- Повторяются люди, - уточнил я. - Потому что клонируют друг друга на протяжении всей истории. Впрочем, это черта обезьян, а не тех редких особей, коих действительно можно назвать человеками. И значит, Василий Пантелеевич был активистом-чекистом этого союза воинствующих безбожников?
- Тогда еще просто Вася Скатов. Агафья Максимовна несколько часов назад рассказывала мне, что именно он принимал самое деятельное участие в закрытии Свято-Данилова монастыря.
И вновь где-то рядом с нами - сбоку или за спиной - заверещала, залаяла, завыла какая-то выхухоль. Алексей перекрестился. И я, плюнув, сделал то же самое. Вообще-то было не то чтобы страшно, но как-то тревожно и нехорошо. Будто с тяжелейшего похмелья.
- Но потом с ним произошла самая крутая метаморфоза, - тихо продолжил Алексей. - Он стал очень набожным и благообразным. Как мы и видели на фотографии. Об этом мне тоже поведала Агафья Максимовна. Они даже частенько встречались.
- А у этой Агафьи ты не заметил случайно на тумбочке блюдца с оливками? - спросил я. - И где-нибудь на подоконнике опорожненной бутылочки вина из Каны?
- Нет, - вполне серьезно отозвался Алексей. - Это очень благочестивая старушка. Она кого попало на порог не пустит.
- Поэтому ты меня с собой и не пригласил. А заставил таскаться по совершенно бессмысленным адресам.
- Ты все равно никуда не ездил. Честно говоря, Агафья Максимовна сама уверена, что мощи святого Даниила Московского хранятся именно у Василия Пантелеевича Скатова.
- Почему?
- Потому что она знает, - тут Алексей придал голосу особую интонацию: - Знает, что в Свято-Даниловом монастыре их нет… Она ведь вместе с другими прихожанками присутствовала при закрытии монастыря. Видела, как сундучок с мощами переходил из рук в руки этих безбожников. Но сам Скатов ей позже об этом ничего конкретного не говорил, только полунамеками. Его тоже можно понять. Конечно, боялся, после всех этих лагерей и отсидок.
- А ты надеялся, что прямо вот сейчас приедешь в Ашукинскую и узнаешь от старика правду? Не больно ли прыток?
- Нет, я терпелив. Я знаю, что ничто не происходит без воли Божией, без его Промысла. Терпел Елисей, терпел Моисей, терпел Илия, потерплю и я.
Мне так понравилась его присказка, что я даже рассмеялся.
- Сам придумал?
- Амвросий Оптинский, - ответил Алексей. - А поскольку мы сейчас попали в совершенно мудреную ситуацию - и с нашими поисками и с этими лесными потемками, - то добавлю еще одно: где просто - там ангелов со ста, а где мудрено - там ни одного. Поэтому давай выбираться на Божий свет.
- Хорошо бы. Но я даже не слышу шума электричек. Куда мы вообще забрели? В Муромские леса? - я споткнулся и полетел на землю, ткнувшись носом в какой-то мох. Алексей помог мне встать на ноги.
- Бес водит, - коротко сказал он.
- Если вдруг выберемся, - произнес я, отряхиваясь, - ну, случайно, недели через полторы, ты женишься на Маше?
- Обязательно, - ответил Алексей, не задумываясь.
- Даешь слово?
- Конечно.
- И напрасно.
Меня что-то стало разносить изнутри, будто я раздувался от какого-то нехорошего газа, а слова сами собой, лягушками, попрыгали изо рта:
- Она ведь тебя непременно бросит, Леша. Полгода, год - максимум. Мне тебя искренне жаль, поскольку ты человек славный. Я уже как-то привык к тебе, хотя мы знакомы-то всего пару суток. Поэтому и предупреждаю. Пока еще не поздно. Ты думаешь, почему от нее мать с отчимом сбежали в Париж? Оставили одну, только бы не видеть? Да она их била! Молотила чуть ли не каждый день. Чем ни попадя, что под руку подвернется. Вадиму утюгом башку проломила. Неуравновешенный характер, истеричка. А еще точнее - просто обыкновенная маленькая стерва, дрянь. По ней дурдом плачет.
Тут Алексей схватил меня за плечи и так встряхнул, что у меня застучали зубы. Я и не предполагал, что он такой сильный.
- Понял. Отпускай, - сказал я. - Информация не прошла.
Мы двинулись дальше, на этот раз молча. Я думал, что Алексей на меня обиделся, но оказалось, что нет.
