Конечно, Монастырскому не хотелось расставаться с Рудиным. Но кто больше подходил к отправке в США? И потом такая поездка, честно говоря, полезна не только американцам. Уж Рудин-то использует ее на все сто, да, пожалуй, и на все двести процентов! Ознакомится там с тренировочным процессом по другим видам: боксу, борьбе, дзю-до; зная английский, почитает специальную литературу, вообще расширит горизонт, усовершенствуется в языке. Монастырский считал, что надо использовать любую возможность для того, чтобы его тренеры развивались, "образовывались", повышали уровень своей подготовки. Ну а в стране, в том числе и в "Эстафете", тренеры найдутся, замена есть.
- Садись, Олег, - сказал Монастырский. Он имел неискоренимую привычку всем подчиненным и "равным по званию" говорить "ты", за что корил себя. И порой, спохватываясь, в самый неожиданный момент переходил на "вы". - Излагай, что нового.
- Во-первых, поздравляю вас, Святослав Ильич, с победой. И с Кубком вообще, и с тем, что наши эстафетовцы не подкачали.
- Брось, Олег. - Монастырский поморщился. - С первым Воинова надо поздравить, со вторым - тебя. А откровенно говоря, - никого.
- Так просто было, Святослав Ильич? Как орешки расщелкали?
- Как орешки, Олег. Хотя испанцы - орешки крепкие. Да и американцев, если их подучить, просто не разгрызешь.
- Это верно, - подумав, согласился Рудин. - Им воли к победе, упорства, энергии не занимать.
- Воли к победе или желания победить? - Монастырский хитро прищурился.
- Не одно и то же? - спросил Рудин, нахмурил брови, на секунду задумался и сам же ответил: - не одно и то же.
- Вот то-то и оно.:
- Но знаете, Святослав Ильич, что заметил (я тут за литературой их спортивной слежу все-таки, хожу во ВНИИФК, почитываю)? Они, как метеоры, врезаются, так сказать, в спортивную атмосферу, вспыхивают ярким огнем и гаснут.
- Красиво говоришь, но правильно. У них, скажем, в борьбе вдруг на каком-нибудь чемпионате молодой, отчаянный, талантливый появляется, золото хватает и все! Больше мы его не видим.
- Или характера не хватает, Святослав Ильич, или терпения, или условия у них такие, или просто своего добился: титул, слава есть - надо срочно эксплуатировать в других прибыльных областях, некогда дальше бороться. - Рудин помолчал. - Интересный вопрос. Изучить бы.
- Ну вот поезжай в Штаты и изучи, - серьезно заметил Монастырский.
Вежливо улыбнувшись шутке председателя, Рудин собрался было начать доклад о проделанной за время отсутствия Монастырского работе, но тот перебил его:
- Ты что думаешь, я шучу? Собирай чемоданы и на полгода-годик в Штаты.
- Не понимаю. - Рудин устремил на Монастырского озадаченный взгляд.
- А что тут понимать? Обычное дело. Слаборазвитая страна, в данном случае Соединенные Штаты, просит оказать помощь: наладить борьбу самбо, подготовить борцов, научить тренеров и так далее. - Что, у нас мало тренеров за рубежом работает? Вот и твой черед настал.
- Святослав Ильич, - Рудин недоверчиво помотал головой, - самолюбие им не мешает нашей помощи просить?
- Как видишь, нет. В борьбе самбо мы специалисты. Почему к нам не обратиться? Важен результат. Мы когда-то у чехов учились в хоккей с шайбой играть. Кое-что из этого получилось. Если б мы из Бразилии или еще какой другой страны на годик футбольного учителя пригласили, думаю, наше самолюбие только выиграло бы.
Неожиданно, словно только теперь до него дошло все сказанное председателем, Рудин озабоченно воскликнул:
- Вы что это, серьезно, Святослав Ильич?! Официально есть что-нибудь?
- И серьезно и официально, Олег. На кубок приезжал руководитель большого американского клуба - хочет культивировать у себя борьбу самбо, попросил хорошего тренера. Жду решения руководства, и начнешь оформляться.
