- Ты, болван, какого черта ты устроил такой переполох! - воскликнул Клемент и, обернувшись, крикнул девочкам: - Все в порядке, явился Беллами.
- Извините, я не нашел в темноте звонок.
- Да что случилось?
- Лукас вернулся.
Клемент издал потрясенный возглас.
- О, Беллами, заходи же, не мокни под дождем, - сказала Луиза.
- Вообще-то, мне не надо бы, я… - промямлил Беллами, но вошел в прихожую.
Клемент закрыл дверь.
- С ним все в порядке? - поинтересовалась Луиза.
- Да, как мне кажется, но…
- Он не говорил обо мне? - спросил Клемент.
- Ну, понимаете, я просто получил одно письмо, кто-то переслал его по моему новому адресу, я только что нашел его и примчался сюда на такси, подумав…
- Снимай плащ, пойдем наверх, и ты расскажешь нам…
- Луиза, я не могу, меня ждет такси. Я еду на встречу с ним…
- Едешь на встречу с ним?! - повторил Клемент.
- Да, я ужасно растерялся, потом позвонил Лукасу и спросил, можно ли мне сейчас же приехать и повидать его. Он, похоже, удивился, но потом сказал: "Ладно, приезжай, возможно, это будет интересно". В общем, я не смог дозвониться до Клемента, а потом, взяв такси, подумал, что Клемент, наверное, здесь, и мне сначала захотелось рассказать ему эту новость. В любом случае, Клемент, ты ведь тоже можешь поехать со мной… Лукас, должно быть, звонил тебе, чтобы сообщить о возвращении… Поэтому ты вполне можешь поехать со мной, давай поедем вместе, я немного нервничаю…
- Но что же он тебе сказал? - допытывалась Луиза.
- Просто что он вернулся, ты же знаешь, он не любит разговаривать по телефону.
- Ты поедешь с ним? - обратилась Луиза к Клементу.
- Нет, он не обрадуется, увидев нас вдвоем.
- Может, мне что-то передать ему…
- Ничего, не говори ничего, я сам свяжусь с ним завтра, - Клемент отвернулся, явно собираясь вновь подняться по лестнице.
Луиза удержала его, потянув за край пиджака.
- Беллами, мы с Клементом подождем здесь, а ты можешь позвонить нам после ухода от Лукаса. Расскажешь, как он там и где он пропадал.
- Мне необходимо поехать домой, - возразил Клемент, - Я лишь хочу забрать плащ.
Беллами окликнул его:
- Я мог бы подвезти тебя до дома на такси, только не хочется, чтобы Лукас так долго ждал…
Клемент поднялся до первой лестничной клетки. Мой, уже сбегавшая в комнату Луизы, вручила ему плащ.
Клемент вновь спустился в прихожую.
- Спасибо, я на машине. Езжай один, - сказал он.
Сверху доносился дикий скулеж, сменившийся визгливыми, плачущими завываниями.
- О господи, - воскликнула Луиза, - Анакс узнал твой голос!
Беллами быстро ретировался, хлопнула дверца машины.
Клемент стоял в дверном проеме, такси уезжало вдаль по улице, завывания продолжались.
- Клемент, дорогой, пожалуйста, останься, я так встревожена…
- Прости, я должен идти.
- На улице дождь. Ты оставил машину поблизости? Доносившиеся сверху завывания превратились в отчаянный истерический лай, перемежающийся с сильными ударами в дверь, которую пес пытался открыть.
- Погоди, возьми зонт…
- Нет, все будет в порядке. Доброй ночи.
Клемент вышел на улицу, потом бросился бежать. Луиза смотрела ему вслед с крыльца, пока он не скрылся за углом. Медленно поднимаясь к себе по лестнице, она услышала, что громогласный лай стал заметно тише, а потом и совсем затих. Ему на смену пришли другие, тихие и прерывистые всхлипывания рыдающей Мой.
2
Правосудие
Дрожа от волнения, Беллами расплатился с водителем такси, рассыпав мелочь и в салоне машины, и на мокром от дождя тротуаре. После чего он спешно направился к нужной двери и нажал на кнопку звонка.
