На кухне, в одной только маечке, расстелив на полу газету, поставив рядом горшочек с растопленным на медленном огне воском, вооружась деревянным скребком и усевшись на полотенце, Николь в предпоследний раз в жизни занялась депиляцией ног; она срывала восковые полосы, словно аптечные пластыри, со своих пылающих от боли лодыжек; а при этом еще и пела… Николь не знала (а если бы и знала, то это ничего не изменило бы), что она избавляется от хандры, которая часто настигает художника на середине пути к задуманному и знакома каждому, кто оказывается в безветренном одиночестве между началом воплощения замысла и его завершением. Вот оно, твое произведение, и ты знаешь, что можешь довести его до конца. Это в большей или меньшей степени то, чего ты хотел (или полагал, чем все это закончится); но теперь ты принимаешься мечтать, чтобы в тебе нашлись еще бóльшие силы, чтобы сила твоего таланта позволила тебе продвинуться хоть немного дальше или выше. Как сохранить эту пружинистость походки, это напряжение в вихляющихся ягодицах, если обтянутый черными чулками Джек уже в сотый раз взбирается по бобовому стеблю? Этюды, которые она намеревалась разыграть с Китом и Гаем, были замечательными; но были также и низкими, жестокими, почти непереносимо грязными. Ох, если б она могла проделать все это, сидя себе полностью одетой (собственно, даже с изыском наряженной) да нажимая на кнопки кончиками безупречно чистых пальцев, и чтоб из своей квартиры ни ногой! Увы, этого невозможно достичь так просто. Ей придется пропитываться жаром до самых костей, исходить потом, закатывать рукава, задирать юбку и долго-долго сидеть на кухонном полу…
Николь Сикс была артисткой на сцене, не более того; приглашенной звездой, которая руководствуется образцами, предлагаемыми пространством-временем, и ничего тут не поделаешь. Так уж написано.
Кит позвонил в три.
- Алло? - сказала она. - Хорошо… Что именно ты сказал?.. И как он это воспринял?.. Нет, нет. Этого я и ожидала. Все, Кит, прошло как по-писаному. Если повезет, то все устроится как раз вовремя.
Николь слушала - или, по крайней мере, стояла с прижатой к уху трубкой, - как Кит на другом конце провода хриплыми и отрывистыми фразами разглагольствует о грядущей своей дартсовой баталии - в четвертьфинальном матче "Душерских Лучников-Чемпионов". Кит сделал то, что ему было велено, он сказал Гаю то, что велела сказать Николь. Стало быть, Гай придет очень скоро, в течение пятнадцати минут, самое большее - двадцати. В воображении своем она уже слышала испуганное звяканье зуммера, тусклое "алло?" Гая, звук огромных его скачков вверх по лестнице. Тем не менее она, повинуясь порыву, который долго в себе вынашивала, обратилась к Киту:
- Ответь-ка мне на один вопрос… Что произойдет, если ты победишь в этой игре? Ну хорошо, хорошо, в "матче"… А что, а что, если ты победишь и в полуфинале?
Кит самоуверенно заговорил о финале: о месте его проведения, о его оформлении, о призовом фонде, об освещении матча по ТВ, о возможности встретиться лицом к лицу (тоже перед телекамерами) с самим Кимом Твемлоу, лучшим игроком в мире, о яркой перспективе совершить карьеру профессионального дартиста и вести шикарную жизнь, о реальной возможности того, что когда-нибудь ему придется защищать цвета Англии…
Да, подумала она, или же - защищать свою задницу от английского правосудия.
- Погоди, - сказала она. - Финал. Дата уже назначена?.. Когда он состоится?
Услышав его ответ, она негромко вскрикнула, уронила голову и ощутила где-то внутри себя теплый поток, взывающий к защите, некое движение и резкую боль - все это походило на то, что можно почувствовать, если помочиться, находясь в холодном море. На мгновение ее испугало досрочное начало предпоследнего из оставшихся ей сроков. Но до него оставалось еще пять дней; и в этом промежутке, если уж не дано другого, она была размеренной, как само время. В конце концов, женщины - это часы. Хранительницы времени… Да-да, они поддерживают ход времени.
