…Прошло три дня. Ночью Закир-ага и его друзья извлекли тела Арзы и Янгыл из-под камней и захоронили их по-человечески: в вырытых могилах, на склоне большого холма. Слуги кази, по его приказу, пытались найти тех, что опять нарушили святой закон. Ходили по домам, выспрашивали, вынюхивали. Подозрение, конечно, пало на Закир-ага, но когда они пожаловали в его кибитку, жена амбала сказала, что хозяина нет дома, он взял торбу и ушёл к урусам.
XIV
Вскоре после этого происшествия в газете "Закаспийское обозрение" появилась статья. Её автор - капитан парохода "Обручев" - рассказал во всех подробностях об изуверской казни Арзы и Янгыл. Удивляясь первобытной дикости законов, средневековой отсталости народов Средней Азии, он приводил ещё ряд фактов расправы над женщинами, туркменчилика и упрекал эмира Бухары за отсутствие какого-либо прогресса в его владениях.
Эмир Сейид-Абдул-Ахад-Богодур-хан в ту пору находился на своей родине, в Кермине. Он часто принимал европейских гостей, давал пышные обеды и вёл беспрестанные разговоры о благоденствии народа.
В один из дней он принимал представителя Туркестанского губернского управления некоего господина Зуева, Они сидели на живописном айване и пили холодный шербет. Вокруг благоухали розы, журчало вода, царственно вышагивали павлины.
- Его императорское величество государь-самодержец, - говорил Зуев, - через здешнего губернатора Иванова уведомляет вас, ваше высочество, что ваша просьба о постройке летней резиденции в Железных Водах на Кавказе удовлетворена…
Эмир в знак благодарности благосклонно кивнул головой и заговорил о том, что только с выходом его знати, его управителей в европейский свет, возможен прогресс культуры и просвещения народа славной Бухары.
- Что и говорить, - поспешно согласился Зуев и с огорчением добавил, - культура в ханстве и… законы желают быть несколько европезированными… Вот хотя бы последний случай на Кугитанге, в Базар-Тепе… Двух молодых людей забросали камнями только за то, что они без согласия религии и родителей захотели устроить семейное счастье…
Эмир насторожился, поводя большими чёрными глазами.
- Да, да, ваше высочество, - подтвердил Зуев, - об этом подробно рассказано в "Закаспийском обозрении". Разумеется, статья, может быть, несколько преувеличивает, словом, не совсем объективна. Однако, ваше высочество, резонанс этот столь изуверский факт вызвал огромный. Это лишний козырь для наших врагов в Европе, подтверждающий их высказывания, что нахождение русских в Туркестане не несёт его народам ни прогресса, ни цивилизации…
Выслушав русского гостя, эмир недоумённо пожал плечами, огорчённо вздохнул и повелел немедленно вызвать керкинского бека, который в это время прибыл в Кермине с прошением к эмиру.
После долгого и обильного обеда господин Зуев покинул владыку Бухары. Простились они довольно любезно, но Богодур-хан был явно расстроен осведомлённостью русских. Вечером, встретившись с Казы-келяном, он спокойно, но повелительно заговорил:
- Нам кажется, что мы слишком милы к нашим ишанам… Мечеть ныне много допускает лишнего… Если ишаны не могут понимать наших замыслов, если они мешают нам в проведении высокой современной культуры, то…
Казы-келян, конечно, был уже в курсе событий, происшедших в Кугитанге, и, догадавшись о чём ведёт речь эмир, угодливо спросил: не тем ли он рассержен, что произошло в Базар-Тёпе?
- Да, это испортило нам настроение, - поспешно признался эмир. - А вам следовало бы доложить о газетной статье немного раньше. Но, может, и теперь у вас есть что-нибудь по этому случаю?
- Да, ваше высочество… Из Базар-Тёпе прибыли люди: они просят наказать кази и правителей аула за содеянное.
- Утром приведите их ко мне.
На следующий день, пригласив на приём Казы-келяна и керкинского бека, эмир специально послал за представителем губернаторства Зуевым.
