Питийная подружка
Ксения навряд ли хотела бы называться питийной подружкой, всякая женщина предпочла бы называться женой, а уж тем более мертвая женщина.
Но что есть, то есть, и я расскажу на всю РСФСР, как Ксения и я купались у пристаней в гуще ошалевших от жары горожан. Чахлые ивовые кустарники служили нам слабым прикрытием, и с пожарной каланчи за спиной, я думаю, тоже нас было бы видно.
Но пожарные стражи пьяны и сидят все внизу, а нам, главное, в воду зайти и выйти - четыре секунды, - так объяснял я Ксении, когда юбка еще была на ней и ситец на груди был застегнут на все пуговицы.
Вот она топчется в нерешительности, сняв только старые туфли. Ну же, Ксения, - продолжаю я, - две твои виноградинки и с близкого-то расстояния не примешь за грудь. И Ксения розовеет, грозит мне пальцем и роняет юбку в горячий песок.
Анна Бабочка
На ее платье большие желтые пуговицы.
Власть под кофточкой
Власть бывает самая разная. Был царь, и власть его была неправильная, для одних буржуев. Есть людоедский король, весь обвешанный пестрыми ракушками, на коралловом атолле в Тихом океане, но его власть какая-то непонятная, потому что он во всем слушается нервного колдуна, крикливого и без штанов. Есть Советская власть, самая хорошая, все мы так много сделали для того, чтобы она была.
Но рассказ наш будет о женщинах.
Женщины - мягкий и очень смешной народ. Они встряхивают своими головками и не претендуют ни на что, кроме любви. Даже чтение идет далеко не каждой женщине. Женщины не вникают в вопросы власти, а только кричат в голос, когда какая бы то ни было власть препятствует их любви. Но ведь и сами женщины ее, то есть власть, имеют - и о-очень немаленькую.
Потому что - вот Инга, наша соседка, ленивая и желающая, чтобы двенадцать месяцев в году было лето,
вот Марина, белокурая курильщица, ей двадцать лет, она поет и стучит у нас за стеной на пишмашинке очень серьезные, прямо ужасные бумаги,
вот Полина, наша московская приятельница, умная, но охотно бы променявшая весь свой ум на свирепого матроса с якорем на животе и со следами сифилиса на морде, -
у каждой из них под кофточкой, мы вам скажем, совсем не шуточная власть, особенно когда они ходят или резко встают. Ого, как выпирает! Это просто чудесно.
Власть эта, впрочем, очень глупая. Но как быть с тем положением вещей, что даже Советская власть вместе со всем своим прошлым, полным мук и геройской славы, и с Красной армией, которая вся - сердце, кровь и железо, порой бывает слабее власти под кофточкой? Но женщины не должны быть слишком уверены в себе - у ответственных советских работников есть средство надежно противостоять неспокойной женской власти, едва удерживаемой легкомысленными пуговицами, и средство это - курить и много работать. А работы и папирос у нас хватает.
Маки
Аглая и Аурел - так звали моих друзей. Жили они на Молдове и русский знали не так чтобы очень, особенно Аглая. Но маки, маки вокруг их дома и везде на этой земле - на полях и на склонах зеленых гор, маки в тонкой бутыли на столе в моей комнате от хозяев, трепетно ухаживавших за мной, маки - знак и цвет, полнота моей жизни, и душа, и любовь - маки делали нас троих неразлучными. Революция - это маки, исчезнувшие с моих глаз.
Анна, Агата, Рада
Анна, Агата и Рада, три сестры, дочери одних родителей, лежали под деревом. Только что они накупались до одури, наговорились непристойностей, полных любви и солнца, глядя друг на друга, так что солнце горело ярче, брызги летели выше и сильней шелестели деревья от смеха и девичьего мата, летевшего над рекой. Теперь, наконец-то одетые, с пунцовыми щеками и застывшими словами на языках, они лежали под деревом и думали о скором замужестве Анны, старшей из них.
Анна думала, что в первую ночь заставит мужа рвать на ней одежду и ловить, как женщину-оленя из отцовской книжки о лопарях. Анне было девятнадцать, груди Анны были с яблоко, разрезанное надвое, и руки Анны уже давно устали ласкать собственное тело.
Агата, младшая от Анны на год, любила свою старшую сестру сколько хватало сил. Когда Анна выйдет замуж, я отдамся папиному ординарцу и напьюсь, - улыбалась Агата и не верила своим мыслям. Она закрывала глаза и видела тусклый свет недавней бани, на пологе Анна еле живая, сама Агата едва ли живей, а Рады тогда с ними не было. Грудь у Агаты ласковая, с женскую ладонь, вдвое больше Анниной.
А Рада, в свои пятнадцать лет уже успевшая ощутить тяжесть мужского тела, думала: золотая Анна, чудесная Агата, вы не знаете мой секрет, - и гладила руками траву.
Ингвар Васильевич
Ингвар Васильевич был финн по отцовской линии и работал хранителем коллекции зоологических экспонатов, собранных еще при царе. К Ингвару Васильевичу часто приходили дети вместе со своими наставницами, чтобы увидеть все своими глазами. И дети, и наставницы очень боялись Ингвара Васильевича, когда тот встречал их у порога темной залы, одним щелчком включал освещение и начинал свой рассказ.
Он водил их по огромной комнате, в которой между перегородок в высоких шкафах до потолка были и птицы, и пушистые звери, и рыбы, и змеи, и пауки, и окаменевшие моллюски, были восковые макеты, и черви, и ужасная обезьяна с отрубленной лапой, были рога лосей, были скелеты лягушек и даже такие сложные экспонаты, где этап за этапом показывалось развитие гекконов.
Дети в страхе смотрели на Ингвара Васильевича, который ворошил свои желтые волосы, поправлял шейный платок и говорил уверенно, совсем не улыбаясь своим маленьким слушателям.
Иногда он вытаскивал табурет или лестницу и доставал неизвестно с какой высоты маленькую птичку на доске: этого крапивника я набил, - говорил он, насупившись, и дети не понимали до конца смысл его загадочных слов. Это мои щитомордники, - говорил он в другой части залы перед шкафом с двадцатью одинаковыми черными гадами в круглых банках, говорил и тыкал пальцем в пятерых из них. Это вот киви, - говорил Ингвар Васильевич совсем грозно, и дети замирали ни дать ни взять как те две маленькие птички-киви в стеклянном ящике под его рукой.
До свидания, дети. Любите всех, кто живет рядом с вами, - экскурсия подошла к концу.
Проходило время, и мальчики, побывавшие у Ингвара Васильевича, став кавалерами, неожиданно для всех обматывали себе шеи мамиными и сестриными платками. А бледные девочки, когда подрастали, понимали, что Ингвар Васильевич был их первой любовью.
Беременная Оля
Когда Оля забеременела, радости, что воцарила в доме, хватило бы на всю Советскую республику. Все взялись над ней подшучивать, над ней и друг над другом, потому как каждый готовился кем-то стать после рождения нового родственника. Лето было жаркое, и Оля вовсе поселилась в купальне, взяв туда с собой только своего мужа, а все остальные таскали им туда ягоды и яблоки.
Олина мама тайно от всех ездила к каким-то старцам аж на Сысолу, чтобы те за Олю молились. А Олин муж, когда об этом узнал - хохотал, поправил очки, а потом принес револьвер и серьезно сказал Олиной маме: тетя Маша, расскажите мне, где живут эти контрреволюционеры? Олина мама охнула, сердито плюнула и сказала: ты, зятек, сам контрреволюционер и дурак. Иди-ка лучше сходи, отнеси Оленьке орехов, - и перекрестила тарелку с ними.
Уборная
Женская уборная, в этом-то вся и беда, издавна не давала покоя Вадику Вронскому. Как сам он нам говорил, он всегда хотел прокрасться туда, затаиться в одной из кабинок, ну а дальше - посмотрим.
Сам Вадик был умница, прекрасный и смелый человек, лишенный невыносимых пороков и сроду не знавший невнимания женщин. Он с первых же слов заразил нас этой идеей, и каждый из нас по разу да пересидел за тоненькой стенкой с писающей женщиной из наших сотрудниц, а потом мы смотрели на каждую из них с неодолимой страстью и нежностью - не ты ли это была?
Наши женщины, гордые и красивые, и даже сильные и волевые, представить себе не могли, какие мы подлецы.
Но Вадик себя обнаружил - его соседкой по кабинке оказалась Ильза, пшеничная королева с хуторов Латгалии, ходившая исключительно в гимнастерке, женщина двадцати семи лет, очень курящая, на длинных крепких ногах. Она погубила нашу затею, а вместе с ней и Вадика, зачинщика.
Такую женщину, считали мы, надо просто душить своей любовью и никак не меньше пяти-шести раз в сутки - тогда только она сможет наконец отвлечься от щемящих, сверлящих мыслей, забыть про собственные ноги и живот и сварить, к примеру, очень вкусный суп или приготовить белую колбасу по старинному рецепту.
Оправившись, Ильза скрипнула дверью на выходе, но передумала выходить, а осталась в уборной и закурила. Через несколько мгновений - здравствуйте! - она столкнулась с хитрющим Вадиком, который вылез из своего укрытия, - ну что ж! - все мы так рисковали!
Вадик рассказывал под наше честное благородное, как Ильза просто застонала от восхищения, выругалась по-латышски и сказала, что вот он - мужчина ее мечты, такого-то ей и надо, после чего метнулась с Вадиком в кабинку, где немедленно нагнулась и умерла уверенно и в два счета, а Вадик в момент Ильзиной смерти сделал ей предложение. И они были хорошей парой, господи, только не прогневайся - мы не плохие люди.
Естественно, Ильза потребовала от Вадика прекратить это безобразие; Вадик нас не выдал, но и с нас было уже достаточно женской уборной.
За свадебным столом пьяный Вадик пытался рассказать всему коллективу историю своего романа с Ильзой, но ему никто не поверил.
Обращение Камчатского ревкома
Граждане Советской Камчатки!
Как вулканы изрыгают огонь из нашей земли, так и мы сейчас должны изрыгнуть свой гнев на головы врагов революции. Тогда все они сгорят или, спасаясь от огня, утонут в океане. Вулканом должен быть каждый из нас. Вулканом проснувшимся, а не сонным или потухшим.
Звоночек
Он тоже есть у женщины, но так просто его не увидишь, а только если с женщиной этой вы особенно близки. Заденьте его несильно - и женщина запоет.
Поветруля
Летает с цветка на цветок, спит в ведре, оставленном у быстрой реки, утром задумчиво смотрит на купающихся мужчин.
Чехи
Вот так номер - чехи занимают волжские города. В Казани, Самаре и Сызрани на деревьях и двухэтажных домах (деревянный верх, кирпичный низ) висят оглашения на чешском языке.
Ребята, за это вам не нальют сливовицы и не сыграют на скрипочках "Летела гусыня над синей Моравой", а пальнут из пушки с пароходов Волжской флотилии.
Аффен-пинчер
В немецких городах и кое-где в нерусской Балтии встречается эта собака. Она мала и добра, но похожа на сатану в молодости. Смотрите, вот он идет по аккуратной улочке со своим толстым хозяином.
Бедные немецкие ангелы! Они никак не привыкнут к такому вот аффен-пинчеру и всякий раз, завидя его, кричат испуганно - черт! черт! - и бросаются врассыпную - под крыши домов, в открытые окна булочных, за стеклянные двери почт и цветочных магазинов и к немецким девушкам под кофточки и в рукава.
Немецкие девушки - счастье и неяркий свет, - всегда готовые похвалиться величиной груди, отлично скрывают ангелов от страшного аффен-пинчера. Вон, вон он пошел, милый выходец из ада с косматыми ножками и маленьким язычком.
Фотографии и рассказы о нем доходили до нас, а здесь же аффен-пинчера мы пока не видели, но любим и ждем его уже давно.
Виноград
Виноград - трудно себе представить слово более эротически насыщенное. Мы помним об этом еще с Песни Песней, с ее эротических виноградных аллегорий. Столько эротики, сколько стучит в этом слове, нет ни в одной самой юной и пылкой супружеской кровати.
Виноград - и форма и дыхание, виноград не скрывает никакая одежда, виноград - это и островки радости под пижамой моей подруги, и ее темная-темная смерть под моей ладонью, и ее голос, который зазвучал еще до моего прихода виноградным наречием, - и я не слышал того начала: цвет и шелест одежды, россыпи пуговиц, освобожденных от удушья, я звонил в звоночки, я плавал, я тонул, я кружился в других виноградниках.
Веревочный театр
Веревочный театр - это человек с большим мотком веревки за спиной.
Он выбирает себе часть улицы или сквера или заходит в помещение и начинает растягивать веревку в нужные ему конфигурации. Декорации готовы: на этот раз они крепятся на двух скамейках, двух деревьях и неживом фонтане в Вороновском саду. Декорации похожи на паутину, лес и горсть кристаллов одновременно.
Хозяин театра вынимает из сумки на плече тряпичные личины: длинные носы, яркие рты и фиолетовые листья на щеках; вынимает также бумажные звезды, четыре солнца и пять месяцев. Светила висят повсюду на веревках, а личины - одна под другой - одеты на хозяине театра.
Он забирается в свои веревочные дебри и оттуда говорит: вот сейчас будет спектакль "Миорица" - о румынской овечке и трех пастухах, один из которых этой ночью увидит смерть.
Хозяин театра начинает кружиться в своих веревках, читать стихи и петь, еще танцевать, напевая и хлопая ритмически, при этом он откидывает личины, оставляя то одну, то другую, то третью - все по тексту.
Некоторые из его зрителей говорят: ему бы в пару скрипача или аккордеониста.
Но мы не знаем его планов и мнений о своем театре.
Спектакль заканчивается, и театр сворачивается очень быстро. Мы хотим застрелиться от избытка чувств и, ругаясь, отираем глаза. Дует ветер, где-то за садом играет знакомая музыка. Мы подходим к веревочному человеку и отдаем ему честь вместе со словами восхищения.
Он очень рад и таинственно показывает нам еще одну небольшую сумку на поясе, которой ранее мы не заметили. Он открывает сумку - сумка полна пуговицами, желтыми преимущественно, но есть и красные, и блестящие черные, и круглые деревянные, похожие на колеса, кроме пуговиц в сумке две катушки ниток. Что это? - наш вопрос. Это Пуговичный театр, ну, по-иному сказать, - кукольный. Если Веревочный театр можно назвать драматическим, то Пуговичный будет кукольным, - его слова. Так что перед вами еще и директор Пуговичного театра - могу рекомендоваться и приглашаю на спектакли, которых пока что не было.
Мы быстро прощаемся, потому что чувствуем, что глаза наши вот-вот бессовестно нас предадут. Мы уходим из сада.
Давай вернемся и застрелим проклятого пуговичника или удавим его же веревками, - предлагаю я на ходу. - Я так жить не могу, я как будто напился царской водки, глядя на его веревочно-пуговичное искусство, и теперь она гуляет во всех моих жилах.
Товарищ мой того же мнения и состояния духа.
Говорится одно, делается другое - и мы палим прямехонько в небо, ничуть не опасаясь ни за здоровье гуляющих там ангелов, ни за то, что за стрельбу без надобности револьверы у нас отберут.
Привитивизм это
нитка
дерево веревка пуговица шерсть
холст
трава мельница мука
солнце
очки
колесо платок бабочка велосипед органиструм глина
зонт
грелка
перья
радуга
утюг чернильница спицы
расческа лестница
кора
пропеллер подушка полотенце копыто
арбалет
электричество
подстаканник
мёд
пирог
груша
хлеб
яичница
творог
гренка
горох
такса
гусеница
перепелка
утка
хомяк
рыба
гусь
черепаха лягушка
овцы
мышь
паук
гад
морская
свинка
жук
лось
россомаха улитка
пчела
крот
ящерица
бабочка
богомол черемуха
рябина
базилик
береза
калина
ель
лиственница
ива можжевельник сосна
липа
чистотел
щавель
мята
мак
орешина
лопух
мох
глоксиния пеларгония лимон
Аня
Агата
Аурел
Агнесса
Марта
Евгения
Гомель
Тотьма
Вологда
Або
Пинск
Калуга
Фэгэраш
Чердынь
Киев
Рашка
Явор
Ветлуга Звониград Пошехонье Устюг
Олонец
Оса
Сучава
Вятка
Усть-Сысольск Могилев
Гороховец
Харбин
На улицах
ангелы
чекисты
примитивисты
герои
мертвые
коты
собаки
девушки
Божена
Ну как не рассказать об этой негоднице. Здравствуйте, пани, - говорили мы ей. Здравствуйте, сукины дети, - отвечала нам Божена. Смотри, допрыгаешься! - мы найдем возможность подвести тебя и твоего мужа под ревтрибунал, - грозимся мы. Ох-ох, мне очень страшно, - качает головой Божена и всплескивает руками.
Она сидит у окна и смотрит на нас голубыми глазами. Она очень красивая и делает вид, что мы ей не чета. Мы стоим на улице перед самым ее окном. Божена, а кого из нас ты выберешь, если останешься без мужа? - спрашиваю я серьезно. Его, - отвечает она и указывает на моего товарища. Божена, а кого из нас ты выберешь, если останешься без мужа? - спрашивает мой товарищ. Его, - отвечает Божена и указывает на меня. Божена, как же так! - восклицаем мы. Но тут у Божены начинает плакать ребенок где-то в глубине комнаты, и Божена исчезает, обрывая весь разговор. Теперь она будет кормить его грудью и ни за что не подойдет к окну.
Вскоре Боженин муж, наш добрый приятель, становится нашим начальником, и мы демонстративно перестаем любезничать с его женой. Через пару месяцев их отправляют на польскую границу.
Паучьи ножки
Моя жена похожа на паука, да да - на сенокосца - паука довольно большого. У нее нет четырех пар ног, а только две руки и две ноги - но когда она начинает перебирать ими, такими тонкими, длиннющими и острыми на сгибах - сенокосец о восьми ногах представляется себе довольно живо.
Жена на то и жена - и мне очень часто приходится видеть ее раздетой: она ползает по кровати в темноте и в светлое время суток, то проползет надо мной, то по моей ноге, то ждет меня, сидя на подушке; она ползает по комнате по моей просьбе - шевелит своими паучьими ножками, поднимая заостренные коленки куда выше головы, проволочными руками проворно отталкивается от стен, шкафов и пола, поворачивает длинными ключицами, качает головой, вращает языком и глазами - а я смеюсь и бросаюсь ее целовать. Откуда же ты выполз, такой сенокосец! - вскрикиваю я.