Зильзиле?
- Я познакомился с могуществом каменотесов и моряков.
Ни те, ни другие тебя не удержали.
- Отец не захотел этого.
- Сети - взыскательный властелин, который потребует от тебя больше, чем ты можешь дать.
- Знаешь ли ты, что он решил насчет меня?
- Что-то у тебя сегодня совсем нет аппетита.
- Это так необходимо - держать меня в неведении?
- Ты боишься Фараона или не доверяешь ему?
- Страху нет места в моем сердце.
- Всем своим существом отдавайся битве, в которую вступил, не оглядывайся назад, ни о чем не сожалей, не ведай угрызений совести, не будь завистливым и ревнивым. И вкушай каждую минуту, проведенную с отцом, как небесный дар. Остальное неважно.
Сын Фараона попробовал мясо, хорошо прожаренное, приправленное чесноком и душистыми травами. В безоблачном синем небе пролетел большой ибис.
- Мне нужна твоя помощь. Стража порядка игнорирует мои требования.
- Это серьезное обвинение, сын мой.
- Оно оправданно.
- У тебя есть улики?
- Нет ни одной, поэтому я и обращаюсь к тебе.
- Я не выше закона.
- Если ты потребуешь провести настоящее расследование, твое приказание будет выполнено. Никто не разыскивает человека, заплатившего тому, кто хотел убить меня в пустыне. Никто не стремится разоблачить владельца мастерской, где производятся чернильные бруски низкого качества, продающиеся под видом первоклассного товара. Мой друг Амени чуть не погиб из-за того, что обнаружил эту мастерскую, но преступник уже опустошил склад, и ни один житель квартала не решается свидетельствовать против него. Значит, этот кто-то значительный, влиятельный настолько, что вселяет страх в людей.
- О ком ты думаешь?
Рамзес промолчал.
- Я сделаю то, что нужно.
Глава 15
Корабль Фараона плыл к северу. Снявшись с якоря в Мемфисе, он сейчас следовал по главному течению Нила, чтобы затем войти в один из притоков, который проникал в глубь дельты.
Рамзес был ослеплен.
Здесь уже не пустыня. В этой местности, принадлежавшей Гору, тогда как Сет царил в долине, где река пробивала себе проход между двумя берегами, сражаясь с окружающим безводьем, вода была всемогущей. Дикая неосвоенная часть дельты походила на огромное болото, населенное тысячами птиц, покрытое зарослями папируса, кишащее рыбой. Ни одного города, даже поселка, только кое-где приютились хижины рыбаков на верхушках выступающих из воды холмиков. Свет здесь был неподвижен, как в долине. От ветра, дующего с моря, танцевали тростники. Черные фламинго, утки, цапли и пеликаны делили между собой эту огромную территорию, где терялись извилистые каналы. Здесь ласка пожирала яйца зимородков, а там змея вползла в заросли растений, над которыми порхали разноцветные бабочки. Человек еще не завоевал эти места.
Судно, на борту которого было два десятка опытных моряков, продвигалось все медленнее, его осторожно вел капитан, прекрасно знающий капризные изгибы этого лабиринта. На носу корабля стоял властелин страны. Его сын незаметно наблюдал за ним, зачарованный его гордой осанкой. Сети воплощал Египет, он сам был Египтом, он наследник тысячелетнего рода, осознавшего величие бога и ничтожность человека. В глазах своего народа Фараон оставался таинственной фигурой, чьей истинной родиной было звездное небо. Его присутствие здесь, на земле, поддерживало связь с миром богов, его взгляд открывал туда врата его народу. Без него варварство быстро овладело бы обоими берегами, а с ним будущее было обещано в вечной жизни.
Хотя Рамзес не знал цели этой экспедиции, он составлял рассказ о ней. Его отец и команда корабля отказывались говорить об этом. Сын Фараона чувствовал подспудное беспокойство, как если бы неведомая опасность угрожала кораблю. Как будто в любой момент из воды могло появиться чудовище и поглотить судно.
Как и в первый раз, Сети не дал возможности предупредить красавицу Изэт и Амени. Рамзес представлял себе ярость и беспокойство друга; но никакая причина, будь то любовь или дружба, не смогла бы помешать ему последовать за отцом туда, куда тот хотел.
Движение сделалось более свободным, и корабль спокойно пристал к поросшему травой островку, на котором была выстроена причудливая деревянная башня. Царь спустился на землю по веревочной лестнице. Рамзес последовал за ним. Затем они поднялись на верхушку башни, скрытой плетеными заграждениями. Оттуда, сверху, не было видно ничего, кроме неба.
Сети выглядел таким сосредоточенным, что Рамзес не решался задавать ему вопросы.
Внезапно взгляд Фараона озарился.
- Смотри, Рамзес, смотри хорошенько!
Высоко в небесной лазури, так высоко, что, казалось, крыльями доставали солнце, летели клином перелетные птицы.