Дом Лукаса в Ноттинг-хилле принадлежал еще его родителям, именно там провели детство братья Граффе. К входной двери этого особняка, окруженного железной оградой, вели три пологие ступени. Со второго этажа в живописный, раскинувшийся за домом сад спускалась чугунная лестница, с верхней площадки которой открывался отличный вид на череду других садовых участков. Под домом имелся обширный подвал, где в детстве братья играли в "Собачки", а двери большой гостиной выходили прямо в сад.
Лукас осторожно приоткрыл дверь. Увидев Беллами, он слегка увеличил щель и удалился в темноту коридора, ведущего в гостиную. Свет в этой комнате также не был включен. Закрыв за собой дверь, Беллами последовал за хозяином. Пройдя в дальний конец просторной гостиной к массивному письменному столу, Лукас включил настольную лампу под зеленым абажуром. Тяжелые бархатные шторы скрывали ведущие в сад стеклянные двери. Благодаря двойным рамам на окнах в доме царила тишина, Лукас не любил шум. Правда, при желании можно было расслышать едва различимый шелест дождя.
Сдвинув в сторону стопку книг, Лукас присел на край стола. Войдя в гостиную, Беллами закрыл за собой дверь и прошел в середину комнаты. Друзья обменялись долгими взглядами.
Убедившись, что Лукас в доме, Беллами сразу успокоился, сердце перестало трепыхаться, и он испытал незатейливую радость и облегчение от возвращения Лукаса. В действительности Беллами знал Лукаса очень хорошо, хотя и не афишировал этого в дружеском кругу. Такая безотчетная скрытность объяснялась, вероятно, тем, что она могла бы стать своеобразной страховкой, если бы внезапно у Лукаса возникла к Беллами неприязнь, возможность которой Беллами постоянно рисовал в своем воображении. Стащив макинтош, Беллами машинально позволил ему упасть на пол вместе с зонтом. Видя нерасположенность Лукаса к началу разговора, он решил проявить инициативу.
- Лукас, с тобой все в порядке? - спросил Беллами.
- Да, конечно.
Из-под желтого шелкового халата Лукаса выглядывали брюки и рубашка. На его гладком желтоватом лице, обрамленном очень темными прямыми волосами, горели почти черные узкие глаза, разделенные узким орлиным носом, спускавшимся к ярким и тонким губам. Природа наделила его также густыми черными бровями и длинными, идеально белыми зубами. Он постоянно сутулился, отчего производил впечатление горбуна. На самом деле замедленный процесс роста с детства приучил его гнуть спину. Его руки и ноги также отличались миниатюрными размерами. Кое-кто говорил, что он похож на китайца.
Слова Лукас произносил властным, педантичным тоном, который на первый взгляд мог показаться наигранным. Во время чтения он водружал на нос узкие маленькие очки без оправы.
- Но где же ты пропадал столько времени?
- С чего это ты решил требовать у меня отчета?
- Извини… просто мы все жутко волновались…
- Неужели?
- Как же не волноваться в такой ситуации!.. Мы думали, что ты мог… мы терялись в догадках… после всего, что произошло…
- Я побывал в разных местах, работал в Италии, потом в Америке. Обычно я никому не докладываю о своих передвижениях.
- Нет, разумеется, нет. Как глупо, что мы переживали! А теперь… когда ты появился… в общем… я полагаю, что теперь все вернется на круги своя!
Лукас оставил без внимания неуклюжую шутливость этого замечания.
- Клемент ужасно волновался из-за тебя. Он будет рад повидаться с тобой!
- Я нахожу все ваше волнение весьма неуместным.
- Ну прости, мы же не знали. Я видел Клемента сегодня вечером, то есть заехал к нему сказать, что ты вернулся. Я поймал такси и заскочил в дом Луизы, чтобы сообщить ему. Я правильно рассудил, он был у нее в гостях.
- О-о.
- Он испытал большое облегчение.
Лукас промолчал, и тогда Беллами продолжил:
- Ты слышал о Харви?
