- Бежим! - завопил Самохвал. - Сейчас рванет!
- Ты что?! - крикнул на него Остап и прыгнул вниз.
Удар!.. Нестерпимая боль пронизала ногу. По телу растеклась слабость. Напрягая последние силы, Остап дотянулся до патрона, вытащил его из-под бомбы и, отвернув лицо, рванул шнур из патрона...
И сразу же будто ударили во все колокола мира... Куда-то провалилась земля... Все пошло кувырком!..
Самохвал добежал до бетонной стены, упал, ожидая взрыва. Но его все не было... Самохвал поднялся и, пошатываясь, побежал к домику прораба, набрал номер "скорой помощи".
Когда прибыли врачи, рабочие уже подняли из траншеи Лисяка и Белошапку.
5
Узнав от Прищепы о случившейся трагедии, Зоя тут же бросилась к тому страшному месту. Бежала, не чувствуя земли под ногами...
Самохвал, в который раз, рассказывал о несчастье.
Услышав, что Остапа и Лисяка в бессознательном состоянии отвезли в больницу, Зоя кинулась к директору. Всхлипывая и часто дыша, она вбежала в кабинет. Григоренко подал ей стакан воды. Отпив глоток, еле переводя дыхание, Зоя проговорила:
- Прошу... очень прошу вас, дайте мне машину... Я должна быть возле него... Сергей Сергеевич, поймите, я должна!..
Григоренко попытался ее успокоить, все еще не понимая, отчего эта молодая женщина, жена Комашко, так взволнована...
Войдя в больницу, Зоя вытерла платочком слезы.
- Только не плакать!.. Только не плакать!.. - шептали ее дрожащие губы.
А коридор длинный, длинный. Казалось, ему нет конца. Но вот табличка: "Главный врач", Зоя постучала.
- Войдите!
За столом сидела пожилая женщина и что-то лизала. Потом подняла глаза, устало посмотрела на посетительницу.
- Это вы, Зоя? Прошу, садитесь. Я сейчас.
Некоторое время она продолжала писать. Наконец, закончив, отодвинула от себя бумаги.
- Я вас слушаю.
- Скажите, в каком он состоянии?
- Кто?
- Белошапка. Прораб комбината. Его только что привезли...
- Сейчас он в хирургическом отделении.
- Будет операция?
- Наверняка. И не одна, пожалуй... А почему это вас так взволновало? Кто он вам - брат, родственник?
- Он... он... - растерялась Зоя. И, решившись, вдруг сказала, глядя прямо в глаза врачу: - Он самый дорогой для меня человек! Позвольте хотя бы взглянуть на него!..
Главный врач сняла телефонную трубку и набрала номер. Долго кого-то расспрашивала. Затем сказала Зое:
- Белошапка все еще без памяти. Скажу откровенно - состояние его очень тяжелое. Тому, другому, значительно лучше...
- Умоляю... хотя бы краешком глаза, позвольте... У него же никого нет - ни родных, ни близких. Одна я...
- Вы?
- Да!
- Но позвольте, ведь вы замужняя женщина?!
- Какое это сейчас имеет значение...
Главврач пристально посмотрела на Зою.
- Возьмите халат и наберитесь мужества. Но знайте - позволяю только потому, что ваш любезный муж часто выручал больницу...
Снова бесконечно длинные коридоры.
Но вот Зоя и главврач повернули налево, поднялись на этаж выше и вошли в палату. Зоя, потрясенная, остановилась у порога. Потом кинулась к кровати, упала на колени у изголовья.
- Остап... Остап... Любимый... - зашептала она.
Белошапка лежал навзничь, голова забинтована, одна нога и кисть левой руки - тоже. Сквозь бинты проступают алые пятна. Он казался каким-то чужим. Глаза полузакрыты, губы черные, опухшие. Зоя не ожидала увидеть его таким.
- Разрешите мне остаться возле него, - обратилась она, всхлипывая, к главврачу.
- Сейчас ваша помощь не нужна. Через несколько минут его увезут в операционную. Потом - пожалуйста...
- Может, ему кровь нужна? Я дам свою...
