В результате был подготовлен указ, поручающий Помпею на протяжении пяти лет заниматься поставками в Рим продовольствия "со всего света".
Рассудительные люди сочли, что это справедливо, но при обсуждении поправки к законопроекту, как мы назвали бы это сегодня, Меллий предложил предоставить Помпею право неограниченного расходования финансовых средств империи, использование флота и армии по своему усмотрению, а также право издавать приказы, обязательные для исполнения всеми наместниками провинций.
Цицерон молчал, это его уже не интересовало. Но, хорошо зная Помпея, как человека "двух дверей", то есть готового удрать через черный ход, как мы уже видели, счел, что они зашли слишком далеко в своих восторгах.
На следующий день разгорелись пылкие дебаты по поводу домов Цицерона. Как того, который был сожжен Клодием, так и другого, на месте которого построили храм Свободы и освятили это место.
Возникла проблема, так как при освящении хотя бы части участка в дальнейшем запрещалось частным лицам использовать его, не говоря уже о переносе самого храма или статуй богов.
Собрали суд понтификов, которые постановили: "Лицо, освятившее участок, оказалось не уполномоченным на то, как положено, голосованием в комициях или трибах, поскольку ни комиции, ни трибы не поручали ему поступить таким образом, а посему не будет нарушением божественных установлений продать или купить этот участок и восстановить строения, ранее на нем стоявшие".
О, святой иезуитский закон! Оказывается, ты идешь не только от Игнация Лайолы, твое существование теряется во мраке веков.
Итак, проблема эта вызвала жаркие дебаты.
Клодий говорил в течение трех часов, но не смог доказать, что имел право поступить так, как поступил. Народ же Рима, всегда любивший яркие зрелища, решил, что Клодий успешнее владеет мечом, чем словом. Клодия освистали, и декрет был принят.
В нем указывалось, что дом возвращается во владение Цицерону, что портик Катула будет восстановлен на государственные средства; затем было принято постановление о возмещении ущерба в сумме двух миллионов сестерциев за Палатинский дом в Риме, пятьсот тысяч сестерциев - за виллу в Тускуле, двести пятьдесят тысяч - за виллу в Формиях.
Но и Цицерон, и другие порядочные люди сочли, что этого мало.
Клодия низвергли и в Сенате, и на площади, но Клодий был не из тех, кто покорно покидает поле боя. На четвертые ноны ноября он собрал свое "войско", вернее то, что осталось от него с того времени, когда он был трибуном, и напал на строителей и каменщиков, занятых восстановлением дома его противника. Разогнав их, он поджег дом.
Запомните - все это происходило среди бела дня, когда в Риме действовали Сенат, консулы, преторы и трибуны. Правда, как раз в это время Помпей отправился покупать пшеницу.
На пятые ноябрьские иды - новое нападение. Цицерон спускался по священной горе в сопровождении своих клиентов и нескольких стражников, как вдруг появился Клодий и набросился на Цицерона с безумными криками. Его люди были вооружены камнями, палками и мечами. Цицерон, не долго думая, бросился бежать, нашел дверь в дом Тетия открытой и укрылся там вместе с частью своей свиты. Они забаррикадировались и смогли противостоять сторонникам Клодия. Вскоре Цицерон получил подкрепление; Клодий и на сей раз проиграл.
- Я бы мог подослать кого-нибудь убить его, - говорил Цицерон, - но попытаюсь излечить с помощью диеты, хирургическое вмешательство утомляет меня!
Хвастун!
Цицерон допустил ошибку, оставив Клодия в живых, так как накануне ноябрьских ид Клодий задумал поджечь дом Милона, расположенный на обращенном к Тибру склоне Палатинского холма. И это тоже случилось среди бела дня.
Он сколотил банду из оборванцев и рабов и вооружил их мечами, щитами и пиками. Генеральным штабом этого сброда стал дом Фауста Суллы.