- Нет.
- Он упал в Италии, прошел по мосту, то есть по узкому парапету, и упал, не в пропасть, конечно, но когда спрыгнул в конце моста, то неудачно приземлился и сломал лодыжку, а в результате не поехал во Флоренцию. Ты же помнишь, что он собирался во Флоренцию?
- Нет.
- А больше ничего особенного не произошло, никаких рождений, смертей или браков. Я говорил тебе, что собирался удалиться от мира. И по-прежнему собираюсь. Ты помнишь об этом?
- Ты все еще лицезреешь архангелов?
- Нет…
- А твой опирающийся на меч приятель Михаил по-прежнему следит за спускающимися в ад обреченными?
- Ничего подобного.
- Ладно, как там поживают девочки?
- Очаровательны, невинны, счастливы. В общем, не считая того, что все мы переволновались…
- Очевидно, всем вам хочется сделать из моего возвращения некую драматическую историю. Но нет тут никакой драмы. Ты спрашиваешь, все ли у меня в порядке? Да, у меня все в полном порядке. Можешь поведать об этом всем остальным, что устранит необходимость их визитов ко мне.
- Ты написал мне, но ничего не написал Клементу.
- Верно. Тебе интересны причины? Ты безобидный болтун, способный быстро сообщить все заинтересованным лицам.
- Клемент хочет навестить тебя, он был очень расстроен…
- Не говори ему, чтобы он приходил.
- Но не говорить и о том, что ты не желаешь его видеть? Неужели ты так и сидишь тут в темноте?
- Да, я сгорел на солнце и слегка облезаю, свет вреден моим глазам, а в темноте они оживают. Через столетие или через пару веков эту планету разрушит или внешняя космическая сила, или глупая деятельность человеческой расы. Человеческая жизнь всего лишь аномальный феномен, и вскоре она будет уничтожена. Какая утешительная мысль! А пока мы окружены таинственными незримыми сущностями, возможно, как раз твоими ангелами.
- Я надеюсь.
- Ах, ты полагаешь, что они добры? Нет, добро им несвойственно, добра вовсе не существует, склонность к злу всеподавляюща. Достаточно вспомнить лишь ужасы сексуальной жизни, ее неистовство, грубость, ее непристойную вульгарность, низводящую человека до исходной звериной природы. Тебе лучше удалиться в монастырь и провести жизнь в грезах.
- А ты приедешь туда навестить меня?
- Разумеется, нет. У меня нет склонности наносить визиты. Только ко мне, к сожалению, порой напрашиваются гости.
- Ты не хочешь… значит… обсудить то, что произошло? Мой священник сказал…
- Нет, не хочу.
- Меня беспокоит твое состояние, я же люблю тебя.
- Тебе все еще не удалось понять, как осточертели мне такого рода разговоры? А теперь сделай милость, уходи. Твое появление будет с радостью воспринято в дружеском кругу. Передай им, что я не жду гостей. Мне хочется побыть в одиночестве.
- Я должен сказать тебе одну вещь. Мой священник говорит, что тебе следует, в общем, проявить сострадание к тому человеку и подумать о том, как помочь его невинной жене и семье.
- Что?
- Ладно, не сердись, я должен был передать его совет. Я сообщу все нашей компании. Доброй ночи.
Лукас выключил лампу. Беллами поднял макинтош и зонт и, вытянув руки, на ощупь удалился по темноте коридора к выходу.
- После снятия гипса она выглядела просто ужасно, - поделился Харви с Беллами, - Она стала вовсе не похожа на человеческую конечность, кожа вся посинела и покрылась отвратительными прыщами. Я спросил: "Это гангрена?", а они сказали: "Нет", но мне показалось, что им также не понравился ее вид. Мне захотелось, мне ужасно захотелось, чтобы ее оставили наконец в покое, дали подышать воздухом и светом, ты же знаешь, что в темноте чахнут даже бедные растения. Мне хотелось погреть ее на солнце, но они вновь тут же наложили на нее, правда, не гипс, но очень тугой эластичный бинт, сдавивший ногу еще покруче гипса.