- Какая у вас группа?
- Не знаю.
- Надо бы знать. Но это мы быстро установим. Кровь ему, безусловно, нужна.
Зоя встала и подошла к Лисяку. От неожиданности она всплеснула руками - он был весь седой. Лисяк кивнул ей и начал успокаивать:
- Не горюйте... Выживет. Должен выжить...
- Почему должен? - спросила Зоя машинально.
- Потому... как бы это объяснить... Из-за такого подонка, как я, человеку нельзя умирать, - сказал Лисяк и, пряча глаза, отвернулся к стене...
В палату вошли в белых халатах врачи и сестры. Из рук в руки они передавали результаты анализов, рентгеновские снимки...
- Вы его спасете? Спасете? - с замирающим сердцем спросила Зоя солидного мужчину в роговых очках.
Тот удивленно посмотрел на нее, потом на главврача - почему это здесь посторонние лица? Но, нахмурив брови, ответил:
- Сделаем все, что от нас зависит.
Главврач взяла Зою за локоть и сказала:
- Идите в лабораторию. Пожалуй, и вправду потребуется ваша кровь.
Зоя вышла в коридор, прислонилась к стене и разрыдалась.
Глава одиннадцатая
1
- Это комбинат?
- Да.
- Мне нужен Григоренко.
- Слушаю.
- Говорит Соловушкин. Добрый день!
- Здравствуйте.
- Скажите, товарищ Григоренко, - с поучающей строгостью произнес Соловушкин, - вы еще долго собираетесь руководить комбинатом?
Сергей Сергеевич промолчал. Ему хотелось сказать, что готов хоть сейчас освободить место, если на него претендует Соловушкин, но сдержался.
- Вы меня слышите? Почему не отвечаете? Повторяю - долго ли собираетесь быть директором?
- Сначала объясните, к чему такой вопрос, а тогда попытаюсь ответить.
- Вы гоните сейчас план на сто двадцать процентов! А что в таком случае будете делать в следующем году? Ведь мы увеличим вам план вдвое...
Григоренко так и подмывало положить трубку. Его раздражал тон Соловушкина.
- Мойка дает немало. Да резервы кое-какие имеем...
- Вы думаете и ЩКД-8 сразу на полную мощность пустить?
- А как же?
- Когда?
- В октябре.
- А вы знаете, сколько мы вам тогда запланируем на следующий год? Выдержите ли?
- Если по-разумному запланируете, то выдержим и выполним, - спокойно ответил Григоренко.
- Вы что - один такой умный?! - вконец рассердился Соловушкин. - Я вижу, вы готовы поломать все традиции комбината...
- И поломаем, если они будут мешать нам двигаться вперед.
- Советую не забывать о принципах планирования, которые у нас существуют. Ради вас переделывать их не будем. - После короткой паузы Соловушкин уже совсем иным тоном спросил: - Что там у вас случилось?..
Григоренко не успел ответить. Их разъединили. Но Сергей Сергеевич понял: кто-то уже успел уведомить начальство о несчастном случае на комбинате.
Он знал, что в главке наверняка вернутся к этому вопросу: там недовольны его деятельностью. Недовольны, очевидно, потому, что он идет своим путем, выбился из проторенной колеи, не перестраховывается разрешениями и резолюциями сверху.
Вот ведь как получается: не выполнишь план - ругают, а перевыполнишь - тоже. Ругать вроде бы и не за что, а недовольны - выходит, что в главке не учли тех резервов, которые имелись, дали заниженный план.
"Что ж, останавливать завод и все предприятие на профилактику, как советует Арнольд Иванович? - начал раздумывать Григоренко. - Нет! Я - коммунист и буду стоять на том, чтобы давать стране как можно больше строительных материалов..."
- Черт побери - так работать нельзя! - воскликнул в сердцах Сергей Сергеевич и стукнул ребром ладони по столу. И словно от этого его удара вспыхнула лампочка и зазвонил телефон.
- Григоренко слушает.
- Сергей Сергеевич? Прими мое поздравление с успешным выполнением плана. На первое место вышли в городе. Получите переходящее знамя.