- Они летят из небесных миров, - поведал Сети, - из того великого пространства, где боги каждое мгновение создают жизнь. Когда они находятся в океане энергии, они принимают форму птиц с человеческой головой и питаются светом; когда же они попадают в пределы земли, превращаются в ласточек или других перелетных птиц. Не забывай смотреть на них, ведь это наши воскресшие предки, которые просят Солнце, чтобы его огонь не поглотил нас. Это они вдохновляют Фараона и определяют его путь, который простые смертные не могут видеть.
Когда наступила ночь и засияли звезды, Сети раскрыл тайну небес. Он сообщил сыну название созвездий, рассказал о неутомимом движении планет, солнца и луны, и о значении декад. Власть Фараона простирается и в космосе, поэтому его длань не будет отринута ни в одном краю.
Рамзес внимал слухом и сердцем. Он наполнил свою душу этой представившейся ему огромной Вселенной, не растеряв ни крохи из слов отца. Рассвет наступил слишком скоро.
Из-за обилия растительности корабль Фараона не мог двигаться вперед, Сети, Рамзес и моряки, вооруженные копьями и луками, поднялись в легкую ладью из папируса. Фараон сам указал гребцам направление.
Рамзес чувствовал себя перенесенным в другой мир, не имеющий с миром долины ничего общего. Здесь не было ни одного следа человеческой деятельности, папирусы высотой в восемь метров иногда закрывали солнце. Если бы его кожа не была заранее смазана жирным слоем мази, Сын Фараона был бы заживо съеден тысячами насекомых, чье движение производило оглушительный шум.
После того, как они преодолели этот водяной лес, ладья заскользила по небольшому озерцу, в центре которого возвышались два островка.
- Это святые города Пэ и Деп, - поведал Фараон.
- Города? - удивился Рамзес.
- Они предназначены для душ праведных, их место - вся природа. Когда жизнь возникла из предвечного океана, она проявилась в форме выступающих из воды холмиков земли. Итак, вот два священных холма, пусть они, объединившись в твоей душе, образуют единую страну, где обитают блаженные боги.
В обществе отца Рамзес вступил на землю "святых городов" и, найдя скромный жертвенник, предался там сосредоточенным размышлениям. Перед простой хижиной из тростника воткнули палку с выточенной на верхушке спиралью.
Вот символ общественной обязанности, - объяснил Фараон, - каждый, прежде чем заниматься самим собой, должен найти и выполнить ее.
Обязанность Фараона - быть первым слугой богов: если бы он думал лишь о собственной пользе, он был бы только тираном.
Казалось, их окружали бесчисленные тревожащие силы. Невозможно было оставаться спокойным в этом хаосе, где постоянно находишься настороже. Одного Сети не трогали никакие волнения, как если бы вся эта непознаваемая природа подчинялась его воле. Если бы не спокойная уверенность в его взгляде, Рамзес был бы уже давно обеспокоен тем, что потеряется среди этих гигантских папирусов.
Вдруг горизонт расчистился. Ладья заскользила по зеленоватой земле, окружающей берег, на котором в убогих хижинах жили рыбаки. Голые, растрепанные, они сетями и удочками ловили рыбу, потрошили ее длинными ножами, вынимали внутренности и сушили на солнце. Двое из них сейчас несли окуня из Нила, такого огромного, что под его тяжестью сгибалась палка, к которой он был привязан.
Удивленные неожиданным посещением, рыбаки выглядели испуганно и враждебно. Прижимаясь один к другому, они держали наготове свои ножи.
Рамзес вышел вперед. На нем сосредоточились все неприязненные взгляды.
- Склонитесь перед Фараоном.
Влажные пальцы рыбаков разжались, и ножи упали на рыхлую землю. Подданные Сети простерлись ниц перед своим правителем, а потом пригласили разделить их трапезу.
Рыбаки пересмеивались с воинами, и те дали им два кувшина пива. Когда все они погрузились в сон, Сети обратился к сыну при свете факелов, пламя которых отгоняло насекомых и зверей.
- Вот самые нищие из людей, но они выполняют свои обязанности и ждут твоей помощи. Фараон - это тот, кто помогает слабому, защищает вдов, кормит сирот, утешает того, кто в нужде; это бодрый пастырь, который бдит день и ночь, рыцарь, охраняющий свой народ. О том, кого Бог выбрал для исполнения высшей обязанности, пусть скажут: "Никто не голодал в его время". Нет более благодарной задачи, как стать Ка Египта, сын мой, кормильцем целой страны.
Рамзес несколько недель оставался с рыбаками и собирателями папируса, он научился распознавать многочисленные виды съедобных рыб, строить легкие ладьи, развивать свой охотничий инстинкт, терял и снова находил дорогу в лабиринте каналов и топей, слушал рассказы силачей, которые после нескольких минут борьбы вытаскивали из воды огромных рыб. Несмотря на тяжесть своего существования, они ни на что бы его не променяли - жизнь в долине казалась им скучной и бесцветной. Им вполне хватало краткого пребывания в этих слишком цивилизованных местах. Вкусив женских ласк и насытившись мясом и овощами, они возвращались домой, в топи Нила.
