От нее пахло алкоголем. Не вином, не шнапсом, не шампанским или пивом. Алкоголем врачей и больниц. Похоже, тот спирт, которым она сдобрила свою колу, был высокопроцентным. Ром с Гваделупы. Теперь он вспомнил ее имя: Саманта. Саманта с Гваделупы.
Она открыла глаза, сказала:
– Черт! – и мгновенно вскочила на ноги. – Который час? – спросила она, заворачиваясь в саронг.
Фабио включил ночник и глянул на часы.
– Без двадцати десять.
– Черт! – повторила она. – Почему ты меня не разбудил? Я начинаю в девять.
– Я тоже только что проснулся. – Пока Фабио оправдывался, Саманта исчезла из комнаты.
Что с ним происходит? Он нашел ключ к загадке, которая столько недель не давала ему покоя, и первым делом – что? Первым делом переспал со стриптизеркой.
Крупное дело существовало. Оно было крупнее, чем он мог вообразить. Почему же он не использовал оставшееся до вечера время, чтобы предпринять какие-то шаги?
Фабио встал под душ и начал подбирать нужную струю – горячую, холодную, слабую, сильную.
Саманта оставила в его теле приятное послевкусие. А какие шаги он должен был предпринять? Позвонить по телефону? Огорошить людей своим открытием? Произвести расследование?
Пока не найдутся документы из архива доктора Барта, его текст останется столь же бездоказательным, как и любое голословное утверждение. Разве что рискованней.
Когда Фабио вытирал лицо, ему показалось, что онемевшая щека на миг обрела чувствительность.
– Да-а? – раздался в трубке заспанный голос Норины.
– Ты уже спишь?
– Да. Мы снимали целую ночь и полдня.
– Извини.
Оба замолчали.
– Почему ты звонишь? – спросила Норина.
– Я завтра уезжаю.
– Надолго?
– Увидим.
Молчание.
– И поэтому ты звонишь?
– Я беру с собой мобильник. Мало ли что случится.
– Что может случиться?
– Мало ли что.
Норина зевнула.
– Ну, спокойной ночи. Желаю не скучать.
– Я еду не развлекаться, – возмутился Фабио. Но Норина уже повесила трубку.
16
Фабио успел на последний поезд до Неаполя с пересадкой в Милане. Плацкартные места были проданы, а в общих вагонах расположились американские пешие туристы с рюкзаками и вонючими кроссовками. Фабио всучил крупные чаевые кондуктору спального вагона и получил место в пустом купе на двоих. Об этом трюке он узнал от своего отца и всегда сомневался, что трюк работает.
Едва поезд отправился, Фабио разделся до белья и улегся на узкую койку.
Размеренный перестук колес убаюкал его прежде, чем они доехали до Фельдауской дуги.
Всякий раз, выходя на перрон в Милане, он чувствовал себя так, словно входил к себе домой. Все тут было ему знакомо. Запах раскаленных от езды составов, серый рассвет, эхо громкоговорителей. Даже люди в большом здании вокзала казались ему старыми знакомыми.
Фабио с удовольствием выпил бы аперитив в каком-нибудь баре. Но у него оставалось всего десять минут, чтобы купить газеты и найти место в прицепном вагоне на Неаполь.
Поездка до Центрального вокзала в Неаполе занимает шесть часов. Фабио почитал, подремал, съел что-то в вагоне-ресторане, поглядел в окно, сделал вид, что не понимает английского, когда какая-то пара из Девенпорта попыталась втянуть его в разговор об отеле "Европа", и по телефону отменил визит к доктору Фогелю.
– Где вы находитесь? – закричал тот. – Вас плохо слышно.
– В Италии.
– Что вы там делаете?
– То, что вы мне рекомендовали: работаю.
– За этот визит я все равно пришлю вам счет, половину суммы. Вы слишком поздно его отменили.
– А страховая компания оплачивает пропущенные посещения?
– Нет.
– Тогда проставьте всю сумму.