К счастью, Милона предупредили; в том же квартале у него было еще два дома: один он купил на свои деньги, другой унаследовал от Анния. В этом втором доме Милон и скрылся вместе с большим отрядом вооруженных людей, позднее отряд сделал ловкий маневр, заставив банду Клодия разбежаться.
Клодий тоже бежал и укрылся в доме Публия Суллы. Дом обыскали с чердака до подвала, но Клодия так и не нашли.
Ни Милон, ни его товарищ Флакк и не думали лечить его диетой, в отличие от Цицерона. Они предпочитали действовать скальпелем.
На другой день после этих событий собрался Сенат. Клодий притих. Милон во всеуслышание обвинил Клодия.
Но собрались комиции, и Клодий был выдвинут кандидатом в эдилы - префекты одного из римских кварталов. Что скажете о таком магистрате?
Если бы Клодия избрали эдилом, его уже нельзя было бы судить. При этом он грозил сделать все, чтобы Рим прошел сквозь огонь и кровопролитие. Таковы были его склонности, его, так сказать, вторая натура.
День выборов настал, но тут Милон объявил, что видел неблагоприятные знамения, поэтому выборы перенесли на другой день. В этот день, задолго до рассвета Милон пробрался на Марсово Поле.
Как мы знаем, Марсово Поле - это зеленый стол, на котором играют в выборы. Оно должно было стать полем битвы между Милоном и Клодием. Стоило Клодию появиться, и он бы наверняка погиб. Клодий не появился. На следующий день, одиннадцатый день календ, Милон предстал перед комициями еще до наступления утра. Внезапно он заметил бегущего Метелла.
Кто же был этот Метелл? Цицерон о нем не упоминает. Может, то был Метелл Целер, бывший консул, родственник Клодия, противник Катула и Цезаря, любовников его жены? Нет. В 695 году он объявляет себя врагом своего шурина и внезапно умирает. Спросите о причине его смерти, и вам ответят: "Его отравила жена".
Как бы там ни было, некий Метелл пытался обходными путями проникнуть на Марсово Поле. Милон побежал, догнал его и объявил о своем протесте от лица трибуна, Метелл отступил и растворился в толпе.
На десятые календы добились согласия, и восьмого ноября собрание состоялось. В этот день в девять часов вечера Милону удалось получить должность. Клодий проиграл, прихожая его дома опустела, старая лампа освещала лишь несколько бездельников в лохмотьях.
И вот уже на всех комициях Милон осуждает Клодия.
Если Милон встретит Клодия на улице, тому несдобровать, ему конец. Об этом пишет Аттику Цицерон.
На сей раз все закончилось для Цицерона сильными коликами, от которых он страдал десять дней. Он утверждал, что причиной тому были грибы или брюссельская капуста, которые он ел на пиру у Лентула!
XXXII
Мы уже упоминали, что Помпей в то время отсутствовал - занимался снабжением Рима продовольствием. Он отправился на Сицилию, Сардинию и в Африку, делал там запасы.
Но едва он собрался возвращаться, подул сильный ветер. Все твердили, что Помпею не следует отправляться, но он сел на первый корабль и, приказав поднять паруса, добавил:
- Мне нужно плыть, а жить не столь уж необходимо!
Помпей еще находился в зените своей славы, так что история фиксирует все сказанные им слова. Но произойдет Фарсальская битва и история забудет о нем, чтобы начать цитировать Цезаря.
Пока Помпей воевал весной, летом и осенью, Цезарь со своим двором прибыл в Лукку. Именно со своим двором, иначе не скажешь.
В Риме, если и заговаривали о нем, то только затем, чтобы вновь напомнить о его очередной победе. В то время как противники его слабели и теряли позиции на всех перекрестках истории, солнце Цезаря входило все выше над горизонтом.
Все сколько-нибудь значительные и знатные люди Рима и провинций направляются в Лукку: Аппий, правитель Сардинии, Непот, проконсул Испании, и так далее. Зимой 696 года в Лукке находилось сто двадцать ликторов со своими фасциями и более двухсот сенаторов.
