Между тем Саллюстий, превратившийся в вояку (как в Риме можно было одновременно быть адвокатом и военачальником, так здесь - воином и историком), ступил на берег острова Керкина. Он прогнал Гая Деция, охранявшего обоз помпеянцев, и, будучи радушно принят местными жителями, погрузил большие запасы пшеницы на суда, которые нашел в порту, и отправил их в лагерь Цезаря под Руспинами.
Одновременно с этим - словно сама судьба вознамерилась наградить Цезаря за терпение и муки - претор Аллиений приказал тринадцатому и четырнадцатому легионам отправиться в Лилибейи вместе с восьмьюстами галльскими конниками и тысячей стрелков и пращников. Через четыре дня все они благополучно добрались до Руспин.
Цезарь, с таким нетерпением ожидавший подкрепления, конечно же страшно обрадовался, увидев паруса на горизонте. Он присутствовал при высадке солдат и сразу же, как только они немного передохнули после утомительного морского путешествия, распределил их по крепостям, фортам и всей линии защиты. Пополнение продовольствия и подкрепление - все это принесло в лагерь радость и надежду.
В лагере Сципиона, наоборот, царило смятение. Там хорошо знали предприимчивую натуру Цезаря и считали, что он не станет долго отсиживаться на одном месте. Сципион решил отправить двух шпионов. Они должны были, сделав вид, что хотят перейти на сторону Цезаря, провести несколько дней в его лагере, а затем, вернувшись к Сципиону, подробно доложить об увиденном. Его выбор пал на двух парфян, которым он пообещал все, что только возможно. Они-то и направились в лагерь Цезаря как перебежчики.
Но не успели они появиться в лагере - а их приняли за тех, за кого они себя выдавали, - оба попросили отвести их прямо к Цезарю. Они честно признались ему, с какой целью прибыли, рассказали, что Сципион послал их разузнать, расставлены ли у ворот и в других местах капканы для слонов. И добавили, что почти все их земляки в память о Марии, а также часть солдат из четвертого и шестого легионов горят желанием перейти на его сторону, но им никак не удается отвлечь охрану, специально поставленную Сципионом у ворот.
Цезарь сердечно принял их, одарил по заслугам и отправил в сектор перебежчиков. На следующий день слова этих перебежчиков подтвердились прибытием в лагерь двенадцати солдат из четвертого и шестого легионов.
Два дня спустя жители близлежащего города сообщили Цезарю, что итальянские крестьяне и торговцы собрали около тридцати тысяч четвериков пшеницы. Они просили отряд для охраны. Пришло письмо и от Сития, он сообщал, что вошел в Нумидию и занял форт на высокой горе, где у Юбы находились склады всех боеприпасов.
Таким образом удача, на некоторое время закапризничавшая, но в сущности верная Цезарю, поворачивалась к нему лицом, чтобы наконец воздать ему должное. А потому Цезарь начал готовиться к сражению. Став сильнее на два легиона, не говоря о кавалерии и копьеносцах, он все равно не считал себя достаточно сильным и поэтому отправил шесть транспортных судов в Лилибейю за остатками своей армии.
Подкрепление прибыло вовремя. В тот же вечер, 25 января, как только войска сошли на берег, Цезарь неожиданно отдал приказ покинуть лагерь, даже не предупредив заранее своих командиров, - сказал лишь, чтобы они были готовы к любому повороту событий.
Сначала он направился в сторону Руспин, где оставил гарнизон, затем повернул налево, вдоль берега реки, и дошел до равнины, тянущейся примерно на четыре лье. С обеих сторон долины возвышались холмы, на противоположной стороне находился лагерь Сципиона. Холмы тянулись цепочкой, и на самых высоких из них были установлены наблюдательные башни, откуда просматривалась вся территория.
Цезарь занял все холмы по очереди, и меньше чем через полчаса в каждой башне уже сидели его солдаты. Дойдя до последней башни, он остановился - она была занята нумидийцами. Цезарь дальше не пошел, он приказал построить линию укреплений. К утру она была почти готова.
Заметив передвижение Цезаря, Сципион и Лабиен приказали кавалерии построиться в боевом порядке и продвинуться вперед на несколько тысяч шагов, затем выставили вторую линию из пехоты, на расстоянии примерно четырехсот метров от лагеря.
Несмотря на это. Цезарь продолжал спокойно возводить свои укрепления. Затем, видя, что неприятель приближается, чтобы помешать работам, выделил эскадрон испанской кавалерии, которому придал в помощь батальон легкой пехоты, и приказал им занять холм, где укрепились нумидийцы.
Кавалерия и пехота, у которых давно чесались руки схватиться с врагом, атаковали с такой яростью, что уже с первого броска проникли за линию защиты противника, и потеснить их оттуда было уже невозможно. Они оказались хозяевами этой позиции, после того как перебили и ранили часть защитников.
