– Да, он силён, – проворчал Бюйзе, растирая повреждённую руку, – он силён, как старый Гец Железная Рука. Но одной силы ещё мало, чтобы быть истым воином. Важна не сила удара, а способ, которым он наносится. В этом вся суть. По виду, например, ваш меч, молодой человек, тяжелее моего, но вы не нанесёте такого удара, как я. Что вы скажете? Я вам теперь предлагаю настоящую, серьёзную забаву. А рукопожатие и тому подобное – это детская игра.
– Мой капитан – скромный молодой человек, но я готов держать за него пари, – сказал Саксон.
– А что вы ставите? – прошипел уже совсем сердито германец.
– Вино в таком количестве, сколько вам нужно, чтобы выпить за один присест.
– О, это немало, – ответил Бюйзе, – лучше уговоримся на двух галлонах. Ладно, что ли? Согласны?
– Я сделаю все, что смогу, – ответил я, – впрочем, у меня мало надежды одержать верх. Вы старый и опытный воин.
– К черту ваши любезности! – воскликнул сердито Бюйзе. – Вы и руку мою сгребли с приятными разговорами. К делу. Видите ли, вот вам моя старая каска; она из испанской стали. На ней уже есть два следа от моих ударов. Третий ей не повредит. Я поставлю её вот сюда, на эту деревянную табуретку. Это достаточно высоко, и нанести удары можно с удобством. А теперь, юнкер, бейте по этой каске, мы увидим, насколько глубокий след вы на ней оставите.
– Бейте первым, сэр, ибо вызов был ваш, – ответил я.
– Извольте радоваться, – проговорил пруссак, – для того, чтобы восстановить свою солдатскую честь, я должен портить собственную каску. Ну да ладно, эта каска уже видала хорошие удары.
И, обнажив меч, пруссак попросил отойти любопытных, которые собрались около нас, а затем, со страшной силой взмахнул оружием над головой, опустил его на гладкую сталь каски. Каска взлетела на воздух, а потом покатилась со звоном по полу. На стали виднелась длинная, глубокая полоса от удара.
– Хорошо сделано! Прекрасный удар! Это непроницаемая сталь, трижды прокалённая, – заметил один придворный, беря каску в руки и разглядывая её; затем он снова положил её на табуретку.
– Непроницаемой стали нет на свете, – ответил я, – я собственными глазами видел, как отец пробовал непроницаемую сталь вот этим самым мечом.
И, обнажив старый меч, насчитывавший уже пятьдесят лет жизни, я сказал, обращаясь к Бюйзе:
– Отец наносил более тяжёлые удары, чем вы, сэр; вы пускаете в ход только ручные мускулы, а сильный удар наносится всем телом.
– Нам нужны не лекции, а пример, – насмешливо ответил пруссак, – позвольте нам поглядеть на ваш удар, а уроки вашего батюшки оставьте при себе.
– Но я ученик моего отца, и удар мой будет принадлежать ему, – ответил я и, размахнув мечом, изо всей силы ударил им по каске немца. Добрый, старый, республиканский клинок прорубил сталь, рассёк пополам скамейку и врезался на два дюйма в дубовый пол.
– Это фокус только! – объяснил я зрителям. – Я практиковался на этой штуке дома по вечерам.
– Ну, я не хотел бы, чтобы вы сыграли подобную штуку надо мной, – произнёс лорд Грей, между тем. как все присутствующие выражали мне шумное одобрение. – Жаль мне вас, молодой человек, вы опоздали родиться на целые двести лет. Если бы не был изобретён порох, сравнявший сильных со слабыми, вы были бы великим героем.
– Черт побери! – проворчал Бюйзе. – Ну, молодой сэр, моя слава кончена, и я отдаю вам пальму первенства. Это был правильный, благородный удар. Правда, он мне обошёлся в два бочонка вина и я потерял добрую старую каску, но я не буду ворчать, так как удар этот был честный удар. Саксон показывал нам, немцам, разные штуки на английский манер, но таких жестоких ударов я сроду не видывал.
