Ложится мгла на старые ступени - Александр Чудаков 53 стр.


– Он печатался до 30-х годов, когда печатание прекратилось. У него есть неопубликованные работы… Он считает, что на пути от животных к очеловечиванию утерялся вожак. <…> Еще одно место у Вас есть…Там где про евреев, что Булгаков в юности их избегал. Сейчас об этом нельзя… Я когда прочел, подумал: "Ну, пропаганда "Памяти" действует, если даже самые известные и активные деятели культуры поддаются".

Л. возражала (достаточно резко), объясняла. Я тоже сказал, что нужна свобода обсуждения всех проблем.

В. В.: – Я понимаю, что может не хотеться быть в том лагере, что все. Дело Бейлиса… Но сейчас

Всегда это сейчас! А когда же можно? Л. говорила, что Иванову не понравится, а мне казалось – он шире.

15 сентября. Вчера на самолетике прилетел в Болдино на ХVII Болдинские чтения; долго брели по жидкой грязи в Дом колхозника: четыре человека в комнате, три стула, нет розетки электрической, каких-либо тумбочек при кроватях, плечиков-вешалок, мусорной корзины, воды в единственном умывальнике. Розетка – одна на этаже, для телевизора; ходим туда включать кипятильник для чая и электробритву. Купив килограмм гвоздей, набил таковых в стенных шкафах. Умывался, поливая себе из стакана, у крыльца.

8 ноября. 29-го (кажется) был у нас Эйдельман. Подарил две своих новых книжки. Поговорили о текущем моменте. Подарил ему "Биографию Чехова" – и через несколько дней по телефону:

"– Я тебя держал по научной части, а в тебе вон какие таланты открылись. Замечательно написано, какой стиль! <…>".

30 декабря. Год внешних успехов – вышло 3 книги, был в Германии и Голландии (до этого за 10 лет директор ни разу не пустил никуда), достроил дачу. Кошмарно много времени ушло на общественную борьбу <…>.

Работал мало весь год. <…>

1988

2 февраля. 02 часа ночи. С Л. и Женей Тоддесом распили бутылку грузинского вина за мое 50-летие. Почему-то вспомнилось

2 февр. 1947 г. – календарь, дед. 40 лет тому.

3 февраля. Вчера на юбилей пришли старые друзья: Вят с Тамарой и Таней, Юрка Лейко, А. Крючков, Г. Жинов со Светланой; Наташка с Юрой, Инна, Маня с Янисом. С Генкой Жиновым знакомы – страшно сказать! – с 1947 года! Но все еще живы, здоровы…

12 апреля. Закончил воспоминания "Спрашиваю Шкловского". Сначала было очень тяжело – чуть не плакал. Потом ничего.

16 ноября. Вчера были с Л. в изд. "Книга". Т. Громова просит пролонгацию на мою книгу о Чехове. Когда мне ее писать?.. А написать все же надо.

26 декабря. Такая круговерть, что и записать некогда. <…> Набегают и новые доделки – ненужные – по уже сданным работам. Дима Урнов берет мой мемуар о Шкловском, но хочет, чтобы я изменил начало – что-то переставил сюда из конца! Лакшин хочет, чтоб я переделывал свою публикацию о пародиях Чехова; статья ему нравится, но сами пародии публиковать не хочет, они, де, порочат Чехова! Идиотизм не кончается.

1989

3 января. Вчера на дне рождения у Л. были: Саша Осповат, Л. Гудков и Б. Дубин, Е. Тоддес, Ю. А. Молок, Ю. Карабчиевский, который много рассказывал о геноциде армян в Сумгаите. <…> Говорили о Гайдаре и все сошлись на том, что "Судьба барабанщика" передает атмосферу 1937 года и вообще талантливая вещь. Потом – о Мемориале и все вокруг.

19 января. И опять Виноградов! Не отпускает покойник. Виктор Владимыч, я потратил на Вас столько лет жизни, а сейчас я хочу заниматься своей наукой, не Вашей! Или Вы считаете, что я еще не отплатил своему учителю?

Дописываю предисловие к 1-й книге VI тома, которого большую часть написал в Малеевке, еще 5 лет назад. Одновременно думаю над заявкой по поводу 2-й книги этого тома, которую тоже буду делать я – больше некому! – и скоро: уже в следующем году, Боже мой! <…>

А что делать с книгой о ВВ? Опять же – если не я, то кто ее напишет? Так – никто, разве что позже, иные поколения, но это уже будет другая книга, они не напишут о том, что надо написать в связи с ВВ и его феноменом как великого ученого в тоталитарном государстве.

