Чапек ощутил исключительную сложность социального поведения людей и почувствовал, что без исследования его природы он не сможет развиваться как художник. Искусство становилось для него тончайшим инструментом постижения и анализа мотивов общественной активности человека или, иными словами, практической, реальной жизни. Чисто эмоциональный, абстрагирующий жизненную практику подход к миру уже не удовлетворял Чапека. Он начинал сознавать, что только реализм позволит ему запечатлеть и выразить текучие, но существенные черты облика современности.
Через четыре года, после того как были написаны "Мучительные рассказы" (1918–1920) и созданы столь крупные произведения, как пьесы "R.U.R." (1920), "Из жизни насекомых", "Дело Макропулоса" (1922), романы "Фабрика Абсолюта" (1922) и "Кракатит" (1924), выдвинувшие его в число мировых писателей, Чапек, опираясь на собственный творческий опыт, выступил со своеобразным художественным манифестом - статьей о своем брате Йозефе, в которой решительно и последовательно защищал реализм как ведущий метод искусства. В этой статье Чапек предельно искренне высказал и собственное отношение к искусству, и свое понимание долга художника.
Материалом искусства, писал он, является доподлинная жизнь - природа, люди, их отношения, и художник не может серьезно творить, не познав мира. "Делайте, что хотите, но орешек бытия не раскусишь с помощью одного вдохновения, необходимо обратиться к надлежащему инструменту разума", то есть поверять объективной жизненной истиной субъективные представления о мире. Чапек не признавал чистое самовыражение художника целью искусства, резонно замечая, что внутренний мир внутреннему миру рознь и весьма нередок такой субъективный опыт, который ничем не интересен и не обладает общезначимостью. Если же художник избегает исследования бытия, то он обедняет самое искусство, поскольку оно не есть бесстрастное зеркало жизни и не существует вне нравственности. Чапек писал: "Что касается меня, то я не боюсь слова "тенденция". Я считаю, что в нашем малоустроенном мире у каждого серьезного и впечатлительного человека имеется достаточно оснований не быть безучастным зрителем в происходящей свалке. Но это долг, а не особая заслуга". Поэтому реалистическое искусство не может быть нейтральным по отношению к подлинному состоянию мира. "Бедняк стоит и смотрит вам вслед, нищий или нищая опускают глаза, чтобы не оскорбить вас своим взглядом… Иной раз вы целую неделю не можете отделаться от мысли, что не вложили им в ладонь откупного за свою жизнь… Если их двое или трое, они уже не просят Христа ради, и похоже, что они вас судят".
Для импрессионистов, например, мир был простым объектом изображения, и свет, который они пытались уловить своей живописью, одинаково струился и по кружевному зонтику, и по одинокому нищему: для них мир не был морально расчленен, в то время как для современного художника-реалиста "вещи не равноценны", в них есть свет и тени, они не безразличны к нравственному порядку или беспорядку, справедливости или несправедливости, добру или злу. Гуманистически настроенный художник-реалист желает утверждения в жизни нравственного порядка, и для него средства художественной изобразительности и ее законы - лишь пути, ведущие к этой высшей цели искусства. Художники-формалисты, отмечал Чапек, путают закон и порядок, и поэтому для них практически закрыто познание действительности и ее творческое воплощение в искусстве.