Посланник из Ташкента был принят в аудиенц-зале в тот момент, когда шёл, разговор эмира с керкинским беком. Войдя, Зуев услышал гневные слова, обращённые к беку:
- Твои аулы, бек, всегда были отсталыми. И теперь, когда твой эмир столько проявляет заботы об улучшении жизни народа и его просвещении, ты стоишь сбоку и ничего не делаешь! - Увидев вошедшего Зуева, эмир жестом пригласил его сесть, продолжая поучать бека: - Как ты мог допустить такой случай, когда у тебя под носом забрасывают людей камнями?
- Ваше высочество, - взмолился бек, - но ведь Базар-Тёпе не так близко…
- Ну, тогда мы передвинем тебя поближе к Базар-Тёпе. Отныне ты будешь управлять келифским бекством! - злорадно сверкнув глазами, закончил эмир.
Керкинский бек смиренно опустил голову, с горечью сознавая, что не надо было бы произносить ни одного слова. Теперь придётся покинуть благодатный Керки и отправиться в глухой, забытый Келиф…
В это время слуга доложил о просителях из Базар-Тёпе. Эмир кивнул, чтобы их ввели. На пороге появились и сразу упали на колени два седобородых яшули. Эмир попросил их приблизиться. Они подползли и словно застыли в земном поклоне.
- Мы прочитали ваше прошение, - сказал эмир. - Виновные будут наказаны…
- Всемилостивейший, всемогущий владыка! - взмолился один из просителей. - Покарай беззаконие! Юноша мог выкупить гелин… - в голосе старика слышались слёзы, и эмир понял, что проситель не верит его словам. Сейид-Абдул-Ахад-Богодур-хан, сердито усмехнувшись, сказал:
- Мы дважды не повторяем сказанного! Вот сидит керкинский бек. Его мы пошлём сейчас же, чтобы он схватил кази и правителей Базар-Тёпе и бросил в темницу. Теперь идите!
Базартепинцы отползли от владыки и скрылись за дверью. Эмир дал знать, чтобы удалился и керкинский бек и, переглянувшись с Казы-келяном, Богодур-хан сказал Зуеву:
- Как видите, я всё делаю, чтобы в эмирате был покой и прогресс. Но исполните и вы мою просьбу: напишите в газете о том, что Богодур-хан наказал виновных…
- Несомненно, несомненно, - радостно закивал Зуев.
Эмир хлопнул в ладоши, чтобы подали завтрак…
Керкинский бек, выйдя от эмира, тотчас велел юз-баши собираться в путь. Спустя час, сотня всадников неслась по равнине в сторону Амударьи. Бек сердито молчал и все, подчиняясь его настроению, гнали коней молча. Каждый думал: что-то произошло неладное и надо быть осторожным, чтобы не потерять голову по-глупости…
Бек ругал себя за свой длинный язык, но ещё больше проклинал самого эмира - слугу урусов, как считал он. Бек хорошо знал всю его родословную и считал, что эмиратом управляет вероотступник, жалкое порождение сатаны. "Какой ум могла дать ему его мать - персиянка, эта хитроумная Шамшат? - негодовал бек. - Какой это эмир, если не может сказать слова по-туркменски? Какой же это эмир, если, побывав у русского царя в Петербурге, вернулся оттуда со званием генерал-адъютанта его императорского величества и титулом ваше высочество? Какой это эмир, если строит всё на европейский лад, уничтожает зинданы, отменяет пытки и казни, сокращает армию, говоря, что эмират надёжно охраняют русские солдаты? Нет, это не эмир, не его высочество, не генерал-адъютант, не всемогущий и всемилостивый, а жалкая собака, предатель своего народа", - так бек проклинал своего владыку и не мог погасить в своём сердце обиду и злобу, которые мешали ему спокойно дышать.
На одной из остановок, когда ели баранину и пили чай, спросил своего юзбаши:
- Хамдам, ты не знаешь, кто тот человек, который сообщил русскому капитану о казни в Базар-Тёпе?