6 апреля. Говорил по телефону с Юркой Лейко – делал ему втык. Хотя что волноваться после разговора с другом детства, тем более что он со всем согласился и все признал, – но вот поди ж ты. Неловкое чувство, что на кого-то надавил – не покидает. И победа его не уничтожает, а скорее наоборот. И так всегда, буквально так: "мне неудобно, неприятно, муторно, что я заставил вас подчиниться своей воле. Так лучше, так нужно, я прав, я и сейчас не отказываюсь от своих действий, но мне все равно тяжело". Что же делать, что делать?..

7 апреля. Да, в обществе жить с таким настроем невозможно <…>.

Вечер. А вот и Толстой подоспел на эту тему: "Вечная травля, труд, борьба, лишения – это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек… Мне смешно вспомнить, как я думывал /…/, что можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаяния, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно, все только хорошее. Смешно! Нельзя… Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться… бороться… Дурная сторона нашей души и желает спокойствия" (письмо к А. А. Толстой 17–21 окт. 1857 г.).

Но только при этом спокойствии у меня получается что-то путное, а в суете и борьбе – поверхностное и среднее.

8 апреля. <…> Из письма служащего ж/д станции Астапово П. Алексеева – когда Лев Толстой проходил через зал ожидания, "все как-то сразу встали… а в проходе все бывшие там обнажили головы… Принесли его небольшой багаж. Многие прикасались руками к вещам этого человека". Как понятно! Как понятно!

15 апреля. Завтра лечу в Зап. Берлин – читать лекции <…>. Никуда не хочу лететь, хочу заниматься Толстым (предисловие к книге А. Л. Толстой закончил и последние дни так хорошо работал!) и вообще сидеть в Беляево. И в Америку не хочу в мае.

29 ноября. <Известие о смерти Натана Эйдельмана>. Узнали часов в 12, сейчас 2, до этого не мог взять перо – руки дрожали, Л. давала лекарства. Что-то много смертей. Но ни от одной – кроме Шкловского – не было так тяжело.

31 декабря. <…> Какой был год плохой. Умерли Каверин, Храбровицкий, Роскина, Натан (Твердохлебов, Гуральник, Над. Онуфриевна, Полина Овчарова). Сахаров.

1990

Из записных книжек

16.8.90.

Босоногое детство. Главное – именно в этой босоногости в прямом смысле. Путь домой, когда не торопишься (когда из дому – на озера, играть в футбол – бежишь) – целая гамма приятнейших острейших ощущений: после каменистой или жест ко-кочковатой дороги – вдруг – ближе к обочине – удлиненный островок черной горячей пыли. Сойдешь с дороги – мягкая короткая прохладная травка. Дома – тоже прохладные, но по-другому – свежевымытые и выскобленные ножом желтые деревянные полы с теплыми – снова – оконцами на них от солнечных лучей.

* * *

16.9.90

Зачем я делаю эти записи? Вот и другие делают – "Мгновенья", "Затеси", "Камешки на ладони", а потом вся страна смеется над этими мгновеньями.

* * *

Когда-нибудь все поймут, что надо оставить всё и спасать главное: воздух, воду, землю. Но будет или уже поздно, или сопряжено с таким напряжением для нынешней цивилизации, которого она не вынесет.

* * *

Размеры преступления советской власти перед филологией как-то забываются, но всякий раз поражают в каждом конкретном случае. Некрасоведение уныло и бледно, и едва ли не лучшая статья после Эйхенбаума и Тынянова – Шимкевича 1929 г. – их ученика, тоже формалиста. А, видимо, был рядовой ученик. Но сколько поставил чисто литературных проблем. И сколько бы было этого, если б не прикрыли издания вроде "Поэтики". Все наше л/ведение (история литературы) было бы иным.

Из дневника

31 декабря. Впечатление исчерпанности; закончился какой-то период нашей истории. Демократия, как можно было предполагать, но не хотелось верить, оказалась слаба, гребем все правее и правее; уж не сам ли Горбачев во главе этого поправения?..

Мой год прошел в разъездах – 5 месяцев только в Америке! В 91-м не поеду никуда, хоть и зовут.

Хотя и сдал свою книгу, год был средней плодотворности.

1991

12 апреля. С помпой празднуют день космонавтики – 30 лет полета Гагарина – Терешкова и другие выступают с ностальгическими речами о 60-х годах.