Прибыли сюда и Красс с Помпеем.
Связи, объединявшие триумвиров, немного ослабли, но после этой встречи вновь окрепли. Именно там было решено, что Цезарь сохранит за собой еще на пять лет проконсульство над Галлией, что Помпей и Красс будут назначены консулами, что Красс и Помпей будут именоваться губернаторами провинций, чтобы таким образом держать в своих руках все войска Республики.
Чтобы добиться избрания Красса и Помпея, Цезарь написал своим друзьям в Рим. Многим солдатам он предоставил отпуска, чтобы те могли отдать свои голоса в комициях. Эти планы были рассчитаны на 699 год от основания Рима, за 55 лет до нашей эры.
Но события, о которых мы говорили, возвращают нас в 698 год. Он проходит относительно спокойно. Клодий почти полностью низвергнут. Порой он взламывает чьи-то двери, поджигает дома, ломает несколько ребер кому попало, но он уже напоминает бульдога, которому надели намордник, и вынужден позволять другим собакам лакать из его миски.
Цицерон довольно сытно питается из этой миски. И вот однажды, воспользовавшись отсутствием Клодия, он отправляется в Капитолий и разбивает там несколько таблиц трибунов, на которых записаны отчеты о действиях, совершенных во время правления трибуна Клодия.
Вернувшись, Клодий тут же стал кричать, что за его спиной произошло бесчинство - так воры, пойманные с поличным, начинают кричать: "Держи вора!"
Цицерон отвечает со свойственным ему красноречием:
- Происходя из патрицианского рода, Клодий не имел права быть народным трибуном, а потому принятые во время его правления законы недействительны. А раз законы трибуна недействительны, их вправе уничтожить любой гражданин.
Однако, уничтожив таблицы, Цицерон имеет малоприятное объяснение с Катоном, к чему он вовсе не стремился. На таблицах, в частности, были записаны деяния Катона в Византии и на Кипре, а Катон вовсе не хотел, чтобы его участие в политической и общественной жизни исчезло бесследно.
Чем же закончилась эта ссора?
К сожалению, Цицерон не упоминает об этом в своих письмах, ну а Плутарх говорит лишь несколько слов:
"Этим Цицерон нанес большой удар Катону, но не имел особых неприятностей, если не считать того, что дружба их немного поостыла".
Весь год прошел в мелких дрязгах, придирки и обвинения звучали то с одной, то с другой стороны.
Помпей отдал распоряжение Габинию восстановить Птолемея на египетском престоле, и Габиний возвращается, согнувшись под тяжестью миллионов, чем только разжигает желание Красса немедленно отправиться в Сирию; но, как мы уже говорили, для этого необходимо, чтобы Красс и Помпей стали консулами.
Так и прошло время до 699 года от основания Рима.
Повсюду распространялись слухи, что вследствие тайного сговора мир поделен между тремя мужами. Когда же узнали, что Красс и Помпей выдвинули свои кандидатуры в консулы, все сомнения отпали.
- Ты выставил свою кандидатуру в консулы? - спросили Марцелл и Домиций у Помпея.
- Может, да, а может, и нет, - ответил тот.
- На конкретный вопрос нужно и отвечать конкретно.
- Хорошо, - сказал Помпеи. - Да, я стал кандидатом в интересах добрых людей и в пику скверным!
Этот союз, конечно же, не устраивал всех в одинаковой мере, особенно тех, кто искренне радел за Республику или хотя бы делал вид, что радеет.
Красса тоже спросили - его ответ прозвучал несколько скромнее:
- Выставлю свою кандидатуру, если сочту, что смогу быть полезен государству. Если нет, то воздержусь.
Тщеславный ответ Помпея и двусмысленный Красса заставили некоторых римлян тоже выставить свои кандидатуры, но, когда ситуация прояснилась, когда увидели, что Красс и Помпей официально метят в консулы, все кандидаты отступили, все, кроме Домиция.
