Да, она больше не боялась его. Напротив, вдруг почувствовала необыкновенное доверие. Сильное обаяние исходило от этого человека, и оно благотворно действовало на душу девушки, в последнее время воспринимавшей все очень обостренно. Теперь Наталья мучалась между желанием рассказать все новому знакомому и в то же время… Если бы это были только ее тайны! Почувствовал ли это Павел Дмитриевич, понял ли, но вопрос его оказался очень созвучен ее состоянию. Он спросил:
- Что гнетет вас? Какая помощь нужна?
- Надя…
- Что?
- Наденька! Моя подруга. Она в беде.
- А что случилось?
- Ах, не спрашивайте! Ее спасать надо… Я не знаю, что с ней сейчас…
- Так от чего ж спасать-то? Где она, эта ваша Надя?
- Очень близко… Графиня Прокудина.
- Надежда Кирилловна?! Юная графиня, благодетельница монастыря нашего?! Да что же вы не сказали сразу-то, милая сударыня? Да пока отец Василий был здесь… Я же сейчас весь монастырь подниму! Сколько помогала она нам, еще даже и девочкой маленькой… Отец Иона - духовник ее. Да за нее сами отцы монаси в рясах в бой пойдут! Говорите, Наталья Алексеевна, что с ней случилось. Она сейчас в Прокудино?
- Да если бы я знала! - воскликнула Наталья в отчаянии. - Ее хотят насильно обвенчать с католиком. Он сейчас у них, в графском доме. Она полностью в его власти.
- Вот дела неслыханные!.. Не побоитесь одна здесь остаться?
- Не побоюсь… а вы куда?
- В монастырь. Вот еще, выпейте - это снотворное, и от жара помогает…
- Что еще за травы?! - Наталья сильно поморщилась от горечи.
- Не отравлю, не бойтесь, - он улыбнулся. - А хотите наливочки монастырской? Все, что видите здесь, ешьте, пейте… И спать. А я скоро…
Но вернулся Павел Дмитриевич, когда уже наступила ночь. Вернулся не один, с ним был худощавый человек в ряске, с длинной белесой бородой и пытливым взглядом.
- Позвольте представить, - сказал Павел, - послушник Елисей, вчерашний солдат, завтрашний монах. Наталья Алексеевна, никаких обид и страхований не было? Мы же проездом из монастыря в Прокудино, благо по пути, на миг заехали вас проведать, ну а сами… Побудьте здесь еще немного, а мы…
- Ну уж нет! - возмутилась девушка.
- Наталья Алексеевна… - начал было Павел Дмитриевич, но Вельяминова и слова не дала сказать.
- Ни минуты здесь не останусь! В конце концов, до судьбы Надин мне больше есть дела, чем вам. Я с вами…
- Но вы больны!
- Жара уже нет.
- А нога?
- Верхом. Я вижу в окно трех хороших лошадей!
- Но третья для барышни Прокудиной… - возразил Елисей.
- Чудесно! Мы на месте решим, как и что, а пока я поеду на этой лошади… Мне надо быть там, понимаете ли! - это было обращено уже к Павлу Дмитриевичу.
- Но мы сами не знаем, что нам предстоит! - Павел говорил спокойно, но уже начал слегка раздражаться. - Дело может обернуться самым неожиданным образом.
- Вот поэтому я и еду с вами. В конце концов… - Наталья выдержала короткую паузу, - у меня полномочия от вице-канцлера!
Павел и Елисей, вчерашний солдат, переглянулись. Павел Дмитриевич отошел от двери, освобождая Наталье проход, и слегка поклонился:
- Прошу вас, сударыня.
А Наталья, при всем беспокойстве за судьбу подруги, думала сейчас о непонятных бумагах, которыми Надежда пыталась шантажировать Фалькенберга…
…Прокудино спало мирным сном под ярким светом луны. Вот открылся вид на господский дом. Перед запертыми воротами Елисей спрыгнул с лошади, ловко перемахнул через забор и отворил ворота перед Павлом и Натальей. Шагом въехали во двор.
- А теперь не обессудьте, вы останетесь здесь… Кстати, эта сторона тоже должна быть под присмотром, - шепнул Павел Наталье и протянул ей пистолет. - Ваш. Я зарядил его. Если что - стреляйте, прибежим на помощь. А нас ждут у черного хода. Очень скоро вы увидите вашу подругу…
- Вы уверены? - Наталья вдруг указала на крышу прокудинского дома.