Все время думаю о своей прозе. Колебания: рассказы – роман? Видимо, все же роман: не хватит сил на рассказы, самую трудную форму в литературе – на композиционную завершенность этой формы. Роман – гораздо более простой жанр. Романов много, "Дама с собачкой" одна.

1992

4 октября. Современные российские интеллигенты успокаивают друг друга:

– Все писали что-то лицемеря, поддакивая власти, то, что сейчас не хотели бы перепечатать.

Не все! Я могу перепечатать сейчас – и когда угодно потом – каждую свою строку, и мне не стыдно ни за одну!

3 ноября. Пришла сверка моей многострадальной книги "Слово – вещь – мир". Л. завтра отбывает в Лозанну, <…> много обговаривали ее доклад о фантастике.

1993

4 января. <…> 31-го были с Л. у мамы с Наташкой. <…> 2-го на дне рождения у Л. были: Алеша Берелович, Лазик Флейшман, Марк Харитонов, Костя Поливанов, Женя Тоддес, Юра Манн. <…> Марк поднял тост "за культурную ячейку – дом Саши и Мариэтты, которая все годы…" и проч. Было удивительно мило, хотя несколько тихо.

1994

13 августа, Истра. С 18 июля – ни дня умственных занятий, тяжелые дачные работы, одиночество, спокойствие. <…> На даче проделал такое количество работ, что, глядя теперь, удивляюсь: это я? один?

28 сентября. Вчера слушал речь Ельцина в ООН. Есть пара фраз из текста Л. Она: "Если осталась пара фраз – уже много!"

21 октября. Вчера приехал в Badenweiler на II международный чеховский конгресс. <…>

…Забытое ощущенье ухоженного немецкого городка!..

* * *

Со своего балкона в отеле "Sommer" Чехов видел термы в ложно-римском стиле.

<…> Сначала ходил к пруду с лебедями, потом мог только смотреть – кусочек пруда был виден с его балкона. Теперь все заросло, и пруда уже не видно, как не видно моря в Ялте, на которое смотрел с балкона Чехов.

В курпарке было то, что он любил: прекрасная природа, но облагороженная двухвековыми стараниями человека.

3 ноября, Истра. Утром пилил с ребятами березу, свалили на провод, оборвали, сижу при керосиновой лампе.

Похоронили Асю Берзер. В крематории Донского монастыря были Люша Чуковская, А. Вознесенский, Клара Домбровская (встретили ее, когда подходили с Л. к воротам), Н. Солженицына и др. (всего человек 40). Говорили Рыбаков, Войнович, Л., еще кто-то). <…>

1995

17 января. Звонил Вят: умерла Клава Свешникова, моя первая любовь (7 января).

19 января. Клава, которую я помню 13-летней девочкой, кому я писал первые записки, кого первую поцеловал, самая жизнерадостная, самая здоровая из нас всех, – умерла! – представить это невозможно.

13 февраля. <…> 3-го на Истре – мой день рожденья. Были: Осповат, Вероника Долина с мужем, Гаев, Оля Майорова. <…> Осповат в тосте сказал:

– В начале 70-х гг., когда я размышлял над проблемой: если выпил с утра, пить ли еще и в обед, мне попалась "Поэтика Чехова", и я увидел, что бывает другое литературоведение, можно писать вот так! И я пошел в науку.

30 марта. <…> Сегодня был у Светы, дочери бедной покойной Клавы. Жаловалась на одиночество – сидит с двумя детьми, хотела поближе познакомиться именно со мною.

– Вы были ближе всех к маме, она про Вас много говорила, и тетя Маша (сестра Клавы) тоже советовала с Вами познакомиться.

8 декабря, Истра. Фильм о Вавилове. Как мы по крохам лет 20 назад добывали информацию о нем, впитывали и сострадали великому ученому. Теперь – пожалуйста, всё о нем, и уже играет мерзавца Лысенко как мерзавца хороший актер. Но впитывает ли кто из нынешних 35-летних это так, как мы тогда?.. Знание без труда и знание, добытое буквально кровью и потом?..

Кадры голода на Украине – собирают и воруют колоски, ребенок ест червяка… Что бы мы тогда отдали за такие кадры на всесоюзном экране?..

10 декабря, Истра. Вывели 10 венцов бани, к следующему моему приезду обещались довести до верха и положить лаги – из пятидесятки (коей 1,5 куба), а не бруса – так договорились.

Во сне: приснились стихи

Вы пойдете, вы пойдете
К Леониду Ильичу,
Вы найдете, вы найдете
То, что я найти хочу.