- Почему я?
- Сам не сообразишь? Подумай. Если найдешь более подходящую кандидатуру, скажешь. Заменю. Я, например, лучшей не нашел.
Некоторое время Рудин сидел задумавшись. Потом встал.
- Да, сюрприз вы мне преподнесли, Святослав Ильич. Пойду готовиться.
- К чему будешь готовиться?
- К Америке, - серьезно пояснил Рудин. - Литературу читать, словари доставать.
- Правильно. Самбистов-то подготовишь им хороших? Не просто хороших - первоклассных надо. Твое дело - не уронить марки советского тренера, а вот чтоб твои американские самбисты наших не валили, это уж дело Воинова и его ребят. Пусть вкалывают! Как же? Теперь сам товарищ Рудин соперников готовит, теперь гляди в оба.
Монастырский встал, улыбнулся, пожал тренеру руку.
- Давай, Олег, готовься. Дело серьезное и, сам понимаешь, не просто спортивное. Да и Трентон этот, американский деятель, фигура сложная. Мы еще поговорим о нем.
Оставшись один в кабинете, Монастырский положил тяжелые руки на письменный стол, устремил взгляд в окно. Правильно ли он поступает? Интересно, что заслуживает более высокой оценки: победа советской команды над беспомощной, едва начавшей "ходить" американской или победа американской, подготовленной советским тренером? А почему надо так ставить вопрос? Самой высокой оценки заслуживает тот выигрыш, который достанется на долю спорта вообще. И вот это главное. Хотя кому же не хочется, чтобы победили свои! Только грош цена победе, добытой без труда… Нет уж, пускай Рудин едет и работает на совесть, а мы здесь тоже сидеть сложа руки не будем.
В дверь постучали. Монастырский посмотрел на часы: четырнадцать ноль-ноль. Начинался прием сотрудников по личным вопросам.
Входит мрачного вида мужчина - Николаев из орготдела. Монастырский вздыхает: предстоит тяжелый разговор.
- Садись, 'Николаев, слушаю.
- Товарищ председатель, - говорит тот глухим, тихим голосом, - как же так получается? Я три года жду квартиры. Сами знаете, как живу. Двадцать квартир дали. Я двадцатый, а вместо меня Серовой дают, а она двадцать третья. Я что, в хоромах живу? Вы побывайте у меня. Трещина в половину стены, соседей четыре семьи, окна в темный двор выходят. Где ж справедливость?
Все правильно говоришь, Николаев. Неважная у тебя комната, хоть и двадцать в ней метров, потому и в список тебя включили. Был я у тебя, лично осматривал, забыл ты, видно. И квартиру ту однокомнатную тебе предназначили. Но ты ведь знаешь, что у Серовой. Вдова…
- Ну что ж, что вдова? - перебил, чуть повысив голос, Николаев.'-Кто же ей мешает замуж выйти? Вокруг нее вон сколько вертится! Этот, как его из стройконторы…
- Не стыдно, Николаев? - Монастырский слегка стукнул по столу кулаком, но чернильный прибор зазвенел. - Не стыдно сплетни собирать? Она три года всего как овдовела, дочку воспитывает, у нее зарплата меньше твоей…
- Я ее денег не считаю… - пробурчал Николаев.
- Я твоих тоже считать не собираюсь. Но ты-то один живешь, холостяк. А у нее, повторяю, дочка, и теперь вот двоих первоклашек взяла, ведь знаешь. Значит, она нынче сам-четыре! На кой брала? Понимаю, несчастье такое - сестра умерла. Вполне сочувствую. А племянников зачем взяла? У нас что, государство о них не позаботится, что ли? Не в Америке, слава богу, живем.
- Не беспокойтесь, товарищ Николаев. - Серые глаза Монастырского сузились. - Государство о них позаботится. И о вас тоже. В январе еще квартиры получим. Вы теперь первый в списке. А сейчас кого надо первого размещать: одинокую женщину с тремя детьми или одинокого мужчину, товарища Николаева? Местком ведь тоже так считает.
- Местком… - Николаев иронически усмехнулся. - Как председатель скажет, так местком и укажет.
