В середине XIX века означенный Маргерит-Эли, достигший тридцати двух лет, последовал примеру многих других уроженцев тех мест, а именно отправился искать счастья в Мексику, сменив бесперспективную карьеру пастуха на тамошнюю карьеру торговца кожами. Быстро добившись успеха и многократно увеличив начальный капитал, он стал членом небольшой диаспоры обосновавшихся в Мексике швейцарских негоциантов, а они оказывали сильнейшее влияние на политику этой нестабильной страны, ослабленной жестокой борьбой консервативных клерикалов с либералами под предводительством Бенито Хуареса, которого поддерживали также местные индейцы. Маргерит-Эли участвовал в сложных переговорах на диалекте gavot, ведущихся в темных гостиных за пропеченными солнцем желтыми и розовыми фасадами, и способствовал подготовке одного из поразительных проектов Наполеона III - экспедиции 1862 года, на сей раз имевшей целью свержение Хуареса, дабы основать в Мексике католическую латиноамериканскую империю, которая плясала бы под его дудку. Основываясь на докладах эмигрантов, Наполеон III вообразил, что местное население встретит его войска с восторгом и ликованием. Роковая ошибка. Мексиканская экспедиция вследствие плачевного просчета в соотношении сил кое-как протянула пять лет и завершилась полным крахом, оказавшись недостаточно популярной, чтобы хоть какое-то время прославлять идею колонизации, а заодно подорвав авторитет императора. Маргерит-Эли Ферро покинул Мексику в 1867 году, на том же корабле, что и Базен, оставивший на произвол судьбы - то бишь на расстрел - Максимилиана, упрямого брата Франца-Иосифа и злосчастного зятя бельгийского короля.
Итак, нажив огромное состояние, Маргерит-Эли вернулся в родную деревню, едва удержавшись перед этим от соблазна ввязаться в следующую авантюру, на сей раз, в Новой Каледонии, которая с 1853 года доставляла Франции немало хлопот. Однако он все же предпочел доживать свои дни в колониальном дворце, возведенном для него у подножия горы, рядом с отчим домом; из этого дворца он до последнего вздоха вполне разумно управлял бескрайними равнинами, лесами, реками и шахтами, коими все еще владел за океаном; это имущество по самым скромным оценкам стоило, без учета налогов, несколько десятков миллиардов.
Но вот год назад последний представитель пятого поколения Ферро в официальной обстановке отдал Богу душу в богадельне города Мана, и теперь перед нотариусами стояла сложная проблема розысков первых реальных наследников Маргерита-Эли, если таковые вообще существовали, в чем никто не был уверен. И, хотя целая свора специалистов по генеалогии готовилась изучать шансы любого претендента на наследство, желающие до сих пор так и не объявились. Вокруг этого дела была даже организована рекламная кампания, впрочем, достаточно скромная, чтобы не привлекать в Нижние Альпы толпы мошенников и самозванцев: просто ходили неясные слухи о том, что вдобавок к бескрайним равнинам существует еще солидный куш в виде драгоценных камней и металлов, спрятанных где-то в окрестностях дома Ферро. Ни один документ не подтверждал, но и не опровергал эту версию, ее можно было только принять к сведению.
Один из нотариусов, отвечавших за наследство, счел необходимым обратиться к услугам Бенедетти, и тот мобилизовал на поиски Риперта и Бока, которые ничего не обнаружили. Теперь настал черед Жоржа испытать на себе, сколь тяжки и унизительны бесплодные расследования и сколь смехотворно вознаграждение, которое вам платят за нулевой результат.
Жорж вышел из ванной в белом махровом халате Вероники; на его волосах еще искрились капельки воды, на столе дымилась яичница. Он проткнул желтки хлебной коркой.
- Вот это я называю счастье! - воскликнул он. - Хорошая работа, хороший душ! И вдобавок хорошая яичница - что еще нужно для счастья?! Слушай, надень-ка то платье, а?
Вероника не ответила.
- Ладно, я пошутил, - добавил Жорж. - Уж и пошутить нельзя.
Вероника довольно скоро легла в постель, не дождавшись, когда Жорж кончит ужинать. После еды Жорж побродил по квартире, полистал еженедельник за прошлый месяц, перевернул пластинку на проигрывателе, выкурил две крепкие сигареты, допил остатки водки. Когда он вошел в спальню, Вероника уже спала, отодвинувшись на самый край своей половины постели. Он еще долго читал и перечитывал начало какого-то романа, то и дело поглядывая в ее сторону. Наконец она открыла глаза, но не стала отвечать на его взгляды, молчала и упорно смотрела в центр потолка, откуда свисал провод лампочки.
- Я навожу на тебя скуку, - сказал Жорж. - Да, я навожу на тебя скуку. Тебе со мной скучно.
