- Колечко ты свое возьми, еще пригодится. Значит, не захотела к Колчаку убежать? Это хорошо. Вот за пологом тут кровать моя, приляг, отдохни. Ложись, ложись, я тебя охраню.
Наташа скинула шубку, ботинки и, не раздеваясь, легла поверх пестрого лоскутного одеяла. Бессонная ночь сказалась - она крепко и надолго заснула.
- Внученька, а внученька, проснись-ка. Вот тут к тебе один хороший человек пришел, - услыхала она голос старика. Быстро спустив ноги, она села и стала оправлять волосы.
- Можно, барышня? - Занавеска отдернулась, перед Наташей стоял, пытливо глядя на нее, пожилой рабочий. "Бог мой, до чего ж похож на Володиного отца! Такой же русоголовый, в очках, только в плечах пошире да ростом повыше". Она тряхнула головой, как при наваждении. Он сел перед ней на табуретку, протянул широкую сильную ладонь.
- Александр Иванович.
- Наталья Турчина.
- Не захотела к Колчаку, Наталья Турчина?
- Не захотела.
- Правильно, что не захотела. А офицер-то с мамашей собрались к нему? Может, и документы какие везут?
- Насчет документов не знаю. А сами собрались.
- Где же вы ночевали? Адресок-то можете сказать?
- Извините меня, вчера мы приехали поздно вечером, а сегодня мне не до того было.
- Ну, а хозяйку-то назвать можете?
- Да, Мария Ивановна. Вдова священника, держит корову. Забор у нее высокий, ворота глухие. Дом рядом с церковью.
- Сложное дело, - усмехнулся мужчина. - Тут таких не один десяток, почитай. Однако попробуем отыскать. А к дедушке Василию как попали? Сюда, то есть.
- Шла, куда глаза глядели. Лишь бы уйти подальше. Вот и пришла. Очень лицо у дедушки… ну, доброе. Я к нему и обратилась.
Мужчины переглянулись.
- А медсестрой работать можете? - спросил Александр Иванович.
- Могу и хочу.
- Ладно. Ждите здесь. Я за вами пришлю из госпиталя свою дочку, отвезет она прямо к месту работы, а я пока договорюсь с ними по телефону. Прощайте. Спасибо от советской власти. - Он еще раз бережно пожал ее руку.
- Дедушка, а кто это был? - сразу же спросила Наташа.
- Этот-то? Моего покойного сына лучший друг, раньше работал в депо, а теперь самый главный в Ревкоме нашем. А Тоська у него - душевная девка, добрая да смешливая, она тебе сразу поглянется. Это уж точно.
Вскоре за Наташей приехали легковые санки. В дом вошла румяная кареглазая девушка, закутанная в белый пуховый платок.
- Здравствуйте, Наташа. Я - Тося, дочка Александра Ивановича, - с застенчивой улыбкой поздоровалась она. - Будем работать вместо. А сейчас я вас от дедули заберу.
Новый человек - всегда событие в жизни, а тут перед Наташей стояла та, с которой ей предстояло работать. Наташа пристально вгляделась в ее милые, доверчивые глаза и вдруг, неожиданно для себя, порывисто обняла и поцеловала Тосю.
- Ну, вот и сладилось. А я что говорил? - рассмеялся довольный старичок. Он проводил их через темное, безмолвное кладбище до самых ворот. Тося накрыла Наташу крылом своего теплого платка. Девушки тесно прижались друг к другу. Конь дернул, санки легко понеслись, тоненько зазвенели бубенцы на дуге.
Ни огонька не светилось в окнах. Искрился под луной снег. Ломаной черной линией бежала под полозьями тень от бесконечных заборов. Прохожих не было, неистово лаяли собаки, запертые во дворах. Город чего-то ждал, притаившись в ночи.
31 января - 1 февраля 1919 года
Самара
- Фрунзе, Михаил Васильевич, командующий Четвертой армией.
- Куйбышев, Валериан Владимирович, председатель Самарского губисполкома.
Они стояли, не торопясь разжать руки, всматриваясь друг в друга почти без улыбки, внимательно, глаза в глаза.