Фогель изобразил затяжной приступ смеха. Фабио изобразил разъединение.
В Неаполе он прождал сорок минут, после чего сел на разболтанный местный поезд до Солерно.
Отель "Санта Катерина" находился в двадцати пяти километрах от вокзала. Таксист просил сто шестьдесят тысяч лир, Фабио сторговался за сто двадцать тысяч и занял место в машине.
Дорога вилась вдоль скалистого побережья залива. Водитель открыл все окна. Воздух был такой же горячий, как на Штернштрассе. Но он благоухал, как положено: пиниями и морем.
Не доезжая двух километров до Амальфи, машина въехала в ворота гостиницы. На вывеске, кроме названия "Отель Санта Катерина", фигурировал ряд звезд. Фабио насчитал пять.
Гостиница, построенная на самом красивом участке Амальфийского побережья, напоминала Афонский монастырь: дерзко вписывалась в скалы и террасы, заросшие пиниями, пальмами, лимонными и апельсиновыми деревьями, олеандрами и бугенвилиями.
Фабио предполагал найти здесь скромный пансионат, соответствующий бюджету вдовы, отнюдь не утопающей в роскоши. Он намеревался снять комнату. Одиночные номера на одну ночь обычно свободны, это он знал по своему опыту репортера. И он бы проваландался в пансионате до тех пор, пока не встретился бы с Жаклиной Барт, которая – он проверил это перед своим отъездом – все еще жила здесь. На отель класса люкс он не рассчитывал. А здесь, пожалуй, не снять ничего дешевле, чем за триста тысяч лир.
Он ошибся. Самый дешевый номер стоил пятьсот тысяч. К счастью, свободных номеров не оказалось.
Администратор был очень любезен. Он сделал несколько звонков и нашел для Фабио комнату в Амальфи.
– Сто тридцать тысяч лир, пойдет? – спросил он, прикрывая рукой трубку.
Фабио заказал на вечер столик в ресторане и взял такси до Амальфи. На чай администратору он оставил двадцать тысяч лир. Положение обязывает, подумал он.
Гостиница называлась "Буссоль" и располагалась на променаде набережной. Комната Фабио была одной из немногих, не выходивших на море. Но зато, высунувшись из окна, можно было увидеть Амальфийский собор.
Фабио распаковал свои вещи, побрился, принял душ и переоделся. Он захватил вторую пару брюк, одну рубашку поло и одну белую. Пиджак из бежевого хлопка немного помялся в дороге, и Фабио не был уверен, что в таком пиджаке он будет отвечать высоким требованиям "Святой Катерины". Во всяком случае, галстук не помешает.
Он шагал целеустремленно, как будто его ждали. Только туристы шляются без дела, а Фабио терпеть не мог, когда в Италии его принимали за туриста. Он пересек площадь у пристани и направился к соборной площади. Там он прошелся мимо магазинов и заглянул в первый же, где, по его разумению, можно было купить галстук.
Он открыл дверь, и тут же прозвенел колокольчик. В помещении пахло лавандой, на встроенных в стены стеклянных витринах красовались шелковые шарфы, галстуки, перчатки, кружевные носовые платки и прочие аксессуары. В большом стеклянном ящике лежали слегка запыленные сувениры: кольца для салфеток, запонки, ложечки для мокко и брелоки с гербом Амальфи. На двух стеллажах выстроились панамы: ряд дамских, ряд мужских.
Пожилая сгорбленная женщина медленно вышла из задней комнаты. У нее были темно-красные губы и глаза, прикрытые тяжелыми фальшивыми ресницами. Она одарила Фабио очаровательной улыбкой и столь профессиональными советами, что он выбрал не один, а два галстука – мягких, с изящным узором. Их можно было завязать тем маленьким элегантным узлом, который так нравился Фабио.
Он расплатился кредитной карточкой. Пока старая дама оформляла платеж, он рассматривал выставленные вещи. В одной из витрин лежали кораллы – подвески с крошечными веточками кораллов, пусетки, кольца, резные фигурки. В центре экспозиции были выложены бусы из ровных красных кораллов, образуя кольцо вокруг миниатюрной, с палец, девичьей фигурки.