– Что же?! – воскликнул Саксон, довольный, что имеет возможность обратить на себя внимание начальства. – Хотя я и давно не практиковался, но глаз у меня до сих пор верный, а рука тверда. Что касается боя на палашах, мечах, саблях и рапирах, я готов состязаться с кем угодно, за исключением моего брата Квартуса. Он фехтует не хуже меня, но так как у него рука на полдюйма длиннее, то преимущество всегда на его стороне.
– Я изучал фехтование у сеньора Констарини в Париже, – произнёс лорд Грей, – а вы у кого учились, полковник?
– Я, милорд, обучался этому искусству у учительницы, которую называют сеньорой Нуждой, – ответил Саксон, – тридцать пять лет я живу под опекой этой доброй дамы. Я должен защищать свою жизнь клинком стали. Позвольте показать вам маленький фокус, в котором главную роль играет верность глаза. Нужно бросить кольцо – вот хоть моё – вверх и поймать его на острие рапиры. На первый взгляд это кажется просто, но без практики тут ничего не сделаешь.
– Вот так просто! – воскликнул Вэд. – кольцо вы носите на мизинце. Оно маленькое и узкое. Поймать его на острие рапиры можно только случайно, ну а ручаться за успех ни в коем случае нельзя.
– А я готов поставить гинею, что поймаю кольцо, – ответил Саксон и подбросил крошечный золотой кружок вверх. Затем он поднял рапиру. Кольцо соскользнуло по клинку и звякнуло о рукоять. Саксон снова подбросил его к потолку. На этот раз кольцо ударилось о резьбу и изменило направление, но Саксон сделал шаг вперёд и снова поймал его. Сняв кольцо и надев его на палец, он произнёс:
– Конечно, здесь найдутся кавалеры, умеющие делать эту штуку.
– Полагаю, полковник, что я смогу сделать то же, что и вы, – раздался чей-то голос.
Мы оглянулись и увидали Монмауза. Он вошёл в залу, никем не замеченный, и стоял позади, наблюдая за нашими упражнениями.
Все мы сняли шляпы и поклонились в замешательстве. Король, видя наше смущение, шутливо сказал:
– Пожалуйста, не смущайтесь, господа. Вы прекрасно проводили время. Отчего в самом деле не воспользоваться досугом и не поиграть шпагой? Это самое подходящее занятие для военных людей. Позвольте-ка мне вашу рапиру, полковник.
И, взяв с пальца кольцо с крупным бриллиантом, король бросил его вверх и ловко проделал то же, что и Саксов. Затем он сказал:
– Я практиковался в этом в Гааге, где у меня, по правде говоря, было чересчур много свободного времени для подобных пустяков. Но откуда здесь на полу щепки и куски стали?
– Среди нас появился сын Эноха! – ответил Фергюсон, поворачивая ко мне своё красное и покрытое экземой лицо. – Этот юноша по силе равен Голиафу из Газы. У него прекрасное девическое лицо и крепость бегемота.
– Да, это хороший удар! – произнёс король Монмауз, поднимая обломок скамейки. – Как зовут этого молодца?
– Это капитан моего полка, ваше величество! – ответил Саксон. – Зовут его Михей Кларк. Он родом из Гэмпшира.
– О да, в этой части королевства водится хорошая английская порода, – сказал Монмауз. – Но как это вы попали сюда, сэр? На этом совете должны были присутствовать только мои приближённые и начальники полков. Если в мой совет станут приходить все капитаны, нам придётся заседать в саду, ибо не найдётся ни одной залы, способной вместить всех капитанов.
– Я осмелился прийти сюда, ваше величество, по совершенно особому случаю, – ответил я, – на дороге сюда я получил поручение к вашему величеству. Мне поручено передать вот этот небольшой, но увесистый свёрток в собственные руки вашего величества. Ввиду этого я счёл своей обязанностью исполнить это поручение, не теряя времени.
– А что это такое? – спросил король.
– Я не знаю.
Доктор Фергюсон наклонился к королю и что-то ему прошептал. Король засмеялся и взял узелок.