Разговор происходил следующим утром. Харви без приглашения, неожиданно, ввалился в квартирку Беллами, взяв такси прямо от госпиталя. Беллами был тронут и доволен, что Харви приехал прямиком к нему. Он уже успел выдать парню рассказ с уместными цензурами о своем визите к Лукасу.
Дождь прекратился, но Лондон казался насквозь промокшим. Потемневшие тротуары влажно поблескивали, а в сточных желобах бурлили ручьи. Даже деревья выглядели промокшими и унылыми. Небо скрылось за низко плывущими, свинцово-серыми тучами. Дул восточный ветер. В скромной квартирке Беллами на нижнем этаже дома еле-еле теплился крошечный электрообогреватель. Выходившее прямо на улицу окно не защищало комнату от городского шума и суеты спешивших мимо прохожих. С задней стороны к дому примыкал чахлый садик, заросший неприхотливыми дикими одуванчиками. В комнату Беллами вмещались узкая кровать, комод, стол, раковина и газовая горелка. Уборная находилась на лестничной клетке. Пребывая в безумном душевном волнении, он отказался практически от всех удобств. Он отказывался от мирских благ с тем восторгом, какой, говорят, испытывают моряки, вышвыривая вещи за борт. Беллами порадовало осознание того, что он оказался способным возненавидеть нажитое добро. Его квартиру уже продали, а коттедж выставили на продажу. Он надеялся свести знакомство с новыми соседями, в первую очередь, естественно, с жильцами этого дома, и рассчитывал, что сможет каким-то образом помочь им. Но успешным оказалось его знакомство лишь с одной старой нищенкой. Местное духовенство он пока не рискнул навестить. Над Беллами, на втором этаже, жило семейство пакистанцев: высокий тощий отец, красивая мать, закутанная в бесчисленные сари, и два их сына, примерно шести и восьми лет. Но общение с ними ограничивалось в основном улыбками. Над ними обитал тихий, потрепанный жизнью немолодой мужчина, редко покидавший свою квартиру. На четвертом этаже находилась непригодная для проживания мансарда с прохудившейся, заливаемой дождями крышей. "В чем же дело, - порой думал Беллами, - за кого принимают меня люди, на кого же я теперь похож?" Проходящие мимо дома мальчишки постучали в окно. Харви только что сказал Беллами, что тот выглядит весьма странно. Отказавшись также и от зеркала, Беллами брился теперь менее регулярно и на ощупь. "Удалившись от мира, - подумал он, - я совсем откажусь от бритья, и лица моего станет почти не видно".
Подоткнув под спину подушки и положив ноги на стеганое покрывало, Харви отдыхал на кровати Беллами. Костыли он приставил к раковине. Беллами задумчиво разглядывал красивую голову юноши с шелковистыми белокурыми волосами и его взволнованное гладкое лицо.
- Все еще болит?
- Конечно болит, она не дает мне спать по ночам, принимаю снотворное. Ты думаешь, что мне охота глотать в таком возрасте всякую дрянь? Кости-то, конечно, срастутся, но гораздо хуже то, что я, видимо, останусь хромым на всю жизнь. Да ладно, хватит обсуждать выпавшие на мою долю напасти. Как ты-то? Выглядишь неважнецки. Может, постишься?
- Пощусь? Я? Нет.
- Ты уже продал коттедж?
- Нет еще. По-моему, есть уже кое-какие предложения.
- Мне ужасно жаль твой коттедж, наш единственный доступ к морю! Мне совсем не хочется, чтобы ты ушел в монастырь. В конце концов, что ждет тебя там? Хотя, конечно, я понимаю, что тебя влекут туда таинственные высшие силы. Ни с кем, кроме тебя, у меня не получается откровенных разговоров, впрочем, я слегка преувеличиваю. Мне хотелось бы, чтобы вернулся Эмиль, с ним я тоже мог бы поговорить. О боже, мне положено, наверное, сходить и повидать Лукаса, раз уж он вернулся. Я думал о нем.