Как понимал Чапек характер реалистического изображения жизни, показали его произведения. Гуманистическая тенденция нашла открытое выражение в его реалистических "Мучительных рассказах", повествующих о повседневности, о заурядных и не очень крупных по своим масштабам событиях. Однако в чем же их мучительность? Их драматизм заключается в том, что обыденная повседневная жизнь, которой живут люди, подавляющее большинство людей, извращает человеческие отношения, обкрадывает и обедняет человеческую натуру, искажает нравственный мир личности, ибо основы существования человека несправедливы и господствующие принципы общежития не соответствуют и не отвечают истинным запросам и потребностям человека, которые он - обремененный грузом забот, тревог, невзгод и лишений - нередко не в состоянии осознать и понять. Люди как бы погружаются в нравственную слепоту, безысходное одиночество. Чапек, умеющий строить повествование на остром, неожиданно развертывающемся сюжете, в "Мучительных рассказах" отдается внешне спокойному движению жизни в ее привычных, примелькавшихся стереотипах, но дает, однако, ощутить серьезность драм, таящихся под пеленой бытовой монотонности человеческого прозябания. Разве не заурядна история бедной гувернантки, человеческое достоинство которой нагло оскорбляют ее хозяева - богатые аристократы? Она готова взбунтоваться, бросить им в лицо гордые слова и уйти, громко хлопнув дверью. Но письмо из дому, в котором мать рассказывает о страшной нужде семьи, заглушает вопль протеста и понуждает бедную девушку в приступе отчаяния очертя голову кинуться в объятия случайного любовника, навсегда сломав свою жизнь. Нет ничего из ряда вон выходящего и в истории из рассказа "Деньги", где Чапек показал, как бедность, равнодушие, эгоизм размывают и губят навечно родственные чувства, ожесточают и превращают героя новеллы в черствого обывателя, стремившегося поначалу помочь своим родным, увидевшего в этом смысл собственной жизни и натолкнувшегося на непреодолимую стену лживости и бездушия. Тривиальна и судьба одинокого старика, которого хладнокровно и постоянно обкрадывает его служанка, и он, страшась полного одиночества, закрывает на происходящее глаза.
Чапек, обратившись к изображению повседневной жизни людей, проведя своего рода ее молекулярный анализ, пришел к выводу, что органическое неблагополучие, отсутствие того, что он называл нравственным порядком, таится в самих порах и клетках обыденности, и зло до времени скапливается в его неподвижных недрах.
"Мучительные рассказы" не были простым бытописанием. Особенности повседневного существования человека Чапек рассматривал и изображал в духе реалистической традиции, в которой тема обыденности жизни занимала важное место, становясь основой выработки писателем критического отношения к общественной среде и социальному мироустройству. Так преломлялась она в творчестве Флобера, проанализировавшего феномен "боваризма", то есть драму банального и тривиального образа жизни, и в творчестве Чехова, раскрывшего сумрачную власть повседневности над человеком, отнимающую у него надежду и веру в себя. Но Чапек не задержался в русле этой традиции, хотя сознавал богатство ее возможностей. Его произведения двадцатых годов примкнули к иному ряду реалистической изобразительности, основывавшейся на гротесково-сгущенном принципе изображения, отходящей от прямого воспроизведения действительности в формах непосредственного жизнеподобия, хотя и не порывающих своих органических связей с реальностью, социальной практикой человека.
Метафорическое преображение объективного, даже обыденного человеческого бытия становится характерной чертой художественной манеры писателя. Он широко и сознательно вводит в повествование фантастику, чудесное, необычное - но без малейшею налета иррационализма, стремясь при их посредстве заострить, сконцентрировать и тем самым сделать наглядным и самоочевидным неправильное, бессмысленное, тупое, жестокое, опасное и античеловеческое в том, что составляет текущую, практическую жизнь людей. В обнажении алогичности и бесплодности современной буржуазной цивилизации, ее хаотичности, органической неустойчивости и способности порождать кризисы невиданной силы Чапек прибегал к иронии и безжалостной сатире, открывавших по своей эстетической природе широкий простор для иносказания.
Наиболее крупные произведения писателя той поры, по сути, являлись мысленным экспериментом над материалом социальной действительности и обладали свойствами притчи, содержащей нравственный урок и взывающей к разуму и чувствам людей. Они предостерегали от морально инертного отношения к общественной практике и настаивали на полной ответственности человека за его действия, независимо от того, какими внутренними побуждениями он руководствовался. Притчи Чапека начисто лишены назидательности, будучи полнокровными художественными произведениями.
Их художественные особенности, а именно - фантастичность и метафорическое преображение реальной жизни - дали повод критике рассматривать их как утопии или фантастические романы в духе Уэллса или творца антиутопий Олдоса Хаксли. Но сам писатель, хотя и не опровергал подобной точки зрения, рассматривал себя как историка современности, который, опираясь на нее, лишь продолжает во времени конфликты своей эпохи, стремясь додумать, чем они могут завершиться, если мир пребудет в том же состоянии, в котором он находится ныне. По своим эстетическим свойствам они схожи не столько с фантастическими романами двадцатого века, сколько с памфлетами и романом Джонатана Свифта "Путешествия Гулливера". Разумеется, и королевство лилипутов, и летающий остров Лапута, и страна гуингмов - мудрых лошадей - чистая фантастика, но одновременно и жесточайшая сатира на свою эпоху и современное Свифту общество. Если искать традицию для фантастики Чапека, являющейся детищем искусства двадцатого века, то ее можно вести и от путешествий Пантагрюэля и сатирических произведений Сирано де Бержерака, от "Носа" Гоголя и гротеска Щедрина, которые, говоря о днях своих, прибегали к фантастике и иносказанию. Это - великая традиция реализма, которой следовал Чапек, обогащая ее и обновляя.