- Говорят, он амбал и работает на русском пароходе. И тот, которого завалили камнями, тоже был амбалом на том же пароходе, - с готовностью ответил верный слуга.
Бек ухмыльнулся, задвигав сухими челюстями:
- Значит, говоришь, на русском пароходе… Ну, тогда мне понятно, почему его светлость Сейид-Абдул-Ахад-Богодур-хан придаёт такое значение какой-то ничтожной казни.
По прибытии в Керки, бек распорядился, чтобы немедленно позвали к нему начальника тюрьмы Касым-бека. Тот явился тотчас же, но долго ждал, пока бек смоет с себя дорожную пыль и наговорится с жёнами и детьми. Наконец, Касым-бека провели на айван, где хозяин, в полосатом шёлковом халате и домашних туфлях, полулежал на ковре и перед ним стоял фарфоровый чайник со стопкой пиал и ваза со сладостями.
Керкинский бек Мохаммед-Керим-оглы был всегда расположен к главному тюремному стражу. Да и с кем ему было бы состоять в близком знакомстве, если не с начальником тюрьмы? Они делали одно "богоугодное" дело. Глава бекства сажал в тюрьму, в основном, за неуплату налогов и податей, а начальник тюрьмы брал большие взятки с узников, вернее с их родственников, чтобы освободить тех из-под стражи.
Сейчас предвиделся особенно огромный барыш - пешкеш. Водь в тюрьме должны были оказаться самые именитые люди Базар-Тёпе: кази, правитель аула и главный надзиратель порядка. Мохаммед-Керим-оглы, едва Касым бек опустился на ковёр и взял в руки пиалу, сказал:
- Сегодня же пошли в Базар-Тёпе нукеров. Пусть схватят всех, кто повинен в убийстве тех двух и привезут в твою тюрьму.
- Но молла Ачилды произвёл умерщвление с соизволения самого… - попытался возразить Касым-бек.
- Вот и хорошо, что он молла Ачилды, - засмеялся довольный бек. - Хорошо, что богат и поплатится за свою свободу, если сумеет получить её, своим богатством. А насчёт ареста - не беспокойся, Касым-ага. Всех троих велел бросить в темницу сам Богодур-хан.
- Вах валла! Да будет исполнена его воля! - произнёс испуганно тюремный страж, заслышав имя эмира.
Вскоре он распрощался с хозяином, чтобы в точности выполнить повеление эмира.
Прошли сутки, другие, и правители Базар-Тёпе были доставлены в Керки. Каменное здание тюрьмы стояло у самого берега Амударьи. Два корпуса, разделённые между собой узким двором, куда постоянно вводили преступников и откуда выезжали стражники, наводили на горожан и приезжих страх. Тем более, что одной-стороной тюрьма примыкала к караван-сараю и по ночам сюда доносились вопли и плач узников и покрикивания надзирателей. К караван-сараю выходил как раз тот корпус, в котором в тесных многочисленных каморках содержались особо опасные преступники. В другом, противоположном корпусе, размещались надзиратели и начальник тюрьмы.
Касым-бек - злодей опытный, лишённый вообще какой-либо доброты, да к тому же непревзойдённый взяточник, допускал такую изощрённость, что узники, чтобы получить свободу, отдавали всё до нитки.
Едва привезли в тюрьму правителей Базар-Тёпе, он сразу рассудил: раз сам эмир повелел их посадить в тюрьму, значит только сам эмир и может освободить их. А из этого следовало, что какие бы подарки ни предлагали родственники богатых базартепинцев, всё равно Касым-бек не вправе выпускать арестованных на свободу. А чтобы не лишить себя удовольствия подработать на них, начальник тюрьмы решил всех троих рассадить таким образом: старосту Махматкул-Эмина - в камеру, где сидели воры, кази моллу Ачилды - к юродивым-попрошанкам, а блюстителя порядка Джафар-Махматкул-Эмина-оглы - к разбойникам - калтаманам.