- Слушай, - сказала она. - Мне надо идти. Что бы ни произошло, ты, Кит, дойдешь до финала. Не беспокойся. Я это знаю. Я чувствую это. И поддержу тебя. Ты обязательно дойдешь до финала. Пройдешь по всему этому пути. Позвони мне вечерком. А теперь мне тут надо подготовиться.
По правде сказать, она была уже вполне готова. В многоцелевом своем черном кашемировом платье, оснащенном дюжиной черных же пуговиц, идущих от талии донизу, она была одета хоть куда, она была готова хоть к чему. Требовался ей лишь последний маленький штрих. Усевшись перед окаймленным лампами зеркалом, она достала пузырек с глицерином, снабженный маленькой палочкой-помазком. Глицерин - субстанция, в которой воплотилась самая суть нашего времени: тягучая жидкость, результат химического преобразования жиров и используемая в качестве мази, компонента лекарственных препаратов, коитального лубрикатора, а также ингредиента мощных взрывчатых веществ… Используют его и актеры с актрисами - чтобы изображать слезы. Фальшивые слезы… Вот там-то и нашла Николь эту бутылочку со слезами - в своем ящике трюков, ящике трюков актрисы.
Как только первая крокодилова слеза начала затуманивать ей взор, Николь поднесла к глазам свои пальцы и в очертаниях линий, избороздивших их, различила, увидела - крокодилов. Она увидела обиталище рептилий в мозгу Кита Таланта. Что за игуаны и анаконды, что за дремлющие гекконы изнывали там, руководимые, быть может, геральдическим василиском - василиском, яростно вставшим на дыбы! И все эти рептилии ждали, да, они ждали. Если же рептилии ждут, когда поодаль имеется пища, значит, ждут они, чтобы пища эта стала слабее, мертвее, прогнила поосновательнее. И это не джунгли, нет, не болото (ибо речь идет о современном мозге) - это зоопарк в маленьком городишке, заповедник с нищенским бюджетом, полузаброшенный тематический парк. Невероятно, неисправимо тупые, твари эти тем не менее осознают, что за ними наблюдают. Перед ней возникла физиономия Кита: этакая застенчивая похотливость его улыбочки аллигатора. Нет, это не она будет сплетаться и нежиться с Китом, перекатываться с ним в липкой тине. Это будет проделывать Энола, Энола Гей. В тематическом парке, в холодной крови, внезапная судорога скорчит незрячих червей и саламандр - содрогание вяжущей грязи. После этого - тишина. Но рептилия бодрствует, уж она-то - на страже…
Николь вскинула голову, услышав испуганный краткий звоночек. Пошла ответить на тусклое "алло?" Гая. Маленькой девочкой она, конечно же, обожала динозавров. Знала наизусть все их названия и любила громыхать ими у себя в мозгу. Динозавр: страшная рептилия. Бронтозавр: громовой ящер. (Теперь она слышала, как он могучими прыжками меряет ведущие к ней ступеньки.) Планетарное сообщество, построенное на костях. Случится ли то же самое, когда с лица земли исчезнут люди? Будем ли мы (кидала, антипод, жертва) эксгумированы, реконструируют ли нас, будут ли о нас помнить они - крыса, таракан, торжествующий вирус?
Она вышла на лестничную площадку.
Ankylosaurus. Coelophesis. Compsognatus.
Горбатый ящер. Полая форма. Красивая челюсть.
Ornitholestes. Maiasaura. Oviraptor.
Грабитель птиц. Охранник детей. Яйцекрад.
Я еще раз тщательно изучил ее дневники - все, что касалось "М. Э.". Боже мой, как могли сойтись эти двое?! Молоток и клещи. Вроде кошек из Килкенни.
Николь и М. Э.? Николь и Марк Эспри? Я должен знать.
А посему я в свой черед расставил ловушку для Николь Сикс. И очень просто: я попросил ее зайти.
- А где вы живете? - спросила она по телефону.
- Вы знаете этот дом, - сказал я. - Он рядом с тем местом, где вы бросили свои дневники.