Существенно отличаются произведения-притчи Чапека и от научно-фантастических романов Уэллса, для которого главенствующим было рассмотрение возможностей научно-технического прогресса в условиях социально несовершенной цивилизации. Чапек же уловил и впервые ввел в мировую литературу новый тип конфликта, а именно противостояние прогресса научно-технического и нравственного, их опасное для судеб человечества расхождение в условиях собственнического общества. У Герберта Уэллса деградировавшие пролетарии - морлоки в "Машине времени" питаются деградировавшими капиталистами - элоями. Картина грядущего ужасная, но неубедительная. В "Войне миров" паукообразные марсиане, скрытые под броней гигантских шагающих треножников и вооруженные "тепловым лучом", сражаются с дредноутами и артиллерийскими батареями землян. Машины, управляемые людьми, ведут борьбу с машинами, управляемыми марсианами.
В пьесе Чапека "R.U.R." человечество вступает в гибельную схватку с собственными созданиями - машинами, которые оно сотворило по собственному образу и подобию и наделило разумом. Пьеса эта - одно из выдающихся достижений критического реализма двадцатого века - по своим идеям и раздумьям над соотношением нравственного и научно-технического прогресса сохранила свою актуальность и по сей час, когда развернулись споры о возможности создания машин не только мыслящих, но и обладающих чертами личности.
Современная футурологическая и научно-фантастическая литература переполнена мрачными пророчествами о том, что в обозримом будущем машины подчинят себе людей и некий супермозг станет управлять всеми земными делами. К счастью, не все пророчества сбываются, но многие идеи, вокруг которых ныне идут споры между кибернетиками, философами, социологами, в зерне уже содержались в пьесе Чапека, которая и ввела в обиход слово и понятие - робот.
В чем же художественная новизна пьесы? Стремясь опровергнуть существование бога, некий гениальный естествоиспытатель Россум открыл неизвестный природе способ организации живой материи и попытался создать искусственного человека. Открытие Россума было поставлено на промышленную основу, и человечество обрело невиданно мощное средство для установления своего благополучия - робота, машину-андроид, снявшую с людей бремя труда. Роботы начисто лишены эмоций, личностных желаний, всего того, что делает человека человеком. Их производство налажено по образцу лучших капиталистических предприятий и находится в руках менеджеров, сознательно закрывающих глаза на социальные последствия деятельности фирмы "Россумские универсальные роботы". А они губительны. Перестав трудиться, человечество утратило цель жизни. Досуг обернулся бедствием: люди потеряли способность к размножению, они - обречены. Но судьба роботов и людей неотделима друг от друга, как причина и следствие, порождающее новые причины. Фирма производила роботов по жесткой биологической схеме, в основании которой лежала великая тайная формула жизни, открытая Россумом. Но что же взорвало великолепно отлаженное производство "Россумских универсальных роботов" и привело к восстанию машин против их повелителей людей? Одной из причин стало изменение процесса фабрикации роботов, отклонение от жесткой схемы, заданной Россумом, что начал делать доктор Галль, поддавшись влиянию Елены Глори, которая приехала на остров, где находится их производство, надеясь одухотворить и взбунтовать роботов. Она излучает доброту, женственность и полна обаяния, под которое подпадают все менеджеры-технократы фирмы "Россум", и, подобно Елене Спартанской, навлекает на человечество страшную беду. Но если Трою погубила красота Елены Прекрасной, то мир людей погубила пришедшая в роковое противоречие с целями компании человечность Елены.
В Герберте Уэллсе естествоиспытатель и эрудит постоянно боролся с художником и нередко его подавлял. Чапек - художник чистой воды и конфликт пьесы разрешает средствами искусства, хотя его догадка о непродуктивности жестких схем для машин, которые мы бы назвали кибернетическими, была необычайно прозорлива. Изготовленные и созданные по эвристическому принципу, роботы начали самонастраиваться, самосовершенствоваться, неуклонно приближаясь к столь сложной биосистеме, какой является человек.
