Хэтти и Перл были в Слипиер-хаусе. Счастливые, как две мышки в кукольном домике. Раньше у них никогда не было своего дома.
Они ожидали вселения в новое жилище с нарастающим нетерпением, но, вселившись, удивительно, совершенно непредсказуемо изменились. Они смеялись и бегали по дому как сумасшедшие. Они опьянели от счастья, хоть и не могли бы связно объяснить, что их так развеселило и обрадовало.
Может быть, бедный, заброшенный, непонятый Слиппер-хаус сохранил запас неясного, милого, невинного, бесхозного счастья из давних времен: из прошлого, когда Алекс и ее брат Десмонд были юны, когда Джеффри и Розмари Стиллоуэны придумывали игры и забавы для десятков прекрасных молодых людей, квакеров и методистов. Для этих юношей и девушек секс был загадкой будущего и романтикой настоящего, их жизни еще не были омрачены тенью, и мир, в котором они жили, еще верил, что войны больше никогда не будет.
Может, и так. Но кроме этого, конечно, обе девушки словно получили отсрочку приговора. Только что они с молчаливым беспокойством ощущали разворот холодной спирали времени, входящего в новую фазу. И вдруг все дела превратились в забаву, все кругом расцвело юношеским бездумным весельем, разделенным на двоих, какого девушки никогда не испытывали. Хэтти вдруг повзрослела, а Перл внезапно стала моложе. Строгое, старомодное воспитание, полученное Хэтти по велению Джона Роберта, совсем не подготовило ее к этой встряске, к ликующей радости. Они с Перл были "два юных, жизнерадостных существа", может быть - заключенные, может быть - обреченные (иногда им и такое казалось, словно они видели это вскользь), но сейчас они не могли жить нигде, кроме как в настоящем, и продолжали предаваться в этом удивительно ненастоящем домике тому, что ощущалось ими как участие в восхитительном спектакле.
Сперва приехала Перл с вещами. Такси выгрузило ее в вечерних сумерках у задней калитки, где уже ждала Руби. До этого взад-вперед летали письма, больше напоминающие распоряжения полководца, чем произведения эпистолярного жанра. Джон Роберт написал Перл, что согласно его желанию они с Хэтти будут "обитать" (за исключением слова "обитать", стиль письма был непримечателен) во флигеле ("Слиппер-хаус", конечно, же было неофициальное прозвище) по адресу: Белмонт, Таскер-роуд, Эннистон, благодаря любезности миссис Маккефри, которую они должны были не беспокоить, но ходить через заднюю калитку, выходящую на проезд Форума. Хэтти Розанов написал примерно то же самое. Его письмо к Перл начиналось "Дорогая Перл!" и заканчивалось "Искренне ваш, Дж. Р. Розанов". Письмо к Хэтти начиналось "Дорогая моя Хэтти" и заканчивалось неразборчивым "Твой Дж. Р. Р." Он никогда не называл себя "дедом", "дедушкой" или как-либо еще в том же роде. У Хэтти не было для него имени, и она его никак не называла. Алекс намеренно холодно написала Джону Роберту, что "приняла к сведению его решение". Он не ответил. Перл написала Руби, сообщив ей дату своего приезда. (Руби не показала письмо Алекс, но отнесла его к цыганам, чтобы они ей прочитали.) Ни Перл, ни Хэтти ничего не написали Алекс, поскольку Перл чувствовала, что это неуместно. Алекс не написала Хэтти, поскольку не знала ее адреса и чувствовала себя обиженной. Руби между делом сообщила хозяйке, когда приезжает Перл.
Руби, крепкая, как лошадь, помогла Перл отнести в дом многочисленные чемоданы. В чемоданах были вещи Перл и летние английские вещи Хэтти, которые хранились в квартире у Перл. Школьный сундук Хэтти и ее коробка с книгами должны были приехать по железной дороге. Перл и Руби втащили чемоданы в дом и закрыли дверь. Вошли в гостиную, включили свет и сели.
