- Сережа, вызови ко мне срочно Новицкого, Берзина и пригласи приехать к нам Куйбышева, - попросил он адъютанта (подчеркнуто вежливо обращаясь к своему адъютанту на людях, даже в присутствии ближайших друзей, даже в условиях смертельной опасности, которую им не раз приходилось испытывать вместе, Фрунзе тепло и доверительно - как младшего брата называл его Сережей, когда они оставались наедине).
- Слушаюсь, Михаил Васильевич.
Фрунзе стал прибирать бумаги, приводить в порядок стол. Через некоторое время в коридоре послышались шаги нескольких человек.
- Разрешите, Михаил Васильевич?
- Прошу, товарищи, прошу, заходите. Извините, друзья, за вызов в неурочное время, без особых будто бы причин, но события не терпят, да и я до утра не смог бы дотерпеть. То, что я хочу сообщить вам, весьма секретно, и возможно, от верного нашего решения будет зависеть судьба всей борьбы с Колчаком.
Глаза его боевых друзей смотрели серьезно, сосредоточенно. Берзин весело крякнул.
- Все эти дни развивающегося наступления колчаковской армии генерала Ханжина на участке Пятой, а частично уже и Первой армий я мучился, вы это знаете, одним вопросом: как остановить начатое врагом наступление и превратить его в поражение, в разгром главных сил Колчака. Отступление - вынужденное действие. Имей Кутузов больше сил, чем у него было, он никогда не отдал бы Москву. Только контрудар, один или несколько, могут переломить ход войны. Я перебрал в памяти десятки примеров, и все они говорят именно об этом. Вспомнил я и описание войн в прошлом. Так, древний историк Мовзес Хоренаци, описывая войны и военное искусство первого века до нашей эры, в рассказе о войне древней Армении с Римом писал (Фрунзе вытащил свой блокнот): "Осенью 69 года до нашей эры римские легионы вторглись в пределы Армении. Царь Тигран II, видя превосходство сил римлян, решил отступить в глубь страны, завлекая за собою врага, собирая свои силы и одновременно пересекая коммуникации римлян. Летом 68 года в долине Аракса он нанес контрудар во фланг главным силам римского полководца Лукулла. Разбитые римляне вынуждены были бежать, неся огромные потери при отступлении из Армении".
- Вот теперь я наконец понял, для чего командарм может вызвать членов Реввоенсовета своей армии поздней ночью, - сообщил Берзин. - Ты знаешь, что сказала мне жена, когда я вылезал из-под одеяла?..
- Я догадываюсь, - парировал Фрунзе, - но непонятно, как живет она с таким ворчуном?
- Сильна в тебе военная косточка, Михаил Васильевич, - ухмыльнулся Берзин. - Чуть что - сразу в контратаку. Но ты, конечно, догадываешься, что у меня есть возможность флангового ответа на твой выпад?
- Всего лишь одного? Тогда ты слабый полководец.
- Ладно, сдаюсь, - поднял руки Берзин. - Давай, читай нам дальше свои древние сказки. Моя бабушка тоже так делала на сон грядущий. Стареем, брат…
Фрунзе улыбнулся другу-полемисту и продолжал:
- Вся мировая история учит одному: обороной войну не выиграть! Удар по растянутым коммуникациям атакующего врага и решительное затем контрнаступление - вот ключ к победе! - Фрунзе встал. - Только решительный и лучше всего неожиданный контрудар может обеспечить перехват инициативы и поражение врага.
Я всесторонне постарался осмыслить обстановку. Все говорит за то, что наш отход за Волгу только усилит Колчака, да и не его одного, но и Деникина и Юденича. Единственное, что может выручить, спасти республику, это сильный контрудар во фланг наступающей армии Ханжина. Исходя из этого, я выработал предложение для командования фронта. Прошу вас смотреть на эту схему… - И Фрунзе пункт за пунктом зачитал свои план. - Теперь я прошу ваши коррективы, вашу критику для того, чтобы решение, которое мы примем, перепечатать и отослать Каменеву и Гусеву, а также в штаб Главкома.