Сын Фараона впитал в себя их силу, перенял их манеру смотреть и слушать. Общение с ними закалило юношу, он ни разу не произнес ни одной жалобы, хотя его тело иногда просто разламывалось от усталости. Его сила и ловкость творили чудеса: он один мог справляться с тем, что было под силу лишь троим рыбакам. Но эти подвиги чаще вызывали зависть, чем восхищение, и Сын Фараона вскоре оказался в стороне от остальных.
Его мечта разбилась: мечта стать кем-то другим, отказаться от таинственной силы, которая жила в нем, стать похожим на других, и провести молодость так же, как каменотесы, матросы или рыбаки. Сети отвел его на границу страны, в те затерянные места, где море, такое близкое, начинало поглощать землю, чтобы он осознал свою подлинную сущность и освободился от иллюзий детства.
Отец оставил его одного, но разве тогда, в ночь перед отплытием, он не наметил дорогу к царствованию? Ведь те слова были обращены к нему, Рамзесу, и больше ни к кому другому.
Мечта, сон, дарованная ему минута милости, и ничего больше. Сети разговаривал с ветром, водой, с огромной дельтой, сын же был только посредником. Отведя его на край света, он разбил его тщеславие и избавил от несбыточных мечтаний. Рамзесу не суждено быть правителем.
И все равно он чувствовал свою близость к Сети. Отец всегда был недоступен, однако Рамзесу нужно было услышать его поучения, доказывать свои способности, превосходя самого себя. Нет, тот огонь, что с малых лет горел в нем, не погас. Отец указывал именно на него в своих речах, и те тайны, что он мало-помалу раскрывал перед ним, предназначались будущему Фараону.
Он понял, что за ним никто не приедет, и надо отправляться в путь самому. Рамзес покинул рыбаков перед рассветом, когда они, съежившись от холода, еще спали вокруг костра. С помощью двух шестов он направил свою ладью из папируса прямо на юг и, стремительно набирая темп, начал грести.
Наблюдение за звездами позволило ему выбрать правильное направление, а затем он доверился инстинкту и вошел в главный приток реки. Северный ветер толкал ладью. Устремившись к цели, давая себе лишь незначительные передышки, питаясь сухой рыбой, которую взял у рыбаков, Рамзес призвал течение в союзники вместо того, чтобы бороться с ним. Над ним пролетали бакланы, он купался в лучах солнца.
И вот в конце дельты показалась белая стена Мемфиса.
Глава 16
Жара становилась удушающей. Люди и животные работали в замедленном темпе, в ожидании разлива, который означал долгий период отдыха для тех, кто не захочет работать в это время на стройках Фараона. Урожай был собран, земля, казалось, вот-вот умрет от жажды. Но цвет Нила уже изменился, и коричневый оттенок говорил о скором подъеме воды, от которой зависело богатство Египта.
В больших городах все стремились укрыться в тени; на рынках торговцы прятались под большими тентами, натянутыми между колышками. Началось время, которого боялись больше всего: пять последних дней в году, не входивших в гармоничный календарь, включающий двенадцать месяцев по тридцать дней. Эти пять дней вне регулярного круговорота были областью Сехмет, ужасающей богини со львиной головой, которая уничтожила бы все человечество, восставшее против света, если бы не вмешался Создатель: он заставил поверить жестокую богиню в то, что она пьет человеческую кровь, тогда как она поглощала красное пиво. Каждый год в этот период Сехмет насылала орды болезней и зловонных испарений, чтобы они опустошали страну, таким образом, она избавляла землю от присутствия подлых, низких людей и клеветников. В храмах день и ночь пели литании, которые должны были смирить Сехмет, и лично Фараон управлял тайным богослужением, позволяющим еще раз превратить смерть в жизнь.
В течение этих страшных пяти дней хозяйственная деятельность почти прекращалась, откладывались все поездки, корабли оставались у причала, поля пустовали. Несколько запоздавших торопились укрепить дамбы, требовавшие сооружения подпорок: опасались сильных ветров, непременного свидетельства гнева мстительной львицы.
Что бы стало со страной, опустошенной разгулом разрушительных сил без вмешательства Фараона?
Глава службы безопасности дворца Мемфиса как всегда предпочел закрыться в своем кабинете и там ожидать праздника первого дня Нового года, когда все сердца, освобожденные от страха, откроются для радости. Но его только что вызвала царица Туйя, и он не переставал спрашивать себя о причине этого. Обычно он получал приказы царской супруги через придворного советника. Почему же этот обычай был нарушен?
Царица приводила его в ужас, как впрочем и многих других вельмож: дорожившая образцовым состоянием египетского двора, она не выносила посредственностей. Прогневать ее было неисправимой ошибкой.