С удивлением наблюдали все трое, как из чердачного окна спустилась веревка до земли, как вдруг показался из того же окна человек и уцепился за веревку. Яркая луна замечательно освещала эту картинку.
- А это, - пояснила Наталья, - вон там, куда метит сей господин - окна Надиной светелки…
Теперь промахнуться было нельзя, и она знала, что не промахнется. Выстрелила, почти не глядя. Веревка лопнула, раздался крик, глухой стук упавшего тела. Наталья была уже рядом. Человек, лежащий на земле, кричал "убью!" и громко стонал. Засветился огонек в Надиной комнате, и тонкая фигурка показалась в окне.
Наталья уже наводила пистолет на стонущего человека:
- Я узнала тебя, Карп! Что это значит?! Не двигайся… иначе это я убью - тебя!
- Наталья Алексеевна… Ох! И так уж убили… Барин велел…
- Какой еще барин, немец что ли?
- Так он… о-о-ох! - теперь барышнин муж…
- Ка-а-ак?!
- Ох, да. Помилосердствуйте… о-о-й! Барышня запершись сидят, без еды, никого не пускают, а дверь не сломаешь, пытались уж… В сей светелке прадед барышнин, зело ревнючий, супругу свою взаперти держал!
- Понятно теперь, в кого характером Наденькин отец, - усмехнулась Наталья.
- Не убивайте! Я ж неволей. Немец спятил совсем, силой заставил меня на чердак лезть, а потом - по веревке… Безумный он вовсе!
- Много болтаешь для своего положения, - поморщилась Наталья. - Помолчи!
У нее было доброе сердце, и хоть Карп вызывал в ней гадливое чувство, девушке было жаль, что она стала причиной его болезненных страданий. Однако позаботиться о нем она решила после. Оглянулась. Елисей тащил откуда-то лестницу. Наталья все поняла и крикнула вверх Наде, прилипшей к окну, чтобы она не пугалась и позволила им подняться.
- Я первая, - сказала Наталья…
Меж тем в коридоре, ведущем от двери черного хода к барской половине, шел бой не на жизнь, а на смерть - между Павлом Дмитриевичем и Иоганном Фалькенбергом. Павел, много лет не державший в руках оружия, быстро понял, что не такое-то уж простое это дело - биться с сумасшедшим. А о том, что Иоганн сошел с ума, рассказала ему сегодня Надина горничная, Дашенька, с которой он встретился, явившись в Прокудино на разведку под видом монаха, пришедшего просить милостыню на монастырь отца Ионы.
Кое-что узнал еще по дороге, новости такие - не утаишь. От ворот прокудинских Павла прогнали, но Дашенька сама вышла к нему, вложила в руку рубль, и горячим шепотом стала расспрашивать о монастырском житье-бытье, об отце-игумене Ионе. И так как Павел отвечал ей и складно, и любезно, совсем растаяла, принялась слезно просить "горячо о барышне помолиться", так как в беде барышня.
- Немец в доме засел, не выгонишь, с барышней приехал, да с письмом от нашего барина. А тут поп был не наш… И теперь говорит энтот немец бесстыжий, что с Надеждой Кирилловной их поп тот чужой обвенчал, и теперь он в доме хозяин… а барина нет, а барышня заперлась в светлице, - даже меня не пускает! - а немец в дверь дубасит, и не по-нашему орет громогласно. Да он помешанный! Вот вам крест! - горничная истово перекрестилась. - Ох, батюшки вы наши, да что ж делается-то на свете християнском?! Мы уж хотели силу какую, чтоб безумного немца вон… А Карп-то наш управляющий - не дает… Ведь он же с басурманами заодно!! Ох, и что ж теперь с Надеждой-то Кирилловной будет?!
- А вот что будет, - отвечал тогда Павел Дмитриевич. - Сегодня в полночь приеду я с кем-либо из братии монастырской, увезем вашу барышню из гнезда осиного… Дверь с черного хода отвори. И жди!