– Ну-ну! – воскликнул он, смеясь. – Времена Борджиев и Медичисов миновали, доктор. И кроме того, этот молодой человек не похож на итальянского заговорщика. У него честные голубые глаза и волосы льняного цвета. Это данное самой природой свидетельство должно успокоить вас, доктор. Однако тут что-то тяжёлое, на ощупь кусок свинца. Дайте мне ваш кинжал, полковник Гальнс. Узел зашит. Ай-ай! Это кусок золота, и, что всего удивительней, девственное золото. Возьмите его, Вэд, пускай оно идёт в военную казну. На этот маленький кусочек металла можно вооружить десять пиконосцев. А тут что такое? Письмо с адресом "Герцогу Иакову Монмаузу". Гм-гм! Это письмо было написано прежде, чем мы приняли королевский титул. Ну, что же тут написано? "Сэр Иаков Клансинг посылает вам свой привет и свидетельствует свою преданность. Дай вам Бог успеха. Когда вы перейдёте Солсберийскую долину, вы получите ещё сотню таких же слитков золота". Ого, это храброе обещание, сэр Иаков, но лучше было бы, если бы вы прислали эти слитки теперь. Видите, господа, к нам отовсюду идут пожертвования и обещания поддержки. Счастье решительно поворачивается в нашу сторону. Едва ли узурпатор удержит корону в своих руках. Все люди уйдут от него к нам. Я убеждён в том, что не далее как через месяц мы с вами будем в Вестминстере. Я почту приятным долгом наградить всех вас по заслугам за то, что вы не оставляли своего законного государя в минуты несчастья и опасности.
Когда король произнёс эти слова, в толпе придворных послышался почтительный говор. Они спешили выразить свою благодарность. Что касается немца, он дёрнул Саксона за рукав и шепнул:
– Теперь у него жар, а вот погодите немного, скоро начнётся и озноб.
– Я думал, что в Таунтоне у меня будет никак не более тысячи человек, а их оказалось тысячи четыре, – продолжал король, – мы надеялись на успех даже тогда, когда высадились в Лайм-Коббе с восемьюдесятью приверженцами. Теперь же мы находимся в главном городе Сомерсета, и наша армия насчитывает восемь тысяч человек. Ещё одно такое же дело, как при Аксминстере, и власть дяди распадётся как карточный домик. Но прошу вас садиться за стол, господа, и будем обсуждать дела в должном порядке.
– Но вместе с золотым слитком есть кусочек бумажки, и вы его не прочли, государь, – произнёс Вэд, подавая королю небольшой листок.
– Эге, да это поэзия. Что-то вроде стихотворной загадки. Что это означает, господа? Слушайте:
Час настаёт, с своей судьбой Борись, не будь самим собой, К короне ревностно стремись И злого Рейна берегись.
– "Борись с своей судьбой"? "Не будь самим собой"? Что это за чепуха?! – воскликнул Монмауз.
– Дозвольте доложить вашему величеству, – ответил я, – что человек, пославший вам это письмо, занимается астрологией и считает себя одарённым даром предсказания.
– Этот господин говорит правду, – подтвердил лорд Грей. – Стихи эти имеют, по всем признакам, пророческий характер. Древние халдеи и египтяне, прекрасно умели гадать по звёздам, но в современных предсказателей, признаюсь, я не очень-то верю. Эти предсказатели разменялись на мелочи и предсказывают разную чепуху доверяющим им глупым бабам.
Саксон не удержался, чтобы не процитировать свою любимую поэму:
Луну и звезды вопрошал,
Кто старые штаны украл.
– Эге, да никак и наши полковники заразились рифмоплетской эпидемией? – засмеялся король. – Нам придётся, по примеру древнего Альфреда, вложить в ножны меч и взять в руки арфу. Я сделаюсь королём бардов и трубадуров, как добрый король Прованса Рене… Однако, господа, если эти стихи пророческие, то они пророчествуют нам успех. Правда, здесь есть зловещий намёк на Рейн. но нам незачем идти на берега этой великой реки.
– Тем хуже, – пробормотал едва слышно пруссак.
– Таким образом, – продолжал Монмауз, – мы со спокойной совестью можем поблагодарить сэра Иакова не только за золото, но и за любезное предсказание. Но вот и почтённый мэр Таунтона. Это старший из наших советников и самый молодой из наших рыцарей. Вас, капитан Кларк, я прошу стать у дверей залы и не позволять никому входить сюда. Я надеюсь, что вы не будете говорить ни с кем о том, что будет обсуждаться здесь.