- Ох! - сказала Перл и закрыла глаза.
Ее, словно внезапная судорога, стиснуло необыкновенное, болезненное волнение, смешанное с глубоко спрятанным страхом. Ей хотелось, чтобы Руби ушла. Перл хотела сама обследовать дом.
- Здесь неплохо, мы все убрали, - сказала Руби, которая сидела, широко расставив ноги и уставившись на Перл задумчивым хищным взглядом.
- Мы?..
- С ней.
- Хорошо… спасибо…
- Я буду у вас убираться.
- Нет… не надо… я сама могу.
- Ты не хочешь, чтобы я тут была?
- Да нет, дело не в этом.
- Не хочешь. Ты пойдешь в дом, с ней повидаться?
- По-моему, это лишнее. Думаешь, нужно?
- Как хочешь. Ну вот. Когда твоя приезжает?
- Завтра.
- Здесь все хотят ее видеть, просто с ума посходили.
- Откуда они знают?
- Знают. Они с ума сходят, хотят видеть его внучку. Посмеяться хорошенько.
- Почему посмеяться?
- Люди всегда смеются. Что вы тут будете делать?
- Не знаю, - ответила Перл, - Наслаждаться жизнью, наверное.
- Кому хорошо, - сказала Руби, - А моя недовольна.
- Миссис Маккефри?
- Лучше пойди завтра с ней повидайся да сделай реверанс.
- Ну ладно. Только без реверансов. Ты шутишь.
- Как хочешь.
- Руби, милая, не сердись.
- Я не сержусь.
- Что это за звуки?
- Да та мерзкая тварь, лиса. Тут живет, в саду.
Ночью, поднимаясь в одиночестве в спальню на второй этаж, Перл опять услышала тот же странный звук. На следующее утро она пошла в Белмонт и предстала перед миссис Маккефри, которая была холодна, вежлива и неконкретна. Вечером приехала Хэтти.
- Как весело.
- Только это ненадолго.
- Перл, милая, не говори так. Разве ты не счастлива?
- Счастлива. Это мне не мешает быть счастливой.
- Я - счастлива.
- Я раньше никогда не слышала, чтобы ты это говорила.
- Не надо так грустно, ты же не виновата.
- Я знаю.
- Наша жизнь ужасно странная.
- Да. Как ты повзрослела.
- Потому что я сказала, что жизнь странная?
- Она и вправду странная. Но год назад ты бы не сказала ничего подобного.
- Люди много всякого говорят, чего год назад не сказали бы.
- Денвер кажется ужасно далеким.
- Как сон.
- А это кажется наяву?
- Нет, но здесь все очень реальное. В Денвере мы всегда глядели наверх.
- Ты имеешь в виду - на снежные вершины?
- Да, и вроде бы вдаль.
- Может быть, в будущее.
- О, будущее! Тут все гораздо здешнее и сейчаснее.
- Это ты и называешь счастьем.
- Снег был как море и все-таки не похож на море. Если б мы жили у моря! Если б этот дом мог взлететь - и приземлиться у моря. Я могу себе представить, как он летает. Я уверена, что он летающий.
- Хорошо бы он улетел отсюда прочь, куда-нибудь в другое место.
- Прочь отсюда? От чего?