Чапека, однако, интересует социальный аспект проблемы, а не научно-технический. И руководители комбината, менеджеры- технократы: директор Домин, чьей женой стала Елена, инженер Фабри, коммерческий директор Бусман и их коллеги, за исключением архитектора Алквиста - убежденного гуманиста, равно и роботы ведут себя согласно законам жизни капиталистического общества. Технократы заботятся о бизнесе; угнетаемые роботы начинают объединяться, бастовать, среди них появляются вожаки. Ситуация, изображенная Чапеком, внутренне логична. Не так давно, в 1968 году, профессор Норман Сатерленд писал в статье "Человекоподобные машины": "Вполне возможно, что через 50 лет расовые проблемы перестанут быть предметом обсуждения, - люди будут слишком заняты спором, предоставлять ли машине право голоса или нет". Разумеется, утверждение это - более чем полемично, но характерна сама постановка проблемы. И когда роботы в пьесе Чапека получают в руки оружие, они истребляют всех людей, за исключением архитектора Алквиста.
Сцена гибели руководителей компании полна в пьесе подлинного трагизма: они сражаются до конца. Правда, Бусман попробовал откупиться за громадную сумму от роботов и спасти своих коллег. Но зачем роботам человеческие деньги, когда в их руках власть над миром? Для Чапека не имело значения, что в завершающей битве с роботами участвуют технократы - их создатели. Для него они - просто последние люди, которые погибают с человеческим достоинством. Но и победителям не дано вкусить сладость победы: они обречены, так как Елена уничтожила запись формулы Россума. И лишь когда Алквист - последний человек на земле - пробудил в роботах Приме и Елене чувства любви, самопожертвования, сострадания, скрепляется оборванная нить жизни, и над опустошенной землей поднимается заря новой цивилизации.
Что же стало главной причиной гибели людей? На этот вопрос Чапек отвечает без колебаний: люди погибли, потому что нарушили нравственный порядок. Они использовали научно-технический прогресс в целях, чуждых коренным интересам человечества. Домин, освобождая людей от труда, хотел создать новую аристократию, состоящую из сверхлюдей, но создал бесплодные существа. И Алквист был прав, говоря: мы убили человечество ради чьих-то прибылей, ради мании величия, ради призрачных и нежизненных идеалов. И хотя он проклинает науку и технику, все содержание и смысл пьесы Чапека доказывали, что угрозу миру и существованию человечества несут действующие социальные порядки, извращающие достижения научной мысли, а не техника сама по себе.
Пьеса стала крупным шагом писателя в реалистическом постижении и анализе жизни и мира. И если художественная структура образов ее героев еще обнаруживала слабую близость к обобщенно-схематизированным персонажам драм экспрессионистов, то в них явственно ощущалось новое качество, роднящее их с тем видом героя, для которого владеющая его существом идея становится содержанием личности и характера. Подобный герой был введен в мировую литературу Достоевским и в романах Франса, Роллана, Томаса Манна и других великих реалистов двадцатого века стал типичен. В пьесе Чапека выкристаллизовался и основополагающий для его мировоззрения и творчества этический принцип. "Но если уж современность не может обойтись без героических идеалов, то пусть это будет не героическая смерть, а героический оптимизм", - писал он. Без героического оптимизма невозможно существовать в современном обществе, безжалостную критику которого содержала пьеса "Из жизни насекомых", героем которой стал, как однажды выразился Чапек, "плохой и сильно поврежденный механизм", то есть человек.
Пьесу братьев Чапеков по праву можно назвать "Сном в летнюю ночь" наизнанку. Но если в комедии Шекспира действовали и творили волшебство прелестные и шаловливые эльфы, подшучивающие над человеческой глупостью и самодовольством, то в пьесе-гротеске Чапеков хмельной Бродяга, олицетворявший человечество и ненароком уснувший в лесу, видит всю человеческую жизнь, разыгранную перед ним не людьми, а обычной лесной живностью, то есть насекомыми, и жизнь эта - чудовищна. Пьеса Чапеков мозаична, она состоит из отдельных эпизодов, связанных между собой лишь тем, что они развертываются на глазах пьяного Бродяги и нередко им комментируются, чаще всего вызывая в нем чувство удивления или негодования.