– Это нимфа Амальфи, – пояснила старая дама, положив телефонную трубку, и вручила ему чек. – Великая любовь Геркулеса. Когда она умерла, он похоронил ее в самом красивом на земле месте и назвал это место ее именем – Амальфи.
– Сколько она стоит?
– Она не продается.
– А бусы?
– Бусы дорогие. Их изготовили в те времена, когда здесь еще добывали кораллы. Такого цвета и такого качества вы не найдете больше нигде.
– Сколько стоит?
– Миллион двести тысяч лир.
Почти тысяча франков. Но у него на счету пока лежат почти десять тысяч. Да еще поступит окончательный расчет из редакции. Он купил бусы.
Была половина восьмого. Солнце уже скрылось за холмами. Но, судя по кроваво-красному цвету воды, оно как раз сейчас погружалось в море где-то под Капри.
Фабио стоял у балюстрады террасы и глядел, как в Амальфи один за другим зажигались огни. Далеко внизу около бассейна и пляжного павильона дежурный мальчуган складывал зонты. Где-то за спиной Фабио приглушенно переговаривались гости, собравшиеся перекусить и выпить в ожидании ужина.
Когда все будет позади, думал Фабио, я приеду сюда с Нориной.
Он прошел в бар и заказал безалкогольный напиток (что вполне соответствовало антуражу), занял одно из старинных кресел в прохладном мраморном холле и закурил.
Когда через некоторое время в холле появилась и направилась к бару Жаклина Барт, он не сразу ее узнал – так изменили женщину загар и макияж. Он помнил темные волосы и строгую прическу, а теперь по ее плечам струились светлые пряди. Она была в полотняном, фисташкового цвета платье без рукавов, застегнутом у самого горла, и туфлях на плоской подошве.
Только когда он привстал и она ответила ему слабым нелюбезным наклоном головы, он убедился, что не ошибся.
– Вряд ли это случайность, – сказала она, протягивая ему руку. Со времени их последней встречи она помолодела на несколько лет.
– Сожалею, что вынужден побеспокоить вас во время вашего отдыха.
– Что вас вынуждает?
Бармен принес ей бокал шампанского. Фабио не заметил, когда она успела его заказать.
– Некоторые новые обстоятельства.
– А нельзя было обсудить их по телефону?
– Будь это возможным, я не потратил бы на поездку сюда шестнадцать часов.
Она глотнула шампанского. Ее рука немного дрожала.
– Видите, вы заставляете меня нервничать.
– Зря вы так волнуетесь. У нас с вами общие интересы.
– Сомневаюсь. Вы собираетесь говорить о моем муже, а я хочу его забыть.
– Я не собираюсь говорить о вашем муже. Я собираюсь говорить о том, что он вам оставил. О том, что вы отдали мне.
– Я отдала вам его биографию. Вы хотите говорить не о моем муже, а о его жизни.
– Теперь я знаю, что вы на самом деле мне тогда доверили, госпожа Барт.
Она отвела взгляд и задумалась. Потом допила шампанское и поставила пустой бокал на мраморную столешницу полукруглого бара.
– Давайте поговорим за едой.
Она провела его к круглому столику с грандиозным видом на потемневшее море и береговые огни. Столик, рассчитанный на четыре персоны, был накрыт только на одну. Как только они уселись, официант принес второй прибор.
– Вот за что я люблю этот отель, – сказала госпожа Барт. – В любом другом отеле этой категории одиноким женщинам отводят вдовий столик где-нибудь за колонной, или около кухонной двери, или в самом центре зала, где вас выставляют на всеобщее обозрение. Вы никогда не обращали на это внимание?
– Я редко бываю в отелях такой категории, – признался Фабио.
– А с одинокими мужчинами не происходит ничего подобного. Вам везде достался бы приличный стол. Только женщин сажают так, словно хорошие отели сговорились показать всему свету, как обременительны одинокие женщины. Я всегда их жалела. А теперь стала одной из них.