- Тут осторожней, коряга, - произнес он. И добавил: - Если не успеем сегодня попасть в больницу к Василию Пантелеевичу, придется ехать завтра с утра.
- Слушай, а ты ведь мне так и не сказал, кто был тот старец из скита, который беседовал с президентом? - вспомнил вдруг я. Алексей остановился и замер. Я налетел на него и уткнулся в спину. Перед нами маячила какая-то темная фигура. С рогами. Вот тут-то уж мне стало по-настоящему жутко. Не понимаю, почему я сразу же не развернулся и не бросился наутек. Возможно, меня остановило лишь спокойствие Алексея.
- Лось, - шепотом произнес он.
Действительно, перед нами стоял сохатый, методично и задумчиво пережевывающий что-то своими толстыми губами. Уставленные на нас глаза посверкивали.
- Выходит, мы уже вышли к Лосиноостровской, - сказал я. - Пойди, спроси у него: как покороче добраться до станции.
Я пошутил, а Алексей и в самом деле двинулся к сохатому.
- Эй, эй! - позвал я громко. - С ума-то не сходи. Он тебя так боданет - мало не покажется!
Сам я нашарил в сумке бутылку Жан Поль Шене, намереваясь врезать ею промеж рогов, если лось кинется на моего спутника. Но лесная корова стояла спокойно, продолжая жевать свои мухоморы или что там у нее сегодня было на ужин. Алексей подошел к сохатому почти вплотную. Он даже вытянул руку и дотронулся до его головы. Тут только лось мотнул мордой и величаво зашагал прочь.
Мы двинулись следом за ним. А позади нас что-то приглушенно похрюкивало и подсвистывало. Но нам уже не было интереса оглядываться. Самое удивительное, что через десять минут мы действительно вышли к станции Заветы Ильича.
2
Расстояние от Софрино до Заветов Ильича - километров двенадцать. Как мы прошли их за какой-то час, да еще блуждая в лесу, - непонятно. Но мой придворный физик-ядерщик Володя уверял меня как-то, что вокруг Москвы существуют некие сферомагнитные зоны, которые многократно спрямляют расстояние. И напротив, есть места с обратным магнито-сферическим знаком, где расстояние это увеличивается и расширяется чуть ли не до бесконечности. Ты можешь идти-идти, ехать-ехать, а все не попадешь в нужный пункт. Примерно так двигался Венечка Ерофеев до своих Петушков. Это ведь правда, он ничего не сочинил, хотя и был пьян. Впрочем, сейчас не об этом. Мы стояли на платформе, и Алексей спросил у меня:
- Ну что - в Москву или в Правду?
Получилось как-то двусмысленно, словно перед нами стоял выбор: ехать туда, где ложь, или за правдой? Хотя, если разобраться, столица наша действительно насквозь пропитана обманом, как вертеп вавилонской блудницы. Просто всероссийская врака.
- Чего уж! - отозвался я. - Двинули к этому, Василию Пантелеевичу, в больничку.
Мы сели в электричку и поехали назад от Москвы. Сошли на Правде вместе с еще одним сухоньким мужичонком, он и объяснил нам, как добраться до больницы-санатория.
- Только там сейчас карантин! - крикнул мужичонка нам вслед.
Однако нас уже ничто не могло остановить. Вскоре мы вышли к приземистым корпусам, обнесенным деревянным забором. Ворота были распахнуты настежь. Никаких вахтеров или охранников. У парадного подъезда горел фонарь. Дверь в здание также оказалась не заперта.
- Хорош карантин! - проворчал я, пока мы шли по пустому длинному коридору и заглядывали то в одну комнату, то в другую. Нигде никого не было: ни врачей, ни больных, ни нянечек. Но на столах горели лампы, валялись всякие медицинские штучки, вроде клизм и стетоскопов.
- Может быть, их всех спешно эвакуировали? - предположил Алексей.
- Война, что ли? Враг подходит к столице. Нет, тут что-то другое.
Навстречу нам попалась лишь дымчатая кошка, да и та, жалобно мяукнув, бросилась наутек. Мы словно бы попали в царство мертвых. Не знаю, как Алексей, но у меня неприятно засосало под ложечкой. Вот вам и реформы здравоохранения. Вернее, итоги.
Но когда мы стали подниматься по лестнице на второй этаж, нас неожиданно остановил грозный окрик. Вниз спускался огромный мужчина в очках и белом халате.
- Вы чего тут? - громко спросил он. - Водку принесли?
Оба вопроса не совсем вязались друг с другом. На первый ответил Алексей, а на второй - я.