Развернулось тщательное, придирчивое, всестороннее обсуждение плана контрудара. Огромная эрудиция Новицкого, политический опыт Куйбышева, каменное упорство и железная последовательность Берзина - все эти незаурядные качества друзей-единомышленников были брошены на то, чтобы предусмотреть ожидаемые и неожиданные последствия проекта Фрунзе.
В увлеченной работе опять полетел час за часом. Каждый внес свои конкретные замечания, свои уточнения.
Была учтена приближающаяся распутица, уточнены количество и качество резервов, определены запасы артиллерии, оружия, боезапасов, снаряжения, предусмотрен, по предложению Новицкого, возможный удар Ханжина севернее Оренбурга на реке Салмыш и многое другое.
- Товарищи, - встал Фрунзе. - В итоге мы можем принять решение. Федор Федорович, записывайте…
Когда Новицкий кончил писать, Куйбышев попросил слова еще раз:
- У нового плана много достоинств. Немаловажным, в частности, является то, что на первых порах мы обходимся внутренними силами, за счет некоторой перегруппировки четырех армий. Но поручать проведение этого плана в жизнь кому-то другому, а не Михаилу Васильевичу, - значит рисковать успехом. Я за этот план, но в том случае, если руководство будет поручено именно вам, Михаил Васильевич.
- Мне? - улыбнулся Фрунзе. - Я же только начинающий командарм. Нет, это дело руководства фронта.
- Михаил Васильевич, а ты грамотный? Газеты читаешь? - с ленцой спросил Берзин. - Ах, читаешь? Значит и решения Восьмого съезда читал. А там сказано, что комиссары и прочие политические руководители есть самая соль и сердцевина у нас в армии, что их надо слушаться, уважать. А ты с Куйбышевым споришь, нехорошо.
- Я буду настаивать на своем мнении, - энергично продолжал Куйбышев. - Более того: значение задуманной операции чрезвычайно велико. Нам понадобится поддержка центра. План Михаила Васильевича в корне противоречит предложениям Троцкого и Вацетиса, а в их принципиальности, в способности отказаться от своего ради чужого, лучшего, я не уверен. А ведь решается судьба революции! Поэтому я предлагаю копию плана отправить, помимо всего прочего, и Ленину - нашему политическому, государственному и военному руководителю.
- У меня есть важное сообщение в связи с необходимостью изготовить копии плана, - твердо и решительно произнес Новицкий.
- Да? - Фрунзе устало закрыл глаза.
- Я убежден, что в нашем штабе действуют враги!
- У нас в штабе? - Все живо повернулись к нему.
- Не только действуют, но и наглеют месяц от месяца… - Новицкий откашлялся, поправил пенсне и подробно рассказал историю с крестиком и надписью на нем. Он вынул крестик, положил его пород Фрунзе, и все поочередно с любопытством осмотрели вещицу.
- А вчера в папке для доклада я обнаружил бумагу с предложением мне вступить в союз "Освобождение России", оставаясь на своем посту. За одно лишь согласие мне предлагается чек в сто тысяч долларов с оплатой в любом европейском или американском банке, а по выполнении их задании - еще такая же сумма. В случае отказа, видите ли, мне грозят смертью. - Новицкий положил перед Фрунзе письмо.
- Н-да, основательно за вас взялись, Федор Федорович, - протянул Берзин. - И мытьем и катаньем…
- Смотрите-ка, до чего широко идут: и организация покушения на командарма, и попытка подкупа его помощника, - заметил Куйбышев.
Фрунзе посмотрел на часы: пятый час - снял трубку:
- Начальника особого отдела. Товарищ Валентинов? Да, Фрунзе. Разбудил? Не ложились? А ведь ночью спать следует. Что я сам? Я в порядке исключения. Прошу прибыть в штаб.