Ответа не последовало. Словесного.
Она придет прямо сюда. Или же я все выясню по выражению ее лица.
- Это ужасно, - заявила Инкарнация сегодня утром на кухне, стаскивая с себя плащ, расстегивая молнию плотно прилегающего к голове капюшона, сбрасывая с ног калоши и указывая на окно, на ужасный дождь. - Просто ужасный дождь!
Она, конечно же, права. Дождь действительно ужасный. В джунглях или где-нибудь еще это не выглядело бы столь отвратно, но в северном городе дождь, льющийся из загрязненных туч, совершенно ужасен. Когда пытаешься вымыть что-нибудь нечистое в нечистой же воде, это приводит в отчаяние.
- Он ужасный, знаете ли? - продолжает Инкарнация, рассеянно принимаясь за приготовление первого своего чайничка чаю. - Он так вас принижает. Когда светит солнце? Вы счастливы. Хорошо себя чувствуете. Веселые, знаете? Полны готовности встать и идти. Но когда вот так идет дождь. Все дождь, дождь, дождь. Когда дождь? Вы печальны. Вам грустно. Несчастные, знаете ли? Вы унываете. Проснулись? Дождь. Вышли на улицу? Дождь. А ночами? Дождь. Дождь, дождь, дождь. Как вам развеселиться, как хорошо себя чувствовать, как вы можете быть счастливые и веселые, когда все время этот дождь? Как? Дождь! Все дождь, дождь, дождь.
Послушав ее причитания минут десять, я надел шляпу и плащ, вышел на улицу и встал под дождь. Стоять под дождем не то чтобы намного лучше, чем слушать, как твердит о нем Инкарнация, но дождь, по крайней мере, конечен. Все улицы, каждый их уголок, опились дождем, как лягушки. Их багажники до отказа набиты запасными шинами дождя. Их кишки полны дождя.
Наконец-то! О счастливый день!
Позвонила Мисси Хартер. Это случилось часа в три дня, когда на город проливалось очередное море дождя.
Сначала, правда, передо мной была воздвигнута ширма, но не ассистенткой Мисси, Джэнит, ни даже ассистенткой Джэнит, Барбро, а каким-то мужичком-допросчиком с этакой манерой опаливать тебя, словно курицу, вплоть до самых подмышек (имя его, если оно у него и было, не разглашалось). Даже если они звонят тебе сами, уйма времени уходит на то, чтобы добраться до самого верха. Подозреваю, что они, возможно, даже пропускают через компьютер твой голос - на тот случай, если ты попытаешься через телефон заразить некую важную шишку какой-нибудь этакой болезнью.
- Наконец-то… Мисси! Как поживаешь?
- Хорошо. У нас с тобой договор.
- Договор?
- Договор. У меня были сомнения, но в отделе маркетинга все просчитали. Вывод: это пойдет.
- Маркетинг! - воскликнул я. (Маркетинг: я был весьма тронут.)
- Маркетинг, - подтвердила Мисси. - Еще: мы предусматриваем ограниченный опцион на авторские права в размере двадцати процентов.
- Объясни, Мисси.
Мисси объяснила. Или - продолжила говорить. Насколько я понял, мне сейчас предоставлялась определенная сумма в счет аванса, могущего служить предметом повторной сделки; сумма последнего значительно уменьшалась в том случае, если бы я попытался разместить книгу где-либо еще, но они оставляли за собою право принять любое предложение от конкурирующего издательства, которому они незамедлительно предъявили бы иск; если книга в законченном виде их не устраивала, но устраивала кого-то другого, то меня обязывали вернуть выплаченные ими деньги, а они возвращали рукопись, в противном случае они ее удерживали, а мне предоставлялось право предъявить иск издательству "Хорниг Ультрасон"; если же я, где бы то ни было, принимал более выгодное предложение, то "Хорниг Ультрасон" предъявляло иск мне.
- По-моему, звучит вполне нормально.
- Стандартная форма, - сказала она. - Все юристы скажут то же. Мое время ограничено. Причина: у меня встреча. До свиданья.
- Мисси? Пока ты не убежала. Можешь сказать мне хоть что-нибудь о… о международном положении? Здесь все так…
- Следующий вопрос.
Передо мной возник образ Мисси Хартер в ее небоскребе: шокированная моим вопросом, она, верно, выглядит такой же чопорной, как ее имя. Но наш разговор, конечно же, записывался на той стороне линии. И потому она, смягчаясь, добавила:
- Положение серьезное. Но мы чувствуем, что мы в надежных руках. Многое зависит от здоровья Веры. Сорок пять секунд. Следующий вопрос.
Здоровье Веры. Они говорят о Вере так, словно Первая леди - единственная леди на свете. Или - Последняя леди.
- Ты говорила о своих сомнениях насчет моего… насчет этой работы. Нельзя ли чуть подробнее?
- Ожидала совсем другого. Так не похоже на тебя. Откуда это взялось?
- Мне и впрямь нужны деньги, Мисси. У меня, как ты знаешь, времени тоже очень мало.
- Да, это я знаю. И постараюсь.
Но деньги вовремя не поступят.
Оттого, что дата финального матча Кита совпала с ее днем рождения (или назначенной ночью смерти), Николь преисполнилась свежей надежды. Она омолодилась. Что ж, я согласен, это умножает силы. Да. Полагаю, что будущее представляется ей очень ярким.
Только вот Кит должен до этого финала дойти. А без своего метательного пальца до финала он не дойдет. В подобных случаях палец отнюдь не сгибают, покуда он не сломается. Нет. Дартсовый палец попросту суют в щель меж дверью и дверной коробкой, а после этого дверь захлопывают. Конец метательному пальцу. О метательный палец, - прощай! Не дойдет Кит до финала и в том случае, если будет в это время сидеть в тюрьме. А ведь Киту именно в тюрьме придется чахнуть (возможно, ковыряя в носу тем самым пальцем, которым он сейчас так рискует), коль скоро он занимается этой суетней с Телониусом. И еще одно препятствие стоит перед ним на пути к финалу. До меня наконец дошло, что Кит не так уж силен в дротиках.
Спору нет, Телониус мне очень даже нравится.
У него немало превосходных качеств: веселость, добродушие, весьма располагающая внешность. И человеческая его сущность проявляется куда как ярко: жизнь так и хлещет из его лица и от тела с беззвучным победительным ревом. Он заботится о себе, этот Телониус, заботится - фанатично, самозабвенно - и о здоровье своем, и о внешности. Позанимавшись боксом на свежем воздухе, он возвращается в гимнастический зал, чтобы до изнеможения упражняться там в поднятии тяжестей. Занимается йогой - и все выходные проводит, стоя на голове. Одной из сторон его стремления к физическому совершенству является то, что он не ест ничего, кроме фруктов: даже стручок бобовых, даже редиска кажутся ему чересчур грубой пищей. Зубы его безупречны, как у какого-нибудь дельфина. Когда он бывает в "Черном Кресте", сигареты и выпивка для него второстепенны, а закуски - мясные пироги, от которых у других слюнки текут, - вообще третьестепенны; они тянутся к нему, но их споры не могут пробиться сквозь окружающую его пурпурную дымку. Он всегда заботился о себе. И теперь, когда он при деньгах, даже самый венценосный младенец не мог бы похвастаться лучшим здоровьем. Конечно, нельзя не признать, что Телониус не лишен недостатков. Один из них - привычка непрестанно нарушать законы. Другой - дурной вкус.
Дурной вкус взрывного, экспонентного толка, нечто вроде антивкуса: в дурном вкусе Телониуса нет и намека на половинчатость, свойственную ему в отношении к насилию. На днях я спросил его, не посещал ли он в молодости Америку (где, возможно, прожил несколько лет на Сорок второй улице или на Голливудском бульваре). Когда Телониус был беден, он выглядел как атлет; ныне же, разбогатев (а превращение это произошло совсем недавно), он стал походить на сутенера. Животное царство может быть совершенно спокойным в отношении диеты Телониуса, однако когда речь заходит об его манере одеваться, фауне остается лишь трепетать от страха. Сутенерские его костюмы, сутенерские шляпы и сутенерские туфли изготовлены из бизонов и черепах, зебр и северных оленей. Среди краденого добра в сутенерском багажнике его сутенерского автомобиля немало других сутенерских одеяний, укутанных в сутенерский полиэтилен. Буквально через день, как только им овладевает сутенерская прихоть, сутенерская его шевелюра меняется, становясь то до крайности завитой, то совершенно распущенной. Его сутенерские пальцы натерты сутенерскими перстнями. Ну так разве же Телониус не походит на сутенера?!
Есть у него и еще один изъян: завышенная оценка своих умений и достоинств. К примеру, он вовсе не искусный преступник. Он очень везучий преступник - до поры до времени. Телониус мчится в тюрьму со скоростью в сто миль в час - и тащит с собою Кита.
В соответствии с логикой моральной ловушки, в которой я нахожусь, мне хотелось бы, чтобы у Телониуса был куда больший криминальный дар, чем тот, которым в действительности наградила его природа. Будь это в моей власти, я бы устроил так, чтобы Телониусу никогда не изменяла удача - чтобы он мог вытворять все, что бог (вернее, конечно же, черт) на душу положит. Чтоб он мог причинять боль слабым, воровать, лгать, размахивать дубинкой, а я спал бы все спокойнее и крепче.
Не знаю, почему я заявил, будто Кит не силен в метании дротиков. Нет, Кит силен в этом деле. Очень часто его дротики попадают именно туда, куда он их бросает. В области метания дротиков его гений сияет, и ярко. Но практически любой другой в Англии ничуть не уступает ему в этой области. Здесь весьма развита дартсовая культура: метание дротиков - это то, в чем британцы, озаряемые закатом империи, проявляют себя сильнее всего. И Кит, вне всякого сомнения, не так хорош в дротиках, как те игроки, которых показывают по ТВ. Их дротики всегда попадают туда, куда они их бросают.
Полагаю, Кит осознает, что сегодня на линии метания его может постигнуть неудача. "Сегодня в метании дротиков, - вынужден он признать, - достигнут небывалый уровень, воцарилась небывалые стандарты". Внутренне он все более и более полагается на то, что называет своим "даром собираться с духом перед лицом важных событий". Он заводит себя, пламенно разглагольствуя о таких вещах, как чувство доски, почтительность к линии метания, искренность броска.
А что насчет другого Важного События? Другого Финала?
Да, здорово, молодчага, Кит. Я знаю, что он отправится туда и выдаст мне двести процентов. Кит - отступит? Кит Талант? Да ты, должно быть… А не пошел бы ты?.. Не извольте беспокоиться: Кит не станет сдерживаться, когда в ход пойдет монтировка. Давление? Да он, блин, с давления прямо-таки прется. Он сделает все, что надо. Обтяпает дельце. Он не выйдет из игры, не остановится на полпути. Ни в коем разе.
Моральная "ловушка" - то ли это словцо, что мне требуется? Разве им можно описать то положение, в котором я пребываю? И Кит, и Гай - оба они выживут. До известной степени. Но я имею в виду свое отношение к будущей жертве.
Она только что ко мне заходила. Побыла и ушла.
Поднимаясь по лестнице и войдя в квартиру, Николь отменно сымитировала поведение женщины, никогда не бывавшей здесь прежде. В ретроспективе я восторгаюсь ее талантом актрисы. А во время собственно представления был одурачен. (И совершенно счастлив.) Одурачила меня та манера, с какой она время от времени бросала едкие взгляды на обрамленные фотографии, - но только мимоходом, как бы касаясь всей обстановки лишь краешком своего внимания, в основном занятая разговором, который шел между нами.
Я был одурачен. Но потом на минутку оставил ее в гостиной одну и беззвучно вернулся, формулируя в уме вопрос касательно Кита и денег. И вот, нá тебе: она, с жестким выражением лица наклонившись над письменным столом Марка Эспри, пыталась открыть тот самый запертый ящик.
Я молча ретировался. Не хочу, чтоб она знала, что я знаю. Пока что - нет, не хочу.