- Почему положено? Почему бы тебе просто не сходить и не повидать его? Ты говоришь так, словно это твой долг.
- Не думаю, что он любит меня.
- Какая чепуха, Харви, тебя все любят!
- И я не совсем уверен, что сам люблю его… ну, в общем, я не сказал бы, что он мне совсем не нравится… просто я чувствую, что он… на мой взгляд… вроде как… какой-то несносный тип.
- Но ты же знаешь его всю жизнь, он тебе как дядя, почти как отец!
- Ты мне почти как отец. Клемент теперь больше смахивает на брата. Знаешь, может, у меня безумное наваждение, но я правда чувствую, что Лукас считает меня врагом.
- Полный абсурд! Чего ради ему озадачиваться враждебными мыслями по отношению к твоей персоне?
- Ты прав. Он вовсе не будет озадачиваться по моему поводу!
- У Лукаса сложный характер, он крайне сдержан, неловок и стеснителен, он совершенно необщителен, короче говоря, мы все привыкли к его странностям, и тебе тоже пора бы привыкнуть. Со мной он бывает порой ужасно грубым, а я не обижаюсь, такой уж у него способ общения! Вспомни, как они близки с Клементом, а мне приходилось слышать, как Лукас и ему грубил напропалую. У него просто вспыльчивая и очень чувствительная натура, только и всего.
- Как-то раз он и со мной обошелся очень грубо.
- Отругал тебя?
- Нет, он ударил меня.
- Правда?! А что ты сделал?
- Не помню.
Разумеется, Харви все хорошо помнил.
- Сколько же тебе тогда было лет?
- Одиннадцать.
- Ну, тебе давно следовало простить его! Но тебе хочется вроде как официального примирения, верно?
- Да, что-то вроде того. Возможно, конечно, меня терзает уязвленное самолюбие. Мне невыносимо думать, что кто-то в этом мире может не любить меня.
- Не беспокойся, у тебя никогда не будет недостатка в любящих людях.
- Похоже, мне придется отказаться от секса, а я ведь еще даже не попробовал.
- С чего вдруг?
- Я теперь калека.
- Харви, мне тоже хочется тебя стукнуть! Ты вовсе не калека! Как можешь ты предаваться такой глупой хандре? Вот Байрон, к примеру, вовсе не отказывался от секса.
- Ох уж мне этот Байрон, моя матушка просто помешана на нем. Но кому захочется брать пример с Байрона? Я лично презираю его. О господи, мне кажется, что в любом случае я ни на что не способен, меня точно парализует при одной мысли об этих вещах, и, вообще, мне хотелось бы оказаться геем.
Беллами также хотелось бы, чтобы Харви оказался геем, но он отбросил это желание, как и все прочие мирские желания.
- Харви, потерпи немного, - осмотрительно ответил он. - В свое время все прояснится само собой, знания снизойдут на тебя, как некое божественное откровение, и ты обретешь уверенность.
- Мне хочется, чтобы я оказался лесбиянкой.
- Харви! Не может быть! - Беллами даже представить не мог, как это можно захотеть быть лесбиянкой.
- А что тут особенного? Мне нравится, как этим занимаются девушки, и, вообще, женское устройство гораздо проще. Я, конечно, не вполне представляю…
Беллами, вовсе не собиравшийся задумываться о женском устройстве, поспешил сменить тему:
- Надеюсь, теперь ты сможешь возобновить занятия, начитывать понемногу классику. По крайней мере, в квартире Эмиля тебе вполне комфортно и спокойно.
- Нет, не смогу. Я не могу думать ни о чем, кроме Флоренции, все мои планы были направлены на Флоренцию, теперь они рухнули… и я опустошен.
Опустив глаза, Беллами сидел, молча терзаясь угрызениями совести.
- Беллами, нет, тут нет никакой твоей вины, в любом случае я прошелся бы по парапету, такой уж я безумный дурак! Послушай, можно, я закажу от тебя такси?
- Извини, у меня нет телефона.
- О, черт, придется прогуляться.
- Нет, оставайся пока здесь. Я схожу и поймаю машину.