- Вовсе нет, - тихо ответила она.
- Что делать, я такой, какой есть. Так уж я устроен.
- Вовсе нет, - повторила она.
- Ты хочешь сказать, что… - но он так и не закончил эту фразу. - Слушай, может, нам почаще видеться с людьми, приглашать их к себе? Мы же со многими знакомы. Согласна?
Вместо ответа Вероника натянула на себя одеяло.
- А тот парень, сегодня вечером, в кафе, ну, ты помнишь… как его зовут?
- Бернар, - сказала Вероника, - Бернар Кальвер.
- Ну и как он?
Она закрыла глаза.
- Эй, не спи, - окликнул ее Жорж. - Так как он?
- Нормальный парень, - сказала она. - Очень милый. В общем, нормальный.
7
Это была карточка старого образца, из бристоля цвета лососины, чуть большего размера, чем обычные визитные карточки. После слов "Акционерное общество "Оптика"", напечатанных жирным шрифтом, стояли две цифры, обозначающие первая - размер годового оборота вышеупомянутого АО, вторая - номер лицензии в регистрационной книге департамента Сены. В левом верхнем углу было написано от руки фиолетовыми чернилами "Г-н Реймон Дега" - каллиграфическим почерком, кокетливым и старомодным; похоже было, что написал его месье Реймон Дега собственной персоной.
И в самом деле, месье Реймон Дега оказался старомодным и кокетливым, однако принял он Риперта в домашнем халате алого цвета, а жил в узкой комнате с низким потолком и окном, выходившим на пути воздушного метро. В комнате имелся лишь один стул, на котором с трудом держала равновесие высокая растрепанная пачка оттисков, и грязноватый стол, где валялись детали маленького телескопа и раскрытая книга, чьи страницы придавливала двояковыпуклая линза. От всего этого пахло бедностью, беспорядком и убожеством. Месье Дега снял со стула пачку оттисков, сел на нее и указал на стул Риперту.
- Мадам Дега нет дома, месье, - сказал он, стягивая на коленях полы халата. - Собственно, я и решил проконсультироваться с вами именно по ее поводу. Будьте любезны, назовите мне ваши расценки.
- Зависит от дела, - сказал Риперт.
- По правде сказать, она редко бывает дома, - объявил Дега, - ее нечасто удается тут встретить. Я подозреваю, что она спит с одним типом. С одним из соответствующих типов - как видите, я не формалист. Обычно я все же видел ее здесь два-три раза в неделю. Но вот уже целых две недели как она исчезла. Я не знал, что делать, и вот мой друг Смирнофф дал мне координаты вашего агентства. Вам знакома эта фамилия - Смирнофф?
- Не исключено, - ответил Риперт.
Дега можно было дать и шестьдесят лет, и семьдесят пять. Он был худощавым и скорее малорослым, но держался прямо. Его губы под короткими серыми усиками то и дело подергивала бессмысленная улыбочка, а взгляд горел каким-то дурацким воодушевлением.
- Вы позволите мне изложить факты? - спросил он.
- Не стоит, - сказал Риперт, - мне эти проблемы хорошо известны. Лучше я буду задавать вам вопросы.
Он их задал, Реймон Дега ответил на них, затем опять спросил, во что ему все это обойдется. "Как пойдет дело, - сказал Риперт, - а фотографии жены у вас случайно не найдется?" Потом он вышел и остановил такси. Дело было совсем простенькое, Дега знал все что нужно и прекраснейшим образом мог бы сам заняться поисками своей супруги. Риперт захлопнул дверцу такси и назвал шоферу адрес бара на улице Северного полюса, в районе площади Жюля Жоффрена.
Бар оказался темным, захудалым, абсолютно пустым - отсутствовал даже бармен, - и только один посетитель сидел на высоком колченогом табурете, грузно облокотясь на стойку; это был мужчина богатырского сложения, в обвислой шляпчонке, которая прилипла к его темени, как дохлая рыба, в ярко-синем свитере и зеленых флюоресцирующих носках. Риперт не посмел разглядывать этого великана в упор, но ему волей-неволей пришлось усесться рядом с ним, поскольку тот занимал почти все пространство у стойки. Выдержав долгую паузу, Риперт робко кашлянул и осторожно перегнулся через стойку, всматриваясь в полуотворенную дверь на другом ее конце и стараясь не встречаться глазами со своим соседом.
- Есть тут кто-нибудь? - окликнул он вполголоса, - или никого нет?
- А вам чего? - спросил великан утробным басом, развернувшись к нему всем корпусом.
- Мне бы хозяина, - несмело произнес Риперт. - Хозяина разве нету?