- Мы пришли навестить одного больного, Василия Пантелеевича Скатова.
- Вот это подойдет? Водка французская, с газами, - бутылка Жан Поль Шене пригодилась как нельзя кстати.
Врач-гигант поглядел на этикетку, кивнул головой и велел следовать за ним. Мы очутились в кабинете на втором этаже, где царил невероятный кавардак. Мужчина открыл бутылку, налил в стакан, залпом выпил и лишь потом произнес:
- Доктор Брежнев. Дежурный по отделению.
- А чего дежурить, коли никого нет? - заметил я.
- Да еще остался кое-кто. Не всех вынесли.
- Простите? - не понял Алексей.
- Ну не всех еще разобрали по родственникам, - ответил доктор, накатывая по второй. - Черт, Галка, зараза, ключи унесла, а там спирт. Ничего, сейчас вернется. Я ей голову оторву.
Поглядев на его огромные клешни, я поверил, что он вполне может оторвать не только голову, но и ноги из задницы. Не хотелось бы мне оказаться на месте этой Галки.
- А что у вас за эпидемия? - спросил Алексей.
- Птичий грипп, - буркнул доктор Брежнев. - Только вы никому не рассказывайте. Это секрет, государственная тайна. Я подписку давал о неразглашении.
- И насколько это серьезно? - продолжал допытываться Алексей.
- Серьезнее не бывает. Кранты, одним словом. Боюсь, эпидемия перейдет в пандемию. Перекинется на Москву. Мы тут пока локализуем очаг, но сил держаться больше нет.
Доктор ухватился за стол, потому что его качнуло. Однако, выпив прямо из горлышка, он вновь окреп.
- Я вам так скажу, - произнес Брежнев, уже весело: - Гори оно все синим пламенем! Денег на лечение все равно нет. Если не куры, так лоси.
- В каком смысле? - спросил я.
- Ну… лоси тоже птичьим гриппом заболели. Шляются тут. Повсюду. В поселке от них житья не стало. Суют всюду свои рогатые морды. Один ко мне в процедурную забрался и стоит. И ведь не выгонишь! Я как вас услышал, ну, думаю: опять лоси приперлись…
- А сами-то не боитесь заразиться?
Доктор снисходительно посмотрел на меня.
- Я ураном водку закусывал, - сказал он. - В Чернобыле. Так что мне все нипочем. А потом это еще неизвестно, что птичий грипп. Может, какая другая зараза. Но на всякий случай всех пришлось разогнать. Для профилактики. У нас морг и так переполнен, куда ложить-то? Вот новый могильник в карьере выроем, тогда другое дело. Тогда - милости просим.
- Так. Ладно, - произнес Алексей, которому, очевидно, надоело слушать всю эту медицинскую болтовню. - А Василий Пантелеевич Скатов на месте?
Он спросил так, будто пришел на прием к важному чиновнику, главе администрации поселка Правда.
- Тяжелобольных мы не трогаем, - ответил доктор Брежнев. - Палата номер шесть.
В этот момент в кабинет влетела шустрая крашеная девица и тоже в белом халате. Затараторила прямо с порога:
- Взяла пиццу, да ее лось по дороге сожрал, придется леденцами закусывать, но зато водка попалась на березовых бруньках, какую ты любишь, а спирт больше не пей, ты от него трезвеешь, а когда трезвый, ты совсем дурной делаешься, лечишь всех кого ни попадя, а нужно и о себе подумать, не маленький уже…
На нас она не обратила никакого внимания, словно мы и сами были тяжелобольные, которых лучше не трогать. Поэтому мы тихо покинули кабинет и отправились на поиски палаты номер шесть. Нашли быстро. В просторной комнате из восьми коек была занята лишь одна. На ней лежал старик под капельницей. Это и был Василий Пантелеевич Скатов, бывший воинствующий безбожник, чекист, смершевец, затем заключенный, ссыльный, рабочий с феонового завода и, возможно, хранитель святых мощей благоверного князя Даниила Московского. Непонятно, дышал он или нет, но глаза у него были открыты.
Алексей наклонился, провел ладонью перед лицом старика. Зрачки реагировали. Но вот мог ли он говорить? Вид у больного был совершенно скверный, понятно, почему его уже и не трогали. Хорошо хоть капельницу оставили.
- Сходить, что ли, за доктором Брежневым? - предложил я.
- Не надо, - ответил Алексей. - Я и так вижу, что он умирает. Василий Пантелеевич, вы можете ответить мне всего на один вопрос? Старик пару раз моргнул своими выцветшими глазками.