Они никогда не встречались прежде, но слышали друг о друге много от общих знакомых - подпольщиков и давно уже втайне удивлялись тому, как до деталей совпадают их пути в революции. Выросшие в Средней Азии, оба вступили в борьбу совсем еще юношами. Студенты-петербуржцы, оба активно участвовали в первой русской революции. Оба - старосты в политических тюрьмах. Каждый был сослан в Иркутскую губернию, и жили они неподалеку друг от друга: Фрунзе - в Манзурке, Куйбышев - в Тутурах. Оба совершили удачные побеги. Каждому пришлось после революции подавлять лево-эсеровские мятежи. Оба стали военными организаторами: Фрунзе - военкомом Ярославского округа, Куйбышев - политкомом Первой армии Восточного фронта.
Михаилу Фрунзе не раз представлялся образ Куйбышева, витязя революции, и вот он, его брат по революции, стоит перед ним: высокий человек с прекрасным лицом, с огромными темными глазами, с волнистыми волосами.
- Заждались мы вас, Михаил Васильевич, - мягко сказал Куйбышев. Он глядел на ясноглазого крепыша: ни сединки в темно-русых волосах, а ведь дважды подолгу сидел в камере смертников, и каждая ночь могла стать последней в его жизни. "Прощайте, товарищи!" - этот душераздирающий крик, от которого начинала бушевать в ночи вся тюрьма, не раз слышал Куйбышев, но Фрунзе слыхал его не сквозь стены, а в своей камере - от тех, кто сидел вместе с ним, кого уводили сегодня, а завтра могли увести и его…
- Долго ждали? Гороскопчик надо было составить, - пошутил Фрунзе. - Я слыхал, что царь-батюшка дал вам возможность в астрономии усовершенствоваться?
- Да, спасибо благодетелю, - рассмеялся Куйбышев, - время на самообразование он выделял нам щедро. Годов не жалел!
- Присаживайтесь, Валерьян Владимирович. Обстановка меня далеко не радует. Прошу вас со всей откровенностью обрисовать положение дел, как оно вам видится. Сюда, на фронт, я буквально рвался, но изо дня в день застревал в каких-то невидимых сетях.
Куйбышев сел, задумался:
- Да. Начнем с того, что приказ о вашем назначении был подписан еще двадцать шестого декабря, но аппарат Главкома с необъяснимой медлительностью подбирал вам заместителя на вашем прежнем посту ярославского военного комиссара. Я дважды запрашивал Ленина, и, видимо, только его вмешательство ускорило ваш приезд в армию - с задержкой более чем на месяц.
Не могу не сопоставить с этим фактом ряд других: в штабе и в армейском аппарате очень много недостаточно проверенных военных специалистов из бывших царских офицеров. Штаб же фронта и более высокие инстанции всё шлют и шлют нам новых специалистов, и по-прежнему в большинстве своем из бывших.
- Что ж, я знаю многих из старых офицеров и генералов как людей абсолютно честных и порядочных, - задумчиво возразил Фрунзе. - Взять хотя бы моего помощника Федора Федоровича Новицкого - этому бывшему генералу я доверяю полностью.
- Не спорю, - живо ответил Куйбышев, - но вы говорите о тех, кого уже проверили, а сейчас на этот очень сложный участок без оглядки шлют военспецов неясных политических взглядов. А вас - недвусмысленно задерживают в тылу. Не знаю, кто конкретно тут замешан, но его тенденция мне совершенно ясна.
Да, - коротко ответил Фрунзе. - Тенденция не из лучших.
- Вражеская агентура действует здесь весьма активно. Есть случаи прямого разложения. В Куриловский полк, дислоцированный в районе Уральска, было влито много кулаков. Среди комсостава оказались эсеры, развернувшие активную пропаганду.