- Как вас прикажете понимать? - Монастырский встал.
- А чего тут понимать? - Николаев тоже встал, глаза его зло поблескивали. Если председатель приходит на заседание месткома и за эту Серову говорит, кто ж возражать будет?
Монастырский подошел к боковому столику, нажал кнопку интерфона и, не дожидаясь ответа, сказал:
- Наташа, пригласите ко мне Розу Борисовну. Срочно.
- А что я сказал? Я ничего такого не сказал… - забормотал Николаев, но Монастырский отвернулся к открытому окну и молчал.
Раздался еле слышный стук в дверь, и в кабинет вошла невысокая благообразная женщина.
- Звали меня, Святослав Ильич? - Она вопросительно посмотрела на Монастырского.
- Не звал, а приглашал, Роза Борисовна. Не по служебным делам, а по общественным. Будь добра, сообщи товарищу Николаеву, кто присутствовал на заседании месткома, когда окончательно решался вопрос о распределении квартир.
- Как кто? - удивилась Роза Борисовна. - Почти все члены месткома. Левин, Александров, Рымарева, Антонова…
- А я? Я присутствовал?
- Нет. А почему вы должны были присутствовать? - еще более удивилась женщина. - Товарищ Ковалев от администрации…
- После месткома ты ко мне приходила?
- Приходила, чтоб.,
- Вот, вот! О чем шла речь?
- Мы просили вне очереди дать квартиру Серовой, потому что у нее…
- Кто мы?
- Местком.
- Я вам не приказывал, чтобы вы товарища Николаева отодвинули и заменили на Серову?
- Святослав Ильич, - тихо, но твердо сказала Роза Борисовна, - месткому никто приказывать не может. И я лично не помню, чтобы кто-нибудь, и вы в том числе, пытались это сделать. Что же касается данного случая, то, насколько я помню, после моего объяснения вы решение месткома поддержали. Что-нибудь изменилось?
- Нет, ничего. Спасибо, что пришла. У меня к тебе все.
- Пожалуйста, Святослав Ильич. - Женщина еще раз посмотрела на председателя с удивлением и, так, видимо, ничего и не поняв в разыгравшейся сцене, вышла из кабинета, тихо притворив дверь.
- Так а я что? - забормотал Николаев, едва дверь закрылась. - Люди сказали, я людям верю. Обидно же! Столько ждал, уж мебель закупил, у друзей стоит, а тут на тебе…
- Слушай, Николаев, не будь ты бабой. Сказал, в январе новоселье справишь…
- А там еще чего-нибудь, опять отодвинут…
- Не отодвинут, - устало произнес Монастырский, - обещаю тебе. Теперь иди, не вешай носа. Пусть друг побережет мебель - в январе переедешь.
Сутулясь, Николаев покинул кабинет, а Монастырский, тяжело вздохнув, приготовился принимать следующего посетителя.
В дверях возник румяный, бойкий паренек - электрик.
- Товарищ председатель, - затараторил он с порога, - пусть кладовщик лампочки дает. Он, гад, торгует ими, вот крест. Я уж два раза сам покупал, на свои трудовые, а он говорит - быстро перегорают, мол. У них срок есть. Они в норме перегорают. Я-..
- Погоди, погоди, - остановил его Монастырский. - У меня прием сотрудников по личным вопросам. А ты с какими-то лампочками! Сказал бы завхозу…
- Так три раза ему, глухарю, говорил! Что об стенку горохом, товарищ председатель. К вам-то по делу не пускают: нечего, говорят, председателя ерундой беспокоить. Вот я на личный и записался, свое гражданское право использовал. Что, нельзя? Иначе-то не попадешь к вам! Кому ж про лампочки тогда?..
- Ну даешь! - расхохотался Монастырский. - Значит, используешь свое гражданское право, чтоб бороться с бесхозяйственностью?
- Так он же, кладовщик, гад…
- Тихо, тихо, - перебил электрика Монастырский. - Чего бранишься? Ты где, в пивной или в кабинете председателя?
Он нажал кнопку интерфона.