Григоренко с облегчением вздохнул. Он узнал голос первого секретаря горкома.
- Благодарю за добрые вести.
- За недобрые что скажешь? Тоже благодарить будешь?
- Нет, не буду. Догадываюсь - вы говорите о несчастном случае с Белошапкой и Лисяком?
- Это тот самый, который предложил мойку построить?
- Да.
- Как он себя чувствует? Выживет?
- Опасность будто бы миновала. Но состояние по-прежнему тяжелое.
Наступила короткая пауза.
- Понимаешь... получили очередную анонимку. Зайди прочитай.
- Да скажите по телефону, - вздохнул Григоренко. - Одной больше, одной меньше...
- О донжуанстве твоем пишут... Почему молчишь?
- До чего ж надоело по всякому поводу давать объяснения,- проговорил недовольным тоном Григоренко. - Ну что же - вызывайте, всыпьте, если заслужил!..
Теперь замолчал Громов. Потом перешел на шутливый тон:
- Ишь какой хитрый, - всыпьте... А как тебе, чертушка, всыпать, если переходящее знамя вручим? Ты пока сам себя как следует покритикуй. Понял?.. - И Громов повесил трубку.
"Значит, мое персональное дело рассматривать на партийном бюро все же не будут, - подумал Григоренко.- Наверняка Боровик отстоял. - Вспомнив о нем, Сергей Сергеевич покачал головой: - Эх, Боровик, Боровик... Надо же было тебе за лопату хвататься! В бетонщики захотелось! Личным примером... И вот результат... Скоро ли еще встанешь?.. Знал бы ты, как сейчас нужен здесь!.."
2
Оксана Васильевна прошла мимо Любы, даже не взглянув на нее. Она решила выяснить, почему Сергей Сергеевич совсем ее не вызывает. Хотя у него, конечно, тяжелые дни после несчастного случая с теми ребятами, но все равно должен был бы встретиться с ней. Ведь любит же он ее! Мог бы, в конце концов, хотя бы позвонить!
- Добрый день, Сергей Сергеевич. Я к вам,- подняла она на Григоренко серые глаза, в которых словно вспыхнули голубые искорки.
- День добрый... Только вас, кажется, я не вызывал?
Оксана Васильевна сначала даже не поняла, что он ей сказал. Это было так неожиданно, что она растерялась.
Стояла и ждала неизвестно чего.
- Свои вопросы можете решить с главным инженером. Когда понадобитесь - я вас вызову.
- Вот как?.. Извините...
Оксана Васильевна побледнела. Она почувствовала, как сжалось сердце. Что произошло? Почему он так сух, официален? Почему не смотрит в глаза, а в голосе чувствуется даже раздражение? Неужели в секретаршу влюбился? Она смеялась, когда слышала такую болтовню, потому что знала, была уверена - он любит только ее, Оксану... Хотя все может статься. Поговаривают ведь, что Люба ночует у него на квартире. Конечно, нужно за дочкой присмотреть, ведь мать еще в больнице и должен же кто-то ему помочь. А она секретарь, работает вместе с ним... Младше его почти вдвое... Кому же, как не ей, и помочь?.. Однако помощь помощью, а любовь может прийти совсем неожиданно... По себе хорошо знает... Но если он и полюбил кого-нибудь, то разве это причина, чтобы не здороваться с нею, Оксаной, чтобы избегать встреч даже по работе?.. Нет, здесь что-то не так!..
- Сергей Сергеевич, что случилось? Вы, может быть, объясните мне? - Оксана Васильевна ждала, что он поднимет голову, посмотрит на нее, и она по глазам догадается о причине его неприязни.
Но Григоренко сидел, словно окаменев, устремив неподвижный взгляд в бумаги, беспорядочно разбросанные по столу.
Пауза затягивалась. Он не отвечал, не предлагал сесть. Оксана Васильевна стояла у дверей, готовая разрыдаться.
- Идите же! - произнес вдруг холодно Григоренко.
- Сергей Сергеевич!.. - тихо вскрикнула она.