Великан неуклюже снялся со своего табурета. "Вас что, муж прислал?" - мрачно просипел он. Под его ногами дрожал пол. "Думаете, я вам позволю тут командовать? - зарычал он, схватив Риперта за отвороты пиджака. - Думаешь, как захочешь, так и будет, что ли?" - взревел он еще громче, грубо столкнув его с сиденья. "Нет, нет!" - испуганно пискнул Риперт, заслонив лицо рукой, но великан уже ткнул громадным кулаком ему в живот, и Риперт на миг задохнулся, потом все-таки попытался крикнуть, но тут противник разбил ему челюсть, и крик Риперта застрял у него в горле вместе с соленым привкусом крови, а сам он рухнул на заплеванный пол бара.
Как и всем нам, Риперту приходилось видеть в кино людей, которые дерутся, получают сокрушительные удары, падают, но тотчас встают, чтобы нанести другие сокрушительные удары другим людям, которые падают в свой черед и тоже поднимаются на ноги, и так без конца. Риперт считал все это чистым надувательством: любого из таких ударов, даже самого легкого, хватило бы, чтобы отправить на тот свет кого угодно. Однако и ему удалось встать на ноги, повернуться, найти глазами дверь бара и неуверенно двинуться к ней, с уклоном вперед на сорок пять градусов. Однако не успел он переступить порог, как великан догнал его и мощным пинком послал на противоположный тротуар улицы Северного полюса, где он врезался лбом в бровку бордюра и мгновенно вырубился.
В сознание его привел другой толчок, когда машина полицейской скорой помощи слишком резко тормознула у дверей госпиталя Биша. Риперт приподнялся на носилках, с испуганной гримасой ощупал руки, ноги и грудь, сел и потребовал, чтобы его выпустили. Но трое мужчин в голубых халатах, нагнувшись к нему, сурово посоветовали держать свои требования при себе. Два часа спустя, пройдя полное рентгеновское обследование, Риперт с перевязанной головой распахнул дверь кабинета Бенедетти, где Шав и Бок докладывали шефу результаты своих изысканий, соответственно, в Архивах и в Музеуме. Увидев Риперта и его бинты, они испуганно заохали; он поведал им о своем приключении и описал своего обидчика - эдакий шкаф в обвислой шляпчонке на макушке и в светящихся носках.
Бок и Бенедетти скривились и начали задумчиво почесывать против шерсти кто затылок, кто щеку, стараясь припомнить, кто из их знакомых мог бы соответствовать такому описанию. Тем временем Жорж, стоя у книжного шкафа и склонив набок голову, расшифровывал названия на корешках книг.
- Нет, убей бог, не знаю такого типа, - сказал наконец Бок. - Разве что Брукмейер? Брукмейер вроде подходит…
- Брукмейер сейчас в Клерво, - ответил Бенедетти. - Я-то как раз подумал насчет Олафа.
- А что, верно! - обрадовался Бок. - Олаф и есть!
- Какой там еще Олаф! - выкрикнул Риперт. - Мне ли не знать Олафа! Да я бы его сразу разглядел. И он никогда в жизни так со мной не обошелся бы. А если б и посмел, я бы ему морду в кровь разбил, этому Олафу.
- Ну ладно, ладно, не волнуйся, Риперт, - успокаивающе сказал Бенедетти. - Все в порядке, это, конечно, не он.
- Тоже мне, придумали - Олаф, черт его забери! - бушевал Риперт.
- Да-да, ты прав, Риперт, - продожал шеф. - Забудем это, хорошо? Мы с тобой согласны, это не Олаф.
- А как она выглядела, его шляпчонка? - спросил вдруг Жорж Шав.
Все взглянули на него: Риперт злобно, Бок подозрительно, Бенедетти задумчиво.
- Шляпчонка у того типа, - повторил Жорж, - на что она была похожа?
- Ну такая обвислая, - неохотно ответил Риперт. - Маленькая и обвислая.
- Это понятно, - сказал Жорж, - но на какой предмет она была похожа? Что напоминала?
- Да не знаю я, - проворчал Риперт. - Может, медузу, может, дохлую рыбу. Почем мне знать!
- Он с тобой разговаривал, этот тип? Сказал хоть что-нибудь?
- Да практически ничего, - подумав, ответил Риперт. - А если и сказал, то я не успел понять.
- Тогда это Кроконьян, - объявил Жорж.
- Что-что? - переспросил Бенедетти.
- Кроконьян, - повторил Жорж. - Я с ним знаком.
Шеф устремил на Жоржа внимательный, вопрошающий, почти горестный взгляд. Риперт и Бок на заднем плане обменялись презрительными гримасами.
- Ну-с, и как же, по-вашему, можно приступиться к этой… особи, к этому… индивиду? - медленно вопросил Бенедетти, разглядывая свои ногти. - С какой стороны к нему подойти?
