"Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен - насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии - почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к "совместному имуществу супругов""…
Так начинается одна из самых неожиданных историй о любви в мировой литературе. О любви женщины к мужчине, брата к брату, людей к искусству. В своем последнем романе дважды лауреат Букеровской премии австралийский писатель Питер Кэри вновь удивляет мир. Впервые на русском языке.
Содержание:
ОБ АВТОРЕ 1
Пресса о романе Питера Кэри "Кража" 1
Питер Кэри - Кража - История любви 2
Благодарности 52
Примечания 52
В предпоследнем романе "Моя жизнь как фальшивка" (2003, рус. пер. 2005) австрало-американского писателя Питера Кэри искусство оживает, чтобы мстить своему творцу. Тема, скажем прямо, дьявольская, хоть и проверенная веками. Вспомним чудище Виктора Франкенштейна. Человек любит творение рук своих до самоубийственного самозабвения - до того, что не замечает той грани, за которой его человеческое естество перестает быть всего лишь биологическим организмом и превращается в чистую идею или чувство. "Не дай нам Бог сойти сума" - наверное, примерно об этом. Только для героев "Фальшивки" "посох и сума" оказываются гораздо менее предпочтительным выбором. Результат, впрочем, известен - открытый финал…
Через три года Кэри заканчивает и публикует "Кражу" - "историю любви", как сам автор лукаво обозначает жанр на титульном листе. Эту книгу, наверное, можно воспринимать как выстрел из второго ствола. Этакий дуплет по сакральному, по самому бессмысленному роду человеческой деятельности - творчеству. В "Краже", предупредим сразу, все происходит ровно наоборот. Человек… ну хорошо, пускай творец - возвращается "к себе естественному", вновь обретает почти забытую в пароксизмах творчества способность жить, страдать, любить… Забытую ли? Ибо какова биологическая подоплека того, что мы именуем "поэзией", "живописью", "музыкой"?
Питер Кэри лукаво уходит от ответа (а если вы думаете, что в этом кратком предисловии мы изложили вам суть книги, которую вы держите в руках, лучше прочтите книгу - потом и поговорим). Возможно, тема найдет свое продолжение и развитие в следующих книгах, и двумя выстрелами по человеческому искусству дело не ограничится. Тогда нас, видимо, ожидает шквальный огонь или ковровая бомбардировка.
Максим Немцов, координатор проекта
ОБ АВТОРЕ
Один из лучших англоязычных прозаиков современности Питер Кэри родился в 1943 году в австралийском городке Бахус-Марш. В 1950-х учился в престижной частной школе Джилонг. В начале 1960-х провалился на экзаменах за первый курс по естественным наукам в университете Монаш. В начале 1970-х стал одним из лучших рекламных копирайтеров Австралии. В конце 1970-х жил в куинслендской альтернативной коммуне. В конце 1980-х переехал с семьей в Нью-Йорк. В настоящее время - директор программы "творческого письма" колледжа Хантер.