Плана у него пока не было - главное, проникнуть в дом. До полуночи оставалось время. Павел кинулся в монастырь. Поговорил с игуменом, вышел от него уже с немалой суммой, из вклада, ею же, Наденькой Прокудиной, накануне в монастырь пожертвованного, и сопровождал его Елисей - вчерашний солдат. Павел решил, что с Фалькенбергом и один справится, но такая подмога не помешает, мало ли что… На деньги достали они хороших лошадей, Павел переоделся в светское платье. Проезжая через Савельев лесок, заехали на мгновенье проведать Наталью…
- Разбойники! - закричал Фалькенберг, когда его перепуганный и одновременно негодующий лакей замелькал за спиной у Павла. - Разбойники напали на нас, всех поднимай!
"Для сумасшедшего он ведет себя довольно разумно!" - подумал Павел Дмитриевич, обливаясь потом. На счастье его, Иоганн был бойцом неважным, а сам Павел, напротив, в свое время фехтовал весьма искусно, потому и сейчас успешно сдерживал натиск немца. Меж тем лакей, знавший слово "разбойники" по-русски, принялся орать его на весь дом, бегая туда-сюда как ошалелый.
Павел и сам не понял, как это острие его шпаги вдруг прошло сквозь плечо Фалькенберга… Немец вскрикнул, сзади его тут же перехватил возникший откуда-то Елисей. Но дворовые мужики, кто чем вооруженные, уже бежали сражаться с "разбойниками". Елисей тряхнул длинными кудрями.
- Держись, Паш, сейчас мы им зададим!
Павел не ожидал шума. Он был хмур и, казалось, не знал, что делать. Устраивать сражение в доме, куда проникли они, действительно, разбойничьи, вовсе не хотелось. Бежать без Нади Прокудиной было немыслимо. Фалькенберг, обессилевший, сидел прямо на полу в углу, стиснув раненое плечо, и смотрел куда-то неподвижным остывшим взором. Вид у него был сейчас действительно безумный. Меж тем дворовые, увидев, что "разбойников" всего двое, приободрились и стали наседать на неожиданных гостей. Елисей засучил рукава.
- А ну, подходи по одному! Убивать не стану, а все ж узнаете, каково задевать миниховского солдата!
- Что здесь творится?! - раздался голос, прозвучавший повелительно и сильно. - Прекратить немедленно!
Все невольно обернулись. По лестнице спускалась Наталья, за ней - бледная Надя. Павел и не представлял, что милая Наталья Алексеевна может быть такой - блестящие глаза, что называется, метали молнии, а неизменный пистолет в девичьей руке выглядел сейчас весьма даже устрашающе.
- Прекратить! - повторила Надя, но ее голос был значительно слабее. - Это не разбойники, это друзья.
- Ой, Наталья Алексеевна! - ойкнула оказавшаяся тут же горничная. - Что это вы какая странная? Ой, страсти какие!
Вдруг раздался дикий крик, и Фалькенберг, о котором все позабыли, ринулся из своего угла прямо на Вельяминову. Павел едва успел схватить его. Наталья отпрянула назад, с трудом удержалась на лестнице, в последнее мгновенье вцепившись в перила. Тут и у Нади прорезался голос.
- Что стоите, олухи?! - гневно крикнула она своим мужикам. - Возьмите этого сумасшедшего!
Тут в изумленных душах мужиков наконец-то произошел окончательный перелом, никому и в голову не пришло ослушаться хозяйки. В одно мгновенье Иоганн был схвачен и скручен.
- Осторожнее, - сказала Наталья. - Он, кажется, ранен…
- Так ты жива! - восклицал Фалькенберг по-немецки. - Ведь я убил тебя! Значит, ваша Тайная канцелярия настолько всесильна, что ее шпионы восстают даже из мертвых?
Наталья изменилась в лице при последних словах. Единственный, кто, кроме Вельяминовой, понимал здесь немецкий язык - Павел Дмитриевич - заметил это. Он побледнел и уже не мог оторвать взгляда от лица Натальи.
- Да что за сумасшедший бред? - гневно воскликнула девушка.
- Это бред? - неожиданно переспросил Павел по-немецки у Фалькенберга. Тот расхохотался.
- Шпионка… - повторял он. - Шпионка Тайной канцелярии…
Павел уже не смотрел на него. Он сделал несколько шагов в сторону Натальи, остановился было, но потом решительно поднялся по ступенькам и оказался с ней лицом к лицу.
- Так вот что значили слова ваши во сне, сударыня!