Прошла ночь, а утром Касым-беку донесли, что кази моллу Ачилды ночью всего заплевали больные-юродивые и что он немедленно просит свидания с начальником тюрьмы.
Касым-бек велел, чтобы привели кази к нему. Того вскоре доставили, и кази, едва переступил порог канцелярии, упал перед ним на колени. Начальник тюрьмы с усмешкой в голосе, но довольно вежливо сказал:
- Вы делаете мне честь, молла Ачилды. Ещё ни один кази не становился передо мной на колени. Так, что вам не нравится в той камере? Это самое спокойное место у нас.
- Касым-ага, - произнёс кази, - завтра приедут мои родственники, и они сделают всё, что угодно душе вашей - переведите меня в другую камеру, от этих сумасшедших!
Касым-бек, уточнив сначала, когда именно приедут родственники кази, приказал посадить его в одиночную камеру.
Почти такая же история произошла и с двумя другими базартепинцами, которые также просили перевода в другие камеры.
Прошла ещё одна ночь, и действительно из Базар-Тёпе пожаловали ходатаи, которые за большие дари просили узникам даровать свободу. Касым-бек взятки, конечно, принял, обещая своё ходатайство перед эмиром через керкинского бека. Ходатаи ушли ни с чем, лишь унеся небольшую надежду на спасение своих близких.
Касым-бек уже собирался к Мохаммед-Кериму-оглы, чтобы посоветоваться с ним, как поступить дальше: подарки были приняты богатые, но разве отпустишь узников Базар-Тёпе без ведома эмира? Вдруг Касым-беку донесли, что из Базар-Тёпе прибыла ещё одна группа просителей с богатыми подарками для него. Начальник тюрьмы недоумевал: "Кто же эти и за кого они будут просить?" - и велел пропустить прибывших к себе.
В канцелярию вошли несколько аксакалов и с ними отец казнённого Арзы - Хаким-ага. Касым-бек усадил их на кошму у порога и приготовился благосклонно выслушать. Один из аксакалов сказал:
- Мы были у самого высочества Богодур-хана и добились, чтобы вершители расправы были осуждены!
- Воля его высочества выполнена, - угоднически улыбнулся Касым-бек. - Ваши правители сидят в темницах. Вы можете в этом убедиться, если желаете…
- Не стоит на них смотреть, Касым-ага, - ответил аксакал. - Мы верим, что они в надёжном месте… Но, Касым-ага, не нам вас учить священным законам адата, не нам вам подсказывать, что пролитая кровь оплачивается кровью…
- Яшули, - усмехнулся Касым-бек. - Так-то оно так… Неписаный закон существует, но существуют и иные законы, которые написал сам эмир при помощи русского царя: казни запретить, зинданы закрыть… Раньше мы злодеев держали в ямах, а теперь в камерах. Раньше бросали убийц с минаретов или отрубали им головы, а теперь они должны сидеть и ждать - какое наказание вынесет его высочество Сейит-Абдул-Ахад-Богодур-хан! Ведь эмир не сказал, что отрубит им головы… - многозначительно закончил Касым-бек.
Просители переглянулись, выпили по пиале чаю и после продолжительного молчания тот же аксакал сказал:
- Всё теперь в ваших руках, Касым-бек… Вот это должно убедить вас в том, что всем троим правителям Базар-Тёпе в этом мире больше делать нечего. - С этими словами аксакал достал тугой мешочек, набитый золотом, и передал его начальнику тюрьмы. Касым-бек, довольный, улыбнулся и заглянул в мешочек, а аксакал поторопился заметить, что в этом мешочке - просьба всех жителей Базар-Тёпе, чтобы тот не вздумал отказать им.
Уходя, базартепинцы сообщили начальнику о том, что они остановились в караван-сарае и не уедут до тех пор, пока не увидят трупы своих кровников.