Тогда Лабиен, желая исправить положение, взял из резерва армии две тысячи воинов, а точнее - почти все ее правое крыло, и поспешил на помощь нумидийцам. Цезарь, заметив, насколько неосторожно тот поступил, отдалившись от остальных своих сил, тут же бросил весь свой левый фланг, чтобы атаковать его, прикрывая движение своих воинов четырьмя занятыми ранее башнями, которые мешали Лабиену видеть, что за ними происходит. Таким образом он не замечал этого маневра до тех пор, пока люди Цезаря не оказались у него за спиной.
Завидев римлян, нумидийцы бросились врассыпную, оставив на произвол судьбы германцев и галлов, которые вскоре были все до единого перебиты, хотя и сражались отважно, как умеют сражаться германцы и галлы.
Тем временем пехота Сципиона, стоявшая в боевом порядке перед своим лагерем, заметив, что происходит, отступила и укрылась в нем.
В свою очередь Цезарь, поняв, что ему удалось прогнать неприятеля с равнины и холмов, приказал трубить отступление и велел кавалеристам вернуться в лагерь, так что на поле боя вскоре остались лишь мертвые тела галлов и германцев, раздетые и безоружные.
LXXIX
На следующий день пришел черед Цезаря вызвать на бой Сципиона, но тот не показывался из своего укрепленного лагеря. Но когда увидел, что Цезарь медленно, шаг за шагом продвигается вдоль гор, уже почти готов завладеть городом Утикой, от которого его отделяла всего четверть лье, городом, который снабжал помпеянцев водой и провиантом, понял, что деваться некуда, и приказал войскам выходить.
Когда первая линия начала продвигаться вперед, Цезарь подумал, что Сципион решился наконец дать сражение, и приказал своим войскам остановиться прямо у крепостных стен. Сципион также остановил войска.
Так они и стояли, каждый на своей оборонительной линии, не двигаясь с места до тех пор, пока не стемнело. Тогда войска вернулись в свои лагеря.
На следующий день Цезарь продолжил фортификационные работы, стремясь как можно ближе подобраться к врагу.
Пока на суше развивались эти события, на море Цезарь терпел поражение, если можно назвать поражением то, о чем мы сейчас расскажем.
Один из кораблей последнего сицилийского конвоя, занимавшийся снабжением, отделился от других и был захвачен шлюпками Вергилия невдалеке от Тапса. Одновременно флотом Вара и Октавия была захвачена еще одна галера.
На первом корабле находились Квинт Консидий и Луций Тацид, римский всадник, на втором - центурион из четырнадцатого легиона и несколько солдат. Солдаты и центурион были немедленно отправлены к Сципиону, который встретил их, сидя в судейском кресле.
- Ваше счастье, - сказал он, - что попали ко мне в пленники! Вас, конечно, насильно заставили воевать на стороне Цезаря. А потому не сомневайтесь и говорите в открытую: хотите служить идеалам Республики и всех добропорядочных людей? Тогда можете быть уверены, вам не только сохранят жизнь, но вы получите и приличное вознаграждение.
Сципион говорил так, словно был уверен, что пленные с радостью и готовностью примут его предложение. Но центурион, когда ему дали слово, заговорил, даже не называя Сципиона императором:
- Я, твой пленник, благодарю тебя за то, что предлагаешь мне жизнь и свободу. Я бы с радостью принял такие лестные предложения, если бы мне не пришлось совершить при этом преступления.
- Преступления? - удивился Сципион.
- Конечно, - ответил центурион. - Разве не преступление пойти в бой против Цезаря после того, как я провоевал на его стороне более двадцати лет? Что ж теперь - поднять свой меч против своих же боевых товарищей, за которых не раз был готов отдать жизнь? А потому прошу тебя, Сципион, не припирай меня к стенке! Если хочешь попробовать свои силы, позволь мне выбрать десятерых из твоих пленных. И с этой горсткой соратников я готов сразиться с целой твоей когортой, любой, которую выберешь! А по исходу нашего сражения сможешь судить и об исходе войны.
Сципион возмутился - предложение показалось ему оскорбительным. Он приказал немедленно казнить центуриона, а заодно - и всех остальных пленных в возрасте до тридцати пяти лет. Приказ был тут же исполнен. Остальных, а точнее - Тацида, Консидия и всех, кого захватили вместе с ними, Сципион даже не захотел видеть. Их распределили по разным частям его армии.
Цезарь, узнав о случившемся, был так удручен, что незамедлительно лишил звания капитанов галер, патрулировавших в море перед Тапсом, чтобы это послужило уроком остальным и впредь они надежнее охраняли конвои.