- У кого сейчас находятся мощи святого Даниила Московского?
Старик то ли задумался, то ли собирался с силами.
- Ух ты… - наконец выдохнул он, будто удивляясь заданному вопросу.
- У вас? Или нет?
- Ух ты… - повторил старик. В глазах его даже появилось некоторое любопытство.
- Мы только что были у вашей дочери, - продолжил Алексей. - Я знаю, что вы принимали участие в закрытии Свято-Данилова монастыря в тридцатые годы. Мне говорила об этом Агафья Максимовна. Вы ее помните?
Василий Пантелеевич снова моргнул.
- Она предполагает, что все это время святые мощи находились у вас. Это правда?
Старик моргнул и одновременно качнул в сторону головой. Понимай как хочешь: то ли да, то ли нет.
- А у кого они были?
Молчание. Взгляд старика становился тусклым.
- Где они сейчас могут быть?
- Ух ты… - в который уже раз выдохнул Василий Пантелеевич. И тут меня вдруг осенило.
- Ухтомские, - произнес я, стоя за спиной Алексея. - Он хочет назвать их фамилию.
Но проверить мою догадку мы уже не смогли - в палате неожиданно погас свет. Более того, свет, очевидно, вырубился во всем корпусе, потому что стало темно всюду: и в коридоре, и на улице, и в соседних домах. Опять проделки Чубайса, не иначе. Но, может быть, вмешались какие-то иные силы, потому что я вдруг ощутил их присутствие здесь, в палате, в кромешной тьме. Кто-то явно находился рядом с нами. Двигался. Сухо, приглушенно покашливал.
- Леша, ты где? - задал я вопрос в пустоту.
- Здесь, - из обволакивающей черноты отозвался он.
- Тут еще кто-то.
- Слышу.
Потом что-то опрокинулось, зазвенело, разбилось. Ни спичек, ни зажигалки у меня в кармане не было. Не вовремя я бросил курить. Хоть высекай искры из глаз. Через секунду именно это и произошло. Меня чем-то шандарахнули по голове, я полетел на пол, стукнувшись коленом о какую-то дрянь. Причем так сильно, что взвыл от боли. Что происходило вокруг, я уже не представлял, держась одной рукой за голову, другой - за колено.
- Саша? - донеслось до меня. - Ты-то где?
- В Караганде… - с трудом отозвался я. - Ты поймал его?
- Кого?
- Ну не Василия же Пантелеевича! Того, кто меня по башке тюкнул? Или это действительно старик? Тогда прыткий больно, уважаю. Наша закалка, советская.
Неожиданно темноту прорезал луч фонарика. Это в палату вошел доктор Брежнев.
- Ребята, вы как тут? - поинтересовался он. - Не буйствуете? Такое у нас в больнице частенько происходит. Ничего, сейчас Галка врубит запасной генератор. Потерпите.
- Доктор, нужна ваша помощь, - едва не простонал я. - У меня, кажется, голова пробита и нога сломана. Лоси напали.
- Это бывает, - сочувственно отозвался Брежнев. - Вы с ними поосторожнее.
В это время в палате как раз загорелся верхний свет. Наверное, крашеная сестричка добралась-таки до запасного генератора. Доктор склонился надо мной, ощупал голову, потом правую ногу. Крякнул. Я не видел, что в это время делает Алексей. Кажется, он поднимал капельницу.
- Голова не пробита, просто шишка, - вынес вердикт эскулап. - А вот коленная чашечка, похоже, вывихнута. Впрочем, я ведь не хирург, я кардиолог.
- Поглядите, - позвал доктора Алексей. - Старик умер.
Я с трудом поднялся и заковылял вслед за Брежневым к постели Василия Пантелеевича. Лицо у старика было искажено мукой.
- Ясно, - сказал Брежнев. - Птичий грипп его доконал.
- Никакого гриппа, - возразил Алексей. - Асфиксия. Его удушили. Я ведь тоже врач.
- Да? - Брежнев с любопытством посмотрел на него. - Жаль старика, он мне очень нравился. Но давайте, коллега, займемся другим больным, этому уже ничем не поможешь.
С этими словами он сгреб меня своими граблями, взвалил на плечо и понес в процедурную… Пока мне перебинтовывали голову и накладывали на ногу тугую повязку, я думал: Ну, Настя, ну, волшебница! Ведь именно на правой ноге коленная чашечка и пострадала! Упаси меня Бог обратиться к ней еще раз за помощью…