Пресса о романе Питера Кэри "Кража"
Питер Кэри уверенно блистает. - Джон Апдайк
Кэри - романист, которого отличают размах и глубина… Читатель с нетерпением ждет его романов, ибо не знает, чем писатель его поразит. Известно только, что Кэри совершит это уверенно и абсолютно бесстрашно. - The Times
Без сомнения - самый выдающийся голос современной Австралии. Он обожает рисковать. - Guardian
В романе описаны уникальные формы жульничества, но декорации и интрига - лишь глазурь на эмоциональном ядре новейшего шедевра Питера Кэри. - Publishers Weekly
Проза, усыпанная драгоценностями. - Esquire
Новейшая работа Кэри - отнюдь не жульничество. - Bookmarks Magazine
Персонажи Питера Кэри всегда сомнительны и ненадежны. - AudioFile
В каждом романе Кэри создает целый новый мир и почти новый язык, настолько свежи и гипнотичны голоса его рассказчиков. Однако его знаковые мании остаются теми же - главным образом, зачарованность демонической стороной творчества, вопросы подлинности и поддельности… В "Краже" Кэри - блистательный сатирик, когда высмеивает продажность современного мира искусства, и нежный лирик, когда рассказывает, как дерзких неудачников преображает волшебная сила искусства. - Booklist
Помимо исторического, поведенческого и игрового измерений тех историй, которые рассказывает Кэри, в них эмпатически присутствует физическое измерение конфликта, которое выражается даже не словами, а паузами. Сам воздух его книг заряжен и подвержен изменениям - то он тончает до полной призрачности, то сгущается до болотной жижи, словно перед грозой. Последний роман Питера Кэри действует на всех этих уровнях, но не только… Самый мастерский трюк автора здесь - искусное вплетение страшного эмоционального наследия братьев в мысли, поведение и спазматические шутки взрослых мужчин. На поверхности проза Кэри втягивает читателя в атмосферу шутовского карнавала-нуар. Но внутри книга оказывается так же плотно набитой темами, сюжетами и деталями, как его более причудливая и амбициозная работа, "Оскар и Люсинда". Впечатляет… - New York Review of Books
Блестящий вымышленный мир… Открыть роман Кэри - это как поддаться соблазну. В его стиле нет ни мгновения сомнения, он захватывает вас силой одного лишь голоса рассказчика. Головокружительно поэтичная проза… "Кража" - освежающий поворот прочь от унылого бытописательства и реализма современной прозы. Если вы только знакомитесь с прозой Питера Кэри, "Кража" станет виртуозной инициацией, не говоря уже о том, что это великолепное первое свидание. - Pittsburgh Post-Gazette
Книги Питера Кэри невозможно не читать… Лучше всего он известен своими изумительными историческими романами, но описывая современный мир, он тоже в своей (великолепной) среде. Он - опытный рассказчик, он дьявольски наблюдателен и обладает изумительными способностями чревовещателя. - The Atlantic Monthly
Смешной и буйный новый роман Питера Кэри хлещет мир современного искусства тем же обжигающим бичом, которым Том Вулф хлестал нигилизм искусства 60-х годов. Написанная с неимоверной словесной энергией и ехидством, "Кража" - превосходная проделка, озорная любовная история и утонченнейшее издевательство над индустрией искусства, которая этого заслуживает. - The Economist
Великолепно изложено… Когда стиль проецируется героями Питера Кэри, он становится экзистенциальной дульной вспышкой выстрела, что предупреждает нас о том, что за светом и грохотом стоит сам стрелок… "Кража" - произведение искусства, в котором успешно отражаются сами условия, в коих это искусство создается. - Telegraph
Сила "Кражи" - в голосах рассказчиков, а также в упоении автора тем, что он изображает. Дважды лауреат Букеровской премии здесь совершенно определенно развлекался. - Christian Science Monitor
Одновременно - любовный роман, трагедия, комедия и жизнеописание художника. Кэри умудряется держать это призрачное равновесие. Он несомненно подкрепляет в этой книге свою репутацию самого разностороннего и виртуозного голоса постколониальной литературы… В самом сердце свершений Питера Кэри - глубина одиночества, священная, нерушимая и ненарушимая субъективность личности. - Harvard Book Review
Блистательный Питер Кэри написал еще один великолепный роман… Смешное плутовство, фонтан проделок - виртуозно… "Кража" умна, остроумна и глубока до последней своей обжигающей строки. - Baltimore Sun
Очень смешной роман с изобретательно распланированной стратегией жульничества… Такие книги может писать лишь изрядно одаренный художник, крайне серьезно относящийся к своему ремеслу. Кэри еще раз доказывает, что лучше романиста, чем он, в наши дни найти трудно. - San Jose Mercury News