Валентинов - молодой и широкоплечий блондин в кожаной куртке - явился через несколько минут; с улыбкой, без удивления поприветствовал собравшихся. Фрунзе протянул ему крестик и письмо:
- Полюбуйтесь, пожалуйста, как кто-то атакует товарища Новицкого. - Голос командарма стал жестким и требовательным. - И будьте любезны сказать, как долго в нашем штабе будут орудовать враги!
Валентинов бегло осмотрел крестик, без особого интереса отодвинул его в сторону:
- Эта история нам давно известна, - и внимательно принялся читать письмо.
- То есть, как это "давно известна"? Федор Федорович только что доложил мне о ней!
- Да, известна, товарищ командарм. Наш человек наблюдал, как Ольхин вешал этот крестик на ручку двери товарища Новицкого.
- Ольхин? Из административно-хозяйственного отдела?! - воскликнул Фрунзе. - Почему же вы не доложили об этом мне и не арестовали негодяя? Это что - головотяпство?
- Зачем же горячиться, товарищ командарм, - спокойно ответил Валентинов. - Простите за откровенность, но по долгу службы я ждал, как будет реагировать сам Федор Федорович. Пока он никому из вас не докладывал, я и не спешил брать Ольхина. Ясно? - он прямо поглядел в глаза Новицкому.
- Да уж куда ясней, - ответил за Новицкого Берзин. - Доверяй, но проверяй, так?
- Так точно. А за Ольхиным мы следили очень прочно. Он, видимо, почувствовал, и сегодня ночью я был вызван к его трупу.
- Что такое?! - вскричал Фрунзе.
- Труп был обнаружен жителями на окраинной улице. Около правой руки лежал "браунинг № 2". Пуля прошла через висок. Смерть наступила мгновенно.
- Вы полагаете, он застрелился? - спросил Куйбышев.
- Я не думаю, что он застрелился. Его, судя по всему, убили.
- Почему вы так думаете?
- Браунинга этого у него никогда не было. Это раз. Перед смертью он всячески старался оторваться от нашего работника, и это ему удалось. Спрашивается, зачем человеку, желающему покончить с собой, так усиленно уходить от наблюдения? Это два. И третье: какая необходимость стрелять в себя на заброшенной, да к тому же грязной улице, уходя для этого из дому?
Товарищ Дзержинский прислал нам фото активной эсерки Нелидовой. По его данным, она действует где-то у нас. Кстати говоря, ее же фото с интимной надписью было обнаружено и в вещах скоропостижно скончавшегося в тюрьме Семенова. Теперь становится ясно, что паралич сердца был каким-то образом вызван у него искусственно: контрреволюционная организация правых эсеров (кстати, ее членом был и Сукин) заметает следы. Они без колебаний убирают своих подмоченных членов. Как Семенов убил после его провала покушавшегося на вас, так и его быстро убрали, когда провалился он. Разумеется, это наш недосмотр.
- Как, по-вашему, последнее письмо - дело рук Ольхина или кого-то другого? - задумчиво спросил Фрунзе.
- Боюсь ошибиться, но вряд ли Ольхин, который уже чувствовал за собой слежку, осмелился бы на такой шаг.
- Значит?..
- Значит, остался кто-то еще.
- Так, так. Значит, каждый из нас, товарищи, в чем-то виноват… Необходимо сделать выводы.
- Да, Михаил Васильевич, - строго сказал Новицкий, - мое промедление с крестиком обернулось крупнейшей моей виной.
- Тем не менее ваш рассказ еще и еще раз заставит нас предпринять все возможное для сохранения секретности принятых решений. Товарищ Валентинов, прошу принять меры для того, чтобы выяснить обстоятельства убийства Семенова и Ольхина. Прошу вас продумать, как поступить товарищу Новицкому с подброшенным ему письмом и организовать его личную охрану. Еще раз, может быть через аппарат Дзержинского, проверить наших спецов. Положение серьезное. Если организация контрреволюционеров действительно пошла на решительное заметание своих следов, то вполне возможно обострение борьбы новыми силами - особенно в связи с наступлением Колчака. Валерьян Владимирович, прошу вас сегодня же провести совещание с чекистами, особистами, политотдельцами, работниками трибунала и прокуратуры.