Примерно в то же время Цезарю пришлось познакомиться с таким явлением, как самум. Однажды ночью, после захода плеяд, где-то около второй смены караула, поднялась страшная буря. Ветер нес с собой тучи песка и камней, было такое ощущение, что на лагерь обрушился каменный дождь. Это мало беспокоило воинов Сципиона, у которых было достаточно времени, чтобы построить шалаши, где они могли укрыться. Зато для людей Цезаря буря оказалась настоящим кошмаром, так как они меняли местоположение почти каждую ночь, переходя из лагеря в лагерь, и у них не было возможности выстроить хоть какое-то укрытие. Несчастные бежали, словно обезумев, пытаясь укрыться от урагана щитами, но ветер сносил их с земли, переворачивал, крутил на месте. Это была страшная ночь, ночь, похожая на поражение. Все продовольствие было испорчено, костры погасли, а воздух до такой степени зарядился электричеством, что на остриях копий пятого легиона вспыхивали язычки пламени - явление, ужаснувшее многих солдат.
Прошло уже два или три месяца, а Цезарь все никак не мог сойтись с неприятелем, в решающем сражении. Правда, за это время ему удалось собрать все свои силы, он использовал это время, чтобы провести учения, тренируя своих солдат противостоять слонам, для чего огромных зверей специально доставили из Италии. Теперь лошади и всадники уже не шарахались от этих гигантов.
И вот однажды ночью Цезарь покинул свой лагерь и, сделав марш-бросок, какой мог сделать только он, 4 апреля осадил город Тапс. Гарнизоном Тапса командовал Вергилий. Хотя он и был одним из самых храбрых легатов Помпея, хотя у него и был сильный гарнизон, но атакованный со всех сторон понял, что долго ему не продержаться.
Итак, Сципион должен был выбирать: бросить на произвол судьбы одного из своих лучших командующих или рискнуть и пойти на решающее сражение. Он выбрал второе - кинулся на помощь, разделив свою армию на две части. Теперь, вместе с Юбой, у них было три лагеря.
Цезарь начал обносить город осадными укреплениями. Он знал, как развиваются события, оценил свое положение. Но вдруг он остановил земляные работы, приказал солдатам взять в руки оружие, оставил два легиона под командованием своего проконсула, чтобы охранять лагерь, и поспешил навстречу врагу. Менее чем через час две армии оказались друг против друга.
Часть неприятельского войска сохраняла боевой порядок, остальные же занимались возведением укреплений и находились перед рвом, по флангам которого стояли слоны.
Цезарь выстраивает свою армию в три линии: второй и десятый легионы ставит на правом крыле, девятый и восьмой - на левом, остальные пять - в центре, чтобы прикрыть пращников, лучников и пять когорт, специально обученных противостоять слонам. Затем, проходя быстрым шагом между рядами, он напоминает ветеранам, своим бравым старым солдатам о добытых ими победах, стараясь воодушевить и остальных, но вдруг останавливается в смятении и весь дрожа.
Цезарь почувствовал, что его охватил приступ страшной болезни, от которой он уже давно страдал, - эпилепсии. Его немедленно окружили легаты, прося не забыть отдать последние приказания - пароль к атаке.
Обескровленными губами, тихим голосом он еле смог вымолвить нужные слова: Bona Fortuna! ("Желаю удачи!"), которые распространились со скоростью молнии по всему войску. Затем, чувствуя, что не в силах более бороться с приступом, охватившим его, и что это зло не исчезнет, пока не сделает свое дело, он попытался остановить бой. Но было уже поздно: неожиданно прозвучал сигнал к атаке. Это трубача с правого крыла солдаты заставили подать сигнал.
Словно сквозь туман Цезарь видит, как его армия начинает двигаться, но земля убегает у него из-под ног, небо то черного, то кроваво-красного цвета, и, чтобы никто не увидел пены, появившейся в уголках его рта, он, собрав остатки сил, прикрывается плащом и падает на землю, бормоча:
- Bona Fortuna!
И действительно, все зависит от удачи, так как на сей раз гений его не участвует в сражении.
Эта битва стала вторыми Фарсалами. Солдаты Цезаря не только завладели полем боя, они захватили и лагерь противника. Помпеянцы пытались найти убежище в другом лагере, где останавливались накануне, но победители кинулись за ними следом. Однако, дойдя до укреплений, замешкались, не зная, как поступить. К счастью, припадок у Цезаря к этому времени прошел, и он быстро примчался, крича:
- В ров, друзья, в ров!
Второй лагерь был захвачен, как и первый!
Покинутые Сципионом и Юбой, уносившими ноги со скоростью ветра, их солдаты были безжалостно уничтожены. Цезарь не мстил - Цезарь никогда не делал этого, - это сама смерть настигла его врага.