В глазах Натальи промелькнул испуг. Павел круто развернулся и направился к двери. Девушка смотрела ему вслед, но вдруг метнулась за ним:
- Подождите, Павел Дмитриевич, не уходите так!
Павел обернулся.
- Сударыня, - бросил он ей. - Прошлое мое ужасно, но я никогда не предавал людей в лапы Тайной канцелярии, где сам имел "счастье" побывать. И даже под пытками не оговорил ни себя, ни других. А вы… Думаю, многим, как и мне, вы сначала казались ангелом, а потом…
- Не судите! - теперь глаза Натальи заблестели уже от невольных слез. - И не оскорбляйте меня, ничего не зная. А вы не знаете ничего!.. А ведь он сейчас действительно бредит. Я всегда ему нравилась и… думаю, что духовник его, католик, в чьи планы любовь ко мне его пасомого не входила, пугал, что я - агентка Ушакова. А, может, сам бес шепнул ему сейчас это в ухо! Но я… Я расскажу вам все! А вы - решайте…
Разговор этот шел по-французски, и Наде, невольно вникавшей в его смысл, показалось, что сейчас она потеряет сознание. Слишком много всего случилось за последнее время, а теперь еще и это… Одно утешало немало - ее враги, Фалькенберг и управляющий Карп, обезврежены. Карпа, не сильно, на его счастье, расшибившегося, как раз проносили мимо, и Надя, чтобы отвлечься от странных мыслей о подруге, накинулась на управляющего.
- Что ты делал наверху?!
- Ох, не виноват я, матушка! Херц Яган убить меня грозил… Он нынче увозить вас, что ли, решил, - карета, вон, готова…
- Так ты по веревке в окно ко мне влезть хотел? - Надя провела ладонью по лбу. У нее мучительно болела голова. - Лестницу в чулане поискать не догадались?
- Матушка! Не наказывайте! - завопил Карп. - Немец говорил - не добраться до вас иначе. Добротные двери поставил ваш прадед!
Надя махнула рукой.
- Веру свою продал, - презрительно бросила она, - каяться тебе надо… А наказывать - толку не будет.
- Елисей, - позвал Павел, - Надежду Кирилловну в карету, что там для нее приготовили, и… ждите. Мы сейчас.
- А с этим что делать? - Елисей кивком указал на вновь впавшего в бесчувствие Фалькенберга.
- Эх! И его б в монастырь! Куда ж его еще такого-то… Вот подарочек будет отцу игумену!
- Да, - вспомнила Наталья, - а где мой Сенька? Ищет меня, наверное, по окрестностям… Мы в соседней деревне остановились, у вдовы Матрены, пошлите за Сенькой кого-нибудь…
- Идемте, Наталья Алексеевна! - Павел подал ей руку.
Они поднялись наверх, прошли в уже знакомую Наталье светелку. Вельяминова подошла к окну, взглянула вниз на залитый серебристым сиянием двор, да так и осталась стоять, сложив руки на груди.
Павел пристально смотрел на нее, лунный свет из окна падал на его лицо, и Наталья читала в нем сильное волненье и… горячее желание ее оправдания. Девушку охватило смятение, она почувствовала, что вот-вот расплачется.
- Вы не верите мне?
- Не могу пока ничего ответить. Да я и не вправе…
- Нет, вправе, - твердо возразила Наталья. - Я… я больше не могу одна… Вам я верю. Послушайте, и может быть, вы посоветуете, что же мне делать теперь…
И принялась рассказывать. Павел узнал все - начиная с ужасного для Натальи дня, когда открылось, что Петруша Белозеров ее не любит, и заканчивая тем, что произошло в этой комнате несколько минут назад, пока сам Павел Дмитриевич сражался с Фалькенбергом. А произошло вот что…
По приставной лестнице Наталья, а за ней и Елисей, проникли в комнату Наденьки, и молоденькая графиня упала на грудь подруги.
- Все с вами хорошо, барышня? - торопливо осведомился Елисей, поняв, что тут его помощь не нужна. - Ну, запирайтесь, никого покамест не пускайте, а я - к Павлу.
Наденька тихо плакала.
- Все будет хорошо, Надин, - утешала ее Вельяминова.