- Слушаю, товарищ председатель, - раздался глухой голос.
- Иван Тихонович, распорядитесь, чтобы электрику выдали новые лампочки, а то, говорят, сотрудники в темноте на мебель натыкаются, - и он подмигнул пареньку, который весело подмигнул в ответ.
- На мебель? - глухо прозвучал в интерфоне удивленный голос. - Сейчас распоряжусь, товарищ председатель.
- Значит, покончили с твоим личным вопросом?
- Ага, спасибо. - Паренек радостно улыбнулся и исчез так же стремительно, как и появился.
Больше, к счастью, на прием записан сегодня никто не был, и Монастырский углубился в бумаги. За время его отсутствия их набралось немало.
Вот план проведения спартакиады общества для изучения, а вот план типовой спортплощадки для ознакомления, материалы к коллегии Спорткомитета приглашение на открытие районного Дворца пионеров, список для премирования сотрудников, проекты приказов об отпусках, выговорах, поощрениях… А вот письмо от старого фронтового друга, который упорно писал ему по служебному адресу, так как считал, что там письмо не затеряется. Несколько заявлений сотрудников с различными просьбами, бандероль - в ней книга знакомого журналиста с дарственной надписью. Еще приглашение, повестки для заседаний, проекты писем, которые следовало подписать…
Бывали дни, когда Монастырский подписывал или "расписывал", то есть направлял своим заместителям - начальникам отделов; до полутораста документов.
- А это что за зеленая бумажка в самом конце стопы?
Монастырский некоторое время с недоумением вертел в руках повестку из милиции. С чего бы? По какому такому делу? Может, Вольдемар с машиной что-нибудь натворил? Или пожарная инспекция штраф накладывает? Кто-нибудь из сотрудников в вытрезвитель попал?
Но почему ему? Он ведь не завгар, не юрисконсульт, не председатель месткома, черт возьми! Странно…
Глава V. "Sea World" - "Мир Моря"
Город Сан-Диего в Калифорнии называют "Тихоокеанской жемчужиной Соединенных Штатов". Ох уж эти жемчужины! Венеция и Бейрут, Рио-де-Жанейро и Дакар… Жемчужины Средиземноморья, Атлантического или Тихого океана, Персидского залива, тропических морей… Право же, городов-жемчужин раскинуто по туристическим рекламным проспектам куда больше, чем осталосу настоящего жемчуга на дне морском.
Впрочем, Сан-Диего действительно красив. Под жарким солнцем сверкают, устремляясь к синему небу, редкие белые небоскребы, на синих водах заливов покачиваются белоснежные яхты. Золотистый песок ластится к крепким волосатым ногам широколистных пальм. Мотается по улицам и побережью соленый свежий ветерок, а вдали, в перламутровом океанском мареве, величаво, словно айсберги, проплывают гигантские лайнеры.
Нет, ничего не скажешь, Сан-Диего - красивый город! И курорт, и туристический центр. И, между прочим, центр спортивный. Прямо у границы города проходит государственная граница. Проехал, сам не заметив, несколько лишних километров - и ты уже в Мексике. Где все дешевле. Хозяйки отправляются туда на рынок и, загрузив багажники своих громадных "доджей" и "фордов" овощами, фруктами, всякой снедью, довольные, катят обратно в Соединенные Штаты, мысленно подсчитывая, сколько выгадали на разнице цен.
Те, у кого "доджей" и "фордов" нет, проделывают тот же путь пешком и радуются еще больше. Впрочем, есть и такие, кто в Мексику за продуктами не ходит, - те, у кого нет денег на покупки что дома, что в Мексике, что в Европе, что на Шпицбергене или еще черт его дери где! Невероятно, но факт: лишь две категории сандиеговцев не спешат в соседний мексиканский город Тихуана за покупками - нищие и миллионеры. У первых, как уже сказано, все равно нет денег, у вторых денег столько, что им все равно, где их тратить.
Кстати, миллионеров в Сан-Диего немало. Большинство из них имеют здесь великолепные виллы, даже поместья, фермы в окрестностях, но сами бывают там редко. Они делают деньги далеко, в больших промышленных и финансовых городах: Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Сан-Франциско… Но иметь "вторичную резиденцию" в Калифорнии модно, престижно, да и вообще пригодится - кто знает, как повернется жизнь!..