Официант принес меню и бокал шампанского.
– Выпьете со мной? – спросила она.
– Нет, спасибо.
– У вас, журналистов, прямо как у полицейских? На службе не пьете?
– Нет, нет. Мне нельзя. – Фабио указал на свою голову.
– Вы все еще ничего не помните?
– Вспоминаю понемногу.
– Вот как, – отозвалась она. Ответ ей не понравился. – Эти равиоли с лимоном – здешнее фирменное блюдо. И всевозможная жареная рыба.
Фабио последовал ее рекомендации, не заглядывая в меню.
– Два раза, – сказала она официанту. И обратилась к Фабио: – Угостите меня сигаретой?
Фабио предложил ей сигарету и поднес огонь. Она глубоко затянулась.
– Все собираюсь бросить.
Фабио тоже закурил.
– А я все собираюсь начать.
Жаклина Барт глотнула шампанского.
– Давайте покончим с этим делом.
Фабио вынул из нагрудного кармана маленький диктофон.
– Вы не возражаете, если я его включу?
– Возражаю.
Ответ застал Фабио врасплох. Вопрос был задан просто так, из вежливости.
– То есть вы не хотите записывать наш разговор на кассету?
– Я не даю вам интервью. Это личная беседа.
Фабио спрятал диктофон в карман и достал блокнот.
– И не надо стенографировать.
Фабио указал на свою голову:
– Но у меня плохо с памятью.
– Вот и потренируйте ее.
Официант принес два стакана минеральной воды и початую бутылку красного вина.
– Вы разбираетесь в вине? – спросила госпожа Барт.
– Увы, нет.
– Я тоже нет. Здесь подают местное, из Кампаньи. Я изучаю его уже три дня. Вот это и то вкуснее, – указала она на узкий пустой бокал.
– Вы знаете, чем занимался ваш муж последние несколько месяцев своей жизни?
– Мы никогда не говорили о его работе. Я ничего в этом не смыслю, а у него не хватало терпения объяснить.
– Он разрабатывал метод обнаружения прионов в продуктах питания. Прионы – это белки, вызывающие коровье бешенство и болезнь Крейцтфельдта – Якоба.
– Что такое прионы, знаю даже я.
– А знаете ли вы, что он действительно нашел такой метод и обнаружил прионы в различных сортах шоколада фирмы ЛЕМЬЕ?
Она покачала головой.
– Это следует из материалов, которые вы мне тогда доверили.
Трое музыкантов на террасе заиграли неаполитанские мелодии. Негромкая, приятная музыка не мешала беседе.
– Вы вручили мне материалы, не зная их содержания?
– Я знаю содержание материалов, которые дала вам. Должно быть, вы имеете в виду какие-то другие.
– Госпожа доктор Барт…
Она перебила его:
– Обойдемся без доктора. Это ученое звание мужа.
– Госпожа Барт, я знаю, что содержалось в этих бумагах.
– В таком случае я еще меньше понимаю, о чем мы с вами говорим.
Два официанта принесли равиоли.
Некоторое время они ели молча. Она первой прервала молчание:
– Почему бы вам просто не опубликовать ваши материалы и не оставить меня в покое?
Фабио сдался:
– Потому что у меня их больше нет. Вот так.
Она кивнула, как будто знала ответ заранее:
– Вы их потеряли?
Он пожал плечами:
– Они исчезли.
– Но вы знаете, что они у вас были?
– Да. Я написал об этом.
Один из официантов убрал тарелки.
– Чего конкретно вы хотите от меня, господин Росси?
– Существуют ли копии?
Она покачала головой.
– Хотя бы какой-то части документов?
Та же игра.
– Но материалы существовали?
– Нет. Вы что-то перепутали.
– Вы знакомы с Лукасом Егером?
На какой-то момент вопрос выбил ее из колеи.
– Кто это?