Перл замолчала. Было десять часов вечера, а они беседовали с самого ужина-пикника. С момента прибытия Хэтти, уже два дня, был один сплошной пикник. Непрестанно шел дождь, и под этим предлогом они сидели дома. Они выходили за покупками, и еще Перл сводила Хэтти на прогулку под дождем по центру Эннистона. Хэтти, конечно же, ни разу не была в Эннистоне, поскольку на ее недолгой памяти Джон Роберт тут ни разу не жил - более того, она и название-то города услышала впервые совсем недавно. Джон Роберт никогда не говорил о прошлом, а в биографии Перл этот, теперь такой судьбоносный, город не оставил следа. Кроме того, до сих пор они, конечно, часто обсуждали дедушку Хэтти, но избегали углубляться в подробности или задаваться слишком смелыми вопросами. Тайна Джона Роберта оставалась неизмеренной и даже неназываемой. Когда Хэтти была моложе, Перл думала, что неправильно будет обсуждать этого великого человека в духе, граничащем с неуважением. Кроме того, у Перл было собственное мнение насчет Джона Роберта, которое она не рисковала высказывать. Хэтти удивительным образом, как это умеют дети (что было странно в ее ситуации), просто не думала о дедушке. Когда она была поменьше, он олицетворял собой довольно обременительный долг. Чаепития с ответами на его дежурные вопросы были тяжкой повинностью, которую следовало исполнять без ошибок. Атмосфера этих встреч сохранилась в памяти Хэтти - тяжкая, сырая, душная, бесконечно гнетущая и просто угрожающая. Хэтти всегда боялась Джона Роберта, хоть и не сильно. Перл тоже его боялась, причем больше. А теперь, впервые в жизни, девушки поселились в городе, где жил и он - по крайней мере, сейчас. Это следовало из обратного адреса на его письмах: Заячий переулок, д. 16, Эннистон. Без сомнения, Джон Роберт заявит о своем присутствии. Девушки старались об этом не думать.
Дивная игрушка - дом - отвлекала их от беспокойства. Хэтти мельком осмотрела город, а потом девушки занялись расстановкой и обустройством. Прибыл сундук и книги Хэтти. Девушки расставили книги и развесили одежду. Еще они передвинули мебель. Хэтти поставила на комод чешущего ухо бурого кролика, эскимосского тюленя, гладкого, как слизень, и бело-розовую японскую вазочку с примулами, недрогнувшей рукой сорванными в том конце сада, что ближе к проезду Форума. Девушки обегали весь дом, открыли все ящики и дверцы шкафов, распахнули все расписные ставни. В одной из комнат первого этажа они слегка испугались, когда, открыв шкаф, наткнулись на недвижные взоры грубо раскрашенных божков из глины и папье-маше. То были старые идолы Алекс, которых она собиралась убрать, но забыла, прощаясь со Слиппер-хаусом после известия, что Джон Роберт тут жить не будет. Она убрала кисти и краски, печальные живописные напоминания о ее прежней жизни неудавшейся художницы, но божков оставила. Хэтти отнесла одного - рыжего, с песьей головой и застывшим взглядом - наверх, к себе в комнату, в компанию к кролику, тюленю и японской вазе, но вскоре, движимая суеверным чувством, вернула обратно в шкаф. Перл, когда первый раз ночевала в доме, еще будучи одна, выбрала маленькую спальню окнами на Белмонт (которую Алекс предназначала для Джона Роберта), а не большую (с собакой и дирижаблем, окнами на сад и заднюю калитку). Но Хэтти, когда приехала, предпочла вид на Белмонт, потому что там были береза, медный бук и гинкго.
- Наверно, мне надо завтра пойти повидать миссис Маккефри.
- Профессор не велел ее беспокоить. Я ей сказала, что мы приедем. Мы с ней столкнемся в саду.
- Надо полагать, в сад нам можно.
- Он ничего не сказал про сад.
- Как близко кажется шум поезда ночью. Ты заперла дверь?
- Да.
Они сидели в спальне Хэтти. Хэтти - в бело-фиолетовой школьной ночной рубашке с длинными рукавами, Перл в темно-синей нижней юбке и темно-синих чулках. Хэтти сидела на кровати, Перл - в одном из восточных бамбуковых кресел. Они сидели прямо, сосредоточенно, настороженно, будто на совещании. Волосы Хэтти, почти серебряные, длинной тяжелой косой спадали по спине; они выглядели странно, гладко, словно растение, проросшее на тропическом дереве. Мраморно-бледные глаза беспокойно озирались, опасаясь узреть в окружающем нежданный дефект или упущение. Одна ладонь была прижата к губам, а другая касалась лба, словно надевая или поправляя невидимую ауру, тюрбаном окутавшую голову. Детское личико было гладким и прозрачным, без единой морщинки. Перл сегодня не выглядела строгой и старшей. Она только что вымыла голову, и в темно-каштановых волосах, ненадолго окруживших лицо пружинистым ореолом, заиграли рыжеватые отблески. Уже на следующий день волосы снова потемнеют, станут прямее и жестче. Желтоватый лоб Перл и тонкий нос, отходивший от него столь неумолимой прямой линией, словно кто-то нарисовал вертикаль, указующую на тонкий прямой рот, иногда темнели, чуть морщинились, обветренные. Сегодня смуглая кожа Перл была восковой, красивой, чуть полированной, словно тронутой южным солнцем, зелено-карие глаза - не яростными, а задумчивыми.
- Мне надо будет зашить эту ночнушку. Смотри, на плече Дырка.
- Я зашью, - ответила Перл, - оставь ее завтра где-нибудь на виду.
- Нет, с какой стати ты будешь зашивать мои вещи?
Перл не ответила. Слишком пугающий фон для таких вопросов складывался вокруг в последнее время. Вместо этого она сказала:
- Тебе надо купить вещей. Странная ты, обычно девчонки только и думают, что о тряпках.
- Нет, не странная, - ответила Хэтти. И добавила: - Нам надо экономить.
Открылась еще одна пугающая перспектива.
- Нам?
На самом деле Перл откладывала деньги, значительную часть собственного жалованья, и деньги Хэтти тоже накапливались, поскольку она была удивительно равнодушна к одежде и вообще к радостям жизни и до сих пор трудно бывало уговорить ее что-нибудь потратить. Профессор (как Перл его называла) не задавал вопросов, а Перл не считала своим долгом сообщать ему, что средства, выделяемые им на содержание Хэтти, копятся на счету в банке. Когда-нибудь Хэтти пригодятся эти деньги. Перл, с ее тонким прямым носом и узким прямым ртом, была очень рассудительна, в том числе - умела не слишком задумываться о головокружительной открытости будущего. Перл была рада, что у них есть деньги, у нее и у Хэтти; и все это, вместе взятое, - ее облегчение и сказанное Хэтти "мы", в сложившихся обстоятельствах звучащее странно и вызывающее вопросы, - чем-то расстроило обоих. Они не говорили об этом вслух, но обе не полностью доверяли Розанову - он был слишком всемогущ, непредсказуем, невероятно странен.
- Хочешь поехать в Лондон за покупками? Мы можем продумать список. Тебе многое нужно.
- Нет, не надо. Я хочу остаться здесь.
- Тогда можно пойти в Боукок, это большой магазин, в Эннистоне.
- Нет. Здесь - я хочу сказать, здесь. Я хочу остаться в этом доме, спрятаться. Я тут так счастлива, с тобой. Давай ни с кем больше не будем связываться, не будем никуда ходить.
- Хэтти, миленькая, тебе не надо прятаться, это нехорошо. Ты уже школу кончила.
- О, я знаю, знаю…
Глаза Хэтти вдруг налились слезами. Перл это не смутило.
- Ты должна выходить в город, плавать, ты же обожаешь плавать.
Хэтти слыхала про Купальни. Горячие источники ее манили.
- Но меня увидят. Ну, наверно, это все равно, потому что меня никто не знает, а если бы и знали, что во мне интересного? Но я не хочу, чтобы на меня смотрели. И я же не могу пойти в бикини.
- Почему? Здесь носят бикини!
- Я куплю нормальный купальный костюм. Не хочу больше носить бикини.
- Значит, нам все равно нужно по магазинам!
- Наверно, я не пойду в Купальни, там так много народу. Перл вспомнила слова Руби о том, что люди будут смеяться.
Конечно, весть о розановской внучке уже облетела Эннистон. Любопытство будет жгучим и далеко не всегда доброжелательным. Опасение Хэтти, что на нее будут смотреть, было пророческим.
- Не говори глупостей, - сказала Перл.
- Перл.
- Да, милая.
- Насчет секса.
- О!
- Я знаю, мы об этом уже говорили, и я не хотела тебя спрашивать о том, о чем ты не хочешь говорить.
Перл не стала помогать Хэтти с трудным вопросом.
- Перл, на что это похоже?
Перл рассмеялась.
- Ты имеешь в виду…
- Ой, ну ты же знаешь, что я все знаю, но… только не смейся… я знаю… и я читала… но на что это по правде похоже?
- Ты имеешь в виду - приятно ли это?
- Да, я просто не могу понять, как это может быть приятно. Я очень странная? По-моему, сама идея совершенно омерзительна.
Перл не поддалась внезапному искушению и не сказала, что по ее опыту секс именно что омерзителен. Она ответила:
- Ты не странная, просто наивная, как будто из прошлого века. Большинство девушек твоего возраста… Хэтти, не беспокойся. Все зависит от людей. Если мужчина приятный - то и секс с ним приятный, надо полагать.
- Так значит, тебе не понравилось! Прости, ты уже говорила, что не хочешь это обсуждать…
- Мне не нравились мужчины, именно те, с которыми я… Просто я была дурой.
- Я думаю, мне никогда никакие мужчины не понравятся, - сказала Хэтти.
Она принялась медленно расплетать косу. Перл встала, чтобы помочь.
- Перл, милая…
- Да?
- Насчет моего дедушки.
- Да.
- Он тебе нравится?
- Да, конечно. - Ловкие пальцы Перл расплетали толстый холодный палевый канат волос у теплой шеи.
- Думаешь, он много о нас думает?
- Не много. Но достаточно.
- Перл… мне бы так хотелось… не важно… я думала про своего папу.
- Да?
- Он был такой милый, хороший, такой тихий и вроде как… потерянный…
- Да.
- Перл, ты меня никогда не бросишь, правда? Я теперь не смогу с тобой расстаться, мы выросли вместе, как… нет, не совсем как сестры, просто как мы. Ты мой единственный человек, мне больше никто не нужен. У меня все в порядке, так хорошо, когда я с тобой.
- Я никуда не денусь, - ответила Перл.
Этот разговор был ей невыносим - он точным и уверенным движением всколыхнул ее собственный страх, словно кто-то прицельно ткнул пальцем, чтобы разбередить рану.
- Я, наверное, никогда не вырасту. Заползу в какую-нибудь трещинку и усну навсегда.
- Хэтти, перестань, что ты как беспомощная, подумай, как тебе везет, ты пойдешь в университет…
- В университет?
- И познакомишься там с кучей хороших молодых людей, джентльменов, не таких, каких я знала.
- Джентльменов!
Хэтти рассмеялась каким-то диким стонущим смехом, завесив лицо шелковистыми волосами.
Вдруг на первом этаже что-то завизжало, потом еще раз. Телефон. Девушки переглянулись с изумлением и испугом.
- Кто это, так поздно? Перлочка, подойди ты.
Перл, обутая в шлепанцы, помчалась вниз по лестнице. Хэтти последовала за ней босиком, оставляя теплыми ступнями липкие следы на сверкающих половицах, которые так тщательно натирала Руби.
Перл, стоя в прихожей, говорила:
- Да. Да…
Потом:
- Хэтти, это тебя!
- Кто?..
- Не знаю, мужчина.
Хэтти взяла трубку.
- Алло?
- Мисс Мейнелл? Это отец Бернард Джекоби.
- Да?
- Я… Ваш дедушка вас не предупредил?
- Нет.
- Я… я священник, и ваш дедушка меня просил… попросил…
- Да?