М.А. Булгаков ― В.А. Булгаковой
24-го марта 1922. Москва
Дорогая Вера,
много раз пытался присесть, написать тебе, но веришь ли, - я так устаю от своей каторжной работы, что вечером иногда не в силах выжать из себя ни одной строки. От тебя я получил одно письмо осенью пришлого года. И ответил на него тотчас же. Очевидно, оно до тебя не дошло. Молодой человек, что приезжал сюда (он видел только Тасю, меня не застал), говорил, что ты сердишься на меня за молчание. Теперь хочу взяться за переписку со своими и думаю, что ты будешь писать мне.
* * *
Во-первых: получила ли ты известие о смерти мамы: (Она скончалась от сыпного тифа.) Варя из Киева дала тебе телеграмму.
* * *
Я очень много работаю; служу в большой газете "Рабочий" и зав. издат. в Научн. Техн. Комит. у Бориса Михайловича 3[емского]. Устроился только недавно. Самый ужасный вопрос в Москве - квартирный. Живу в комнате, оставленной мне по отъезде Андреем 3[емским]. Комната скверная, соседство тоже. Больш. Садовая 10, кв. 50. Оседлым себя не чувствую, устроиться в нее стоило больших хлопот. О ценах московских и писать не буду, они невероятны. Я получаю жалованье около 45 миллионов в месяц (по мартовскому курсу). Этого мало. Нужно напрягаться, чтобы заработать еще. Знакомых у меня в Москве очень много (журнальный и артист, мир), но редко кого вижу, потому что горю в работе и мечусь по Москве исключительно по газетным делам.
* * *
Дядю Колю "уплотнили", но живет он сравнительно с другими хорошо.
* * *
Меня очень беспокоит, как ты поживаешь. Не голодно ли?
* * *
У Ивана Павловича скопилась вся компания (Леля, Костя, Варя, Лена), а Андрей с Надей у Василия [Павлов]ича.
Скучаю по своим.
Ваня и Коля здоровы, о них мне писали.
Я жду от тебя письма с описанием твоей жизни и планов.
Целую. Твой Михаил.
Пиши на адрес дяди Коли.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгаковой-Земской
18 апреля 1922 Москва
Дорогая Надя,
извини, что не успел поздравить со Светлым праздником. Я веду такой каторжный образ жизни, что не имею буквально минуты. Только два дня вздохнул на праздники. А теперь опять начинается мой кошмар.
Отвечаю на запросы в твоем письме, переданном Вас. Павл.
Комната:
Бориса, конечно, выписали. Вас тоже. Думаю, что обратно не впишут. Дом "жил. раб. товарищ." Плата прогрессирует. Апрель 1 1/2 милл. Топить перестали в марте. Все переплеты покрылись плесенью. Вероятно (а может быть и нет), на днях сделают попытку выселить меня, но встретят с моей стороны сопротивление на законн. основании (должность: у Боба старшим инженером служу с марта).
Прилагаю старания найти комнату. Но это безнадежно. За указание комнаты берут бешеные деньги.
* * *
Служба.
Всюду огромное сокращение штатов. Пайки гражданск. отменены. Народное образов[ание] оплачивается хуже всего и неаккуратно.
* * *
Цены. Нет смысла сообщать: меняются каждый день на сотни тысяч. Перед праздником: белая мука пуд - 18 милл. Хлеб белый 375 т[ысяч] фунт, масло слив. 1 милл. 200 т. фунт.
* * *
Боб: о Вашем приезде знает. Живет очень хорошо. Много зарабатывает. Гостит отец Марии Д.
* * *
Д[адя] Коля живет прекрасно. Уплотнен.
* * *
Я: 1) служу сотрудником больш. офф. газеты, 2) у Боба 3) временно конферансье в маленьком театре. Зарабатываю (за 1/2 апреля):
паек + 40 милл. (у Боба) + 30 милл. газ(ета) + конферанс. (еще не считал). В общем за апрель должен получить всего 130-140 милл. Впрочем, сказать трудно точно. Кавардак. Меняются ставки.
Целую.
Михаил.
P.S. Посылку получил. Варе пишу.
М.А. Булгаков ― В.А. Булгаковой
Москва 23-го января 1923 г.
Дорогая Вера,
спасибо Вам всем за телеграфный привет. Я очень обрадовался, узнав, что ты в Киеве. К сожалению, из телеграммы не видно - совсем ли ты вернулась или временно? Моя мечта, чтобы наши все осели бы, наконец, на прочных гнездах в Москве и в Киеве.
Я думаю, что ты и Леля, вместе и дружно, могли бы наладить жизнь в том углу, где мама налаживала ее. Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что лучше было бы и Ивану Павловичу, возле которого остался бы кто-нибудь из семьи, тесно с ним связанной и многим ему обязанной. С печалью я каждый раз думаю о Коле и Ване, о том, что сейчас мы никто не можем ничем облегчить им жизнь. С большой печалью я думаю о смерти матери и о том, что, значит, в Киеве возле Ивана Павловича никого нет. Мое единственное желание, чтобы твой приезд был не к разладу между нашими, а наоборот, связал бы киевлян. Вот почему я так обрадовался, прочитав слова "дружной семьей". Это всем нам - самое главное. Право, миг доброй воли, и вы зажили бы прекрасно. Я сужу по себе: после этих лет тяжелых испытаний я больше всего ценю покой! Мне так хотелось бы быть среди своих. Ничего не поделаешь. Здесь в Москве, в условиях неизмеримо более трудных, чем у вас, я все же думаю пустить жизнь - в нормальное русло.