Я поклонился королю и занял место у двери. Советники и генералы сели вокруг дубового стола, который стоял посередине комнаты. Через три окна с западной стороны в комнату лился вечерний свет. С луга доносились звуки голосов, слабые, как жужжание насекомых. Это шумели солдаты, беседовавшие в палатках около дворца. Пока члены совета усаживались, Монмауз ходил взад и вперёд, нервный и беспокойный. Затем он повернулся и начал говорить:
– Вы, конечно, знаете, господа, зачем я вас призвал. Мне нужно знать ваше мнение, надо решить, что нам делать дальше. Мы прошли уже по нашему королевству сорок миль и повсюду встретили радушный приём, превзошедший все наши ожидания. За нашими знамёнами следуют почти восемь тысяч человек, да стольких же пришлось отослать назад, потому что для них не хватило оружия. Мы дважды уже встречались с врагом, и эти встречи окончились тем, что мы вооружились мушкетами и пушками наших неприятелей. Одним словом, до сих пор наши дела шли блистательно. Надо закрепить одержанный нами успех, и вот для этого-то я вас созвал. Скажите мне ваше мнение, выясните ваши взгляды на положение дел. Мне хотелось бы знать, что, по вашему мнению, нужно делать теперь? Между вами есть государственные люди, воины и святые люди. Эти последние могут просвятить нас всех словом истины. Говорите безбоязненно, я должен знать все, что вы думаете.
Стоя у двери, я ясно различал лица всех сидевших за столом людей. Здесь были серьёзные и важные пуритане с гладко выбритыми лицами, загорелые солдаты и придворные в напудренных париках. Особенно моё внимание привлекли цинготная физиономия Фергюсона, орлиный нос Децимуса, толстое лицо пруссака Бюйзе и аристократическая внешность лорда Йорка.
– Если все молчат и не хотят высказать своего мнения, – воскликнул фанатик Фергюсон, – то я буду говорить, руководимый внутренним голосом. Ибо не работал разве я для сего святого дела? Не находился разве в пленении и не претерпевал мучений от рук нечестивых, кои измождали тело моё, тогда как дух рос и укреплялся? Меня жали и топтали, яко в точиле, и посмеивались надо мной, и оплёвывали меня.
– Мы знаем о ваших заслугах и мучениях, которые вы перенесли, доктор, – сказал король, – но теперь мы рассуждаем о том, что нам делать.
– А разве не был слышан глас на востоке? – воскликнул Фергюсон. – Был глас и плач великий слышен, плач о нарушенном ковенанте и о человечестве, погрязшем в грехах. Откуда был сей плач? Чей был сей глас? То был глас Роберта Фергюсона, который восстал против великих земли и не хотел смириться.
– Ах, доктор-доктор! – нетерпеливо воскликнул король. – Говорите о деле или дайте говорить другим.
– Я сейчас объясню все, ваше величество. Не слышали ли мы, что Арджиль разбит? А почему он был разбит? Потому, что не имел достаточно сильной веры в Промысел Божий. Он имел безумие отказаться от помощи чад света и пошёл к босоногим грешникам, которые исповедуют язычество и папизм. Если бы Арджиль шёл по пути Господа, он теперь не сидел бы скованный в темнице Эдинбурга и не дожидался бы смерти от рук палача. Почему сей муж не препоясал чресл своих и не пошёл прямо вперёд под знаменем света? Вместо сего он совался туда и сюда и прятался наподобие двоедушного амалекитянина. Та же участь, а может быть, и худшая постигнет нас, если мы не пойдём прямо вперёд и не водрузим наших знамён перед грешным городом Лондоном. Там мы должны свершить дело Господа, отделить плевелы от пшеницы и предать их сожжению.
– Значит, говоря кратко, вы советуете нам идти вперёд? – спросил Монмауз.
– Да, ваше величество, мы должны идти вперёд и готовиться стать сосудами благодати. Всеми же силами нам надо воздержаться от осквернения евангельского дела. Ибо разве не оскверняют своего дела люди, носящие одежды сатаны?
Сказав это, Фергюсон злобно покосился на пёстро одетых придворных, а затем продолжал:
– Другие среди нас играют в карты, поют греховные песни, божатся и ругаются. Все это делается в армии и производит великий соблазн среди Божьих людей.
