- В таком случае, я его не знаю, - со всей серьезностью произнес доктор. - Каковы его склонности?
- Как это понимать?! - воскликнул старик.
- Я имею в виду его биографию.
- Судьи Лестера? Он не из нашего штата, - ответил старик неопределенно, - Аризона, Таксон, я полагаю. Таксон, Аризона. Вы говорили, у вас слушание? Сегодня?
- Да. Но, подождите минуту, вы говорили, что судья Лестер из Аризоны? Разве это нормально, что он не из нашего штата? Это же внутреннее дело округа, не так ли?
- Не совсем! - со знанием дела ответил старик. - Не совсем. Судья Фишер, например, родился в Вене. Хотя и американский гражданин. Его мама и папа были урожденные американцы. Его отец - я знал отца судьи Фишера - был в государственном департаменте Вены. Марк Фишер! Великий человек! Маркхам Р. Фишер, - запнувшись, закончил он, и в его словах чувствовалась явная гордость тем, что он знал старшего Фишера.
- Боюсь, что вы меня не понимаете, - сказал доктор почти холодным тоном. - То, что мне нужно выяснить, так это вот что: ведет ли судья Лестер протоколы в окружном суде и каковы его последние решения.
Старик, видимо, обидевшись только на то, что его сочли непонимающим, казался ошеломленным. Затем он сжал свои сцепленные руки и сказал с детской кичливостью:
- Боюсь, мы не вправе предоставлять информацию такого рода.
Доктор Эйхнер начал было говорить, но вместо этого посмотрел на часы. Уже прошло десять минут с того момента, как слушание началось.
- Полагаю, мне в эту дверь, да? - спросил он более формальным приветливым тоном, показывая вперед, туда, куда старик указывал ранее.
- Все правильно. В конце холла, - мрачно ответил старик.
- Спасибо. И простите за беспокойство, - сказал доктор, взмахнув рукой. - И доброго вам дня.
Тот ответил угрюмым кивком, но когда доктор Эйхнер повернулся, чтобы уйти, он тихонько позвал его снова:
- По таким вещам судья в слушании не заседает, это дело суда присяжных! - и даже улыбнулся ободряющей улыбкой.
- Да, конечно, - сказал доктор, практически не расслышав его слов. Он неожиданно вспомнил эту фамилию - Лестер, и теперь перспектива исхода слушания по его делу показалась ему совсем безрадостной.
8
Когда доктор Эйхнер дошел до вестибюля палаты Восьмой сессии, он уже опаздывал больше чем на десять минут, и слушание к тому моменту началось. Он был сразу встречен дежурным в убогой униформе, который, тихонько приоткрыв дверь в палату заседаний, посмотрел на доктора странным взглядом.
Это был маленький амфитеатр, практически такой же, как и в большинстве европейских университетов, с круговыми колоннами сидений, возвышающихся ярус над ярусом и резко обрывающихся на самом верху, словно стенки деревянной миски.
Больше всего палата поражала своей структурой и пустыми рядами деревянных сидений, Жюри занимало только часть их, четыре ряда, по шесть сидений в каждом. Помимо Жюри, в зале также присутствовал судья, судебный клерк, один или два младших дежурных и небольшая группа наблюдателей, поскольку эти слушания были закрытыми сессиями. Над верхним рядом сидений, под плоским потолком, был круг из ламп, а нарисованные в концентрическом порядке фрески создавали иллюзию купола.
Когда доктор с дежурным вошли, в комнате была тишина, процесс, очевидно, достиг стадии, когда ничего уже не может быть сделано без присутствия основной стороны. Они оба прошли прямо к деревянной трибуне, расположенной в центре палаты, прямо перед высоким президиумом, за которым восседал судья Лестер.
В черной мантии, седой и тонкий, судья Лестер сильно напоминал актера Льюиса Стоуна. Единственным отличием были тяжелые очки судьи в роговой оправе.
Дежурный, сначала обратившись к судье, а затем к Жюри, которое группой восседало слева от судьи - двадцать четыре по-разному одетых мужчин и женщин, все предельно серьезные, все среднего возраста, - и объявил доктора Эйхнера, вежливо показав рукой, что тому полагается занять место на трибуне. Доктор важно кивнул судье и присяжным заседателям, а затем прошел и встал на трибуну с низкими перилами.
- Я очень сожалею, что опоздал, - сказал он. - Мне неожиданно пришлось задержаться. Я прошу у суда снисхождения. - Тут он почти незначительно склонил голову, как бы в извинении перед судом. Этот жест, сделанный с уверенностью и достоинством старого мира, незамедлительно вызвал волну шепота в Жюри.
Судья Лестер предупредительно посмотрел на Жюри и, мягко прочистив горло, обратился к доктору Эйхнеру.
- Рапорт офицеров полиции Стоктона и Фиске был выслушан судом присяжных заседателей - включая ваш первоначальный доклад об этом происшествии, а также, в конце, ваши показания перед капитаном Мейером. Все они явились в суд и, естественно, готовы ответить на любые ваши вопросы. Разумеется, ваше присутствие в ходе дачи их показаний было бы желательно, поскольку любое ваше утверждение могло бы быть выслушано и оценено более точно и было бы более уместным в ходе уже прослушанных показаний. Однако этого уже не исправить. Так что теперь я попрошу вас описать своими словами, как произошла авария. Как вы знаете, я здесь всего лишь в должности консультанта и для Жюри, и для вас как основной стороны. Далее вы будете адресовать ваши замечания Большому Жюри.
Доктор Эйхнер на мгновение пристально смотрел на судью, видимо, с надеждой отдавая себе отчет, что этот человек, с его мягкими манерами, относительно молодой, был решительно не тот судья Лестер, о котором он ошибочно подумал в самом начале, а, несомненно, другой судья Лестер. Тот, другой, малоизвестный судья несколько лет назад заработал дурную славу из-за своей строгости в делах по нарушениям правил дорожного движения, чрезмерной строгости, и это послужило причиной его импичмента.
- С вашего позволения, - сказал доктор Эйхнер уверенно и даже слегка кивнул в сторону судьи, который в свою очередь ответил ему, взмахнув рукой с вытянутыми от основания ладони пальцами, и белизна его руки мелькнула на фоне черных фалд мантии на его груди.
- Как предположил судья Лестер, - начал доктор Эйхнер, важно адресуя свою речь суду присяжных, которые тут же уютно устроились и внимали с уважительным интересом, - очень жаль, что я не присутствовал на слушании показаний офицеров Стоктона и Фиске. Что касается цитирования моего утверждения перед шефом Мейером, позвольте мне для начала сказать, что, если принимать во внимание должные акценты и правильную интонацию, сие утверждение адекватное, и нам не следует тщательно разбирать это сегодня. На самом деле, конечно, я хотел бы видеть записи этих отчетов в суде. И пока этого не произойдет, я воздержусь от комментариев по этому поводу, и это должно быть принято бесповоротно. Тем не менее, вероятно, показания офицеров Стоктона и Фиске, выслушанные здесь сегодняшним утром, аналогичны показаниям в их рапорте, который был представлен их шефу Мейеру. С этим рапортом я ознакомлен и заявляю, что - фактически - он соответствует истине, но тем не менее, боюсь, полностью ошибочный по духу. Я говорю это без всякого желания создать предвзятое мнение у этого Суда или любого другого официального лица, которое здесь присутствует, против этих офицеров. Если понимание данного случая было, в строгом смысле, неправильным и заслуживает тщательных корректив - пусть департамент, имеющий к этому отношение, примет это к сведению. Однако было бы, разумеется, неуместно, если бы мы стали сейчас обсуждать халатность этих офицеров в любом другом случае, кроме настоящего. Поскольку это может послужить правильному толкованию тех ложно истолкованных сведений, которые базируются на определенных обстоятельствах данного случая. А знакомство офицеров полиции с этими обстоятельствами было… ограничено. Теперь вы знакомы с моим утверждением, которое я сделал перед шефом Мейером. И оно, по существу, верно. Вы слышали, как судья Лестер замешкался перед тем, как произнести слово "авария". Намеренно. Я готов отстаивать… и даже настаивать на противоположном: это была не авария, а преднамеренное покушение на мою жизнь неизвестными мне людьми. Один из этих людей сейчас мертв, в городском морге, в кондиции, не поддающейся опознанию. Об известных мне участниках заговора я могу сказать: одна из них была женщина, двое других - мужчины, один из которых, предположительно, тоже мертв или же получил серьезные ранения. Мои описания каждого из них, а также замешанного в происшествии транспортного средства, естественно, к услугам заинтересованных органов.
Доктор закончил сурово, почти порицательно, но, выдержав эффектную паузу, он добавил с ободряющей улыбкой:
- Нам нужно многое сделать, чтобы продолжить, и эти люди, конечно, наверняка будут найдены.
Один из присяжных заседателей, серьезный человек, по виду бизнесмен, сидевший на нижнем ряду, почти рядом с судьей, немедленно поднял руку, как будто желая задать вопрос, повернувшись сначала к доктору, а затем к судье.
- Вопросы допускаются? - спросил доктор Эйхнер судью до того, как тот смог принять во внимание жест бизнесмена.
- Да, да, - сказал судья Лестер. - Суд теперь может задавать вопросы.
- Доктор Ричардс, - выпалил мужчина, уже наполовину встав, но его внимание тут же отвлекла женщина слева, которая сложила руки рупором и пыталась что-то сказать громким шепотом. - Я имею в виду, доктор Эйгнер, - продолжил бизнесмен и, смутившись, сдавленно хихикнул. Некоторые из судей рядом с ним прыснули со смеху, словно подтверждая его ошибку, и доктор Эйхнер тоже снисходительно улыбнулся. - Известны ли вам какие-либо причины, по которым могло произойти покушение на вашу жизнь? - вопросил бизнесмен, тягостно нахмурившись. - Я имею в виду, знаете ли вы кого-то, кто хотел бы убить вас?
Остальные присяжные снова замерли с уважительным вниманием, словно юные студенты факультета философии.
- Нет, - искренне ответил доктор, - и я не совсем это имел в виду. Фактически не подразумевалось, что покушение было сделано именно на мою жизнь - хотя, конечно, вы в любом случае не услышали бы моего мнения, пока не задали вопрос. Теперь позвольте мне заверить вас, что, насколько мне известно, у меня нет, скажем так, смертельных врагов. Криминальный аспект этого дела расследуется, конечно, но, как я полагаю, то, что это случилось со мной - этому есть только одно правдоподобное объяснение, одно несомненное: ошибочная идентификация.
Вероятно, это был просто драматически построенный порядок слов, но многие из судей заметно зашевелились после этого утверждения доктора и начали перешептываться между собой, словно в его защиту. Против этого, однако, выступила женщина, сидящая в самой середине Жюри, которая перебивала бизнесмена на его первом вопросе, и, пока доктор отвечал, сидела с наполовину поднятой рукой. Теперь, под изумленными взглядами соседей, она встала и произнесла почти обвиняющим тоном:
- Доктор, насколько быстро, по вашему мнению, вы ехали на место столкновения?
- Давайте проясним этот вопрос, - сказал доктор Эйхнер воодушевленно и добродушно. - Там было несколько мест столкновения. Хотя, по-видимому, не больше трех определенных, и все это произошло на расстоянии в шестнадцатую мили или около того. Вы спрашиваете о скорости. Я всего лишь хотел бы добавить, что, таким образом, это будет относительная экспертиза. Честно говоря, я предвидел этот вопрос, и если не как вопрос, то как интересующую вас подробность, и я уже сделал кое-какие подсчеты. Я хотел бы попросить вашего снисхождения дать мне несколько секунд на то, чтобы еще мысленно проверить эти цифры.
Гнев на лице женщины, как показалось, сменился раздражением, а вокруг нее некоторые из присяжных начали покашливать и перешептываться. Сам судья Лестер тоже слегка откашлялся, а доктор Эйхнер снова стоял, пытаясь сосредоточиться, с головой, откинутой назад, с наполовину прикрытыми глазами, постукивая кончиками пальцев по краю своей трибуны.
- Да, все правильно, - наконец произнес он. - По моим подсчетам, скорость на месте столкновения: первый раз - 95, секунда, 112, и на третьей 127. - Каждая цифра произносилась отчетливо и после значительной паузы, очевидно, чтобы облегчить работу тех, кто делал примечания, но с объявлением третьей цифры в Жюри присяжных поднялся такой гвалт, шепот и удивление, что судье Лестеру пришлось дважды стукнуть молотком, чтобы восстановить порядок в зале.
- Сто двадцать семь миль в час?! - вслед за ударом молотка эхом откликнулся молодой человек.
- Это по моей оценке, - сказал доктор, принимая это за вопрос. Женские голоса жалобно провыли хором: "Не может быть!"
- Какого типа машину вы водите, доктор? - спросил бизнесмен довольно грубым, презрительным тоном.
- "Делахайя" 235, - сказал доктор почти с гордостью, при этом скромно, но значительно улыбнувшись.
- Какую?! - снова спросили хором присутствующие, и звук змейкой завибрировал в зале. Молодой человек отчетливо воскликнул: "Мощно!"
Судья Лестер мягко произнес:
- Давайте соблюдать порядок. Две машины участвовали в аварии, как утверждается в рапорте офицеров, это были седан "Кадиллак" и "Делахайя". "Делахайя" - это французская спортивная машина.
Судья Лестер замолчал, но присяжные все еще смотрели на него внимательно, как будто ожидая от него еще каких-то слов. Несколько человек даже вытянулись навстречу судье в безмолвном ожидании, а затем, казалось, расценили его молчание как разрешение говорить - и, словно сорвавшись с цепи, начали говорить одновременно. Однако присяжные быстро успокоились и дали высказаться женщине, задавшей первый важный вопрос. Она по-прежнему стояла.
- Доктор, как случилось, что вы ехали настолько быстро на первом пункте?
Доктор Эйхнер слегка нахмурился.
- Быстро? - в его тоне сквозило некоторое смущение, которое, как казалось, было преодолено этим дружеским упреком. - Видимо, у нас разные критерии, - спокойно сказал он. - На первом месте… я полагаю, вы имеете в виду первый пункт столкновения? Скорость была, как мы подсчитали, около 95… - На этом месте его голос затих, и он передернул плечами, просто как будто ему было нечего добавить.
- И вам не кажется, что это несколько быстро, доктор? - выкрикнул бизнесмен так громко, что аудитория замерла, ожидая ответа доктора.
Он между тем без колебаний, просто с пытливым интересом несколько секунд посмотрел на мужчину, а затем ответил:
- В каком смысле? Естественно, это не имеет отношения к законодательству - поскольку никаких требований по ограничению скорости на Каньон Драйв между Уилширом и Дрексалом не существует. Я правильно говорю, не так ли, судья Лестер?
- Да, это правда, - сказал судья, наклонившись вперед, весь внимание, и продолжил после паузы: - Однако я не могу рассматривать этот вопрос как неуместный.
- И я не рассматриваю этот вопрос как неуместный, - согласился доктор Эйхнер, воодушевленно обращаясь к судье Лестеру, как будто оба они удобно расположились перед камином, одни, смакуя старый портвейн и рассуждая о метафизике. - Однако это вопрос личного характера, и я думаю, что лучшая трактовка этого вопроса - смысловая. Я должен спросить судью, что он имеет в виду под словом "быстро"? - И, повернувшись к задавшему вопрос мужчине с понимающей улыбкой, доктор продолжил: - "Быстро", вы имеете в виду, без сомнения, в противовес слову "медленно". Но я должен спросить вас: как медленно? Медленно, как стрелки часов? Или медленно, как… реактивный снаряд?
- Я не имел в виду "медленно", доктор, - сказал бизнесмен с таким видом, как будто перед ним был скорпион, - я имею в виду "быстро", и быстро для автомобиля!
- Я почти что уверен, что вы это и имеете в виду, - учтиво сказал доктор. - Так что мы не должны опасаться этого относительного значения, не правда ли? Но все же я скажу, что для автомобиля, если вы имеете в виду мой автомобиль или автомобиль такого класса: двигатель Straight-Six с объемом класса Д по критериям Международной Федерации Автоспорта. И в этом случае ответ на ваш вопрос: нет, это не быстро. Если взглянуть на прошлогодние результаты о пробегах в Ла-Манше и Биарритце. Это вас убедит. Или же взгляните на официальные отчеты с гонок по прямой трассе в Солт Лейк, которые можно взять, насколько я полагаю, в публичной библиотеке.
Когда доктор закончил, суд присяжных казался смущенным, притихшим, неподвижным. Некоторые уставились на доктора с открытым восхищением, с которым нищие дети смотрят на людей, поглощающих пирог. Остальные же с умоляющим видом посмотрели на президиум. Судья Лестер, наклонив слегка голову в сторону, со слабой улыбкой на губах, спросил любопытствующим тоном:
- Как так случилось, что вы ехали на такой скорости, доктор? На первом пункте, - добавил он слегка панибратски, и в его вопросе чувствовалось невинное легкомыслие. В Жюри раздался одинокий смешок, пронзительный, но тут же подавленный, неуместный, остальные же присяжные снова смотрели на доктора внимательно и сосредоточенно.
- Фактически, - подхватил доктор, явно пытаясь скрыть озлобленность, - как мы вычислили, мы видим, что изначальная скорость, то есть скорость на первом пункте, была 95, в то время как на других пунктах: 112 и 127 соответственно. Так что, я полагаю, мы можем с уверенностью заявить, что это было не быстро, а наоборот, относительно медленно.
Это вызвало странный смех у части суда присяжных, слепой и отчаянный смех, как будто они смеялись над возможной нелепой шуткой судьи Лестера, который и сам теперь улыбался слегка напряженно. Но все неожиданно переменилось, когда один из членов Жюри, негр, строго одетый мужчина, который все это время с непроницаемым лицом выслушивал показания, наклонился к своему соседу и отчетливо произнес:
- Да что вы говорите? Он говорит "медленно ехала"? Или он говорит: "низко летела"?
Это было явной попыткой приобщиться к ходу процесса, и половина присутствующих в суде шумно рассмеялась.
- Что? - спросил доктор Эйхнер, не расслышав фразы до конца, с ищущей улыбкой, словно хотел понять и посмеяться над шуткой тоже. И присяжные рассмеялись снова первобытным дикарским смехом.
Однако некоторые из членов Жюри не смеялись, а, как и негр, восседали с непроницаемыми лицами, как будто им было строго-настрого запрещено смеяться над тем, что действительно было смешно. Видимо, доктор Эйхнер принял эту комбинацию из улыбающихся и предельно серьезных лиц как демонстрацию интереса и лояльности и продолжил, в страхе не навлечь на себя тень.
- Так что скорость была 95. К вашему сведению, я не прочь поделиться с вами обстоятельствами, связанными с этой цифрой. - Он прервался, а затем снова начал говорить, уверенно и оживленно. - Я хорошо знаю этот участок дороги, - добавил он жестко. - Я засек время моего съезда с холма, когда оставалась одна восьмая мили, на светофоре в Дрексале, он горел ровно пять секунд. Скорость в среднем была 97,5. Далее. Затем я замедлил ход до 65 из-за указателя и потом постепенно набирал скорость вплоть до первого столкновения… которое произошло, если точно, - плюс-минус 30 футов - на полпути на спуске, скажем так: в расстояние в одну шестнадцатую мили от светофора. Незадолго до этого я набрал скорость… предположительно 105, но сбросил до 85, чтобы пропустить седан, который, как я указал ранее в своем отчете, не стал меня обгонять или же решил не делать этого. Затем, конечно, когда я сделал попытку…
- Простите, - прервал его судья Лестер с выражением неловкости на лице. - Вы говорите, что вы засекли время вашего спуска напротив светофора, доктор. Что именно вы хотите этим сказать?