Товарищ Новицкий, на вас возлагаю изготовление копий сегодняшнего решения. Товарищ Берзин, вы - ответственный за подбор людей для поездки. Вы свободны, товарищи. Спокойной ночи.
- Доброго утра, хотел ты сказать, - ответил Берзин. - Ну и встретит же меня боевая подруга!
"ТЫ СПРАШИВАЕШЬ, КОСТЯ…"
- А зачем тебе, Костя?
- Ну как "зачем": комиссаром Ярославского округа я после тебя был? Был. Командармом-четыре после тебя был?
- Честно говоря, мог бы быть и получше.
- Так разве я спорю? Однако был? Был! Твоим заместителем по Туркестанскому фронту был? Тоже, скажешь, мог бы и получше работать? Тогда почему же ты потянул меня за собой в штаб войск Украины и Крыма, а?
- Сдаюсь! А теперь, значит, хочешь после меня стать председателем Реввоенсовета?
- Да мне бы чего поменьше: можно и наркомом по военным и морским делам!
Друзья расхохотались.
- Забирай! Хоть Военную академию возьми, и то мне легче станет!
Все так же смеясь, Фрунзе подошел к окну, распахнул его и повернулся к Авксентьевскому.
- Ты спрашиваешь, Костя, где же все-таки я получил военное образование? Так?
- Точно так. И что тебя все-таки подтолкнуло к военному делу?
Фрунзе посерьезнел, задумался:
- Думал, экономистом буду, в Политехнический поступил. Не вышло. А подтолкнула меня, Костя, одна беседа. Всего лишь одна: с незабвенным нашим Ильичом.
- С Лениным?! Когда?
- Давно это было, девятнадцать лет тому назад: в девятьсот шестом году. Двадцати одного года от роду попал я в Стокгольм, на Четвертый съезд партии. Парнишкой совсем молодым был. Хотя и обстрелянным. А ему тридцать шесть - в расцвете сил и зрелости был. И вот начал он меня обо всем выспрашивать, особенно об иваново-вознесенских Советах. Интересовался и баррикадными боями. А потом и говорит: "Что стрелять рабочие умеют, это хорошо. А вот руководить военными действиями многие ли из них могут по-настоящему? И не думаете ли вы, что в будущих восстаниях-битвах это умение может сыграть решающую роль? Революционеры должны овладеть военными знаниями, это еще Энгельс писал! Я бы вам советовал над этим подумать!"
- И стал думать?
- Да. И стал я читать все, что мог. И всюду, где мог. И начал изучать языки, чтобы читать как можно больше о военном искусстве.
- "И всюду, где мог"?..
- Ты тюрьму имеешь в виду? Верно. Там я много успел. Особенно в камере смертников: очень усердно учился. И сказал бы я так: низшую военную школу я кончал тогда, когда взял в руки револьвер и стрелял в урядника во время забастовочного движения иваново-вознесенских и шуйских текстильщиков, да когда по тюрьмам да каторгам сроки отбывал.
А среднюю школу, я считаю, кончил тогда, когда правильно оценил обстановку на Восточном фронте в девятнадцатом году и нанес удар Колчаку армиями Южной группы.
А третья, высшая моя военная школа - это та, когда ты и другие командиры и многие специалисты убеждали меня на Южном фронте против Врангеля другое решение принять, но я позволил себе не согласиться, принял свое решение и оказался прав. Там мы Врангеля разгромили весьма основательно.
- Михаил Васильевич, а какую же школу ты сейчас кончаешь? - Авксентьевский кивнул на стопку иностранных книг и журналов.
Фрунзе подошел к столу, взял одну книгу, другую.
- Не знаю, Костя, как назвать эту школу, но, в общем, навалился я сейчас на изучение военной техники. Авиация, танки, невиданной силы артиллерия, подводный флот и многое другое - вот что будет играть в будущей войне совершенно особую роль, и мы должны об этом думать загодя.