Как и после Фарсал, об одержанной под Тапсом победе дошли до нас некоторые странные слухи и подробности, о которых рассказывали очевидцы. Один ветеран из пятого легиона видел раненого слона, который, озверев от боли, набросился на безоружного сенатора, топтал его ногами и бил хоботом. Тогда солдат, бесстрашно приблизившись к слону, метнул в него копье. Раненный вторично слон оставил полураздавленное тело и накинулся на нового обидчика. Он схватил солдата хоботом, раскачал в воздухе и собрался ударить о землю. Но, хотя все это длилось какой-то миг, солдат успел с такой силой ударить мечом по хоботу, что отсек его, а сам упал на землю, будучи еще окольцован хоботом, словно гигантской змеей. Слон воздел кверху окровавленную культяпку и начал издавать жуткие звуки, отчего сбежали все оставшиеся слоны.
К вечеру сражения при Тапсе Цезарь захватил все три лагеря, так как, заняв лагерь Сципиона, он двинулся на лагерь Юбы, перебил там около десяти тысяч человек, ранил двенадцать тысяч и разогнал остальных - около шестидесяти тысяч.
Помпеянцам, не умевшим сражаться, оставалось только умереть.
Метелл сбежал на корабле, люди Цезаря догнали корабль и взяли его на абордаж.
- Где командующий? - спросили они.
- Он в полной безопасности, - ответил сам Метелл, пронзая себе грудь мечом.
Юба и Петрей полным ходом направились в сторону Замы, одной из столиц Нумидии. Когда Юба уходил из этого города, он приказал развести на центральной площади огромный костер.
- Если меня победят, то я прикажу бросить в этот костер все мои сокровища, подняться туда всем моим женам, а затем подожгу город. От пламени, которое охватит город, разгорится и мой костер.
Это предупреждение не было забыто.
Видя, что Юба возвращается побежденным, жители Замы закрыли ворота и, поднявшись на стены, крикнули Юбе, что если тот приблизится к городу на расстояние полета стрелы, они ответят ураганом стрел. Юба потребовал выдать его жен - ему отказали. Он потребовал свои сокровища - их не отдали.
Тогда, обернувшись к Петрею, он сказал:
- Ну что ж. Теперь мне ничего не остается, как выполнить свое обещание.
Дело в том, что еще раньше Петрей и Юба договорились сразиться друг с другом. Они достали мечи, и начался настоящий гладиаторский бой. Инстинкт самосохранения был очень велик, и каждый дрался, надеясь, что сможет убить противника.
Юба, более сильный, а возможно, и более ловкий, пронзил Петрея. Петрей упал бездыханный.
Затем, боясь, что не сможет разом покончить с собой, Юба подозвал раба и, протянув ему меч, приказал убить себя. Раб повиновался и убил его.
Оставшиеся солдаты бежали и собрались на небольшом холме невдалеке от лагеря Юбы. Но их ждала там та же участь.
Тогда эти несчастные, видя, что все потеряно, начали бросать оружие и умолять о снисхождении бывших своих сограждан, называя их братьями. Но цезарианцы, возмущенные жестокостью Сципиона и других помпеянцев, зверски убивавших пленных, приказали, чтобы побежденные готовились к смерти. И вскоре те были убиты, все до единого.
Цезарь потерял в этой битве всего сто пятьдесят солдат.
Его армия все еще находилась в боевом порядке у стен Тапса, к тому же у него были шестьдесят четыре слона, отобранные у противника, со всей экипировкой, вооружением и башнями. Цезарь надеялся своим присутствием устрашить упрямого Вергилия и тех, кто находился с ним. Он предложил тому сдаться, но не получил никакого ответа. Тогда, приблизившись к крепостным стенам, он позвал Вергилия, но тот так и не показался.
Цезарь не мог больше терять времени. Он собрал армию у стен Тапса, похвалил солдат, выдал награды, денежные вознаграждения старым легионерам и, восседая на троне, лично раздал так называемые премии за храбрость. Затем, оставив три легиона Ребилию для продолжения осады города и два легиона Домицию для осады Тиздра, он направился к Утике, выслав вперед Мессалу с кавалерией, так как кавалерия Сципиона бежала в том же направлении.
Кавалерия помпеянцев достигла ворот города Пасадес, но, узнав о поражении Сципиона, жители отказались открыть ворота. Тогда помпеянцы силой захватили город, развели большой костер на центральной площади и побросали в огонь жителей, невзирая на их возраст и пол. Цезарь вошел в город слишком поздно, чтобы можно было что-либо изменить.
На третий день после битвы ночью в Утику прибыл курьер и сообщил Катону, что при Тапсе состоялось грандиозное сражение, что все потеряно без какой-либо возможности что-нибудь вернуть, что Цезарь занял два лагеря Сципиона и лагерь Юбы, а теперь направляется к Утике.
Два дня спустя кавалерия, сбежавшая из Тапса, та самая, что подожгла Пасадес и погубила всех жителей, появилась у стен Утики.