- Всё те же наши "друзья" эсеры…
- Две недели назад в полку началось восстание. Полк не выполнил приказа штаба армии о переходе в наступление. Командир и комиссар полка были убиты. К восставшим присоединился Туркестанский полк. На место происшествия выехал член Реввоенсовета армии Линдов с группой политработников. Он выслал в мятежный полк отважного петроградского коммуниста Чистякова. Чистяков был зверски убит. К мятежникам присоединился бронепоезд. Команда бронепоезда захватила вагон товарища Линдова. Линдов и почти вся его группа были расстреляны. Мы помогли командованию армии подавить этот мятеж, но главные организаторы скрылись и, безусловно, возобновят свою деятельность при первом же удобном случае.
- А меня - командующего - держали в тылу! Черт знает что! - Фрунзе заходил по кабинету. - Вы знаете, Валерьян Владимирович, наш предреввоенсовета, конечно, крупная голова, знаменитый деятель, но многие его поступки "гениальны" в такой степени, что находятся за гранью целесообразности. Иногда начинаешь думать, что его логика идет странными путями.
- Не будем сейчас о Троцком, - нахмурился Куйбышев. - Подчас более чем странные пути его логики я наблюдаю уже полтора десятилетия… Разумеется, в армии немало боеспособных частей, например Александрово-Гайская бригада, некоторые полки 25-й дивизии, которой командовал Чапаев. Есть и другие боевые части. Но дисциплина в них слабая, много партизанских замашек. Далее: сколько я могу наблюдать, армия снабжается плохо, не хватает самого необходимого.
- Тревога, тревога и тревога?
- Да. Самоуспокоенность была бы преступна.
- Я рад, что мои взгляды совпадают с вашими. Фрунзе прямо посмотрел в глаза Куйбышеву. - Абсолютно совпадают. В ближайшее время я поеду в части. Когда полностью ознакомлюсь с положением в армии, напишу доклад Владимиру Ильичу, согласовав его с вами. Но пока у меня есть предварительные предложения: надо направить сейчас побольше коммунистов в аппарат армии и непосредственно в части. В первую очередь следует укрепить политотделы, развернуть широкую политическую работу среди бойцов. Мне кажется, что необходимо будет провести партийную и профсоюзную мобилизацию. Продумайте это.
- Если можно, держите в поездке со мною связь. Берегите себя, помните о Линдове! - попросил Куйбышев.
Они встали.
- Что ж, история с Линдовым глубоко поучительна, конечно. Но мне она кажется более сложной, чем это представляется с первого взгляда. Видимо, Линдов не сумел найти должного контакта с рядовыми и командирами. Врагов всех оттенков у нас хватает, но в целом армия всегда поддерживала политику партии. Ведь эта политика исходит как раз из интересов масс.
- Желаю удачи, Михаил Васильевич!..
Ровно в тринадцать ноль-ноль адъютант Сиротинский доложил Фрунзе, что весь командный и политический состав штаба, всех управлений и отделов армии собран в зале заседаний.
Первая встреча!..
Михаил Васильевич встал, одернул гимнастерку, провел рукой по ежику волос.
- Встать! - скомандовал Новицкий. Чеканя шаг, он шел навстречу Фрунзе. Неукоснительно требовательный в вопросах воинской дисциплины, Федор Федорович Новицкий в соответствии с уставными предписаниями остановился в трех шагах от командарма и четко отрапортовал ему. Фрунзе поздоровался с ним и повернулся к собравшимся:
- Здравствуйте, товарищи командиры и политработники!
Ответили ему неровно, не в лад, иные с ленцой, а иные промолчали.
- Садитесь! - Сопровождаемый Новицким, он прошел к приготовленному впереди столу. Зал затих. Многие тянули головы, чтобы разглядеть нового командующего. Фрунзе встал:
- Товарищи! Решением Центрального Комитета Коммунистической партии и верховного органа Рабоче-крестьянского правительства Всероссийского ЦИКа, приказом Реввоенсовета республики от 26 декабря 1918 года за № 470 я назначен командующим Четвертой армией. Мне поручено в кратчайший срок восстановить в армии строгую революционную дисциплину, порядок и боеспособность.