Пуритане, услышав эти слова Фергюсона, подняли одобрительный шум, а придворные, насмешливо улыбаясь, стали переглядываться друг с другом. Монмауз прошёлся раза два по комнате, а затем опять обратился к совету:
– Вы, лорд Грей, солдат и опытный человек, – сказал он, – каково ваше мнение? Стоять ли нам здесь или двигаться к Лондону?
– По моему скромному суждению, движение на Лондон грозит нам гибелью, – ответил Грей.
Он говорил медленно, как все люди, не любящие говорить, не обдумав предварительно своих слов.
– У Иакова Стюарта хорошая кавалерия, а у нас её совсем нет, – продолжал он, – здесь местность сильно пересечённая, есть кустарники и заросли, и мы можем держаться, но что с нами случится посередине Солсберийской равнины? Драгуны окружат нас, и мы станем стадом овец, окружённым волками. И кроме того, с каждым новым шагом по направлению к Лондону мы будем удаляться от нашей базы, от плодородной местности, которая может кормить войско. Враг же, приближаясь к Лондону, все будет усиливаться. Я полагаю, что нам лучше стоять здесь и ждать нападения. В Лондон мы можем пойти только в том случае, если там возникнет сильное движение в нашу пользу или же если где-нибудь вспыхнет сильное восстание.
– Вы рассуждаете хорошо и умно, лорд Грей, – ответил король, – но я боюсь, что мы долго прождём этого сильного движения в нашу пользу. Нам обещают многое, но исполнения этих обещаний я до сих пор не вижу. До сих пор к нам не прибыл ни один член палаты общин. Из лордов тоже у нас, кроме Грея, нет никого, но лорд Грей, подобно мне, был изгнанником. Ко мне не пришёл ни один барон, ни один граф. Только один баронет поднял за меня оружие. Где те люди из Лондона, которых мне обещали прислать Данверс и Вильдман? Где добрые ребята из Сити, которые, как меня увидят, только обо мне и вздыхают? Мне говорили, что восстание охватит всю местность между Бервиком и Портлэндом, и, однако, это оказалось ложью. Ни один человек, кроме этих добрых крестьян, не двинулись с места. Меня обманули, обошли, поймали в мышеловку и ведут на гибель!
И Монмауз снова зашагал по комнате, ломая руки и кусая губы. На минуту он впал в отчаяние. Я заметил, что Бюйзе улыбнулся и шепнул что-то Саксону. Наверное, он сказал, что у короля начался озноб.
Наконец король преодолел волнение и произнёс:
– Скажите мне, полковник Бюйзе, согласны вы с мнением лорда Грея?
– Спросите у Саксона, ваше величество, – ответил немец, – я всегда примечал, что на военных советах я всегда схожусь с его мнением.
– В таком случае мы обращаемся к вам, полковник Саксон, – сказал Монмауз, – в совете имеется, как выяснилось, две партии. Одна стоит за движение на Лондон, другая советует оставаться на месте. Голоса, как мне кажется, разделились поровну. Ваш голос должен решить вопрос.
Все взоры устремились на нашего начальника. Его воинственная осанка и уважение, оказанное ему полковником Бюйзе, привели к тому, что Саксон сразу стал авторитетом. Саксон закрыл руками лицо и несколько секунд сидел молча. Наконец он заговорил:
– Я выскажу своё мнение, ваше величество. Фивершам и Черчилль идут к Солсбери с тремя тысячами пехоты. Кроме того, у них имеется восемьсот человек Голубой гвардии и два или три драгунских полка. Стало быть, лорд Грей прав, говоря, что нам придётся принять сражение в Солсберийской долине. Наша пехота вооружена кое-как и едва ли устоит против их конницы. Доктор Фергюсон, конечно, прав, мудро говоря, что все возможно для Бога и что мы только пылинки в его руках, но Бог нам дал и разум для того, чтобы мы могли избирать лучшие пути, и если мы будем пренебрегать этим даром Божием, то можем поплатиться за наше безумие.
Фергюсон презрительно засмеялся и начал вслух читать молитву, но очень многие из пуритан одобрительно закивали головами. Рассуждение Саксона им понравилось.