В этот же день Касым-бек долго находился в гостях у Мохаммеда Керим-оглы. После долгих размышлений и рассуждении оба пришли к единому выводу - уничтожить базартепинских правителей. Ходатайствовать перед эмиром опасно, хотя вначале керкинский бек думал добиться милости эмира, чтобы самому не ехать в Келиф. Освободить наказанных эмиром без его ведома опасно вдвойне: можно лишиться головы, если не по милости эмира, то по милости ходатаев-дайхан из Базар-Тёпе. К тому же взятка простых дайхан не так уж мала - целый мешочек золотых монет…
В один из дней в одиночной камере, где находился молла Ачилды, обнаружили, что он мёртв. Через некоторое время был задушен калтаманами староста Махматкул-Эмин… С третьим Касым-бек поступил хитрее, чтобы отвести от себя подозрения. Подложив ему в пищу яда замедленного действия, он выпустил его ночью из тюрьмы, сказав на прощанье:
- Благодари своих богатых родственников, Джафар. Это они тебя выручили…
Джафар Махматкул Эмин-оглы добрался до своего дома, пожил два дня, а на третий, во время еды, внезапно умер. Решили, что от отравленной пищи.
Керкинский бек Мохаммед-Керим, конечно же, откупился перед эмиром и остался властелином Керки. А Касым-бек за свою изворотливость и изобретательность был приглашён начальствовать тюрьмой в великой благодатной Бухаре.
…Закир-ага, плавая на "Обручеве", часто вспоминал своего молодого погибшего друга. И когда закончили строительство чарджуйского моста, он с товарищами невольно вспомнил Арзы, который когда-то так мечтал увидеть новый мост.
Закир-ага за это время сильно изменился, постарел. Чувствуя, как тают его силы, он вынужден был оставить своих русских товарищей. Как не было ему жаль, но в один из рейсов он сообщил об этом боцману Бахно, а тот доложил капитану, что в следующее лето старик уже не придёт к ним на пароход. И так как кончалась навигация, капитан не возражал отпустить уже сейчас Закир-ага. Мишка, Алим и другие матросы тепло попрощались со своим туркменским другом и на память подарили ему фотографию с видом парохода "Обручев", а в придачу к ней - спасательный пояс… Старик был тронут этим до глубины души, и, взвалив мешок на плечо, быстро зашагал к своему аулу, зная, что навсегда оставляет своих друзей.
XV
Стояла поздняя осень. Над Амударьей плыли перистые облака. От хмурых Кугитангскнх гор веяло опустошённым покоем. Словно полчища диких орд пронеслись по ним, вытоптав зеленотравье и разогнав всё живое. Но в сущности в это жаркое лето ничего подобного здесь не произошло, если не считать, что из Базар-Тёпе, семья за семьёй, ушли все жители. "Обручев" совершал свой последний в сезоне рейс.
На судне шла обычная жизнь. Каждый был занят своим делом. Но когда пароход стал приближаться к Кугитангским горам, все стали вести себя по-иному. Вспомнили о недавней трагедии, происшедшей в этих местах с их другом - красивым, трудолюбивым парнем.
Взволнованно, со слезами на глазах, смотрел вдаль на горы кочегар Мишка, и когда миновали Келиф, он вдруг молча опустился на колени, и начал произносить слова молитвы. Необычно было видеть весёлого балагура в таком виде, и матросы поняли, что эта молитва по Арзы, и все, как один, молча сняли свои бескозырки. Мишка тяжело вздохнул, трижды перекрестился и быстро спустился в машинное отделение. Не прошло и минуты, как над просторами Амударьи, над горами Кугитангтау понеслись пароходные гудки - прерывистые, тревожные.
Так русские друзья-речники выразили свою скорбь и боль по юному Арзы и его возлюбленной Янгыл, ушедшими так рано из жизни.
И по сей день, проезжая мимо этих мест, где они были заживо погребены, проезжие невольно замирают и, склонив голову, отдают дань уважения светлой памяти и безграничной мужественной любви двух молодых людей, сознательно принявших мученическую смерть, презревших её ради верности настоящей дружбе, любви и счастья.
Вместе с ними говорим и мы, их потомки: "Вечная память вам, Арзы и Янгыл".