Товарищи командиры! Здесь, на нашем фронте, решается сама судьба России. Историческая задача, которую мы решаем, необычайна, необыкновенна! Я хочу, чтобы в вас проснулось чувство патриотической гордости: на нас с вами смотрят не сорок прошедших веков и не бездушные пирамиды, - на нас смотрит все будущее великой страны. Каким будет оно - зависит от нас: полуколония, растаскиваемая как жирный пирог, или непоколебимый плацдарм новой, лучшей жизни, которая начинается отсюда для всех народов земли.
Фрунзе прошелся вдоль стола, вглядываясь в лица сидящих:
- Я надеюсь, - он усмехнулся, - вы не считаете меня настолько наивным, чтобы я полагал, будто все вы, сидящие здесь, - убежденные большевики. Нет, я так не считаю. Но патриотами считать вас я имею основания, думать о вас как о людях, которые не хотят видеть свою страну несчастной, залитой кровью, распроданной, - могу и хочу.
Я надеюсь, что наши совокупные усилия не оставят места проявлениям трусости, малодушия, лености, корысти или измены. В случае же их проявления суровая рука беспощадно опустится на головы тех, кто в этом последнем, решительном бою окажется предателем интересов рабоче-крестьянского дела, дела Советской России.
- Высоко летит, где-то сядет, - едва слышно шепнул Грушанский своему соседу Гембицкому.
- Посадим! - уверенно кивнул тот. - Не он первый, не он и последний.
Фрунзе внимательно оглядел зал.
- Не успел я приехать и принять командование армией, как притаившиеся враги, желая скомпрометировать меня перед массами бойцов и командиров армии, начали распространять слухи, что я бывший генерал, что мне верить нельзя, что я начну возвращать в армию старые порядки. Вы прекрасно знаете, что в нашей армии честным генералам, которые отдают свои силы, талант и знания укреплению мощи революционных войск, дорога открыта, они пользуются доверием, почетом и уважением. Федор Федорович может подтвердить это… (Новицкий кивнул, строго глядя через квадратное пенсне в зал.) Но что касается меня, то я генерал от царской каторги и политической тюрьмы. Член партии большевиков, я с девятьсот шестого года изучал военное искусство по заданию Ленина, изучал повсюду, даже в тюрьмах. Военным специалистам, сидящим здесь, возможно, покажется странным такой способ оканчивать академию, но у меня, к сожалению, не было выбора. Распространение слухов обо мне требую прекратить.
Приветствую вас и призываю к дружной неустанной работе. Завтра с утра приказываю явиться ко мне с докладами: начальнику оперативного отдела штаба армии о положении на фронтах частей армии - в девять ноль-ноль; начальнику снабжения армии с докладом о состоянии снабжения в частях и наличии на складах всех видов довольствия в армии - в одиннадцать ноль-ноль; начальнику политотдела подготовиться к докладу о состоянии политической работы в армии - к двенадцати ноль-ноль. Моим помощником, членом РВС армии и временно начальником штаба приказом РВС республики утвержден Федор Федорович Новицкий, теперь ваш ближайший и прямой начальник.
На этом совещание считаю закрытым. Вы свободны и можете приступить к исполнению своих служебных обязанностей.
Присутствующие, однако, продолжали сидеть, как будто ожидая чего-то еще. Видимо, требовалось время, чтобы осмыслить сказанное новым командармом.
- Встать! Приступить к работе! - скомандовал Новицкий.
Все поднялись и, вполголоса обмениваясь мнениями, начали выходить из зала.
Вставляя ключ в дверь своего кабинета, Новицкий увидал, что на ручке болтается серебряный нательный крестик. "Странно! Когда я уходил, его здесь не было". Сорвав его с черной нитки, Федор Федорович подошел к письменному столу и осмотрел крестик. На нем было что-то мелко выгравировано. С помощью лупы он прочел: "Генерал! Твоя дорога не с красными". С другой стороны было написано: "Можешь найти верных друзей". Новицкий разволновался не на шутку, ему стало так худо, что он даже перекрестился. Что делать? Поделиться с Фрунзе, да еще заодно рассказать, как словно бы по обмолвке работник оперативного отдела штаба Гембицкий обратился к нему сегодня: "Ваше превосходительство"? Или уж не отвлекать командующего? Посоветоваться с кем-либо из политотдела или с членом Реввоенсовета Берзиным? Поймут ли его? А если умолчать, как будут развиваться события тогда?.. Старик расстегнул китель. Нет, надо взять себя в руки, успокоиться, все хорошенько обдумать, а потом и принимать соответствующие решения.