Его поддерживал Катон, как в свое время поддерживал Бибула против Цезаря. Известно, что Катон не отличался скромностью. Он ходил по площадям, публичным местам и везде говорил, что Помпей и Красс на самом деле хотят стать вовсе не консулами, а тиранами, что их цель - не магистратура в Риме, а власть над основными провинциями и командование армейскими легионами.
Распространяя эти слухи, он всячески подстрекал Домиция, советуя ему не терять надежды и убеждая, что он, и только он, борется за истинную всеобщую свободу.
А вокруг все только и твердили:
- Да, похоже, Катон прав. Почему эти люди, которые уже однажды были консулами, хотят стать ими еще раз? Почему вместе, а не один из них? Неужели во всем Риме не отыскать человека, достойного встать рядом с Помпеем и Крассом?
Помпей испугался. В подобных ситуациях он всегда пугался, но затем прибегал к силе, как настоящий солдат. Он подготовил заговор против Домиция. И вот, когда Домиций рано утром направлялся со своими друзьями, в том числе и Катоном, на Форум, люди Помпея набросились на эту небольшую группу, словно то были разбойники Клодия, перебили слуг, державших факелы, и ранили Катона.
К счастью, все это произошло невдалеке от дома Домиция, и он вместе со своими друзьями успел укрыться в нем. Люди Помпея окружили дом и никого оттуда не выпускали. В отсутствие конкурента Помпей и Красс спокойно были избраны консулами.
Но и им тоже угрожала опасность.
Катон метил в преторы. Катон, ставший их заклятым врагом, у которого едва затянулись раны, полученные при нападении на Домиция.
Они решили избавиться от Катона, не прибегая к силе.
У Катона, как мы уже упоминали, была луженая глотка - когда он говорил, любой мог его слышать, даже тот, кто этого вовсе не хотел. Но Красс и Помпей были богаты. Они потратили несколько миллионов на подкуп трибунов, и Катон проиграл.
Преторами были избраны Антий и Ватиний - оба люди Помпея и Красса. Уверенные в том, что больше не встретят никакого сопротивления, они заставили Требония, народного трибуна, объявить о декретах, подготовленных в Лукке.
Цезарю продлили еще на пять лет срок правления Галлиеи. Красс и Помпей тянули жребий: Сирия досталась Крассу, Испания - Помпею.
Каждый получил, что хотел.
Красс, добивавшийся Сирии, чтобы начать войну против парфян, был доволен; Помпей, хорошо знавший Испанию и надеявшийся собрать на пороге Италии солдат, которые могли ему пригодиться для достижения иных целей, получил свое. При этом ему не надо было покидать молодую жену, в которую он влюблялся все больше и больше. И наконец, народ, считавший, что в Риме без Помпея никак не обойтись, сохранил своего Помпея в Риме.
Самым счастливым из них был Красс. Миллионы Габиния не давали ему покоя. Между Митридатом и Фемистоклом шел спор о лаврах; между Габинием и Крассом - о богатстве.
XXXIII
В глазах пессимиста Катона дела обстояли хуже некуда.
Цицерон на собственной шкуре познал искусство быть мудрым. Конечно, он порой иронизировал, но так, слегка - ведь по натуре своей он не мог без этого обойтись, - однако он все равно приветствовал Помпея, улыбался и писал Цезарю, на которого смотрел, как на свое второе я.
Правда и то, что Цезарь высказал ему кое-какие любезности, но исключительно в эпистолярном форме.
"Ты рекомендуешь мне М. Орфия, - пишет он Цицерону. - Я сделал бы его царем галлов, если бы ты не предпочел назначить его легатом Лепты".
"Если у тебя есть кого послать ко мне, чтобы я его обогатил, немедленно высылай!"
Вот как поступали в Риме; и Цицерон послал Трибания, передавая его, как он сам говорил, из своих рук в "верные и победоносные руки Цезаря".