В Киеве, стало быть, надежда на тебя, Варю и Лелю. С Лелей я много говорил по этому поводу. На ней, так же как и на всех, отразилось пережитое, и так же как и я, она хочет в Киеве мира и лада.
Моя большая просьба к тебе: живите дружно в память маме.
Я очень много работаю и смертельно устаю. Может быть, весной мне удастся на ненадолго съездить в Киев, я надеюсь, что застану тебя, повидаю Ивана Павловича. Если ты обживешься в Киеве, посоветуйся с Иваном Павловичем и Варварой, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы сохранить мамин участок в Буче. Смертельно мне будет жаль, что если пропадет он.
Ивану Павловичу передай мой и Тасин горячий привет.
Твой брат Михаил.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгаковой-Земской
[Весна 1923 года. Москва]
Дорогая Надя,
крепко целую тебя, Андрея и дитё. Спасибо за пирог. Очень жалею, что Вы не пришли. Я бы Вас угостил ромовой бабкой. Живу я как сволочь - больной и всеми брошенный. Я к Вам не показываюсь потому, что срочно дописываю 1-ую часть романа; называется она "Желтый прапор" . И скоро приду.
У меня рука болит. Цел ли мой диплом?
Хотя я напрасно пишу эту записку:
Катюша сказала:
- Я все равно ее потеряю.
Когда я сказал:
- Ну, так передайте на словах.
Она ответила:
- Вы лучше напишите, а то я забуду.
Целую всех.
Татьяна целует. Коля Гладыревский шлет привет.
Твой Михаил.
Андрей, не сердись, что я к тебе не пришел.
М.А. Булгаков ― П.А. Садыкеру
20 апреля 1923 г.
Уважаемый Павел Абрамович!
На безоговорочное сокращение согласиться не могу . Этот § 10 необходимо исключить или переработать совместно. Во всем остальном договор вполне приемлем мною.
М. Булгаков.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгаковой-Земской
Москва. (1923?)
Дорогая Надя,
я продал в "Недра" рассказ "Дьяволиада", и доктора нашли, что у меня поражены оба коленные сустава; кроме того, я купил гарнитур мебели шелковый, вполне приличный. Она уже стоит у меня в комнате .
Что будет дальше, я не знаю - моя болезнь (ревматизм) очень угнетает меня. Но если я не издохну как собака - мне очень не хотелось бы помереть теперь - я куплю еще ковер. Кстати о ковре: портрет, на котором ты поставила крест, был не мой, а твой .
Целую Чижку.
Твой покойный брат Михаил.
М.А. Булгаков ― Ю.Л. Слезкину
31 августа 1923, Москва
Дорогой Юрий, спешу тебе ответить, чтобы письмо застало тебя в Кролевце . Завидую тебе. Я в Москве совершенно измотался.
В "Накануне" масса новых берлинских лиц, хоть часть из них и временно: Не-Буква, Бобрищев-Пушкин, Ключников и Толстой. Эти четверо прочитали здесь у Зимина лекцию. Лекция эта была замечательна во всех отношениях (но об этом после).
Трудовой граф чувствует себя хорошо, толсто и денежно. Зимой он будет жить в Петербурге, где ему уже отделывают квартиру, а пока что живет под Москвой на даче. Печатание наших книг вызывает во мне раздражение, до сих пор их нет. Наконец, Потехин сообщил, что на днях их ждет. По слухам, они уже готовы. (Первыми выйдут твоя и моя.) Интересно, выпустят ли их. За свою я весьма и весьма беспокоюсь. Корректуры они мне, конечно, и не подумали прислать.
"Дьяволиаду" я кончил , но вряд ли она где-нибудь пройдет. Лежнев отказался ее взять.
Роман я кончил , но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что исправлю. Лежнев начинает толстый ежемесячник "Россия" при участии наших и заграничных. Сейчас он в Берлине, вербует. По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься "Россия" будет в Берлине. При "Накануне" намечается иллюстрированный журнал. Приложения уже нет, а есть пока лит. страничка.
Думаю, что наши книги я не успею прислать тебе в Кролевец. Вероятно, к тому времени, как они попадут ко мне в руки, ты уже будешь в Москве.
Трудно в коротком спешном письме сообщить много нового. Во всяком случае, дело явно идет на оживление, а не на понижение в литературно-издательском мире.
Приезжай! О многом интересном поговорим.
Таня тебе и Лине шлет привет. И я Лине отдельный, спецпривет.
В Москве пьют невероятное количество пива.
Целую тебя.
Твой М. Булгаков.
М.А. Булгаков ― П.Н. Зайцеву
25 мая 1924
Дорогой Петр Никанорович,
оставляю Вам "Записки на манжетах" и убедительно прошу поскорее выяснить их судьбу.
В III части есть отрывок, уже печатавшийся . Надеюсь, что это не смутит Николая Семеновича . При чтении III-ей части придется переходить от напечатанных отрывков к писанным на машинке, следя за нумерацией глав.
Я был бы очень рад, если бы "Манжеты" подошли. Мне они лично нравятся.
Было бы очень хорошо, если бы Ник. Сем. срочно устроил у себя чтение "Манжет". Я сам бы прочитал их, и судьба их моментально бы выяснилась.
Себе я ничего не желаю, кроме смерти. Так хороши мои дела!
Ваш М. Булгаков.
P.S. Буду Вам звонить и сам зайду сегодня и завтра.