- Идите, Оксана Васильевна, - повторил он глухо и добавил: - И прошу забыть все, что было между нами...
- Что произошло?
- Вы это знаете лучше меня.
Наконец-то он поднял голову и взглянул на нее. Но лучше бы не смотрел. Оксане Васильевне показалось, что его взгляд убивает, уничтожает. Такое в нем было презрение...
Поникшая, подавленная горем, так толком и не поняв, откуда такое свалилось на нее, Оксана Васильевна повернулась и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
Вид у нее был, наверное, ужасный. Оксана это поняла, когда взглянула на Любу. В глазах девушки светилась откровенная радость: ну что, мол, допрыгалась, добегалась, теперь получай... Всегда выдержанная, спокойная, Оксана Васильевна вспыхнула и, наклонившись, многозначительно, с вызовом прошептала:
- Так вот ты какая - тихо-оня!.. Добилась все-таки своего...
Не успела Люба и слова в ответ сказать, как Оксана Васильевна выпрямилась, гордо, как всегда, подняла голову и уверенной походкой пошла по коридору.
Когда за ней закрылась дверь, Люба вскочила с места и без стука ворвалась в директорский кабинет.
Григоренко поднял голову. Затуманенными глазами взглянул на секретаря.
- Что тебе, Люба? - спросил он тихо.
- Сергей Сергеевич, прошу вас... Скажите прямо... может, мне лучше на строительство...
- Что случилось, Любочка? С чего ты взяла?
- Если бы вы слышали, что сейчас сказала мне Оксана Васильевна! Если бы вы видели ее! Она... она...
Из глаз Любы брызнули слезы.
Григоренко через силу улыбнулся.
- Успокойся, Люба. Не обращай внимания. И кроме того... - он умолк.
- Что - кроме того? - всхлипнула Люба.
- Ну-у... Кроме того, я привык видеть тебя каждый день... Кроме того, ты прекрасный секретарь... Кроме того, я не знаю, кем тебя заменить... Видишь, сколько этих - "кроме того"!.. Так что иди - и спокойно работай. А на Оксану Васильевну не обращай внимания.
В голосе Сергея Сергеевича звучали такие мягкие, ласковые нотки, что Люба зарделась, вытерла глаза и молча вышла из кабинета.
3
Боль утихала и возвращалась снова. Вдруг глаза ослепила яркая вспышка, и тут же раздался невероятный грохот. А затем опять наступила тишина. Белошапка с трудом поднял тяжелые веки.
"Я - жив... Вот окно... вижу небо и солнце..." Остап снова закрыл глаза, вздохнул. Откуда-то, словно из другой комнаты, донесся голос:
- Остап, родной мой, любимый!..
Собравшись с силами, он чуть-чуть повернул голову и увидел знакомое лицо. Но кто это? Наконец он все-таки вспомнил.
- Зоя?.. Ты?..
- Я, мой милый! Я...
Глаза Зои наполнились слезами.
- Ты плачешь?
- Нет, не плачу.
- А где Лисяк? Что с ним?
- Здесь я, здесь... - отозвался тот.
Остап, превозмогая слабость, всмотрелся, и из тумана выплыли очертания второй кровати.
- Разве взрыва не было?
- "Телята" не взорвались. Только капсюль...- сказал Лисяк. - А патрон был пустой, болванка. Помнишь, я два патрона принес...
"Что это он такое говорит?" - никак не мог сообразить Остап.
- Не знал я, что ты такой...
- Какой?
- Ну, такой... Не могу я объяснить, да не в этом дело... - замялся Лисяк.
Остап хотел приподняться, но острая боль снова прижала его к кровати.
- Почему так болит голова? И нога как не моя...
- Не волнуйся и попробуй заснуть, Остап. Тебе нельзя двигаться. У тебя сотрясение мозга и повреждена нога, - сказала Зоя.
"Я просто разбился, - подумал Остап, - прыгнул неудачно".
- Ты давно здесь? - спросил он Зою.
- Не говори об этом. Лежи спокойно, любимый...