Сложный, напряженный и захватывающий… Изобретательный триллер, глобальный плутовской роман… Его рассказчики Майкл и Хью - наверное, самые живые и запоминающиеся персонажи Кэри… Это смешно, это идеально звучит. - Minneapolis Star Tribune
Питер Кэри - автор блестяще изобретательный… Его гений говорит устами Хью. "Кража" - достоверная история любви двух братьев, которые друг друга терпеть не могут и жить друг без друга не могут тоже. - Seattle Times
Кэри - поразительный романист. Сюжет "Кражи" тщательно сконструирован и увлекателен, но подлинная сила этого романа - в характеристиках. - Rocky Mountain News
Истинное буйство… "Кража" блестяще выписана. Ни единый аспект мира искусства и коллекционирования и его разреженной атмосферы не избегает разящего остроумия автора… Кэри превзошел себя в этой книге. Комический шедевр. - MostlyFiction.com
Замечательно… Питер Кэри любит такие запутанные и покрытые блестками сюжеты, с их возмутительными уклонениями от правдоподобия и скоростью развития. Он - один из самых фантастических рассказчиков, пишущих на английском, однако истории его - отнюдь не фантастичны; именно поэтому читатели никак не могут понять, на кого он похож - на Диккенса, Джойса, Кафку, Фолкнера, Набокова, Гарсия Маркеса или Рушди. В его густых фантазиях сталкиваются два реализма: во-первых - его способность оживить авторским вниманием даже самых незначительных персонажей, а во-вторых - его огромный интерес к искаженной реальности живой речи. И в этой книге читатель получит знакомое удовольствие от безрассудной смеси различных регистров в наглядной языковой демократии: стиль Кэри то высок, то низок, но неизменно и интересно богат… Аккорды и риффы Питера Кэри мощны, трогательны и тонки. - London Review of Books
Если одним словом - превосходно… Кэри - мастер голоса, и все свои умения в этой последней книге он вновь применяет наилучшим из возможных образов… Перед вами не просто история - это американские горки, все персонажи книги до единого мгновенно запоминаются, но особенно "Кражу" отличает, конечно, чистая физическая мощь письма Питера Кэри. Читайте ее. Разочарованы вы не будете. - Cleveland Plain Dealer
Питер Кэри
Кража
История любви
Посвящается Бел
Королем ли мне быть - или обычной свиньей?
Флобер. Личный дневник
Йоахим родился до войны, а в те годы детям все еще приходилось заучивать наизусть тринадцать причин писать слова с заглавной буквы. К ним он добавил одну собственную: при любых обстоятельствах он будет поступать только так, как ему заблагорассудится.
Макадо Фернандес. "Один человек"
1
Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен - насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии - почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к "совместному имуществу супругов".
Выйдя блеклой весной 1980 года из тюрьмы Лонг-Бэй, я выслушал еще новость: мне велено тут же отправляться в Новый Южный Уэльс и, практически не имея собственных денег, выкроить тем не менее - сократившись в питье, как мне присоветовали, - на краски для небольших картин и на содержание Хью, моего 220-фунтового поврежденного умом братца.
Юристы, коллекционеры, дилеры - все поспешили на помощь. Какая щедрость, какое великодушие! Могли я признать, что сыт но горло заботами о Хью и не хочу уезжать из Сиднея, да и пить не брошу? Мужества сказать правду не хватило, и я отправился в уготованный мне путь. В двухстах милях к северу от Сиднея, в Тари, я заплевал кровью гостиничный унитаз. Слава богу, подумал я, теперь не придется ехать.
Но то было всего лишь воспаление легких, и я не подох.
Рьянее прочих собирал мои картины Жан-Поль Милан - он-то и разработал план, превративший меня в управляющего (без жалования) загородного дома, который он безуспешно пытался продать вот уже полтора года. Жан-Полю принадлежала сеть санаториев, с которыми пришлось вскоре разбираться Комиссии здравоохранения, однако рисовать он тоже любил, и в этом доме архитектор устроил ему студию с раздвижной стеной на обращенной к реке стороне. Естественное освещение, заботливо предупредил он меня, преподнося этот подарок, немного зеленоватое, "по вине" разросшихся на берегу старых казуарин. Я мог бы возразить, что плевать хотел на естественное освещение, но опять-таки прикусил язык. Первый вечер на воле, жалкий безалкогольный обед с Жан-Полем и его супругой, и я кивал: ага, ужасно, что мы отказались от естественного освещения, от ужина при звездах и при свечах, да-да, в этом смысле кабуки гораздо выше, и картины Мане следует вешать у запыленного окна; но черт возьми! - моим картинам суждено жить или умереть в галереях, так что без переменного тока в надежные 240 вольт работа не идет. Теперь же меня обрекли жить в "первозданном раю", и на электричество особо не полагайся.