Однако есть богачи, которые делают деньги прямо тут, на месте, в самом Сан-Диего. Торговцы недвижимостью, заправилы игорного и порнобизнеса, владельцы туристических агентств, кое-какие гангстеришки - специалисты по наркотикам. Разный народ. Они кормятся морем. Близостью Тихого океана, побережьем.
Невдалеке от тихоокеанского Миссионерского пляжа, на берегу сложной конфигурации бухты, расположен знаменитый парк аквариумов и аттракционов - "Sea morld" ("Мир моря"). Здесь на сорока акрах, прорезанных каналами, резвятся в открытых аквариумах, на водных аренах дельфины и касатки, акулы и моржи, морские львы, разгуливают фламинго.
Десятки тысяч туристов со всей Америки и из-за рубежа приезжают сюда, чтобы посмотреть театральные действа, в которых главные актеры - дельфины и касатки, покормить животных, поучаствовать в веселых карнавалах. Ну, а уж для ребятни здесь просто рай!
В этом "Мире моря" живут, веселятся, радуются солнцу и воде добрые, мирные животные. Они не кусаются, не едят друг друга, не убивают и не погибают насильственной смертью. Сюда не допущены разные там рыбы - пилы и мечи, электрические скаты, осьминоги и хищные акулы - словом, все те, кто копошится в морях, большей частью на дне, - страшные, жестокие и беспощадные существа, готовые ради лишнего лакомого куска уничтожить себе подобных. Нет, морской "Мир моря" таких не числит.
Зато таких много в сухопутном мире Сан-Диего. Уж их не покормишь с ладони, и детишкам не следует доверчиво протягивать им ручку. Они тоже порой уходят в океанскую глубину, но в цементном гробу, нагруженные свинцовым балластом. Или отправляют туда других.
Это другой, особый "Мир моря", страшный мир, живущий и процветающий в этом солнечном городе, на берегу синего океана, под лазурным сводом калифорнийских небес.
Как и во всяком уважающем себя американском городе, в Сан-Диего свои стриты и авеню, свой Бродвей. Где-то в середине Бродвея стоит коренастый пятиэтажный дом - эдакий зеленоватый бетонный куб, не то чтобы без архитектурных излишеств, а вообще без всяких признаков архитектуры. Единственными его украшениями служат огромная, вынесенная над улицей вывеска - "Трентон-клуб" да витрина у дверей. В витрине выставлены большие цветные фотографии, изображающие различные эпизоды схваток дзюдоистов, каратистов, кэтчистов и т. п. Мужчин и женщин. Тут же красуются изображения чемпионов-культуристов - питомцев клуба - на пьедестале почета с кубками в руках. А рядом изящные красотки в купальных костюмах и перевязях с золотыми надписями: "Мисс Сан-Диего", "Мисс Побережье", "Мисс Калифорния", даже "Мисс Америка".
Пройдя через массивные деревянные двери, посетитель попадает не в "Мир моря", нет - в "мир Трентона". Об этом на каждом шагу напоминают гигантские фотографии или выполненные маслом портреты президента клуба - мистера Марка Трентона. Властное, красивое лицо, суровый, уверенный взгляд мудрых глаз - все в нем внушает доверие, уверенность в успехе, если вы вручите ему свою судьбу.
Конечно, подлинный Трентон мало походил на свое изображение, развешанное по стенам клуба. Но, в конце концов, какое это имеет значение? Не столь уж многим "членам клуба" (как пышно именовались занимающиеся в этом здании спортом) посчастливилось лицезреть самого президента! Им хватает тренеров и инструкторов.
Кабинет "самого" размещается на последнем, пятом, этаже, куда поднимаются прямо из подвала, где находится гараж. Марк Трентон любит окружать себя мерами безопасности. Быть может, в силу унаследованной с детства склонности к приключениям, а быть может, как раз наоборот - от хорошего знания жизни и богатого опыта.