- Это я беру на себя, - сказал Жорж.
- Прекрасно, - ответил шеф. - Может, займетесь этим делом завтра же? Наверно, вам лучше сходить к нему вместе с Рипертом.
Но тот с трагическим видом указал на свою повязку.
- Прошу отпуск на два дня по болезни, - произнес он голосом умирающего.
- Это неподходящий момент, Риперт, - строго сказал Бенедетти.
- Можно сходить туда прямо сейчас, - предложил Жорж. - Сразу и отделаемся.
Через десять минут шеф пригласил Жоржа занять место рядом с ним, на переднем сиденье своего "Мерседеса". Бок и Риперт, завистливо перешептываясь, сели сзади, и они отправились через весь город на улицу Северного полюса. Бенедетти припарковал машину у входа в бар, откуда на дорогу падал жиденький свет. "Ну, вперед", - сказал он.
Они осторожной вереницей проникли в бар, где снова не оказалось никого, кроме давешнего силача, который подремывал у стойки, склонив голову на локоть, заменявший ему подушку. Риперт вошел последним, безуспешно стараясь укрыться за слишком низеньким Боком. Со страху он нервным движением задел на ходу шаткий столик и еле успел его подхватить, но не поймал стоявшую на нем пепельницу, и та разбилась вдребезги на плиточном полу. Все замерли, великан выпрямился и узнал перепуганную физиономию Риперта.
- Опять явился! - грозно и вместе с тем почти любовно пробурчал он, вставая, устрашающими движениями разминая мускулы и надвигаясь на Риперта. Тот выставил перед собой столик, как щит, и спрятался за Бока. "Эй, эй, полегче!" - сказал Бок. Великан смахнул его с дороги, как смахивают пыль, и воздел свой чудовищный кулак, целясь в голову Риперта; тот съежился и вскинул скрещенные руки в ожидании близкой смерти. Но тут Жорж щелкнул языком и сказал:
- Хватит, Кроконьян. Остановитесь.
При виде Жоржа лицо великана застыло, плечи обвисли, как лопнувшие воздушные шары, зато глаза выпучились так, словно эти части тела были связаны сообщающимися сосудами. Он медленно отступил, не спуская взгляда с Жоржа, шумно дыша и с каждым шагом становясь все меньше и меньше, как будто решил достичь нормальных, человеческих размеров; наконец он ткнулся спиной в немотствующий музыкальный автомат и замер.
- Спокойно, Кроконьян, спокойно, - мягко повторял Жорж, подходя к нему. - Скажите, где дама?
Великан разъяренно замотал головой, молча вращая глазами.
- Где дама, Кроконьян? - повторил Жорж.
- Там, наверху, - простонал наконец силач.
- За мной! - приказал Жорж.
В глубине бара ветхая тряпка с изображением древа жизни прикрывала доступ к узкой лестничной клетке с грязными стенами и проваленными ступенями, которые вели на второй этаж, к двери, запертой снаружи на ключ. Жорж повернул ключ и толкнул дверь: женщина, не очень молодая, но очень накрашенная, сидела на железном стуле перед столом, заваленным дамскими журналами. Увидев их, она встала.
- Я мадам Дега, - призналась она, не дожидаясь расспросов.
- Мое почтение, мадам! - с поклоном произнес Бенедетти.
- Ну вот и вся работа, - сказал Жорж.
8
А теперь снова Фред. Он опять сидит. И смотрит, как некий краснорожий тип, свирепо выпятив челюсть, валит на стол рыжеволосую женщину и лихорадочно срывает с нее одежду, затем раздевается сам, но чуть поаккуратнее. Обнажив лиловый член, он победно потрясает им, разбрызгивая сперму, которой и обмазывает свою партнершу. Оба шумно дышат и кричат в экстазе. Дверь со скрипом отворяется, и в проеме возникает другой мужчина, уже голый. У него смуглое жирное тело, огромный желтый пенис. Он приближается к парочке и вступает в дело. Теперь краснорожий и смуглый трахают рыжую одновременно, в самых разнообразных позициях, дико завывая от наслаждения.
Дверь скрипит снова. Появляется коренастая блондинка, затянутая в сложные зеленовато-черные дессу, напоминающие сбрую, с кнутом в одной руке и искусственным членом в другой. В тот момент, когда она собирается принять участие в забавах трио, Фред встает и покидает зал, стараясь не задевать по пути зрителей, чтобы не подать ни малейшего повода к какому-нибудь прискорбному недоразумению. Наконец он выходит на свежий воздух, иными словами, на тротуар бульвара Севастополь. Его возбуждение быстро спадает, уступая место легкому унынию. Он идет по улице.