Столь щедро предоставив в мое распоряжение свой дом, Жан-Поль тут же начал трястись, как бы я не причинил ущерб недвижимости. Может, тревога исходила от его жены, которая как-то раз (давным-давно) заметила, что я сморкаюсь в ее парадную салфетку. Так или иначе, не прошло и недели с момента нашего прибытия в Беллинген, как Жан-Поль разбудил меня, ворвавшись в дом. Крепкая встряска для нервов, но я опять же прикусил язык и сварил гостю кофе, после чего два часа таскался за ним по дому и участку, словно покорный пес, и каждую изреченную им глупость заносил в записную книжку, старый обтянутый кожей том, которым дорожу, как собственной жизнью. Здесь я отмечал каждую смесь цветов, какую пробовал с так называемого "прорыва" - выставки 1971 года. Это моя сокровищница, мой дневник, история упадка и разрушения, жизненная повесть. "Чертополох", говорил Жан-Поль, и я писал в моей славной книжице: "Чертополох". "Стричь газон" - и это внесено. Деревья, упавшие на том берегу ручья. Цепная пила "Стиль". Смазать патрубки на резаке. При виде трактора за домом он возмутился. И неровно сложенная поленница оскорбила его взор - я тут же поручил Хью выправить ее так, как угодно Жан-Полю. Наконец, мой покровитель (и я вместе с ним) добрались до студии. У входа он разулся, как мусульманин на молитве. Я последовал его примеру. Он раздвинул широченную дверь и застыл, глядя вниз, на Никогда-Никогда, рассуждая - клянусь, я это не выдумал - о "Кувшинках", блядь, Моне! Ножки у него очень хорошенькие, отметил я, белые-белые, с высоким подъемом. Ему уже миновало сорок, но пальчики оставались ровными, как у младенца.
Этот владелец двух десятков оздоровительных заведений не был склонен к ласковым прикосновениям, но в студии он решился положить ладонь на мой локоть:
- Ты будешь здесь счастлив, Мясник!
- Да.
Он оглядел вытянутое помещение с высоким потолком, пошаркал красивыми, изнеженными стопами по мягкому полу Если б не влага в глазах, его можно было бы принять за спортсмена, готовящегося к научно-фантастическому рекорду.
- Коучвуд, - произнес он. - Неплохо, а?
Деревянный пол, серый, как мокрая пемза, действительно был очень красив. Ради него пришлось истребить сколько-то и без того исчезающих джунглей, но кто я такой, отбывший срок уголовник, чтобы рассуждать об этике?
- Как я вам завидую, - продолжал Жан-Поль.
И так далее, и я вел себя смирно, как здоровенный старый Лабрадор, тихо пердящий у очага. Я мог бы выпросить у него холст, и он бы дал мне, а взамен потребовал готовую картину. Но я не собирался отдавать ему эту картину, я уже думал о ней, думал об этой картине, у меня оставалось в запасе около двенадцати ярдов хлопка, о чем он понятия не имел, на две картины, прежде чем я вынужден буду перейти на мазонит. Так что я прихлебывал из банки безалкогольное пиво - гостинец Жан-Поля.
- Вкусно ведь?
- Как настоящее.
Наконец, все инструкции выданы, все зароки стребованы. Стоя под студией, я смотрел, как его взятая напрокат машина подскакивает на решетке для скота. На той стороне он выбрался на асфальт, нырнул за бугор и исчез из вида.