И под утро:

А дома ждет тебя
Негр в автобусе.

Кому прочесть – не поверят.

15 декабря. Истра, куда вчера приехали с Янисом, по дороге купив рубероид, утеплитель, фанеру. Сегодня начинают ставить стропила – "выше стропила, плотники!" <…>

18 декабря. Первая неожиданность выборов: ЛДПР набрала еще больше голосов, чем в первый раз! Значит столько дураков в стране.

Л. дала прочитать очень хорошую статью Стреляного в "Русской мысли", где он задолго до выборов предсказал этот феномен, объясняя его подсознательно-патриархальным чувством русского народа. В связи с этой статьей Л. мне:

– Ты бы мог писать статьи не хуже этой. Литературный талант, стиль у тебя не меньше, чем у Стреляного, да и знание русского мужика не хуже. Вон как ты рассказываешь о своих беседах со строителями и мужиками из Алехнова.

24 декабря, Истра. Как забываются полезные патриархальные привычки: все утро топил печь, но забыл поставить на нее чайник, который пришлось кипятить потом особо. Забыл также, что надо сделать завалинку из снега, – немудрено, что от пола веяло холодом!

Мело, мело по всей земле во все пределы… Тишина, одиночество, покой.

<…> …Снег шел до вечера; разгребал; надо бы подшить валенки – займусь в следующий раз.

Вычитываю свою статью о Виноградове "Арест, тюрьма, ссылка, наука". Печально. В каких условиях работали люди. А мы все жалуемся.

1996

Первая половина года прошла в разъездах – США, Ялта, Пушкинские горы, Петербург. Летом А. П. обосновался на даче. Было решено принять приглашение преподавать с осени два-три семестра в Южной Корее. Отсутствие хороших библиотек и сравнительно небольшие деньги надеялись компенсировать тем, что именно там, вдали от столичного обилия дел и обязанностей, он напишет наконец роман…

2 июля, Истра. Приехав, парился впервые в собственной бане. Ух!

4 июля. <…> Сегодня – радио – перевес у Ельцина 13 %. Хоть и надеялись, но все же были волненья. <…> Л. вернулась из Горно-Алтайска.

6 июля. Сегодня приехал на рафике на дачу – завез пушкинистику, чеховскую энциклопедию и проч. – удастся ли поработать?.. <…>

11 июля. Как обычно, на даче – только физический труд. Соорудил стену из гигантских валунов. Сделал аллею. Правда, два раза был на водохранилище. Уже три дня жара 30–35°С. С мамой разговариваем о прошлом – рассказывала о своем деде, моем прадеде Длусском-Склодовском, который проиграл имение, отчего прабабка вынуждена была давать семейные обеды, где и познакомились мои дед и баба.

Читаю дневники Троцкого. Не отпускает от себя история этой злодейской партии – интерес к ней во мне все еще не угас, – странно.

22 июля. Все лето – дача. <…> Работал целыми днями от зари до зари. Пока еще могу.

6 ноября 1996 г. Вчера приехал в СПб. <…>

8 ноября, СПб, г-ца "Москва". Был у Д. С. Лихачева в Комарово <…>.

9 ноября. Вчера приехал из СПб. <…>

10 ноября. После написания за 10 дней мемуара о ВВ в 2,5 а. л. (правда, были заготовки), когда работал как раньше – по 10–12 часов в сутки (могу еще, оказалось) принимаю решение: с ноября (с Кореи) начинаю серию КНИГ – и только книг, не статей! – и к 2004 г. напишу их:

1) роман (в Корее; ну, это как пойдет); 2) Лекции о Пушкине (или ЕО – курс для печати); <…> 9) Книгу о ВВ.

15 ноября, Сеул. <…> Квартиру дали из двух комнат с огромным холлом. Сегодня у меня первая лекция. <…>

21 ноября. Читаю лекции, водят к высоким университетским чинам <…>

Начал писать роман – непривычное занятие.

24 ноября. Вчера читал корейцам о многосубъектности слова в "Евгении Онегине", стилистической реформе Пушкина и проч. – крайне трудно изложить это не знающим русский язык.

Роман движется плохо – куски сами по себе как будто ничего, но композиция их!..

30 ноября. <…> Вчера была моя вторая лекция по медленному чтению "Евгения Онегина" – мечта с самого начала моего преподаванья. За две лекции дал толкование примерно /3 строф. Корейцы клянутся, что понимают. Надо такой же курс по "Онегину" читать своим, в Москве.

Пишу прозу.

Назад Дальше