Но ее тут же выдал Лисяк:
- С первого дня. Только когда оперировали - не было. Потом же все время с тобой. А я уже ходить могу. Сказали - выпишут через два дня.
- Помолчал бы, Лисяк.- Зоя положила на лоб Остапу свою горячую руку, и в тот же миг словно теплые волны подхватили Остапа и понесли куда-то в темноту. Он закрыл глаза.
Дверь распахнулась, и на пороге появился в белом халате Григоренко.
- Тсс, - приложила Зоя палец к губам и на цыпочках пошла ему навстречу. - Прошу, разговаривайте тихо. Он задремал.
- Ну как? Пришел в сознание? - шепотом спросил Сергей Сергеевич.
- Да.
- Про меня спрашивал, - поднял голову Лисяк.- Понять невозможно - правда? Разве мог я подумать, что ради меня кто-нибудь пойдет на такое?! Что вы на это скажете, начальник?
Григоренко пожал плечами:
- Думаю, что Остап поступил правильно.
- А мне кажется - нет, - возразил Лисяк. - Вы ведь ничего не знаете, директор. Когда он поправится, я при нем все вам расскажу.
- Хорошо. А пока - поправляйтесь. Набирайтесь сил. Вам есть над чем серьезно подумать.
- Да. Теперь я многое понял...
В это время в открытом окне появилась черная стриженая голова Сабита.
- Ты как сюда забрался? - замахала на него руками Зоя. - Это же второй этаж!
- Тихо! Только мало-мало посмотрю на Остапа. Меня снизу двое держат. Я на плечах у Вано стою... Как он тут? - кивнул Сабит в сторону Остапа.
- Спит... Не шуми!..
- Ай-ай-ай! И туримтай тут!.. Плохой человек! Плохой!.. Такого парня мало-мало не угробил!
- Ассал ам алейкум, Сабит! Ругай меня, ругай! Виноват... - усмехнулся смущенно Лисяк. - Ругай меня... Заслужил!
- Шакал ты! Шакал!
- Тише. Сабит! Не ругайся! Тут же больница! - зашептала Зоя.
Сабит еще раз посмотрел на Остапа, покачал головой и, как привидение, исчез за окном.
Зоя и Григоренко вышли из больницы и сели на лавочке в скверике.
- Ушла я от Комашко, Сергей Сергеевич. Навсегда ушла. - Сказав это, Зоя почувствовала, будто сбросила с себя тяжелые цепи, которые сковывали ее.
- Бросили Комашко?.. Ничего не понимаю... Почему?
Зоя помолчала, словно мысленно охватывая все, что с нею произошло. Потом коротко сказала:
- Потому, что я люблю Остапа...
- Вот как! - в голосе Григоренко непроизвольно прозвучала ирония.
- Вы не так меня поняли, Сергей Сергеевич,- вспыхнула Зоя. - Я люблю его и сейчас, и раньше любила. Еще до того, как он попал в тюрьму... из-за меня...
- Из-за вас?!
- Да... Он тоже любил меня. Очень... Он спас меня от тюрьмы!
- Почему же... - Григоренко хотел спросить, почему она не дождалась Остапа и что означает "спас от тюрьмы!", но спохватился.
Зоя поняла это и не обиделась.
- Я была так подавлена... Меня обманули... сказали, будто бы Остап давно освободился и нашел себе другую... В трагической ошибке, которая принесла и мне и Остапу столько боли, я виню прежде всего себя...
Григоренко молчал. Лишь несколько раз вздохнул, видимо вспомнив что-то свое, сокровенное.
- Понимаю вас... И сочувствую.
- Спасибо... - прошептала Зоя и перевела разговор на другое: - Только что приходила моя свекровь. Ее в больницу не пустили, так она передала мне вот это письмо. Прочитайте.
- Зачем же я буду читать чужие письма?
- Нет, прочитайте... Увидите сами - у меня с ним все кончено... Навсегда.
"Зоя, как ты могла так поступить - уйти от живого мужа к другому!.. В полном ли ты уме? Пока не поздно - опомнись! Возвращайся домой. Арнольд все простит. Он добрый... Возвращайся, мы ждем тебя, Зоенька".