– Один журналист. Он вместе со мной работал по этому делу. – И, неожиданно для себя, по наитию, добавил: – Он приходил к вам в июне, когда я лежал в больнице. – По ее виду Фабио понял, что она не решается подтвердить или оспорить это заявление. Она ушла от ответа:
– При чем здесь он?
– Я думаю, что документы у него и вы работаете с ним.
– Вы заблуждаетесь, господин Росси.
Официанты принесли два жареных морских языка и предложили их разделать.
– Мы сами справимся, не так ли? – Жаклина Барт взглянула на Фабио. Он кивнул.
Пока они счищали с костей белое мясо, Фабио развивал свою мысль:
– Я скажу вам, что, по-моему, произошло. Вы отдали мне доказательства. Я провел расследование, перепроверил результаты и попытался предать дело гласности. Кого-то это не устроило, и я получил по черепу. При этом я практически потерял память. Когда Лукас понял, что я больше не помню об этом деле, он украл его у меня. Соблазн был велик. Для каждого журналиста такой материал – грандиозный шанс. А вас он каким-то образом вынудил работать исключительно с ним. Вот как я вижу эту историю.
– Вы видите ее в ложном свете.
– Тогда скажите мне, как ее следует видеть. – Фабио, не глядя, целыми кусками засовывал в рот рыбу.
– Это правда, господин Лукас Егер был у меня.
Фабио бросило в жар. В последнее время это случалось с ним каждый раз, когда подтверждалось очередное подозрение относительно Лукаса.
– Но он не хотел, чтобы я вступала с ним в сговор. Он хотел, чтобы я не работала с вами.
– Что в лоб, что по лбу. Ведь документы у него.
– Он сказал, что это дело доставило вам неприятности и доставит их в будущем.
Фабио покачал головой.
– Невероятно, – пробормотал он.
– Что вас так шокирует? Вы же сами сказали, что из-за этого вас чуть не убили.
– Меня шокирует, что он использует подобный предлог, чтобы получить возможность самому опубликовать этот сюжет.
Жаклина Барт перенесла скелет морского языка на тарелку для костей и принялась за нижнюю половинку рыбы.
– Почему же он до сих пор не сделал этого?
– Может быть, ему все еще чего-то не хватает.
– А вы не можете представить себе другую причину?
– Например?
Она глотнула вина, покачала головой и отставила бокал. Один из официантов, не выпускавший ее из вида, тут же ринулся к столу. Она кивнула, он изменил направление и направился к бару.
– Например, что он вообще не хочет публиковать этот материал.
– Почему не хочет? Ведь он журналист.
– Возможно, кто-то его об этом попросил.
– Его это не остановило бы.
– Но если его попросили об этом очень настойчиво?
Фабио положил вилку и нож параллельно друг другу и вытер салфеткой рот.
– Вы хотите сказать, что ему угрожали?
– Например.
Наконец-то Фабио уловил суть.
– Вы считаете, что ему дали денег, чтобы он положил это дело под сукно? – Он ухмыльнулся. Многого он ждал от Лукаса, но такого…
Он наблюдал, как официант, успевший открыть новую бутылку шампанского, снова наполняет бокал госпожи Барт.
– Вы это серьезно? Тогда вы тем более должны сотрудничать со мной.
– С чего вы взяли?
– Вы должны быть заинтересованы в том, чтобы предать это дело гласности.
Она пожала плечами.
– Тысячи, десятки тысяч людей ели отравленный прионами шоколад. Неужели вы не заинтересованы в том, чтобы привлечь виновных к ответственности?
Наконец она доела свою рыбу.
– Для тех немногих, кто, может быть, заболел, любая помощь все равно опоздала. Зачем же заставлять десятки тысяч остальных бояться за свою жизнь? Те, кто отвечают за это дело, уж позаботятся, чтобы подобное не повторилось.
Фабио покачал головой:
– Я журналист. Я не могу так думать.
– А я могу.
– Поэтому вы не хотите мне помочь?
– Нет, не поэтому.
Официант убрал тарелки.