Авксентьевский стоял у стола склонив голову.
- Нет, Миша, - строго, без улыбка сказал он, - уж лучше ты и оставайся на своих постах. Уж лучше бы, чтоб тебя никто не сменял, не заменял.
- Соня! - закричал Фрунзе. - Неси нам чай, да сама иди сюда скорее: надо гостя дорогого развеселить, а то уж очень он в серьезность ударился и меня туда же тащит. Да захвати конфет каких, хоть монпансье!
31 марта 1919 года
Уфа
В полдень 31 марта в Уфе начались два совещания. В центре города, в тяжелом каменном здании, окруженном часовыми, генерал Ханжин принимал по экстренной просьбе Безбородько своего начальника контрразведки. И в это же - наименее подозрительное - время в кладбищенской сторожке собралась руководящая тройка подпольного ревкома. Ханжин и Безбородько сидели в мягких креслах, их ноги утопали в ковре - ревкомовцы ютились на узкой койке деда Василия, накрытой стареньким одеяльцем из блеклых ситцевых лоскутков. Конечный смысл речей Ханжина и Безбородько сводился к тому, чтобы принести как можно больше вреда русской революции, - содержание беседы ревкомовцев, напротив, заключалось в принятии конкретных мер, содействующих успеху революционной борьбы. Тем не менее - бывают же парадоксы в жизни! - на обоих совещаниях одним из объектов обсуждения была Наташа Турчина в качестве стенографистки-переводчицы при штабе генерала Ханжина.
- Ваше превосходительство, - говорил Безбородько, - я просил у вас конфиденциального разговора в связи с особо важными соображениями.
- Да, я слушаю вас, Василий Петрович.
- Прибывшие к вам от Верховного иностранные военные советники плетут интриги с целью скомпрометировать не столько ваше превосходительство лично, сколько саму идею нанесения главного удара именно вашей армией. Генералы англичанин Нокс и американец Гревс хотят добиться переотправки всех резервов, в том числе корпуса генерала Каппеля, на север, чтобы создать генералу Гайде реальную возможность объединения с англо-американскими экспедиционными войсками.
- Ах, канальи! Об этом, впрочем, я давно догадывался!
- Они боятся, что, самостоятельно дойдя до Москвы, мы захотим и самостоятельной политики.
- А что, Жанен лучше? - Ханжин выругался. - Деникин отдал Франции на концессию весь Донбасс, вот француз и хлопочет о нашем выходе к Волге навстречу его холую!.. Откуда ваши сведения, полковник?
- Нокс и Гревс довольно беспардонно разговаривали в прошлый раз по-английски у вас на совещании, зная, что никто их не поймет. Между тем мне приходилось бывать по делам службы в Англии, и кое-что из их разговора я уяснил.
- Да вы настоящий клад, полковник Безбородько!
- К сожалению, я понял далеко не все. Поэтому у меня есть предложение.
- Докладывайте.
- В моем распоряжении имеется девушка из благородной семьи. Ее отец - полковник Турчин - всю войну принимал оружие в Англии. Он и сейчас там. Его дочь превосходно владеет французским и английским, и, кроме того, она стенографистка.
- Ого!
- Если мы сможем стенографировать их разговоры и замечания - мы получим интересные для нас данные. Кроме того, эти данные мы могли бы преподнести и Жанену, демонстрируя ему, что делается у него под носом. А в крайнем случае можно и их самих взять за горло, предъявив им стенограмму их грязной игры.
- Прекрасно! Но неудобно, если на наших совещаниях будет присутствовать молодая женщина. А что если одеть ее в форму и присвоить чин, скажем, подпоручика? А? Пишите мне официальный рапорт, и я зачислю ее в штат, подчинив непосредственно вам. А?
- Вот и рапорт, ваше превосходительство. - Безбородько вынул из полевой сумки и протянул генералу бумагу. - Правда, я не учел, что переводчицу следует превратить в офицера.