- Я боюсь, - всхлипнула, как ребенок, Наденька. - Наташа, ведь меня опоили и обвенчали с Фалькенбергом. Этот… этот отец Франциск…
- Теперь уж не страшно, - успокоила Наталья. - Мы тебя вызволим… Но мне надо кое-что тебе сказать… Надя, от Фалькенберга я узнала, что отец твой арестован за переход в католичество.
- О Боже! - Надя теперь уже в голос разрыдалась.
- Думаю, тебе необходимо на время скрыться… отдохнуть… Ну и подумать, как дальше быть, - продолжала Наталья. - А сейчас, прости, мне нужно тебя кое о чем расспросить.
Наденька устало вздохнула.
- Если хочешь…
- Не хочу, но должна. Где бумаги, о которых говорила ты в этой комнате немцу?
Надя вырвалась из ее объятий.
- Неужели, - закричала она, - неужели все только и живут гнусными политическими интригами?! Я понимаю - этот негодяй Фалькенберг, даже пойму - мой отец… Но Александр… и теперь вот ты…
- А при чем тут Александр? - быстро отозвалась Наталья. - Ты ведь говоришь о моем брате?
Надя отвернулась и пробормотала что-то неразборчивое.
- Что с тобой, Наденька? - Наталья положила ей руки на плечи. - Не скрывай сейчас от меня ничего. Умоляю тебя… Мне и так нелегко…
- А мне легко? - выкрикнула Надежда. - Он сам просил меня… взял слово, что я тебе ничего не скажу.
- Кто?
- Да брат твой!
- О чем… просил?
Надя с силой сжала бледными пальцами виски.
- Прости, Наташа… Мы с Александром любим друг друга.
- И ничего не сказали мне! - потрясенно выдохнула Вельяминова.
- Это он настоял! - упрямо повторила Наденька.
Некоторое время Наталья осмысливала новость.
- Ну что ж, - решила она наконец. - Это хорошо!
- Хорошо… - эхом отозвалась Наденька. Она отвернулась к окну, и все плакала, плакала, не переставая.
- Надин! - окликнула ее Наталья.
Надя не отвечала.
- Ну полно, Надин. Как ты думаешь, что происходит сейчас внизу? Я прошу тебя, перестань упрямиться. Ты не знаешь, во что меня втянули! Ты ничего еще не знаешь… Умоляю, скажи, где эти несчастные бумаги!
- У игумена Ионы, - прошептала Надежда.
- Что?!
- Ты же знаешь, что отец Иона - мой духовник. Когда на днях я посылала Дашеньку передать от меня пожертвование на монастырь, я отдала ей также и сверток, где были бумаги… с письмом от меня.
- И ты не побоялась, что это может повредить отцу игумену?!
- Нет, не побоялась! Никому и в голову бы не пришло искать их у него.
- А если бы Дарья твоя проболталась?
- Она не болтает о моих делах. К тому же она ничего не понимала в данном ей поручении.
- Ну что ж… О Боже! Что за крики, Надя?!
Девушки выбежали из комнаты, спустились по лестнице…
Дальнейшее Павлу было известно. Он слушал Наталью, не проронив ни звука, а когда она закончила, неожиданно опустился перед ней на колено и поцеловал ее руку.
- Простите меня! - сказал с чувством. - Простите, я обидел вас…
- Нет, я не в обиде, - грустно проговорила девушка. - Просто я запуталась… Не знаю, что мне делать…
- А делать что-либо теперь предоставьте мне, - быстро проговорил Павел, энергично поднимаясь с колен. - Начинается мужская игра. Поезжайте в свое Горелово, а я заберу у отца Ионы бумаги и отвезу их графу Бестужеву… Если, конечно, вы мне доверяете.
- Доверяю! - Наталья просияла. - Но… вы ничем не рискуете?
- Чем же это? Нет, конечно. Тогда как вам в столицу возвращаться ну никак нельзя, вы уж мне поверьте! Стало быть, сейчас мы расстанемся. Я с Елисеем и барышней Прокудиной отправлюсь в монастырь, а вы - в свое родовое гнездо. На Сеньку вашего можно положиться? Доберетесь вдвоем? Проводил бы я вас, да время не ждет!
- На Сеньку - вполне можно. Ах, Павел Дмитриевич, как же я вам благодарна! - Наталья хотела еще что-то сказать, но запуталась в словах. Негромко добавила: