396
Пытки применялись на протяжении тысячелетий. Пытки не упоминаются в древних вавилонских и еврейских манускриптах, однако как ассирийцы, так и египтяне применяли пытки. Использование пыток было в порядке вещей у греков и римлян, и после было довольно обычным делом. В комедии Аристофана "Лягушки" можно найти описание различных форм пыток. Применение пыток христианской церковью, особенно против еретиков, имеет множество документальных подтверждений. Инквизиции было не просто разрешено законом пытать, пытка была священным средством, позволяющим вырвать человека из лап сатаны. Вплоть до конца XVIII века пытка была обыденной процедурой в большинстве европейских государств. В Пруссии пытки были запрещены в 1754 году, и большинство стран последовали этому примеру - последней, спустя столетие, стала Швейцарии. В действительности применение пыток продолжалось но многих этих государствах, как было доказано "Международной амнистией" после того, как в 1973 году началась кампания, направленная против пыток. Говоря о пытках, обычно упоминают самые изощренные методы, однако самые простые способы могут причинить не меньше страданий, например систематическое избиение. Можно лишить пленных сна и еды, заставить стоять несколько часов, что приводит к сильной боли в мышцах. Кроме того, жертвы подвергаются унижению, к примеру,их заставляют есть сопли ведущего допрос или одевать на голову грязное нижнее белье. Затем можно сломать их психологически разными способами, например внушив им, что их казнят. Эти методы не такие шокирующие, как те, что напоминают о средневековье, однако столь же эффективные. Кроме того, они почти не оставляют следов физического насилия. Пытки запрещены статьей 5 Всеобщей декларации прав человека ООН и статьей 7 Международного пакта о гражданских и политических правах, а Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 года запрещает всякое использование пыток, которые определены как умышленное действие, приводящее к серьезной физической или психической травме, имеющее целью получение информации, наказание (за исключением процессуальных, законных наказаний), или унижение. 119 государств ратифицировали эту конвенцию, и все они взяли на себя обязательство наказывать всякого, кто ответственен за применение пыток на территории государства. Проблема в том, что страны, в которых распространено применение пыток, или не ратифицировали конвенцию, или не сотрудничают с Комитетом против пыток. Турция подписала Конвенцию против пыток, однако последовательно не выполняет ее требования, и поэтому множество раз осуждалась европейским судом по правам человека. Согласно данным "Международной амнистии", с 1997 года пытки применялись в более чем в 140 странах мира.
397
В противоположность распространенному мнению о том, что союзные войска пренебрегли евреями, хотя могли бы спасти многих из лагерей смерти, Вильям Д. Рубинштейн дал детальное объяснение тому, почему это было невозможно. William D. Rubcnstein (The Myth of Rescue: Why the Democracies Could Not Have Saved More Jews from the Nazis).
398
Katz: Seductions of Crime, s. 20. Здесь уместно упомянуть о следующем явлении: чем больше людей имеют возможность вмешаться, тем меньшую ответственность чувствует каждый отдельный индивид. Принцип рассеивания ответственности был сформулирован Джоном Дарли и Биббом Латане в 1968 году для объяснения того, почему очевидцы так часто проходят мимо жертвы, нуждающейся в помощи. (Darley и Latane: "Bystander Intervention in Emergencies: Diffusion of Responsibility".) В основе их работы было нашумевшее дело 1963 года, когда в Нью-Йорке Китти Женовезе избивали в течение часа и также нанесли несколько ножевых ранений, причем никто из в общей сложности 40 человек, видевших или слышавших происходящее, не пришел на помощь и не позвонил в полицию. В противоположность наиболее распространенному объяснению, что люди в городах равнодушны по отношению друг к другу, Дарли и Латане предположили, что как таковой факт, что очевидцев было много, привел к тому, что никто не счел нужным вмешаться. Дальнейшие эксперименты в лаборатории подтвердили эту гипотезу и показали, что вероятность того, что отдельный индивид придет на помощь человеку, находящемуся в опасности, гораздо выше, чем вероятность того, что это сделает член группы.
399
Как ни странно, масштабное исследование показало, что люди испытывают большее чувство вины по поводу неумышленных действий, чем по поводу преднамеренных. (McGraw: "Guilt Following Transgression: An Attribution of Responsibility Approach".) Это объясняется тем, что преднамеренные действия осуществляются уже будучи оправданными, и, следовательно, чувство вины не возникает, в то время как непреднамеренные действия, соответственно не оправданны. Конечно, задним числом люди склонны прибегать к рационализации, чтобы обезопасить собственное самолюбие.
400
Например, война в Чечне, которую во многом отличает жестокость ведения. Российские военные операции в Грозном, судя по всему, можно отнести к одним из самых серьезных военных преступлений с начала Второй мировой войны, поскольку в значительной мере они были направлены против мирного населения. Разумеется, не всегда легко было выявлять боевиков среди мирного населения, но большинство жителей Грозного составляли старики, женщины и дети. Если мы сравним военные операции в Грозном и осаду Сараева сербами, то увидим, например, что в Сараеве при ежедневном обстреле в худшем случае использовалось несколько сотен снарядов, в то время как российские военные при обстреле Грозного, который значительно меньше Сараева, использовали порядка 30000 снарядов ежедневно, в результате чего погибло около 25 000 человек - в основном мирное население, в том числе много детей. (Lloyd My War Gone By, I Miss It So, s. 243ff.) Конечно, и чеченские боевики отличались особой жестокостью, однако это не оправдывает действий русских. К бомбардировкам Грозного можно добавить жестокое обращение, казни без суда и следствия и т.д. Многие российские офицеры и солдаты заслуживают военного трибунала, однако я не верю, что это возможно, - в действительности большинство других стран, вероятно, приняли военные преступления России без каких-либо серьезных протестов.
401
Максимы. Франсуа де Ларошфуко. М.: Худ. литература, 1974. С 106.
402
Зачем мы наказываем? На этот вопрос есть два ответа: 1) предупреждение и 2) возмездие. Большинство теорий наказания ориентированы на первый ответ. Например, именно этот принцип лежит в основе норвежского уголовного кодекса, как 1848, так и 1902 года. Однако не все разделяют такую позицию, в том числе и я. Как отмечает Пол Леер-Сальвесен, позиция возмездия имеет преимущество перед общепредупреждающей позицией, поскольку наказание несет в себе личностью составляющую. (Menneske og straff, s. 198.) Представление об индивидуальной вине предполагает существование представления об индивидуальном наказании. (Ibid, s. 373) Наказуемый не просто является анонимной графой в расчете оптимальной пользы для общества; наказание касается лично его. Наказание есть и должно быть чем-то большим, нежели общая превенция. Это становится очевидным в зале суда, где речь идет прежде всего о человеке, а не об общественной пользе. Наказание содержит в себе гораздо больше личного, чем считают теоретики превенции. Можно понять, что жертва жаждет отмщения, однако это не означает, что наказание надо узаконивать из соображений мести. Мы обязаны знать некоторые основополагающие различия между местью и наказанием, мотивированным справедливостью: 1) наказание - это возмездие за совершенное зло, в то время как месть может опираться на нанесенный вред, 2) наказание ограничивает возмездие, в то время как месть не следует никаким ограничениям и имеет тенденцию к эскалации, 3) мщение - это личное, в то время как приводящий наказание в исполнение не имеет да и не должен иметь никаких личных мотивов и связей и 4) месть предполагает радость при виде страданий другого, т.е. месть включает в себя эмоциональный аспект, которого (в идеале) лишено наказание. Следует заметить, что не всегда получается легко различать месть и наказание, однако это не повод для того, чтобы перестать отделять одно от другого. Вероятно, никто так радикально не формулировал позицию возмездия, как Гегель. Согласно теории наказания Гегеля, наказание за преступление должно быть мотивировано исключительно фактом нарушения закона, а возможные благоприятные следствия ( к примеру, превентивное действие )совершенно случайны и безотносительны легитимации наказания. (Grundlinien der Philosophie des Rechts, §99f) Гегель высказывается довольно смело, утверждая, что преступник хочет быть наказан, поскольку, нарушая права другого, он соглашается на то, что его собственные права будут нарушены в соответствующей степени. Наказание - это отрицание отрицанием. Отрицательное действие, которому подвергается преступник, отменяет отрицательное действие преступника. В идеале это должно привести к отмене преступления, к тому, что преступник воссоединится с этической субстанцией.
403
Пророк Михей 4:3
404
Пророк Иоиль 3:15.
405
Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 696.
406
См. особенно: Евангелие от Матфея 5:39: "А я говорю вам: не противиться злому". См. также Послание Павла к Римлянам 12:21.
407
См. особенно: Псалтирь 37.
408
Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 697.
409
Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 645.
410
Arendt: Crises of the Republic, s. 177. Арендт четко разделяет власть как силу и насилие. Власть как сила предполагает поддержку населения, в то время как насилие может обойтись и без таковой. "Крайняя форма власти как силы - это Все-против-одного, крайняя форма насилия - это Один-против-всех". (Ibid. S. 141.) Согласно Арендт, власть как сила, по определению, принадлежит группе, в то время как насилие исходит от отдельного индивида. Она признает, что обычно они взаимосвязаны, однако настаивает на их разделении, поскольку ключевым является то, какова власть как сила, стоящая за насилием в каждом конкретном случае, (ibid. S. 146.) Нет государства, управляемого только насилием, и даже тоталитарные страны нуждаются в опоре на власть как силу в форме армии, тайной полиции, информаторов и т.п. (ibid. S. 149) Решающим в вопросе политического насилия является то, что насилие законно опирается на власть как силу. Можно сказать, что между силой власти и масштабом насилия существует обратная зависимость. Это подтверждает террор 30-х годов в Советском Союзе. Членам Центрального комитета было ясно, что население не поддерживает их так, как им того хотелось, и они заключили из этого, что угроза исходит отовсюду. Режим, при котором арестовывают безобидных людей - к примеру, некоторых студентов из маленького, провинциальною городки, - не надежен. Подобные действия обусловлены молчаливым признанием того, что власть слаба, что режим не пользуется достаточной поддержкой населения в целом. Тогда прибегают к насилию, которое компенсирует слабость власти. Однако недостаточная поддержка - это не то же самое, что организованная, внутренняя оппозиция. Несмотря на слабость власти, нет оснований считать, что после 1932 года существовало организованное, внутреннее сопротивление. (Getty и Naumov: The Road to Terror, s. 574) Даже при отсутствии угрозы со стороны внутреннего врага, большевики все время чувствовали нарастающую опасность, и все те чистки являлись для них "защитой". Если бы большевики следовали хотя бы умеренному использованию насилия, о котором говорит Макиавелли: "Жестокость применена хорошо в тех случаях - если позволительно дурное называть хорошим, - когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных; и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже". (Макиавелли. Государь. Перевод: Муравьевой Г. Пикколо Макиавелли Сочинения. СПб., "Кристалл", 1998. С. 71.) Насилие тоталитаризма - это почти всегда "плохое применение". К сожалению, оно идет вразрез с принципами реальной политики Макиавелли. Большевики стали именно "жертвой собственного страха" (Machiavelli: Fyrsten, s. 88). Макиавелли подчеркивает, что правитель не должен "колебаться и прибегнуть ко злу, если того требуют обстоятельства" (Ibid. S. 93), однако учиненное большевиками насилие никак не согласовывалось с действительными обстоятельствами. Все же с позиции Арендт, теория Макиавелли также не однозначна. Желательно, чтобы насилие как можно в большей степени опиралось на власть, поскольку это минимизирует распространение насилия. Чем слабее власть, тем значительнее становится тенденция к росту насилия, а увеличение насилия еще больше подрывает власть, направляя процесс к террору в чистом виде. Режим террора - это отсутствие подлинной власти, он держится почти исключительно за счет насилия. Насилие не добавляет власти и даже может ее разрушить: "Насилие может уничтожить власть; оно не способно создавать власть" (Arendt: Crises of the Republic, s. 15 5; Vita activa, s. 208). При терроре насилие обретает некую самоценность - оно перестает быть просто средством, в качестве которого оно используется режимами с крепкой властью. Арендт делает вывод, что насилие не укрепляет власть, а, как правило, приводит к еще большему насилию.
411
Начиная с Первой мировой войны в войнах гибнет больше мирного населения, нежели солдат. По данным ЮНИСЕФ 90% убитых во время войны с 1945 года были гражданскими, а по прогнозам на одного убитого солдата будет приходиться 100 убитых гражданских. (Seifert: "The Second Front".) Исходя из этого, война, прежде всего, разыгрывается не между солдатами, а скорее между солдатами и мирным населением. Это, вероятно, поможет объяснить огромное количество изнасилований во время войны. (Источником следующих сведений об изнасилованиях во время войны в основном является Seifert: ibid.) В Боснии было изнасиловано около 60000 женщин. Этим занимались не только сербы, все стороны, воевавшие в Югославии - сербы, хорваты, мусульмане, - изнасилование было для них обычным делом. В СМИ эти изнасилования преподносились как нечто неслыханное, однако их надо было бы скорее обозначить как обычную военную практику. Вот некоторые цифры: когда японцы заняли Нанкин в 1937 году, было изнасиловано около 20000 женщин, а в Корее во время Второй мировой войны более 100000 женщин было увезено японцами и послано в лагеря, где их насиловали и подвергали другим надругательствам. Около 200000 женщин было изнасиловано в Бангладеш в 1971 году. Только в Берлине и его окрестностях, когда русские заняли город в 1945 году, были изнасилованы сотни тысяч, возможно около миллиона женщин. Около 5000 женщин было изнасиловано иракскими оккупантами в Кувейте. Изнасилование - это не исключительное явление, скорее его надо расценивать как характерное проявление войны. Карл фон Клаузевиц подчеркивает, что непосредственной целью вторжения является не захват страны, не разгром армии противника, а нанесение глобального ущерба (Clausewitz: On War, s. 127f) Война это не столько уничтожение армии, сколько уничтожение культуры. (Scarry: The Body in Pain, s. 61). Беспредельное надругательство над женщинами соответствует такой стратегии, поскольку в военное время именно женщина объединяет семьи и общество. Массированное посягательство на женщин расшатывает общество в целом и ведет к его распаду. Рут Сейферт пишет: "Надругательство над женщинами общества, культуры или нации можно понимать - и понимается - как символическое надругательство над телом этого общества" (Seifert: "The Second Front", s. 150). Изнасилование является способом "замарать" культуру - эта стратегия поддерживалась сербами в Боснии и русскими, когда они достигли Берлина в 1945 году. В Югославии были открыты собственные лагеря изнасилований, которые получали логистическую и экономическую поддержку от боснийских и сербских властей, что ясно показывает, что все эти действия были инициированы государством, и речь не идет об отдельных остервеневших солдатах, как это обычно изображается, когда дело касается изнасилований в военное время. Обычный сценарий действий при захвате города вооруженными силами, который особенно ясно наблюдался в Боснии, это, во-первых, уничтожение культурного наследия, к примеру, памятников истории, церквей, мечетей - что запрещено 53 статьей Дополнительного протокола 1977 года к Женевским конвенциям - арест, а зачастую и казнь интеллигенции, к примеру, священников и учителей, которые также являются апологетами данной культуры, и затем подвергают женщин сексуальному насилию. Изнасилование является преступлением против человечности, если совершается в значительной степени по политическим мотивам. Раннее этому не уделялось должного внимания, и переломным моментом стал Военный трибунал в Гааге, где 22 февраля 2001 года три боснийских серба были признаны виновными в преступлении против человечности за систематическое сексуальное насилие, в числе их жертв была двенадцатилетняя девочка В момент написания книги женщина хуту, одна из министров правительства Руанды, также обвинена в преступлениях, связанных с сексуальным насилием, поскольку она ответственна за командование войсками, совершавшими массовые изнасилования женщин тутси.
412
Военные юристы оценивали каждую мишень (Ignatieff: Virtual War, s. 197-201.). Ошибки имели место -бомбардировка посольства Китая, поезд с мирными жителями, охрана беженцев, сербский дом для престарелых и т.д. - однако, по сути, можно говорить о том, что НАТО сделала все возможное, чтобы определить легитимные и нелегитимные мишени. Некоторые мишени, такие, как телестанция в Белграде, где было убито 10-15 гражданских лиц, находятся в пограничной зоне, правда, эта телестанция использовалась также в военных целях и, следовательно, может считаться легитимной мишенью. Более сомнительно, что сама бомбардировка с большой высоты - стратегия, используемая США во всех без исключения войнах прошлого столетия, в которых эта страна участвовала, - легитимна, ведь она предполагает значительные потери среди мирного населения.