Затем заканчивал послания следующими словами:
"Береги свое здоровье и люби меня, как я тебя!" (Et me ut amas, ama.)
Бесполезно говорить о том, что Цицерон более не издевался над Крассом, хотя бы вслух и прилюдно, он позволял себе это лишь в самых конфиденциальных письмах, продолжая называть его Лысым и Миллионером. При встрече восхищался его планами и заранее поздравлял с победой над парфянами.
Его победы над парфянами! Цицерон не ограничивался просто поздравлениями, он говорил, что победы Лукулла над Тиграном и Помпея над Митридатом - всего лишь детские игры, что Красс обновит триумфальный марш Александра, проникнув в Индию через Бактрию, и остановится только у края земли!
И все же декрет, назначавший Красса проконсулом в Сирию, не упоминает о войне с парфянами, хотя все знают, что это - идефикс Красса; даже Цезарь, писавший ему из Галлии, хвалит его планы и желает довести их до счастливого конца.
Говоря об этом периоде, Плутарх упоминает лишь о любви Помпея; самая главная забота консула - вывезти на прогулку по всей Италии свою жену; он показывает ее жителям, он хочет, чтобы его любимой восхищались, ну а что касается самой Юлии, то она была известна лишь своей верностью Помпею.
В атмосфере фривольности, что царила тогда в Риме, их любовь вызывала взрывы эмоций - ведь речь шла о двадцатилетней девушке и пятидесятилетнем муже. Поэтому Плутарх считает себя обязанным дать некоторые пояснения:
"Эта нежность объясняется мудростью мужа и природной серьезностью Помпея, в натуре которого никогда не отмечалось жестокости, что делало его общество приятным, даже восхитительным".
Ну а в интимные подробности можно верить, так как приводятся они - кем бы вы думали - женщиной, которая знала толк в подобных делах - куртизанкой Флорой.
К сожалению, Помпей не всегда коротал время со своей женой.
Нужно было избрать новых эдилов, и в связи с этим Помпею вменили в обязанность руководить выборами. Он пошел на Марсово Поле. Выборы были бурными, дошло до прямых столкновений. Немало людей погибло и получило ранения, в том числе и те, кто находился рядом с Помпеем. Его тога была забрызгана кровью, так что он вынужден был переодеться. Помпей попросил принести ему другую тогу, а ту, испачканную кровью, отправил домой.
При виде крови Юлия подумала, что муж ее убит, и потеряла сознание. Она была беременна.
Обморок был глубоким; это повлияло на плод - ребенок погиб в чреве матери. Юлия родила его мертвым.
Эта маленькая семейная драма вызвала огромный интерес во всей Республике к Помпею, все поверили в истинную любовь жены к мужу.
Три месяца спустя Рим снова стал свидетелем этой любви: всем обитателям виллы на холме Альбано было официально объявлено, что Юлия беременна снова. Чтобы приумножить популярность, а возможно, и отпраздновать эту счастливую новость, Помпей сообщил, что устраивает игры. Впрочем, Рим мало интересовали мотивы - народ радовался, что может развлечься. Помпей же говорил, что хочет отпраздновать таким образом день победоносной Венеры.
Игры, устроенные Помпеем для Рима, представляли собой охоту на диких зверей - самая любимая забава римлян, она запомнилась своим великолепием и жестокостью одновременно.
Около 503 года от основания Рима в цирке погибло от стрел и копий сто сорок два слона. Избиение было не роскошью, а необходимостью: слоны были захвачены во время одного из сражений с карфагенянами, а Республика была слишком бедна, чтобы прокормить этих гигантов, и слишком осмотрительна, чтобы отдать их союзникам. Поэтому и было решено убить их.
В 583 году на играх, устроенных Сципионом Назикой и П. Лентулом, были разыграны сражения с шестьюдесятью тремя пантерами и сорока другими зверями, среди которых были медведи и слоны.
В 655 году во время пребывания на посту эдила Клодий Пульхр - отец нашего Клодия - устроил битву между слонами.