Раздался громкий, уверенный стук.
Новицкий быстро сунул крестик в боковой карман, застегнул ворот:
- Прошу!
Четким строевым шагом вошел невысокий и ладный, средних лет военный:
- Товарищ помощник командарма! По приказу командующего фронтом прибыл для вступления в должность начальника укрепрайона Самарского участка военный инженер Карбышев! - Спокойные глаза его искрились улыбкой.
- Друг вы мой! Дмитрий Михайлович! Да как же я рад вам! - Новицкий пошел к нему, раскрыв объятия. Старые товарищи - их боевая дружба начиналась еще на фронтах империалистической войны - крепко обнялись. - Умница вы моя дорогая…
- Удивительно, - с усмешкой сказал Карбышев, - как разворачиваются события. Стоят в красном штабе два царских генерала, правда бывших, обнимаются, а затем отправляются честью и верой бить своих прежних сослуживцев? А? Ну, как наш командарм?
- Удивительная, я вам скажу, личность! Огромная память. Знает девять языков. В военной истории можете с ним и не пытаться вступать в состязание - забьет!.. - Новицкий уселся на диван, увлекая с собой Карбышева. - Вы слышали, может быть, что меня приглашали остаться в Москве - во вновь открытой академии? Так я, зная Фрунзе по совместной службе в Ярославском военном округе, отказался от академии, согласился на его предложение, поехал с ним сюда. Друг мой, мы - боевые окопные генералы, профессиональные военные - можем дать здесь немало. Но должен вам сказать, что гражданская война и действия Красной Армии вносят чрезвычайно много своеобразного, небывалого в военное искусство.
- О, рад встретить единомышленника! - воскликнул Карбышев. Он живо поднялся. - Я слышал от иных своих коллег мнение о нынешней войне как о хаотичной, иррациональной, непонятной, но таковой она представляется лишь лицам с закостенелыми взглядами! А на деле - это сугубо маневренная война, и боевые действия, если вдуматься, явно тяготеют к железным дорогам, шоссейным и водным коммуникациям, а также к населенным пунктам, но отнюдь не к сплошным линиям фронтов, как было прежде. А ведь это определяет совсем иные принципы фортификации, не так ли?
- Вы имеете в виду…
- Я имею в виду, что главенствующую роль в укреплениях должны получить не сплошные траншеи и окопы, а укрепленные районы, перекрывающие узлы дорог, охватывающие города, населенные пункты…
- Родной вы мой, ведь Фрунзе это же говорил неоднократно. Правда, он толкует это по-своему, как политик, но утверждает, что гражданская война - дело столь же войск, сколь и населения. Идемте к нему, не будем тратить золотого времени!
Новицкий и Карбышев вновь обнялись, вглядываясь в лица друг другу.
- А я ведь вовсе не сентиментален, Федор Федорович, - задумчиво произнес Карбышев. - Более того: педант, сухарь, логарифмическая линейка. Но сейчас мне почему-то вспоминается художественная литература и старый Тарас Бульба, который говорил, что воевал за свой народ, и верил, что нет уз святее товарищества…
Новицкий глядел на Карбышева - и каким же мелким показался ему давешний эпизод с крестиком!
- Пошли! - энергично сказал он. - Его высокопревосходительство адмирал Колчак времени нам дают в обрез, а то и меньше…
На следующее утро, когда часы в кабинете, где сидели Фрунзе и Куйбышев, стали неторопливо отбивать девять медных ударов, в дверь вошли Новицкий, начальник оперативного отдела Яковский, его заместитель Гембицкий и еще три других работника оперативного отдела штаба. Они выстроились. Новицкий спросил:
- Товарищ командующий, разрешите начальнику оперативного отдела товарищу Яковскому доложить о положении частей армии у карты?
Фрунзе протянул ему руку, поздоровался и представил: