Я еще не упомянул о том, чем больше всего известен Эннистон. Эннистон - водный курорт. (В девятнадцатом веке городок именовался Эннистонские Воды, но это название больше не в ходу.) У нас есть обильно текущий горячий источник, предположительно обладающий целебными свойствами, которые, конечно, привлекали сюда римлян и их предшественников. Существуют неясные исторические свидетельства о том, что с источником был связан культ дороманской богини (возможно, Фрейи); в городском музее стоит грубый каменный идол, предположительно изображение богини. Прекрасная римская плита с надписью, тоже хранящаяся в музее, дает большие основания предполагать культ Венеры. Римляне почтили источник, построив вокруг него красивые бани, от которых, к несчастью, остался лишь фундамент и кусок стены. Периодически обретает популярность идея, что эти воды разжигают любовный пыл. Говорят, что в 153-м сонете Шекспира речь идет об Эннистоне; живое воображение Барда рисует происхождение ручья от проказ нимфы из свиты Дианы: нимфа охладила пылающий член спящего Купидона в прохладном ручье, воды которого стали горячими и приобрели, по слухам, способность исцелять "меланхолические расстройства" и "странные хвори", сопутствующие неразумной любви. Врачебный трактат семнадцатого века двусмысленно намекает на эннистонские воды (см. "Венерические заболевания" в алфавитном указателе книги Боукока). Наши предки в своем безумии снесли большую часть прекрасных зданий восемнадцатого века, окружавших источник (и известных нам по гравюрам), в том числе Купальню - строение дивной красоты. Гидеон Парк, малоизвестный поэт восемнадцатого века, написал пьесу "Торжество Афродиты", которая должна была ставиться в Купальне и содержала сцену выхода богини непосредственно из горячего источника. Пьеса сохранилась и была поставлена в тридцатых годах двадцатого века; а музыку к постановке написал настоятель церкви Святого Олафа. (По тем временам это вызвало довольно неприятные трения.) Из зданий восемнадцатого века сохранилась только насосная - ныне она больше не соединяется с водой, а служит для собраний и концертов и именуется Эннистон-Холл. Источник несколько раз становился жертвой периодических приступов пуританства, и эннистонцы питали (и до сих пор в какой-то степени питают) смешанные чувства к основной причине славы родного города. Перед Первой мировой войной методистский священник даже добился закрытия водолечебницы - ненадолго - по обвинению, так и не доказанному, что она служит тайным прибежищем языческого культа. До сих пор подозревают, что источник каким-то образом провоцирует периодические приступы нездорового волнения, регулярно, время от времени, поражающие город подобно чуме.
Позвольте мне описать водолечебницу в ее нынешнем виде. Главное здание относится к Викторианской эпохе - длинный высокий унылый параллелепипед из желтого кирпича, обильно украшенный в готическом стиле. Когда эта громада воздвигалась, водолечебницу именовали "Институт ванн", и до сих пор ее называют Институтом, хотя многие предпочитают более фамильярное название - Купальни. В здании Института, как я сейчас объясню, кроме "машинного зала" водолечебницы есть еще зал с буфетом, раздевалки, конторы и два плавательных бассейна под крышей. Рядом с Институтом, отделенный от него садом, о котором я тоже вскоре расскажу, стоит Эннистон-Холл (1760), прекрасное, соразмерное строение, сложенное из местного камня - он приглушенного золотисто-желтого цвета, полон окаменелостей и, к несчастью, довольно мягок. Дамы, украшающие углы крыши и олицетворяющие собою добродетели (для простоты их число сократили до четырех), не вынесли натиска стихий, превратившись в бесформенные колонны. У торца здания на постаменте установлена статуя отдыхающего бога, который, как говорят, олицетворяет реку Энн. Он точно так же пострадал от погоды. За Холлом - парк, или ботанический сад, где произрастает множество редких и интересных трав и деревьев. Еще есть озеро и викторианский "храм", в котором располагается наш небольшой, но богатый музей с драгоценной коллекцией римских древностей. В том же здании находится скромная картинная галерея с творениями романтиков девятнадцатого века и гладенькими картинками Неда Ларкина, эннистонского последователя Пола Нэша. Открытое пространство, отделяющее Холл от Института и составляющее часть территории последнего, именуется садом Дианы. Часть сада раскопана, видно вскрытое основание римских стен и трубы водопровода. (Мозаика, найденная при раскопках, хранится в музее.) Еще здесь можно наблюдать единственную "природную" часть огромного источника, видимую публике. Это исходящая паром каменная чаша (возможно, именно здесь происходили события сонета 153), из которой время от времени вздымается на высоту трех или четырех футов столп кипящей воды. Чаша ничем не украшена, даже примитивна, и сколько ей лет - неизвестно; возможно, она служила сельским святилищем какого-нибудь местного божка. Фонтан официально именуется Ллудов источник, но в народе его зовут Шалунишкой.
У другого торца здания Института, пристроенное к нему под прямым углом, стоит длинное низкое бетонное сооружение. Это постройка двадцатых годов, уже слегка выцветшая и потрепанная, в стиле баухауз, в свое время являвшая образец современной архитектуры. Торец этого здания (называемого Эннистонскими палатами) отделен от сада стеной из желтого глазурованного кирпича наподобие того, из какого сложено здание Института; в нее кое-где для украшения вделаны кафельные плитки, лиловые и голубые, изображающие дельфинов и тому подобное. В получившемся большом прямоугольном пространстве находится открытый бассейн, водоем с природной теплой водой (26–28 °C круглый год). Зимой над бассейном висит густой покров пара. Говорят (возможно, только для красного словца), что это крупнейший плавательный бассейн в Европе. Бассейн, вне всякого сомнения, соответствует олимпийским стандартам, и в нем часто, особенно в холодные месяцы, тренируются спортсмены. На стене бассейна висят большие часы с секундной стрелкой - для измерения скорости пловцов. В конце сада Дианы между кирпичной стеной и бассейном идет ряд больших круглых бетонированных колодцев, наполненных водой с температурой от 36 до 45 °C. Дно колодцев вымощено кафелем, в них ведут ступеньки, а по краю идет скамья, где купальщики могут сидеть и отмокать, высунув голову из воды. В каждом колодце умещается десять-пятнадцать человек. Эти прибежища гедонизма и медитации известны как паровые кастрюли или просто пароварки.
На этом я завершаю свой рассказ о территориях Института. Пришла пора войти внутрь. Вот дверь, подобная входу в палаццо эпохи Возрождения, над которой мозаикой в римском стиле выложен девиз Института: "Natando Virtus". Войдя в нее, мы попадаем в первое доступное публике помещение - Променад. Это большой, весьма обшарпанный зал, окрашенный унылой зеленой краской, уставленный столами и стульями; здесь можно приобрести нехитрую пищу и питье - чай, лимонад, шоколадные батончики, сэндвичи - и, конечно, бесплатно напиться знаменитой воды. Целительный поток бьет из бронзовой пасти мраморного льва, а наполненные стаканы стоят на прилавке. Алкоголя в Институте не подают. Это правило держится, несмотря на периодические протесты молодых горожан. Считается, что бар радикально изменит атмосферу учреждения, и это, несомненно, верно. В конце Променада, напротив главной двери - вход в раздевалки. Есть тут и большое окно, выходящее на открытый бассейн. Те, кто желает лишь любоваться, но не плавать, покупают билет по сниженной цене. Справа от Променада расположен закрытый бассейн и его подсобные помещения, а за ним - детский бассейн и кабинеты сотрудников Института. Закрытый бассейн построен на месте старого, восемнадцатого века, но, к несчастью, не повторяет его. Старый бассейн, отделанный местным камнем, удачно (судя по изображениям) и чрезвычайно естественно воспроизводил классический стиль. Наш же бассейн построен из мрамора; архитектор, полагая, что тоже подражает классикам, создал подобие безликого изображения гаремной купальни на картине Викторианской эпохи. (Схожая идея, по-видимому, обуревала местного художника, который получил заказ на фрески с изображением классических сцен, но комиссия отвергла его эскизы.) Однако бассейн с двумя рядами колонн и мраморными ступенями, ведущими в воду, все же не лишен определенного очарования, хоть его и портит безвкусное изобилие растений в горшках. Закрытый бассейн раньше сдавали для частных вечеринок и торжеств, но после одного скандального празднества, о котором несколько газет раструбили на всю страну, этот обычай прекратил свое существование.
Дверь по левую руку ведет из Променада в большую необычную восьмиугольную комнату, называемую Баптистерием. Там располагается вход - украшенный, как положено, фронтоном и псевдоклассическими колоннами - в огромный машинный зал заведения. Сейчас машины, конечно, модернизированы, а когда-то они были гордостью инженера девятнадцатого века, и огромное подземное пространство, которое они занимают, было доступно для публики. Однако сейчас по ряду причин (кое-кто из горожан, считая эти помещения зловредными, регулярно устраивает дискуссию в "Газетт") они заперты, и на входе в Баптистерий висит табличка "Посторонним вход воспрещен". Сам Баптистерий служит складом, и огромные жаркие бронзовые двери, усаженные заклепками, охраняющие доступ к "самому источнику" (как мы говорим и воображаем), заперты для всех, кроме уполномоченного персонала. Даже бросить взгляд на эти двери, через которые вечно сочится пар, - большая удача для горожан, толпящихся в Променаде. Дверь на той стороне Баптистерия ведет в Эннистонские палаты, но, конечно, публика ходит в них с улицы, а не через Институт.
Теперь я обращу свой взор на Эннистонские палаты, современную (впрочем, сейчас уже не очень современную) пристройку к Институту. Палаты, как я уже объяснил, - здание двадцатых годов, смыкающееся с Институтом под прямым углом. "Нос", или сужающийся конец здания, со строгим, но красивым подъездом для публики, находится на той же улице, что и вход в Институт, поскольку их стены примыкают одна к другой. Палаты простираются в глубь участка, мимо открытого бассейна, от которого их отделяет сад и высокая буковая изгородь. (Окна комнат, выходящие на бассейн, имеют двойное остекление.) Разумеется, люди лечились здешними водами с незапамятных времен - может быть, с тех пор, как вообще поселились в этих местах. Конечно, курорт существовал в Эннистоне еще в семнадцатом и восемнадцатом веках, и в здании восемнадцатого века одно крыло было отведено под отдельные ванны для больных и процедурные кабинеты. В девятнадцатом веке эти помещения уже располагались в здании собственно Института, но их сильно сократили, когда был построен закрытый бассейн. После Первой мировой войны, в пору повального увлечения чудодейственными целебными средствами, городской совет решил вложить средства в новое здание и извлечь из науки побольше денег.
В Палатах располагаются кабинеты врачей, кабинеты для служащих, массажные кабинеты, грязевые ванны, спортивный зал, общая гостиная, но здание в целом названо по роскошным спальням с отдельной ванной при каждой. Эти большие комнаты, построенные по образцу аналогичных помещений на европейских курортах, предназначались для состоятельных больных. Отделаны они были в стиле ар-деко и умудрялись выглядеть одновременно сурово, экзотично и безжизненно. Преобладали два цвета, черный и белый, с отделкой бежевым, оранжевым и светло-зеленым. Здесь было множество треугольных зеркал с зигзагообразными краями, а также стулья из закрученных металлических трубок, которые угрожающе гнулись, когда на них кто-нибудь садился. Кровати на колесиках тоже были из металлических трубок и стояли у резных изголовий из светлого дуба, прикрепленных к стене.
За двойными дверями с жалюзи располагались ванные комнаты со стенами из радужного цветного стекла, украшенного изображениями худых экстатических дам на вершинах холмов, скачущих оленей, огромных коктейлей, аэропланов, дирижаблей и тому подобного; еще здесь была обитая мехом мебель и множество альковов, закрытых решетками в мавританском стиле. Сами ванны (черные, утопленные в пол, в форме тупоносых лодок) были достаточно велики и глубоки, чтобы пловец мог проплыть в них пару гребков. Лишь большие золотистые бронзовые краны эпохи Эдуарда напоминали о более позднем времени. Их установили по ошибке, весьма расстроившей шведского архитектора, но так и не заменили, потому что к тому времени стоимость постройки уже превзошла все мыслимые сметы. (Большая часть арматуры была закуплена в Швеции; это тоже вызвало жаркие дебаты.) Я использую в описаниях прошедшее время, поскольку со дней своей славы Палаты сильно изменились. Знаменитый бело-оранжевый сервиз (с орнаментом "восход") по большей части побился и не был восстановлен; то же случилось с зеркалами-зигзагами и радужными стеклами. Металлические трубки-змеи просели под тяжестью многочисленных тел, и их сменили уродливые крепкие стулья. Исчезла сверкающая черная шведская плитка из ванн - теперь там царит добропорядочный белый британский кафель, хотя форма ванн и эдвардианские краны остались как были. Институт сильно пострадал от артобстрелов во время войны, когда здесь располагался центр противовоздушной обороны. (Открытый бассейн работал всю войну и был очень популярен у солдат из армейского лагеря, разбитого на общинном лугу.) Декор в целом пострадал (архитектору стоило бы подумать об этом заранее) от постоянного воздействия пара, так как горячая вода непрестанно струится из огромных медных кранов, поддерживая невысокий уровень воды в ванне (его можно повысить, заткнув отверстие пробкой). Температура воды поддерживается на уровне 42 °C. (Однажды поступающая вода по ошибке вдруг стала обжигающе горячей, и в ней утонул пожилой джентльмен, не успевший вовремя выбраться, но у нас об этом не говорят.) Оглушительный шум воды в сочетании с густым паром, наполняющим влажный воздух, создает в Эннистонских палатах странную атмосферу. Не одна женщина признавалась мне, что при входе в Палаты ощущает почти сексуальное возбуждение.
Институт занимает центральное место в общественной жизни Эннистона. Его роль можно сравнить с ролью агоры в Афинах. Это главное место встреч горожан, здесь бездельничают, сплетничают, отдыхают, рисуются, ищут спутников жизни, назначают на должности, заключают сделки, вступают в заговоры. В пару бассейнов заключаются и распадаются браки. Здесь происходит все то, что раньше происходило в церкви, только каждый день. Конечно, "сознательные граждане" описывают эту сторону нашей жизни в возвышенных выражениях. Плавание - лучший вид физической активности и для молодых, и для старых и, несомненно, полезно также для души. Это высокое мнение о душеполезности плавания постоянно упирается в столь же твердое убеждение многих горожан, что Купальни - рассадник гедонизма. Thés dansants былых времен (под аккомпанемент инструментального трио) в Променаде давно прекратились. Но всегда остается опасность, что невинные здоровые занятия выродятся в чистое наслаждение.
Как бы там ни было, жители нашего городка вовсю используют этот дар природы. Плавают все. Младенцы обучаются плавать в возрасте шести недель от роду в детском бассейне; матери изумленно смотрят, как их малютки храбро погружаются в воду, колотят крохотными ручками и бесстрашно плывут, высунув из воды только носик. Престарелые плавают, не стыдясь своих тел: пузатые старики и древние морщинистые старухи в бикини. Однако мы не забываем о пристойности. Недавние предложения о купании нагишом (знамение времен) были немедленно пресечены. Мы плаваем ежедневно, семь дней в неделю. Многие плавают утром до работы или, если обеденный перерыв позволяет, в обед - очень популярное время. Кое-кто плавает вечером, при том что многие из них успели поплавать еще и утром. Граждане, у которых много свободного времени, домохозяйки, матери с детьми приходят в часы, когда в бассейне посвободнее, сидят и беседуют. Мы плаваем круглый год. Открытый бассейн, освещенный прожекторами в темное время суток, особо притягателен зимой: выбегаешь из раздевалок, пересекаешь полосу снега и мороза, плюхаешься в теплую воду, над которой висит такой густой пар, что в нем не видно дальше нескольких футов, и плывешь словно в странном пузыре, отрезавшем тебя от остального мира. Большинство пловцов предпочитает открытый бассейн - он лучше подходит для серьезных занятий плаванием, которое в нашем городке является предметом гордости. Закрытый бассейн посещают обычно женщины определенного типа. Я имею в виду не проституток, а робких, замкнутых людей, которым не по душе царящая снаружи атмосфера шумной игры; у закрытого бассейна в последнее время, особенно по выходным, установился собственный, довольно интересный кружок завсегдатаев.